Читать книгу Мария. Трудное время - Антонина Ивановна Евстратова - Страница 2

МАРИЯ

Книга основана на реальных событиях.

Посвящается моей маме.

Глава 1. Исповедь перед другом

Игнат обернулся на друга и усмехнулся, – Что с тобой, Илья? Ты уставился на баб, как конь на жеребицу, того гляди, заржешь! Поторапливайся, коси, не-то мужики обойдут нас!

– Не обойдут! Ты только посмотри, Игнат, в сторону женщин!

– Да, что смотреть на них? Бабы, они и есть бабы! Что я их не видал? Если бы ты знал, скольких девок мои руки перещупали!.. Да все они одним миром мазаны!

– Эх! Не скажи! Такую красавицу ты не видал!

– Ну сщас, Илья, гляну, из-за кого ты с места сдвинуться не можешь! – опираясь на косу, он устремил свой взор на косильщиц.

– Ну и, что? Все бабы на одно лицо!

– Все, да не все! Да ты глаза протри, с тебя пот в три ручья!

Игнат с глаз смахнул соленый пот.

– Ну, смотрю и, что дальше?

– Ничего просто смотри! – Игнат, прищуриваясь от солнечных лучей, приложил ладонь к широким черным бровям, долго всматривался в женщин.

– Постой, постой, Илья, вижу, она идёт впереди всех, на ней зеленый платок! И кто эта баба?

– Не баба, а женщина! – с нежностью произнес Илья.

– Ну, хорошо женщина, какая разница?

– Для меня большая разница! – он смотрел на нее, как на картинку и любовался ею.

– А ты прав, её невозможно не заметить, она выделялась бы даже из сотни красавиц! – согласился Игнат.

– А я что говорил?! – воскликнул Илья, расчесывая рукой черные усы, будто готовился к свиданию.

– И кто она?

– А тебе зачем? – он криво улыбнулся и ревностно посмотрел на друга.

– Необычная редкой красоты женщина! – с восторгом сказал Игнат.

– И – я о том же, а ты не верил!

– И, как это я раньше не заметил её?!.. Расскажи, Илья, откуда такая красавица? Или ты сам не знаешь?

– Да лучше бы не знал… и жил спокойно… душу не терзал! – он обратил свой взор на огромное поле выше своего роста, нескошенной пшеницы и тяжело вздохнул.

Игната еще больше разобрало любопытство, он встал перед другом.

– Ну не томи, рассказывай! Замахнулся так бей!

– Тебе-то зачем? – ледяным голосом спросил Илья.

– Уж больно хороша женщина! – не скрывая восторга, ответил Игнат, – Сам Бог послал меня сегодня, чтобы я встретился с ней! – Илья хмуро посмотрел на друга. – Да пошел бы ты, бабник! Ничего я не буду тебе рассказывать!

– Ты что заревновал? – Илья сдвинул широкие черные брови, повернул назад козырёк фуражки и зыркнул на Игната светло-зелеными глазами. Ему хотелось сказать другу нечто такое, чтобы тот понял, «На чужой каравай, рот не разевай», – но, открыв тонкие губы изо рта не прозвучало ни звука.

– Илья, неужели ты и, правда, подумал, что я?.. Я не способен на такое, а просто ради любопытства!

– Смотри, Игнат, за неё и голову могу свернуть!

– Плохо же ты думаешь о друге! – обиженно буркнул Игнат.

– Да что, Игнат, рассказывать?.. Снова душу теребить! Знаешь, как скребёт здесь! – он приложил руку к широкой груди и посмотрел в сторону женщин. Тяжело вздохнул, изо рта прозвучал тихий стон.

– Эх! – покачал он головой, – Недосягаемая ты моя! Ну, так и быть, – он повернулся к Игнату, – Матреной её зовут, овдовела лет пять назад. Мужа её, я не видал, но слыхал, о нем говорят, был великаном! Из всей округи сильнее его не было, мог одним ударом кулака убить быка!

– Фигня все это, Илья, какой кулак надо иметь, чтобы одним ударом убить быка? Кувалдой и то несколько раз надо ударить, а это кулаком! Нет, я не верю!

– Не знаю, Игнат, об этом я слышал от нескольких мужиков, говорят, сами видели, как он быка-убийцу убил!

Игнат расширил глаза и приподнял бровь:

– Вот это да!.. – и помотал головой. – И, что дальше с Матреной?

– Да что? После к ней сваталось много мужиков, и она любого могла бы выбрать. А нет, для всех от ворот поворот! Для неё не существует нашего брата, да она и не нуждается в нас, всю мужскую работу делает сама!

– Работа работой, Илья, а мужика ей надо! Смотри, в ней кровь с молоком играет сочная, аппетитная! От одного взгляда на неё кровь в жилах закипает! – с азартом произнёс Игнат.

– Остынь, а то гляди, вся кровь выкипит! – с усмешкой сказал Илья.

– Что неужели заревновал? – заглядывая в светло-зеленые глаза другу, спросил Игнат.

– Бесполезно ревновать, она и на тебя не посмотрит.

– Почем ты знаешь? На тебя не смотрит, а за мной может, побежит!

– Не парся, Игнат, к ней сватались такие мужики, нечета нам с тобой!

– Может на этот счет, Илья, у нее есть свои причины? Не может, быть, чтобы здоровая женщина не хотела мужской ласки!

– Я согласен с тобой, Игнат, тяжело ей без мужской ласки! Думаю, дело в её дочери, она родила в шестнадцать лет ну, как говорят, в подоле принесла! Для Матрены, это было большим позором. Тогда у неё был свой грудной, а здесь дочь оставила ей своего ребенка!

– Она, что бросила его? – он удивленно приподнял дугообразные черные брови.

– Нет, не бросила, она безмолочной была! Ну, Матрена забрала себе, отняла своего от груди и стала кормить внучку.

– Да «повезло» женщине! – сказал Игнат, поглаживая на своей голове черные густые волосы.

– Я бы сказал, повезло внучке! – поправил его Илья.

– Я в другом смысле, Игнат!

– А, ну да!

Внучка, как только разговаривать начала, стала называть Матрену мамой, а мать свою по имени. А пока поднимала внучку, сын средний повзрослел, сразу мать предупредил:

« – Уйду, говорит из дому, если выйдешь замуж!», – его, она очень стеснялась и боялась потерять!

– М-да думаю, Илья, дети её эгоисты!

– Может, быть, только она так не думает!

– А о себе она подумала, что ждет её впереди? – Игнат нервно дернул рукой.

– Ясно, Игнат, что её ждёт!.. – он вздохнул, – Такой женщиной не просто овладеть. А люблю её больше своей жизни! Я согласен за ней идти, хоть на край света!

– Не понимаю я тебя, Илья, неужели так сложно уговорить бабу?

– Не бабу, Игнат! На бабу, я бы не посмотрел! Такая уже у меня есть! – он криво ухмыльнулся.

– Не поверю я, Илья, чтобы перед тобой можно было, устоять! Ты посмотри на себя, какой ты бравый! Высокий, сильный, как Спартак! И нос греческий, и волосы чернее смолы! – Илья громко расхохотался при этом, показывая ровные белые зубы.

– Что нашло на тебя, Игнат? Будто перед будущей тещей меня нахваливаешь!

– Так и есть! Ты не замечаешь, за тобой табуном ходят молодые девчата!

– Ходят да не те! Эх ты, Игнат, Игнат, знал бы ты её, не говорил бы так! – Игнат приподнял бровь, – Ты заинтриговал меня, Илья, попробую познакомиться с ней поближе, так ли она хороша, что ты при виде её дышать перестаешь! – Илья гордо поднял голову и холодно посмотрел на друга.

Глава 2. Матрёна

Пока друзья вели разговор, Матрена поравнялась с ними. Повернула голову в их сторону и, как бы осуждающе посмотрела на них.

