Читать книгу Когда всё рухнуло - Аня Короткова - Страница 2

Глава I
Беспощадная

Оглавление

Каждый конец – это новое начало. У всего есть конец, даже Вселенная конечна, как заявляют учёные… только любовь не должна заканчиваться никогда. Любовь – самое важное и красивое, что у нас есть. Это главное знание, которое мне передала мама. И я готова поставить под сомнение любое своё убеждение, кроме этого.


Жизнь без любви – инертное ожидание конца, живописная картинка, в которую нельзя окунуться. Когда не получаешь любви извне, отправляешься на поиск любви внутри себя. Той самой любви… безусловной, принимающей, окутывающей, щедрой, понимающей. Метафоры – это что-то старомодное, но я позволю себе одну: мне кажется, любовь – как грунтовые воды, ограниченный, но пополняемый ресурс. Скрытый внутри нас и не видимый на поверхности. Но такой необходимый, ценный, жизнетворный. Мировые запасы грунтовых вод уменьшаются, потому что пищи выращивается всё больше, и сельское хозяйство тратит больше этого чистого источника энергии и жизни. Человечество должно обеспокоиться проблемой, отреагировать и повлиять на ситуацию.


Когда мамы не стало, я потеряла часть себя безвозвратно. Мне было 27, и жизнь была не отлаженной, а какой-то бессмысленно проходящей мимо. Мама была моим источником чувства защищённости и безусловной любви… она любила говорить, что я «дитя большой любви», а я любила это слышать. Родители никогда не ругались. Люди относительно недавно стали предъявлять высокие требования к партнёру, и мама принадлежала к одному из первых поколений женщин, которые могли себе позволить более тщательно выбирать мужчин (благодаря изобретению противозачаточных таблеток, как утверждают исследователи). Мама была главной в семье, и после её ухода всё изменилось. Мне нужно было научиться правильно реагировать и влиять на ситуацию.


У всего есть светлая, положительная сторона. На тот момент, с которого я начинаю эту книгу, было сложно её разглядеть. Я чувствовала, что оказалась в новом измерении. У всех есть мамы, а у меня больше нет. Раньше я ощущала некоторую обиду, потому что она не давала мне достаточно внимания и заботы, теперь же было не на кого обижаться. Стоя в светлом огромном зале с живыми пальмами и большим количеством солнечного света, что редкость в феврале на Балтийских берегах, у красивого гроба из светлого дерева, который я сама для неё выбирала, я понимала, что я могу только принять тот факт, что мы больше никогда не увидимся.


Я жила в страхе с детства. С того самого момента, когда я осознала, что моя мама постоянно плохо себя чувствует и намного старше мам других детей. Я боялась её смерти. Это был мой самый большой страх, и он отравлял всё вокруг. Каждый день я думала «а что если сегодня она не вернётся с работы»… или если она делала жалобное лицо, говоря, что ей нужно полежать, в голове всплывала мысль «всё, сегодня точно умрёт». Около двадцати лет этот страх жил внутри меня. Я встретилась с ним, и теперь он мёртв, как моя мать.


Какими были те тридцать секунд перед и после её смерти, во время которых её мозговые волны проигрывали её жизнь? Была ли она счастлива и удовлетворена тем, чего достигла в жизни?


Сегодня, 4 февраля 2024 года – ровно три года с момента её смерти. Я помню этот звонок из больницы. Женщина без какого-либо сожаления в голосе сообщила, что мама умерла в 9 утра и мне нужно приехать до 12.30, чтобы забрать её вещи. Это было внезапно. Я проснулась в тот день ровно в девять часов и мысленно разговаривала с ней. Я, наверное, понимала, что она не справится с коронавирусом, но не хотела в это верить. Я позвонила маминой сестре, чтобы сообщить об этом, испытывая смятение, и думая постоянно, как же холодно там, где она сейчас, потом пошла к папе в комнату, рассказала ему, мы позавтракали, хотя есть было невозможно, я села за руль, и мы поехали 70 километров до больницы.


Первый раз я столкнулась с потерей в колледже. Погиб мой единственный друг из группы. Он говорил, что я «открываю перед ним новые миры», потому что я всегда находила какие-то интересные фильмы или клипы. Мне нравилось, что он подавал мне пример, как быть более открытой и доброй. Мне его не хватало. Я тогда подавила горе в себе. Мама обычно поступала так же. Уверена, мы бы до сих пор были с ним хорошими друзьями… я даже несколько лет назад написала небольшой рассказ о том, как я его внезапно встретила и внезапно потеряла. Травмы всегда случаются без предупреждения. И чем меньше мы подготовлены, тем сильнее они ранят.