– О чем можно говорить? Время к обеду ряд докосить надо, а им хоть бы хны! – отчего она еще быстрее стала махать косой, только слышно было, как стебли, срезанные литовкой, произносили звуки джиг-джиг, ложась мягко и ровно один к одному.

– Смотри, Илья, как мастерски она управляет косой, а какой красивый ряд!

– Да, Игнат, она на все руки мастер, мужику, ни за что не уступит, давай и мы поднажмем, не то она обсмеёт нас!

Спина Матрены через плечо была перевязана, скрученным мягким зеленым жгутом, что облегчало ей держать литовку, и красиво подчеркивал её стройную фигуру. Илья и Игнат остановили на ней взгляды. Её прядь темно-каштановых волос выбилась из-под зеленого платка и свисала над черной дугообразной бровью, она изредка сдувала её вверх, при этом густые черные ресницы произвольно закрывали широкий полуовальный разрез изумрудных глаз. Она почувствовала на себе взгляды мужиков и залилась смущенным румянцем, отчего стала еще красивее.

– Илья, ты давно её знаешь?

– Как с фронта пришёл.

– Она была уже вдовой?

– Тогда я не видел и не знал её. Потому, что сам только приехал. Мне нужно было где-то жить, я нашел себе жилье и стал сожительствовать с хозяйкой. У неё муж с фронта не вернулся, вот она и приняла меня. Сам знаешь, каково здоровой бабе без мужика! Да и наш брат фронтовой, после войны на женщин, как пчелы на мёд слетались! Ну, я обрадовался бабьему телу и завалился к ней под бок! А после встретил Матрёну, влюбился и решил, попытаю свое счастье, пришел к ней домой. В избу к ней не заходил, она тогда строила себе баню. «Увидев меня, она смутилась, одернула край голубой длинной юбки, заправленной за пояс, которая обнажала выше колена её стройную ногу. Точеная головка была накрыта светло-зеленым платком, один конец платка свисал на её хрупкое плечо, отчего изумрудные глаза казались ещё зеленее. Никогда мне не приходилось видеть так близко женщину, такой красоты. Я настолько был поражен, что не смог сразу вступить с ней в диалог. Не меньше меня удивило, когда увидел её мастерство, ни за что бы ни подумал, что можно смастерить такое чудо из соломы, глины и прутьев чащи!

– Ты ко мне? – спросила она звучным голосом.

– Да, к вам, – робко ответил я, – Пришел помочь вам по строительству, вам же нужны помощники? – она измерила меня своим пронзительным взглядом, отчего по моей спине пробежал холодок.

– Тебе, что-то надо? – спросила она, присев на скамью у стены, предложила мне присесть рядом и очень внимательно посмотрела в мои глаза. Наши взгляды встретились, тогда я понял, что люблю её и не проживу без неё даже дня! Я задался целью, что бы мне ни стоило добиться её взаимности! Она посмотрела на меня проницательным взглядом, а я растерялся и не знаю, зачем спросил:

– Вы строитель? – она ничего не ответила, легкая улыбка скользнула по её румяному лицу. Через мгновение спросила:

– Ну, так что, помощник, зачем пришел, или так и будешь молчать? – она, конечно, догадалась, что я влюблен в неё и вела себя со мной, как кошка с мышкой! А я все думал о своем, как бы мне завидовали все мужики, если бы вдруг, она вышла за меня! Пока я представлял себе, она, улыбаясь, повторила свой вопрос:

– Ты, что хотел, помочь мне, или еще чего? – её голос был глубоким, а тон властным. Веришь, Игнат, перед фашистами я так не робел, когда шел в атаку! А перед ней терялся, не мог собраться с мыслями, шарпал по земле своими сандалями, как мальчишка и молчал. Смотрел на неё, и мой язык, будто распух и не шевелился! Видя мою растерянность, она встала, взяла меня за локоть и вывела на улицу.

– Здесь тебе будет лучше! – тихо сказала она.

– Я вдохнул свежего воздуха и действительно почувствовал облегчение, меня покинуло напряжение, и вернулась уверенность. Я взял её руку в свою ладонь.

– Простите меня, – прерывающим голосом проговорил я.

– Конечно, прощаю! – ответила она, улыбаясь – Но за что? – она смотрела на меня мило, как ласковый ребенок!

– За то, что я такой! – с волнением произнес я. – Понимаете, когда встретил вас, с тех пор думаю только о вас!

– Значит, как я поняла, ты признаешься мне в любви? – прищурив свои очаровательные глаза спросила она и улыбнулась краешком прелестных губ.

– Да! – выпалил я, – Поймите, я не мальчик, за плечами долгая прожитая жизнь, имел семью, пока на фронте был, потерял!

– Как потерял? – с волнением спросила она.

– Мне не хотелось говорить ей о моей семье, но она своим взглядом настаивала на рассказе и ждала. Я не мог ей отказать и рассказал:

– Когда началась война с Германией, мы жили в Брянске, в наш город прорывались немцы. Тогда было принято решение эвакуировать всех детей, женщин и стариков вглубь Сибири, там был тыл. Свою жену и сына я тоже отправил, а сам ушел на фронт. После войны искал их, объездил всех родных, но они нигде не появлялись, думаю, попали под бомбежку, много было таких случаев. Она тяжело вздохнула и тихо сказала:

– Моего мужа не взяли на фронт, у него были больные легкие. Он еще бы пожил, если бы серьезно относился к своему здоровью, теперь вот приходится жить за себя и за него!.. – она сделала не большую паузу. – Что поделаешь, значит, так Богу угодно… ничего выживем! – её голос срывался. Я понимал, как ей трудно нести вдовью долю и удивлялся, как она одна смогла поднять четверых детей и выжила сама в годы войны? Тогда в деревне, почти в каждой семье умерли от голода старики и маленькие дети. Да, в Сибири войны не было, но была борьба с голодом.

– У меня, – продолжала она, – Не вернулись с фронта два брата и два зятя-мужья моих сестер, дети остались сиротами. Проклятая война!.. – помолчав несколько секунд, с горечью продолжила: – Мужики из нашей деревни, почти все погибли, из них больше половины совсем молодые ребята! Считай, деревня стала обезглавленная, а приезжие, неизвестно кто они, откуда и почему здесь? Не поверю, чтобы у них до войны не было родных или близких, вот ты, как попал сюда?

– Видно Бог направил в ваше село, чтобы найти свою половинку, – спокойно ответил я.

– Ну и, как нашёл? – спросила она, наши взгляды снова встретились.

– Не нашел, а встретил! – я имел в виду её и, как школьник, не выучивший урок терялся перед строгим взглядом учителя, но с усилием перевел дыхание, ответил:

– Встретил вас! – она так же умиленно улыбнулась, а мне показалось, мой ответ ей понравился, – не много, помолчав она спросила:

– Я правильно понимаю, ты меня замуж зовешь?

– Наконец-то! – Разговор подходит к тому, зачем пришел, – подумал я.

– Глядя в её завораживающие глаза, я с нежностью сказал:

– Да, зову и прошу вашей руки, Матрена Васильевна, выходите за меня!

– Звать-то тебя как, жених?! – она еле сдержала смех, – А-то давать согласие замуж за человека без имени, как то неудобно!! – она глянула на меня, и я увидел, в её глазах зажглась искорка, затем она посмотрела на небо, будто хотела спросить у кого-то совета.

– Простите! – робко начал я, – Увидел вас, и всё вылетело из головы, зовут меня Илья, зачем приехал сюда, я уже говорил, а квартирую у Фаины! – она неожиданно отвернула от меня голову в сторону речки, которая была в метрах десяти от постройки. И, как бы, прислушиваясь к её журчанию, молчала, затем тихо переспросила:

– У Фаины, значит?

– Да у неё, – смущенно ответил я.

– А слышала, слышала, она очень довольна своим квартирантом! Говорит, он в ней души не чает! Так, значит это ты?! – она повернулась ко мне и с улыбкой спросила:

– Что же ты, Илья, обижаешь Фаину? С ней спишь, а меня пришел замуж звать!

– Этим вопросом она застала меня врасплох. И я, будто, жуя слова еле выговорил:

– С Фаиной у меня ничего серьезного нет, я просто уважаю её!

– Вот-вот, и она так говорит! Хорошо, Илья, за предложение замуж спасибо! Я подумаю, а сейчас у меня много дел, извини! – она резко развернулась и зашла внутрь постройки, даже, не посмотрев в мою сторону. Я стоял снаружи, надеясь на то, что она выйдет, зная, что я еще не ушел, но она не вышла. И только тогда я понял, она не стала продолжать со мной диалог из-за Фаины.

– Вот так, Игнат, попытал я своё счастье!.. Простить себе не могу свою глупость! После несколько раз приходилось нам пересекаться, и я намекал о своем предложении. Она мило улыбалась и молча проходила мимо. Веришь, Игнат, в моем сердце только она, не знаю, что делать? – Игнат хотел, дать совет другу, но он и сам не знал, что сказать.

– Тут дело такое, в своей жизни не разберешься, а советы давать, как можно? – подумал он, но решил друга пожурить.

– Ну, ты и шустрик! Любовь такой женщины добиваются годами! А ты хотел за один час!

За разговором друзья не заметили, как Матрена обогнала их и, как сами дошли до конца ряда.

– Всё, Игнат, делаем передышку, ждем мужиков, пока они закончат ряд, тогда и пообедаем вместе! – прерывисто сказал Илья.

Матрена, докосив свой ряд, спокойно лежала на траве под ветвистым кустом, закрыв пушистые ресницы, она держала соломинку во рту и изредка покусывала её.

– Смотри, Илья, Матрена уже отдыхает!

– Ну, я же говорил надо поднажать, а ты все расскажи да расскажи! Вот дорассказывались, она уже отдыхает, а мы только приплелись!

– Ну, что теперь утопиться? – буркнул Игнат. – Давай подойдем к ней!

Матрена услышала разговор, приподнялась на локте, приложив руку выше бровей от палящего солнца, – А это вы?! Как жарко сегодня, мужики! Устали от жары, идите под куст, места всем хватит! – Игнат подошел первым. Илья не решался подойти, стоял под солнцепёком, опершись на литовку, тяжело, дыша, вытирал мягким полотенцем пот с лица и шеи. Матрена обратила внимание на Игната, у него резко очерченный профиль лица, с застывшим на нем серьезным задумчивым выражением. Раскрасневшееся его лицо говорило о нервном возбуждении.

– Он стесняется меня, – подумала Матрёна и улыбнулась. Она лежала с закрытыми глазами. Хотя её фигура и была скрыта от мужских взоров, но невозможно было не заметить, как при вдохе поднималась её тугая высокая грудь. Крутые бедра и стройные ноги сразу бросились в глаза Игнату. При этом плечи его сразу расправились, он стал будто выше ростом, а в черных глазах загорелись искорки.

– Какая красавица! – подумал он, – А запах от неё исходит такой сладкий и манящий, что кружит голову! – ему стало стыдно за свои чувства, прихлынувшие к нему так неожиданно, он отошел в сторону, закурил папиросу, затянулся дымом крепкого табака, глубоко, вдыхая и снова, выпуская его кольцами изо рта тонких губ, украдкой поглядывал на Матрёну.

– Вот черт! Ничего подобного со мной не происходило! Не зря Илья говорил, что в атаку было легче идти, чем подойти к ней! За такую женщину можно и побороться, но как? Илья, как бы мне друг, неудобно! А, что с того, что друг? Даже брат у брата уводит любимую женщину, или сын у отца и наоборот! Может эта женщина моя судьба, мало ли, как жизнь повернет! Ничего, поживем, увидим! – размышлял он.

Рядом с Матреной лежала сумка с обедом, она приподнялась, посмотрела по сторонам, женщины из её бригады подходили к концу ряда, и время подошло к обеду.

– Мужики, присаживайтесь рядом, пообедаем, чем Бог послал! – она достала из сумки булку домашнего круглого хлеба с подрумяненной корочкой, яйца, соль, молоко, огурцы и зеленый лук-пырей. Такая еда была у каждого, кто работал в поле.

– Как знала, что не одна сегодня буду обедать, взяла больше еды, да вы присаживайтесь, не стесняйтесь! – Игнат докурил свою папиросу, погасил слюной, отбросил от сухой травы, и с силой потер по ней огромным размером сапога.

Незаметно Матрена наблюдала за ним. Его лицо с грубоватыми чертами и сияющими глазами говорили о его характере, что он еще тот шельмец!

– Илья! – крикнул Игнат. – Что ты за литовку ухватился, как за девку? Иди, перекусим! – на его губах заиграла пленительная полуулыбка, она была только для Матрены, – она томно опустила глаза. Илья положил свою косу и неуклюже подсел с боку к Матрене, как бы, нехотя коснулся предплечьем её спины, мгновенно внутри его вспыхнул прилив жара. Она незаметно отодвинулась в сторону. Обедали молча, Илья с Игнатом перемаргивались, переглядывались, а Матрена ловила на себе их взгляды, что привело её в неловкость, а без того румяные щеки приобрели более красный цвет. Она поправила на голове платок, полотенцем обтерла руки, затем бросила на них разгневанный взгляд, резко поднялась и, оставив друзей одних, пошла к своим женщинам.

– Во, как, даже слова не сказала, вскочила и ушла! – буркнул Игнат.

– Я бы тоже ушёл! Ты думаешь, она не заметила, что мы ненормальные? Эта женщина мудрая, видит насквозь нашего брата! Тем более после моего предложения!

– Да, как не понять?.. Ну, Илья, соглашусь с тобой, правду ты рассказал о ней! Ты видел, какого цвета у нее глаза? Настоящий изумруд! Носик, как нарисованный, а прелестные пухлые губы, как магнитом притягивают! Вот всё при ней, и рост, и фигура, ну прям, как я люблю! – он почесал свой крутой подбородок, взглянул на друга, – Теперь вот думаю, не попробовать ли мне к ней подкатиться? – сказал Игнат, не то всерьез, не то разыгрывал друга.

– Да ты охренел? – выпучив глаза, загремел своим басом Илья.

– А, почему бы и мне не испытать свое счастье? В отличие, от некоторых я ни с кем не сплю! – укорил он Илью. – Она тебе все равно откажет из-за Фаины! А теперь, как я увидел её, и вдохнул исходящий от неё запах! – он прикрыл свои черные глаза, – Вот, где она запала у меня! – он ладонью стукнул себя в грудь, – Завтра же пойду к ней домой, познакомлюсь с её детьми, а там будет видно! – Илья удивленно посмотрел на него. Игнат гордо вздёрнул подбородок. – Только не пытайся отговаривать меня, я уже все решил! – сказал он, поднимая на лоб свои бархатные брови.

Мягко, говоря для Ильи всё это было довольно неожиданным, он с шумом втянул в себя воздух и положил руки на колени, его пальцы чуть заметно подрагивали.

– Ну-ну давай! – не выдержав гнева, но, сдерживая крик, промолвил Илья с насмешкой:

– Не забудь на свадьбу пригласить, жених! Вставай пора косить, мечтатель! – он взял литовку с рвением обтер сухой травой её остриё, и широким шагом пошел на новый ряд не скошенной пшеницы. Игнат следом поплелся за ним, всматриваясь в сторону косильщиц, взглядом искал Матрёну.

Матрёна раньше других косильщиц закончила косить ряд и торопилась домой. Думала о прошедшем дне и почему-то образ Игната предстал перед её глазами, как он курил и, как поглядывал на неё. – Мужик он, конечно видный, сильный и работящий! – она пыталась найти в его внешности то, чтобы ей не понравилось, но не находила и подумала: – Если бы он предложил мне замуж, чтобы я ответила? – она улыбнулась, – А ответ свой знаю, как всегда нет! Может он добрый и надежный, а вдруг какой-нибудь деспот! Тут никак не угадаешь! – размышляла она. – Да, замуж – не напасть! – сказала она себе и облегченно вздохнула. Подходя к своей избе, ей навстречу бежала Тоня-внучка.