За пару дней до того, как маму забрали в больницу, у меня тоже появились симптомы вируса, и было очень тяжело. Я пыталась сосредоточиться на том, чтобы дать телу максимум отдыха, но проблемы возникали одна за другой. Я ещё не знала, что физически и психологически я буду раздавлена и почти уничтожена. Что я не захочу жить. И что мне предстояло стать главной в семье и наладить нашу жизнь.

Мы жили все вместе – я, родители и собака. В 2020, когда началась пандемия, это было особенно здорово, я была так рада, что вся семья наконец-то дома. До этого я жила несколько лет в съёмной квартире одна, и это было сложно и как-то неестественно. Есть исследования, что одиночество действительно влияет на качество и продолжительность жизни. Это обусловлено эволюцией. Человек себя чувствует безопаснее, когда живёт в семье. А в одиночестве мозг работает по-другому, постоянно сканируя среду на наличие потенциальных угроз.


После похорон я собрала коробку с документами на случай пожара. Я всерьёз ждала очередной трагедии. В эту коробку я ещё положила мамины рецептурные препараты. Я планировала в случае смерти нашей пожилой собаки отравить себя этими таблетками. Но пока я решила жить дальше только ради неё, так как не представляла, как можно её оставить. У папы была серьёзная травма головы, и он бы не смог о ней позаботиться. Она стала моей опорой, главной частью моей жизни. Она тоже сильно переживала утрату и начала постоянно болеть. Мы обе постоянно болели и поддерживали друг друга, как умели. Мы только учились справляться с потерей.


Я видела маму в каждой женщине её возраста на улице. Мне хотелось это прекратить. Первое, что я сделала, – раздала или выбросила почти все её вещи. Я хотела избавиться от её запаха в квартире. Сложно признаваться в этом, но мне никогда не нравился её запах. Она говорила, что я даже в младенчестве не любила пить её грудное молоко, что, думаю, тоже связано с запахом или вкусом. Я хотела избавиться от всего, что представляло для неё какую-то ценность, а для меня было ненужным. Мы сделали перестановку в комнате родителей, и это стала «папина комната». Мы начали подстраиваться под обстоятельства. Я больше не могла есть привычную еду, например, молочные продукты приобрели вкус гнили. Я начала экспериментировать. Новые рецепты, новые продукты, новые вкусы.


У меня появилось больше свободы, мамина смерть стала моим перерождением. Я перепридумала нашу финансовую систему, и нам с папой впервые за многие годы хватило денег, чтобы съездить на море. Мы этого заслуживали. Жизнь начала приобретать краски. Спустя несколько месяцев я перестала плакать каждый день. Это же только мой выбор, терзать себя или нет. Люблю напоминать себе, что абсолютно всё в этой жизни – выбор.


Затем в интернете я познакомилась с парнем, который жил на Средиземноморском побережье, мы недолго общались, но он перевернул моё представление о питании. Он – человек на грани сумасшествия, который боялся несколько лет выходить из дома, впадающий в крайности, помешанный на ненаучном подходе к общению со своим телом и не слишком красиво выражающий свои мысли, но я всегда тонко чувствую, в какой момент мне нужно быть просто наблюдателем, а когда стоит стать потребителем и впитывать информацию. Еда в моей тарелке стала максимально натуральной. Еда – не только топливо, это лекарство. Разнообразие растений для организма также важно, как и разнообразие людей с разными взглядами для здорового общества. Я верю в разнообразие, глобализацию и любовь.


Моё состояние начало улучшаться. Физически я чувствовала себя всё лучше и лучше. Но психологически всё ещё было шатко. Переживать горе совсем непросто. Эмоции были противоречивыми настолько, что я боялась перейти грань адекватности. У меня были проблемы со сном. К тому же я была в постоянном напряжении, когда болела собака…


Люди неразлучны со своими мыслями… я вспоминала события февраля, похороны, которые я видела во сне за два месяца до этого, когда ещё не было никаких причин для переживаний. Я видела, как я захожу в это помещение, себя с собакой на руках у гроба… я не знала, кто в нём лежит. Я вышла на улицу через другой выход и увидела незнакомый вид южного города с белыми фасадами зданий, и почувствовала невероятное облегчение и счастье. Я рассказала об этом сне маме, но ей не было это интересно, она всегда интересовалась больше своими подругами или телевизором. В тот раз она меня тоже проигнорировала, быстро переключив своё внимание на очередной сериал.