– Мама-мамочка! – она обхватила Матрену худенькими ручонками, и прыгала на тоненьких ножках.

– Я Розку пригнала! – похвасталась она. – Матрена погладила кучерявую кипельно-белую головку девочки, – Молодец, Танина, ты так быстро выросла, уже по хозяйству помогаешь мне, а совсем недавно была маленькая, как кукла, а теперь вон какая, уже за коровой ходишь! – Тоня от её похвалы была самая счастливая, громко смеялась и прижималась к матери. Матрена с нежностью посмотрела на неё, и подумала: – Что ждет тебя в жизни? Если с самого первого дня появления на свет Божий, была нежданной и нежеланной! – она тяжело вздохнула, грудь сдавило, в горле появился комок горести, и невольно полились слезы. Она приподняла девочку на руки и крепко прижала к своей груди, – Я тебя никому не отдам, никому, никому, я люблю тебя больше своей жизни! – еле слышно дрожащим голосом сказала она. Тоня смотрела на плачущую мать и не понимала, почему она плачет и говорит, что никому её не отдаст! – Мам, не плачь, – она обняла её, – Почему ты плачешь, мамочка?

– Не плачу я, доченька! – она обратила свой взор за горизонт, – Нам пора Розку доить, пойдем, помощница, хозяйничать будем! Видишь, Васька ждёт молоко! – Тоня рассмеялась, глядя на своего любимого кота, подбежала к нему, и стала гладить его толстую мордочку. Вместе с котом она каждую вечернюю дойку ходила с матерью, садилась на корточки рядышком с Матреной и подставляла под соски огромной коровы алюминиевую пол-литровую кружку. Молоко через минуту наполняло её до краев, а сверху поднималась пушистая пена, затем, не отходя от матери, она пила его маленькими глоточками, смакуя, сопела в кружку, а в горле было слышно, как она его глотала. Напившись, облизывала губы, а что оставалось на донышке, отдавала коту, который терпеливо ждал свою порцию. Спать ложились засветло, потому что местность была не электрифицирована, а керосин для лампы экономили. Больше всего Тоня любила спать с матерью на мягкой перине и слушать её голос. Иногда она рассказывала о своем муже и, каждый раз его ругала, что он не слушался её, поэтому его закапали в ямку. Она представляла себе, как это было, и очень боялась, что и её закапают, старалась слушаться всех и никогда об этом не забывала. Ее радовало хорошее настроение матери, но это было очень редко. Одно смешило мать, она часто вспоминала соседку Феклу, как та испугалась радио. После ВОВ в деревне во всех избах проводили радио и всем безвозмездно выдавали редукторы, это были большие черные тарелки, которые вешались на гвоздь, вбитый в стену. Все жители ждали включения, так-как никогда не видели и не слышали, чтобы тарелка говорила. Кому еще не успели подключить тарелки, пришли к Фекле, чтобы посмотреть на это чудо. В однокомнатной просторной избе, мебели почти не было. Кроме русской печи в углу рядом с большим окном стоял широкий топчан, на нем можно было поместиться всем домочадцам из трех её взрослых дочерей вместе с самой Фёклой. Посередине комнаты стоял самодельный деревянный стол, а под ним две длинные скамьи. В углу у печи стоял жестяной небольшой бачок, наполненный водой закрытый деревянной крышкой, а на ней стояла алюминиевая солдатская кружка.

Любопытных набралось полная изба. Те, кто моложе, сидели на печи, спустив босые ноги, а кому не хватило места стояли в комнате, сенцах и на улице. Никто не верил, что тарелка заговорит, со всех сторон комнаты доносились разговоры, перекрикивали друг друга, о чём-то переспрашивали. Было очень шумно и похоже на жужжание роя пчел.

– Да всё это брехня! – говорили одни.

– А, может не брехня! «Обождем, осталось недолго ждать!», – говорили другие, размахивая руками.

Фекла маленького роста тощая, но очень проворливая всегда была впереди всех и к тому же очень любопытна. Она, как хозяйка избы могла позволить себе всё. Подтянув скамью ближе к стене, где висела тарелка, поставила на неё табуретку и, взобравшись на неё, она оказалась выше всех собравшихся. Приложив ухо к тарелке, приготовилась слушать, её худое лицо было серьезным, а черные глаза, запавшие в орбиты, застыли в ожидании, что заставило всех, собравшихся затихнуть и насторожиться. В избе, как по команде воцарилась мертвая тишина, казалось, все кто в ней находился, перестали дышать. В этот момент внезапно из тарелки прорвался властный, могучий и твердый баритон диктора Левитана. – «От Советского Информбюро!», – от неожиданности Фекла свалилась на рядом стоявших людей и заорала испуганным голосом: – Дьявол, бабыы! – поднявшись с пола и, расталкивая собравшихся гостей, размахивая руками, заикаясь крича: – Пропустите меня пропуститеее!

Успокаивали Фёклу всей деревней, но после спустя даже несколько лет, она всегда вздрагивала и матерно смачно ругалась, когда внезапно включалось радио: – Чё орёшь?.. Чай не у себя дома!

Каждый раз, когда Матрена вспоминала этот случай с Феклой, смеялась до слез. – Ну и Фекла, рассмешила всю деревню!

Прошло два года, как закончилась Великая Отечественная война, а в деревне борьба продолжалась с голодом, каждый день он уносил человеческие жизни.

– Видно Господь Бог отвернулся от нас, – с горечью говорила Матрена, – За то, что Землю-Матушку кровью залили, изранили взрывами снарядов, усыпали трупами людей, да и не только человеческими! От того может, и урожая нет, да и с чего ему быть? – в огородах сеяли только тыкву и огурцы, вместо клубней картофеля ложили от него очистки, недаром говорят: «Что посеешь, то и пожнёшь»! С весны и, почти до первого снега люди, как животные паслись по холмам, полям и пашням, в надежде набрать колосков пшеницы или мерзлой картошки. И если кому-то посчастливится набрать узелок колосков, прятали под самые интимные места от посторонних глаз, после шелушили, жарили и ели по зернышку, утоляя голод. До сих пор ощущается вкус жареной пшеницы и ржи и, кажется, нет ничего вкуснее!

Трудно сейчас поверить, что за колоски лишали свободы, доносчиков было много, и все боялись друг друга. Ели всё, что летало, бегало, ползало и ходило. Кошек, собак и даже крыс в деревне не осталось. В небольшой речушке без названия, глубина местами по грудь подростка, ловили мелкую рыбу подолами своих платьев, рубахами и платками. После жарили на воде и ели целиком с потрохами. Голод неумолимо уносил жизни сельчан, Матрена выбивалась из сил, но собак, кошек и тем более крыс у себя на столе и представить не могла.

– Лучше умрём! – говорила она, – Но такого не допущу!

Еще при жизни её мужа, задолго до войны зарезали молодого бычка, а шкуру от него оставили для выделки на сапоги. Муж был мастером на все руки, но болезнь его скрутила, а шкура так и осталась нетронутой, высохла в сухарь и про неё давно забыли.

Тоня с Юрой младшим сыном Матрены, хотя и были маленькими, но вели себя по-взрослому, помогали матери перекапывать огород, в надежде, что-нибудь найти из овощей и, когда это случалось, они с нетерпением ждали, когда мать сготовит и скажет: – Дети, идите есть!

В этот день, играя в прятки, Тоня спряталась в сенях за дверью, где весела шкура, от прикосновения к ней она испугалась и закричала: – Мама, здесь «Бирюююк»!

Матрена поспешила к ней на помощь и увидела за дверью у самой стены, что-то накрыто тряпкой, которая истлела по сроку давности. Она вспомнила, как эту шкуру муж оставил для выделки на сапоги. Как же она была рада, что не выкинула её раньше. Сейчас же от шкуры отрезала кусок, опалила шерсть, два дня вымачивала в воде, а после сварила холодец и позвала детей:

– Ребята, идите есть! – они не заставили себя ждать, ели с удовольствием, а Матрёна благодарила Бога, пока шкура не закончится дети будут сыты.

– Почему ты не ешь, мама? – спросила Тоня, – Попробуй как вкусно!

– Я уже поела, а вы ешьте! – она была очень брезгливой и не могла себя пересилить, хотя бы попробовать, от одного виду этой еды, её выворачивало наизнанку. От голода силы её покидали, очаровательные глаза запали, а нос заострился.

– Из-за своей брезгливости ноги вытяну! – ругала она себя, глядя в осколок зеркала.

В нашем совхозе оставалось несколько десятков голов овец, но и для них кормов не было. Несчастным скормили даже солому, которой была накрыта крыша кошары. Животные погибали не только от голода, но и от морозов. Каждый день, рабочие вывозили трупы особей далеко в поле, сбрасывали в яму и закапывали. Об этом дошли слухи до жителей деревни, они умоляли управляющего совхозом, отдавать им замерзших овец, чтобы, как-то поддержать семьи, но тот наотрез отказал и даже пригрозил: – Узнаю, кто возьмет, пойдет под суд!

У Марии – дочери Матрены, подружка Нюра работала на кошаре, еще с вечера она предупредила Марию: – Завтра ночью будут вывозить овец, если хочешь, пойти, я зайду за тобой. Попробуем раскопать яму и, принесём хотя бы одну овцу на двоих!

– Конечно, Нюр, пойду, только ты не забудь зайти!

– Как можно, подруга? Обязательно зайду, ты жди меня и возьми веревку, она нам пригодится.

На следующий день, как нарочно к ночи разыгралась непогода, поднялся шквальный ветер со снегом, света белого не видно. Было безумием решиться, идти в лапы смерти, но голод не остановил девушек, они надели на себя фуфайки, отцовы ватники, теплые платки, изношенные до дыр валенки, и брезентовые верхонки вместо рукавиц. Привязались друг за друга веревкой, чтобы не потеряться, шли, как говорят шаг вперед и два назад.

– Ничего, Мария, пурга нам на руку! – утешала Нюра, – Никто нас не увидит, и «Горбун» будет сидеть дома, черти бы его с квасом съели!

– Не говори, Нюра, носит же его земля!.. Сколько нам еще идти, Нюр? – часто спрашивала Мария. – Может мы сбились с дороги? – на бесконечные её вопросы, Нюра начинала злиться – Откуда я знаю, мне тоже кажется, что сбились, но сейчас ничего не видно! Не возвращаться же назад, по моей памяти яма должна быть где-то рядом!

Внезапно, они наткнулись на высокий бугор, Нюра поняла, они на месте.

– Ну, вот, Мария, здесь наш неприкосновенный запас! – прикрывая рот рукой от шквального ветра, крикнула Нюра на ухо Марии.

– Ну что, Нюр, отдыхать некогда, приступим! – Нюра обтерла верхонкой обледеневшие ресницы, – Начнём подруга!

« – Ну, с Богом, пусть он нам поможет!», – глотая ветер, сказала Мария. Не менее часа ушло на расчистку ямы от снега. А после замерзшую землю долбили штыковыми лопатами. Веревка, которой они были привязаны друг к другу, мешала размахнуться, но без неё нельзя, ветер каждую унесет, как соломинку. Прошло не мало времени, пока наткнулись на окоченевших особей.

– Кому была охота так глубоко закапывать этих тварей? – сказала Нюрка.

– Фу, Нюр, откуда несёт зловонью? Ажно голова кружится!

– Это, дорогая, разложились овцы, которых закопали раньше.

Марию стошнило.

Нюра рассмеялась, – Ничего подруга от этого не умрешь! А вот с голоду… точно ноги вытянешь, так что давай, сегодняшних барашков, вытащим, а завтра накроем праздничный стол!

Только под утро девушки пришли домой.

– Ну, слава Богу! – сказала Мария, соскребая замерзший снег с пушистых ресниц. – Ой, мам, еле дотащила, такой сильный буран, ничего не видно! Снегу навалило, выбились из сил, думали не дойдем, замерзнем! Я уже хотела бросить одну, но жалко было, столько протащила, а после подумала другого случая, может и не быть!.. Хорошо, что взяли с собой веревки, туши привязали к себе, а иначе не знаю, смогли бы мы, что принести! Ну, слава Богу, помог Он нам, теперь детей немного поддержим!

Матрена с болью в сердце смотрела на дочь, прелестные её губы задрожали, но она никогда при детях не позволяла себе плакать. У неё и так с той минуты, когда дочь скрылась за занавеси бури глаза не просыхали, она стояла на коленях перед образом Богородицы и вслух просила:» – Пресвятая, Дева Мария, помоги моей дочери, дай ей силы и укажи дорогу, пусть она видит твоими глазами, да пусть ослепнут глаза доносчика, Аминь».

– Полезай дочь на печку, погрейся и поспи немного, а-то на работу скоро!

Мария, как кошка запрыгнула на горячую печку, почувствовав приятное тепло с восхищением сказала: – Какое чудо печка, как на ней уютно!.. «Я вот думаю, мам, настанет ли, когда-нибудь конец нашим мучениям?»

– Это, дочь, одному Богу известно! Что поделаешь, такая у нас жизнь, никому мы не нужны! И за что воевали наши мужики и отдали свои жизни?.. Они там наверху бесятся от жира, а народ крыс ест, чтоб их разорвало! Прости меня, Господи! – она перекрестилась. – Да враги у нас в правительстве сидят! Видела я в газете одного, была его фотография Берия Лаврентий, да по его физиономии видно, враг он!.. хоть и пишут о нем хорошо, но я увидела в нем предателя, и сказала своим учителям, что думаю, так они зашикали! – «Тише, никому больше не говорите, а то и вас и нас сгноят!» – Ничего время покажет, кто был прав! А сколько их там таких?

– Ничего, мам, на некоторое время у нас есть еда!

– Да, дочь, но с каким трудом это досталось и, что это за еда? Им бы на столы нашу еду! – Наконец, успокоившись, Матрёна разделала овец, порубила на куски и вынесла на мороз. Часть мяса отварила и прожарила. Дети ели с аппетитом, облизывали пальчики.

– Вкуснооо! Ешь мам! И ты Мань ешь, смотри, какие кусочки зелененькие! – нахваливала Тоня. Матери смотрели на детей и радовались, что они сыты и мясо можно растянуть на пару месяцев.

– Мам, ты помнишь, как хорошо мы жили до войны? – спросила Мария.

– Конечно, дочь, помню, богачами мы не были, но у нас было всё, благодаря отцу!

– Да, мам, тятя у нас был мастером на все руки! А каким душевным, добрым и жалостливым отцом был! Он всегда меня защищал, когда ты меня ругала!

Матрена тяжело вздохнула, – Если бы он меньше тебя защищал, может и судьба твоя была совсем другая!

Глава 3. Воспоминания

Перед глазами Марии мгновенно всплыло довоенное время, как в шестнадцать лет она уехала в город Славгород к своей тете. Там встретила молодого красивого офицера. У них началась большая, настоящая любовь, завязались близкие отношения, и через некоторое время, она забеременела. О своем положении, она рассказала своему возлюбленному. Он был рад и пообещал жениться. С предложением не затягивал, как и обещал, на следующий день пришел в дом тёти, где проживала Мария.

Она обрадовалась приходу любимого, прильнула к нему. Он заглянул в её счастливые глаза и поцеловал. – Я пришёл, как обещал! – Мария улыбнулась, – Я ждала тебя, то и дело смотрела на часы! – А, значит ты сомневалась?! – она улыбнулась.