Я ненавидела телевизор и её подруг. Когда мне было лет пять или шесть, умерла наша соседка, у которой мама проводила по несколько часов почти каждый день, и я скорее радовалась, чем расстраивалась. Она была хорошим человеком, но мне казалось, что она – причина того, что мне уделяют меньше времени. Это одна из немногих вещей, за которую мне стыдно в жизни. Дело было не в ней, конечно же… у нас было много и других соседей…


Я так и не смогла понять, почему она так хотела родить меня, так старалась в её возрасте, а затем просто бросила в свободное воспитание, как в свободное падение, потому что у неё не было энергии на ребёнка. Оставила меня, когда я ещё так нуждалась в её поддержке. Это самое эгоистичное, что можно сделать в жизни, – завести детей в 40 лет. И она не хотела сказать ничего в своё оправдание, даже лёжа в гробу. Она лежала в умиротворении, такая маленькая, что её было сложно узнать. Я помню наше с ней последнее объятие три недели назад, и как я взяла её руку, прежде чем мы расстались навсегда около больницы за десять дней до похорон… передо мной лежала не она, это было просто мёртвое тело, которое скоро поменяют на следующее, и в этом зале соберутся другие скорбящие люди.

Хотя нет, я всё же понимаю её и больше не обижаюсь… я думала, что не смогу даже подойти к гробу, представляла, что потеряю сознание и очнусь только, когда всё закончится. Но я смогла. И даже отметила для себя, что мне здесь нравится, что зал эстетически приятен, и что гроб очень удачно подобран. Я всегда знала, что я сильнее своих страхов.


Я несколько раз пыталась вызвать её, чтобы она пришла в моих снах, чтобы спросить, каково это входить в пустоту смерти. Она никогда не приходила… но я иногда вижу вещие и необычные сны. Например, фильм, снятый искусственным интеллектом, необычные музеи или озёра в океанах. Я погуглила, оказалось, что озёра в океанах действительно существуют. Например, озеро Джакузи Отчаяния в Мексиканском заливе. Оно так называется, потому что ни один обитатель океана не может выжить в его водах из-за большого количества соли и метана.


Я храню мамины письма папе из роддома. Сентиментальные заметки. Она была так счастлива. Я не помню её такой. Я помню, что у неё часто болела то голова, то нога, то ещё что-то, и она не могла со мной поиграть. Когда мне было два года, она пережила рак. К 47 годам у неё развились диабет и повышенное давление. В 52 добавилась аритмия. Она не реагировала на происходящие с ней изменения, продолжая жить в комфортном для себя ритме, надеясь лишь на таблетки. Всё, что негибко, то мертво. Мне кажется, она утратила свою гибкость задолго до своей физической смерти. Я не виню её ни в чём и благодарна за урок, что я могу учиться на её ошибках и жить иначе. Дети должны жить лучше своих родителей.


Как-то подруга рассказала мне, что её грудная дочка плачет на приёме у врача, если доктор в возрасте, потому что, видимо, детские глаза старость и уродство не различают. Я сразу же вспомнила, что недолюбливала своих родителей в детстве, считая их некрасивыми. У меня даже сохранился детский рисунок какого-то чудовища с подписью «МАМА»… сходство определённо есть.


Я недавно узнала, что диабет второго типа можно вылечить полностью, изменив своё питание. Многие заболевания, даже появление и протекание Альцгеймера, имеют связь с питанием. Думаю, мама тоже это знала, но таблетку выпить проще. И знала ли она, что лучшее, что люди могут сделать, особенно, что касается здоровья, это предотвратить?


Я помню наш последний разговор по телефону. Я не знала, что он станет последним. Она почти плакала, говорила, что врачи с ней плохо обращаются. Я видела её плачущей только один раз в детстве. Она нарезала груши для варенья и плакала. Потому что я себя плохо вела. У меня было много энергии, которую было некуда деть, а у неё была слабость из-за постоянных болезней. В последний день, когда мы видели друг друга перед тем, как отвезти её в больницу, я пекла блины, она сидела сзади меня и сказала, что ей хочется плакать, но так и не заплакала. А я не знала, что сказать, я наливала тесто на сковородку и была рада, что она наконец едет в больницу, думала, что её вылечат. Она до последнего не хотела обращаться к врачам, как бы я не советовала.

Когда всё рухнуло

Подняться наверх