– Я рада, что ты пришёл, проходи! – услышав приближающиеся шаги тётки, Мария обернулась на неё:

– Тетя Лена, познакомьтесь, это Ваня, мой знакомый! – тётка, как котёнка отодвинула от себя Марию и обратила недоброжелательный взор на Ивана, измерив его своим взглядом с ног до головы. Молодой офицер на вид двадцать пять лет, высокого роста, спортивного телосложения с очень приятной смуглой кожей полуовального лица, темно-серыми глазами, а над ними выделялись черные густые брови. Сняв с головы военную фуражку, он пригладил ладонью аккуратно подстриженные черные волосы,

– Здравствуйте! – сказал он, чуть приоткрыв тонкие, строго очерченные губы, при этом, показав ряд белых ровных зубов, и по всей форме представился: – Я, Васильев Иван Константинович, прохожу воинскую службу в Славгороде!

Тетя Лена крупного телосложения, очень своенравная вредная особа была одета в байковый длинный халат цвета бордо. Жидкие рыжие волосы, закрученные паровой завивкой выглядели забавно. Она недоверчиво посмотрела на капитана и с ехидцей сказала: – Мне ни о чем это не говорит! – она встала перед ним, загораживая возможность пройти ему в комнату. – С чем пожаловал, капитан?

– Я люблю Марию, – смело сказал он и, глядя в холодные серые её глаза продолжил: – Прошу вашего согласия на наш брак! – тётя подперла руками свои пышные бока, – Ага, согласие на брак просишь? А знаешь ли ты, Иван Константинович, что она несовершеннолетняя, мала для замужества, придется подождать до совершеннолетия!

– Подождать?! Нет, ждать мы не можем!

– Куда торопитесь, позволь спросить, капитан?

– Понимаете… – с уважением заговорил он и взял тетю под локоть. – Меня переводят в другой город, а ещё! – он ласково посмотрел на Марию. В её серо-зеленых глазах он увидел испуг, она боялась, что он скажет о её беременности. – Не бойся, любимая, всё будет хорошо! – Понимаете, у нас с Марией будет ребенок!

– Как!? – вскрикнула тетя. – Вы уже и ребенка успели сделать? – она с пренебрежением сделала от него шаг назад. Мария подошла к ней обняла. – Тётя Лена, так получилось, что теперь делать?

– Ты меня спрашиваешь?.. А, что ты собиралась делать, когда ложилась под него?.. А ты, о чем думал, капитан?

– Я люблю Марию! – он понимал, что сейчас происходит с Марией, это его вина. Она несовершеннолетняя, но у него и в мыслях не было обмануть её. Он был уверен, что их любовь так чиста и ничто им не помешает быть вместе.

– Тётя Леночка, – умоляла Мария, – Пожалуйста, разрешите нам пожениться!

– Милочка! – тётя презренно посмотрела на неё. – Как ты посмела приехать ко мне? Ты уличная девка! Что скажу я твоей матери? Она обвинит меня! Ты не знаешь, какого она нрава, честности и чистоты!.. – никогда еще Мария не чувствовала себя такой ничтожной и униженной, ей казалось лучше бы провалиться сквозь землю, она ладонями закрыла лицо и разрыдалась. Иван с пониманием посмотрел на неё и привлек к себе, – Не расстраивайся, милая! А вас, тётя, прошу, не оскорблять Марию! С вашей стороны это нетактично!

– А ты, кот пакостливый, помолчи, по тебе тюрьма плачет! Еще учить меня будешь, как мне с этой дворняжкой обращаться! Пошел вон с глаз моих! – у Ивана вспыхнуло самолюбие, он подошел к ней вплотную и, глядя на неё с высоты своих ног, интеллигентно проговорил: – Прошу, подбирайте выражения, тётя!.. А ты, Мария, собирайся, поедем ко мне в часть, обойдемся без благословения!

Отпор Ивана разозлил тетю, её лицо побагровело, а изо рта со слюной вылетели фразы: – Ты, капитан, иди в свою часть, а эта… – она бросила уничтожающий взгляд на Марию, – Поедет к своей матери и пусть родители решают, что с нею делать!.. А я не хочу такую ответственность брать на себя! Так, что, капитан, – она поспешно открывает дверь, – Прошу на выход и советую для твоего же блага не беспокоить меня! – Иван посмотрел на неё оценивающим взглядом, усмехнулся краешком губ и, повернувшись к Марии, взял её за руку, – Идем ко мне в часть!

– Нет! – выкрикнула тётя, резко, оттолкнув от него Марию, – Я за неё в ответе, а ты пошел вон! – Иван знал, дальнейшие его действия только усугубят жизнь любимой, – Мария, я заберу тебя отсюда!

– Пошел вон, заберет он! – выкрикнула тётя.

– Я люблю Марию! – выходя из комнаты, бросил он через свое плечо.

– Люби, капитан, никто тебе не запрещает! – выкрикнула тётя и закрыла на ключ за ним дверь.

– Мария! – крикнул он за дверью, – Никуда не уезжай, завтра я приду за тобой! Решу вопрос в части и заберу тебя! Ты меня слышишь, Мария?

– Слышу, я подожду! – прижавшись к двери щекой, крикнула Мария и, рыдая, сползла по ней на пол. Её светло-русые волосы рассыпались по всей спине, она сидела на коленях и плечи её часто вздрагивали.

– Уйди от двери и замолкни! – прохрипела тётя и, схватив её за волосы, оттащила в сторону, – Устроила здесь «Дом терпимости»! – глаза тётки стали злыми, бледное лицо приобрело бордовый цвет. Ноздри носа значительно расширились, а тонкие губы, как у рыбы то открывались, то закрывались.

Мария не обращала внимания на оскорбления и унижения тётки, обняла её. – Тетя Лена, миленькая, не сердитесь, разрешите нам пожениться!.. Я люблю его…

– Забудь об этом! – оттолкнув её от себя добавила: – Завтра же не к жениху поедешь, а к матери в свою деревню! – ночью Мария пыталась открыть дверной замок и убежать, но «Заботливая» тётка, боясь побега племянницы также всю ночь не спала. До утра Мария проплакала, у неё было предчувствие, что никогда больше не встретится с возлюбленным. Тётка сдержала своё слово, рано утром отправила Марию домой. А часом позже пришел Иван, но не успел он закрыть за собой дверь, как услышал ехидный голос тётки.

– А, женишок, явился! Опоздал ты, уехала твоя невеста!

– То есть, как уехала? – растерянно спросил он.

– Как и должна уехать и, как все уезжают! – злорадно ответила она.

– Вы шутите? Не может она уехать! – криво улыбаясь, произнес капитан.

– Смогла! Хотя и не хотела! – леденящим тоном сказала тётя.

– У неё будет ребенок, тётя!

– Какая я тебе тетя?.. Об этом нужно было раньше думать, молодой человек!

– Прошу вас, дайте мне адрес, куда уехала Мария, я поеду за ней!

– А вот этого я сделать не могу!

– Ну почему? Вы представляете, что её ожидает?

– Представляю, конечно, но помочь ничем не могу! Ищи, если любишь, найдешь! – равнодушно сказала она.

– Я вас умоляю! Пожалуйста, не ради нас с Марией, а ради нашего ребенка! Скажите куда она уехала?

– Всё, капитан, ты свободен, не смею больше задерживать! – сказала она командным тоном.

– Да, что вы за человек?.. За что вы так с нами?

– За то, что ты забыл о своей чести, капитан! Соблазнил девчонку и…

– Что и? – взорвался Иван. – Я люблю её и хочу жениться на ней! А вы изо всех сил стараетесь нас разлучить!.. С вашей стороны вы должны быть заинтересованы в её замужестве и счастье!

– Я никому, ничего не должна и не обязана! – её голос перешел на крик. – Не учи меня уму разуму, и научись сдерживать себя, Иван, как там тебя?

– Константинович! – произнес он.

– Вот-вот, Константинович, а теперь прошу, – она показала рукой к выходу. Иван подошел к двери, повернулся к тете, подняв свой крутой подбородок и вместо слова до свидания, сказал: – Я найду Марию, как бы вы этого не хотели! Вам же после стыдно будет!.. – совершенно случайно на сундуке у двери, он заметил белую шелковую блузку Марии, легким движением руки он сгреб её, прижав к своей груди, и ударом ноги с силой открыл дверь. Тетка, вздрогнув выпустила ему вслед ряд проклятий, – Ищи, – прошипела она, – Для этого тебе всей жизни не хватит!

Выйдя за двор дома, Иван присел на скамью, из его темно-серых глаз скатывались слезинки, он уткнул в блузку любимой девушки лицо и долго вдыхал нежный запах возлюбленной.

Через пару дней с подавленным настроением Мария вернулась к родителям в свою деревню. Разлуку с любимым переносила очень болезненно, образ Ивана ни на минуту не выходил из её головы и слышался его голос. Она, как бы перечитывала страницы любимой книги и думала о том, что произошло с ней, и что делать один на один со своим горем?

Отец не мог не заметить, как Мария часто смахивает, вдруг появившиеся слезы. Еще больше он обеспокоен болезненным её видом. Однажды, он посадил её к себе на колени, обнял, как в детстве и, глядя во влажные глаза с тревогой спросил: – Мань, признайся честно, тебя мать обидела? Так ты не бойся, скажи, я сумею защитить тебя!

– Нет, тятя! – она уткнулась лицом в мощную грудь отца и так разрыдалась, что никакие уговоры ей не помогли. Наконец, слезы же её и успокоили.

– Дочка, ты только скажи, кто обидел тебя, ты же знаешь, я любого утихомирю!

После, она уже пожалела, что не рассказала отцу, как тётка обошлась с ней и отцом её ребенка. Может, все было бы по-другому, может, он и сам поехал к тётке и всё устроил. Но страх перед своей матерью, остановил её поделиться девичьим горем.

– Нет, тять, все хорошо, только скучно без работы сидеть, может я дояркой пойду работать! – отец обвел зорким взглядом дочь и подумал: – Может и действительно, для неё так лучше будет! А, что, дочка, все равно в нашем совхозе для девушек другой работы нет, если хочешь иди, поработай! Там много молодежи, конечно будет веселее!

Время шло, Мария заметно стала округляться. Ее подруга Нюра была постарше и опытнее, она все присматривалась к ней и думала: – Что с девушкой происходит? – не выдержав любопытства спросила: – Мария, ты часом не беременна? – этот вопрос, будто громом прогремел над головой Марии, её обдало жаром, она засмущалась, серо-зеленые глаза наполнились слезами.

– Нюр, я всё расскажу, только ты никому! – глотая слезы, проговорила она и, как на исповеди всё рассказала подруге. Нюра с сочувствием, выслушав её сказала:

– Ничего, Мария, ты не плачь, расстраиваться тебе нельзя!.. – мгновение, помолчав, спросила: – А родители знают?

– Да, что ты, Нюра? Если бы они узнали, они убили бы меня! Отец еще, куда ни шло добрый, а вот мама! – она закрыла руками лицо и тихо заплакала.

– Ну, что мне с тобой делать? – она обняла подругу, поглаживая по спине, – Чтобы никто не заметил твоего живота, ты утягивай его, а я никому не скажу!

На работе Мария находилась допоздна, утренняя дойка в четыре утра и длилась до восьми часов, затем в четырнадцать и последняя дойка в двадцать часов. Практически днями, она находилась на ферме, домой возвращалась, когда родители уже спали, и утром уходила, они ещё спали, поэтому, ни мать, ни отец, никаких перемен за ней не замечали.

– Отец, не кажется ли тебе, что наша дочь изводит себя работой? – спросила мужа Матрена, – Работает наравне с взрослыми женщинами! Я подумала, ей надо зиму переждать, пока пройдут морозы, а весной может, пойти еще поработать, если захочет!

– Да об этом я уже думал, живем мы, слава Богу, жаловаться грех! – Матрена посмотрела в большие серые глаза мужа, – Что это, отец, твои глаза на мокром месте?

– Ничего, мать, – он часто заморгал и поторопился встать, – Пойду, посмотрю на хозяйство! – Матрена проводила его взглядом, – Такой великан, а сердце мягкое доброе! «За тобой, я, как за каменной стеной, и сам не обидишь и в обиду не дашь!», – сказала она закрытой двери.

Чтобы переговорить с дочерью, нужно было, приложить максимум усилий, она постоянно была на работе.

– Ну, Мотя, наша Мария вся в тебя труженица, будет работать, пока не упадет! Мы не видим её ни днем, ни ночью!

– Ничего, отец, сегодня мы дождемся её, через час она должна прийти! А мы с тобой, пока чайку с молочком попьем! – через пару минут, она накрыла стол пирогами и сладостями, – Ну давай, отец, присаживайся, пока то, да сё и дочка придет!

Ждать пришлось меньше, чем они ожидали, совсем скоро за дверью в сенцах послышался шорох.

– Ну, что я говорила, отец? Вот и работница наша пришла! – с радостью сказала Матрена.

Мария открыла дверь и, при виде родителей, втянула в себя живот настолько, что перестала дышать.

– Почему вы не спите? – растерянно спросила Мария, – Время уже позднее!

« – Дочь, мы хотим поговорить с тобой!» – сказала мать. От страха Мария замерла, – Всё мне конец! – подумала она, мгновенно все тело пронзило иголками, во рту пересохло, а в серо-зеленых глазах появились слезы.

– Мама, тятя, простите меня, я не хотела! – она бросилась к ногам матери и разрыдалась.

– Да что ты, дочка? – вскочил со стула отец, приподнял её,

– Родная моя, да мы с мамой всё знаем, не волнуйся!

– Что вы знаете? – через рыдания спросила Мария.

– Ну, как, что? Не по силам тебе эта работа, тяжело взрослым дояркам, а ты совсем ребенок и работаешь наравне с ними! Всё, больше ты в коровник не пойдешь! Люди нас обсмеют, живем, считай лучше других, а дочь работает день и ночь! Нет и нет, никаких работ! – повысив голос, сказал отец.

От переполненных страхом чувств, Мария не могла держаться на ногах, она почти повисла на руке отца. Он усадил её за стол, – Вот так, дочка, посиди!

– Слава Богу, пронесло! – подумала Мария.

– Успокойся, дочь, – ласково сказала мать, – Будь она проклята эта работа, до чего доработалась, на ногах еле держишься, а исхудала то как!

– Да нет, мам, все в порядке! – прерывистым голосом сказала Мария.

– В порядке, оно и видно, какой порядок, с ног валишься!.. Будешь пирожки с черемухой?! – заботливым голосом спросила мать.

– Нет, мама, не буду, я напилась молока! Хочу спать, завтра рано вставать.

– Нет, дочка, завтра ты на работу не идешь! Хватит нам с матерью переживать за тебя!

– Не могу я не пойти, тять, моих коров доить некому! И вообще, мне нисколько нетрудно, а наоборот!

– Ну, что ты будешь с ней делать, мать? Никто так не рвется на работу, как она! Доченька, ты посиди зиму дома, а весной поедешь на выпасы! – уговаривал отец.

– Тогда, мне еще труднее будет! Вы же знаете, животные привыкают к своей хозяйке, и я к ним тоже привыкла, они для меня стали, как подружки! Узнают меня не только по голосу, но даже в лицо! – она сделала подобие улыбки, – Я пойду спать! – втянув в себя живот, она чмокнула отца с матерью в щёки и ушла в свою комнату.

– Ну, что ты с ней сделаешь? Вот характер! – возмущалась Матрена.

– Хм, – отозвался отец, – Вся в тебя! – нежно улыбаясь, сказал: – Пойдем, милая, и мы почивать!

Глава 4. Боюсь разоблачения

Нюра, как могла опекала Марию, не позволяла ей поднимать наполненные фляги с молоком, помогала кормить коров и убирать за ними.

– Ты побереги себя, не ровен час, надорвешься, и начнутся роды у всех на виду!

Своей беременности Мария боялась больше всего и делала все, как говорила ей подруга. После обедней дойки, подруги зарывались в куче соломы и шептались до вечерней работы. Как-то положила Нюра свою руку на живот Марии и тут же подскочила.

– Ты что? – испуганно спросила Мария.

– У тебя ребенок шевелится! – расширив карие глаза, сказала Нюра. – Никогда у человека не слышала шевеление ребенка! А вот у своей коровы слышала! И ты знаешь, очень, похоже! А сама ты слышишь, как он бьется?

– Слышу каждый день.

– А когда первый раз услышала?

– В декабре месяце, а что?

– Мария, выходит ты должна скоро родить! Если считать в декабре услышала шевеление, значит, в мае должна кого-то родить! И что мы имеем? На все-про все, до родов осталось два месяца!

– Ну, не знаю, наверное… – задумчиво сказала Мария. – Скорее бы в поле, там никто ни о чем не догадается!

– Мария, куда ты денешь ребенка, когда родишь?

– Не знаю пока, но к маме с отцом не пойду! Всё было бы хорошо, если бы не эта тётка! Она всю жизнь мне поломала, чтобы ей так же как мне было! – она сглотнула и тяжело вздохнув, сказала: – А может, мне поехать в Славгород? Город не большой, вдруг встречу там Ваню и тогда, закончатся мои страдания! – она грустно улыбнулась. – Все было бы так, но Ваня говорил тётке, что его переводят в другой город. Так, что, подруга, всё против меня!

– Ничего, подруга, Бог не выдаст, свинья не съест! Сейчас главное ты береги себя и все будет хо-ро-шо!

По весне все совхозные гурты коров угнали на вольные луга. Вместе с ними выехали все бригады доярок, разбили лагеря, поставили палатки и жили обычной жизнью. Мария после дойки уходила в забоку или вглубь лугов, собирала ягоду, рвала слизун и черемшу, угощала всех доярок, положит на стол узел, или поставит ведро с ягодой, скажет: – Ешьте, лежебоки! – женщины любили Марию за ловкость и трудолюбие.

– Хороша девчонка! – хриплым голосом сказала бригадир, – Красавица и чистоплотна во всем, даже с коровами, как с детьми, охота ей с ними возиться, хвосты им помоет, начешет и бантики завяжет, кому-то повезет, кто женится на ней! Надо же уродиться такой красавицей? Ноги от ушей растут, фигура выточенная, ну, просто загляденье! Совершенно правильные черты лица, кожа белая бархатистая, брови, как нарисованные! А глаза, я за сою жизнь таких не видела! Жалко, что нет у меня сына, а то взяла бы в невестки!

– Да, ты права, бригадир! – согласились доярки, ей бы на подиуме красоту показывать, а не коров доить!

– Что, правда, то правда! – в своем заключении сказала бригадир, – А тут, ни кожи, ни рожи! – она взяла осколок зеркала, смотрит на свое отражение и комментирует: – Нос на десятерых рос, глаза, как у вороны, губы, как… даже смотреть не хочу! – швырнув осколок на стол, отвернулась лицом к стене.

Глава 5. Предвестники

В конце мая на утренней дойке, у Марии потянуло низ живота. Как и всегда раньше всех, она закончила дойку и ушла в палатку. Тянущие боли повторились и снова исчезли. Не раздеваясь, она прилегла на топчан и заснула, но сон был недолгим, острая боль вынудила громко вскрикнуть.

– Господи! – она ухватилась за живот. – Почему так больно, неужели я рожаю? – от этих мыслей, она подскочила с топчана, посмотрела по сторонам. – Никого нет, надо бежать отсюда куда-нибудь подальше! – захватив с собой большой кашемировый зеленый платок, выбежала из палатки и быстро спустилась в низину крутого луга, где её никто уже не увидит и не услышит. Схватки то появлялись, то пропадали, но ненадолго, с каждым разом они были чаще, острее и продолжительнее, но вскоре боль стала нестерпимой. Она кричала так громко, что крик подхватывало утреннее эхо и разносило по всей округе, а перепуганные птицы покидали свои гнезда.

– Хорошо, что я одна, никто ничего не узнает! – подумала Мария, – Теперь, где бы укрыться? – она обвела взглядом вблизи растущие кустарники, среди них выделялось одно ветвистое деревце. Через боль и слезы, она дошла до него, нарвала травы, смастерила ложе и прилегла, накрывшись платком.

Женщины закончили дойку, переоделись и встали у котла, ожидая овсяную кашу на молоке.

– Девчата, накладывайте себе сами, ешьте пока горячая! – предложила бригадир.

Девушки не заставили себя долго уговаривать.

– А, где Мария? Овсянка её любимое блюдо, пусть поторопится, не-то голодной останется!

– Не знаем! – ответил кто-то из девчат. – В палатке её нет, дойку она закончила еще темно было, наверное, опять в забоку ушла!

– И не сидится же ей! Спала бы себе до обеда, ну и непоседа! – сказала бригадир, покачав курчавой головой.

– А кто-нибудь сегодня слышал утреннее эхо? «Похоже, женщина кричала!», – сказала Шурка (по прозвищу Мосол).

Нюра сразу подумала о Марии, смуглое её лицо приобрело багровый цвет, а сердце поднялось к горлу, карие глаза испуганно посмотрели на бригадира, она побежала в палатку, топчан был заправлен, а Марии и платка цветного на месте не было.

– Где же ты, горе луковое? – с минуту Нюра размышляла, – Что делать с чего начать? – но уже точно знала, в утреннем эхо был крик Марии. – Она рожает одна и неизвестно где! – прихватив с собой два плотных покрывала, она кубарем скатилась вниз по косогору. Было очень тихо, лишь изредка издавали звуки небольшие птички. Вышло солнышко, стало приятно тепло, трава от утренней росы начала подсыхать. Она посмотрела на чистое голубое небо, – День должен быть замечательным, а это, значит у нас с тобой, Мария, все будет хорошо! Только, где же ты спряталась, подруга моя золотая? – она смотрела по сторонам, но кругом не было ни души, она снова поднялась наверх, остановилась на пригорке, оттуда лучше просматривалась вся округа. – Так куда бы я пошла на твоем месте, чтобы остаться незамеченной? – спросила она себя, и сама дала ответ: – Конечно, я пошла бы в укромное место и где сухо, а сухо может, быть только под деревом! – Еле сдерживая слёзы, она пристально осматривала низину. За Марию ею овладел страх. – Что если на неё напали бандиты! Сколько их здесь бродит? – она уже открыла рот, чтобы позвать подругу, но совершено случайно, будто кто-то повернул её голову в другую сторону. За непроходимыми кустарниками и валежником в километрах двух-трех поднимался вверх густой дым, – Значит это чей-то дом и в нем живут! – подумала она, – Раньше ходили слухи, что где-то недалеко от лагеря стоит пасека, может, это она и есть? – несколько минут, она смотрела по сторонам и вдруг радостно выкрикнула: – А вот и дерево! – она скатилась вниз, подобно мячу подскочила к нему, и то, что увидела, привело её в шок. Свернувшись калачиком, поджав колени к животу, на цветном платке лежала Мария. Нюра наклонилась к ней, – Зачем ты ушла из лагеря? Все равно рано, или поздно все узнают, что у тебя родится ребенок! – Мария посмотрела на подругу затуманенными глазами. Измученное и искривленное лицо от боли закрыли разбросанные светло-русые волосы, у неё не было сил даже стонать. Нюра убрала с её лица волосы, – Хорошая моя, потерпи, все будет, так как ты хочешь! Пусть будет по-твоему, мы с тобой сейчас уйдем далеко, далеко, и нас никто никогда не найдет! – Мария посмотрела на неё сквозь слезную завесу и криво улыбнулась.