Читать книгу Вычеркнутый из жизни. Северный свет - Арчибалд Кронин - Страница 17

На следующий день Пол подошел к газетному киоску на углу и попросил, чтобы ему ежедневно доставляли газету «Курьер Уортли». Она давала подробные отчеты о заседаниях в палате общин. И хотя он знал, что немедленного результата ожидать нельзя – в сутолоке парламентских дел Берли ведь надо еще улучить благоприятную минуту, – все-таки с жадностью прочитывал газету каждый вечер по возвращении с работы. Окрыленный надеждой, он смирился с нынешним своим положением и постарался весело, наилучшим образом его использовать. Дома он решил не ограничиваться шапочным знакомством с единственным из жильцов, который был его ровесником, счетоводом Джеймсом Крокетом. Этот Крокет, юноша весьма степенный и довольно скучный, пунктуальный в своих привычках, как часовой механизм, всегда в высоких стоячих воротничках и готовых галстуках-бабочках, к авансам Пола отнесся с крайней сдержанностью. Но как-то раз, в субботу, он вдруг вынул из записной книжки два билета:

– Не желаете ли пойти? Мне их дал хозяин. Он член этого общества.

Пол повертел в руках билеты:

– А почему вы сами не хотите ими воспользоваться?

– Моя дама не совсем здорова, – ответил Крокет, – и мы не можем пойти. Там будет очень мило. По воскресеньям туда пускают только членов общества и их друзей.

Не желая обидеть Крокета, Пол взял билеты, поблагодарил и помчался на работу. В новом настроении необходимость играть весь день не тяготила его. Время от времени он поглядывал на Лену Андерсен в надежде хотя бы немного ее расшевелить. Сделать это было очень нелегко. После тех дней, когда она несколько свободнее разговаривала с ним, к ней вернулась прежняя замкнутость, в глазах застыл какой-то горестный вопрос. Пола огорчало, что она так явно уклонялась от дружбы, которую он предлагал ей, и вот во время перерыва на ланч – это было в субботу – внезапный порыв заставил его воскликнуть:

– Лена! – Затем нарочито небрежным тоном Пол добавил: – Почему бы нам с вами не развлечься немножко?.. Ну, скажем, завтра? – (Она не ответила.) – Один парень, мой сосед, уступил мне два пригласительных билета в Ботанический сад. Особых радостей это, конечно, не сулит, но надо все-таки внести разнообразие в нашу жизнь.

Она заметно изменилась в лице и некоторое время стояла неподвижно.

– Что с вами? – Озадаченный и уязвленный, он сделал попытку пошутить. – Боитесь, как бы вас не укусила орхидея?

Она слабо улыбнулась, но ее лицо продолжало оставаться замкнутым, а в глазах застыло выражение страха.

– Это очень любезно с вашей стороны, – не глядя на него, произнесла она. – Я редко где-нибудь бываю.

Он не понимал ее смущения, так не вязавшегося с его шутливым приглашением. Между тем магазин опять стал наполняться покупателями.

– Обдумайте мое предложение, – сказал Пол, придвигая к пианино вертящийся стул. – И дайте мне знать, если захотите принять его.

Взволнованная до глубины души, Лена неторопливо пошла к своей стойке. В течение последних шести месяцев, с самого своего приезда в Уортли, она ни разу не видела ни малейшего внимания к себе со стороны мужчин и ни разу ни одного из них к этому не подстрекала. Правда, кое-какие неприятности в этом смысле ей пришлось испытать. Харрис, например, первое время изрядно докучал ей, но ее непреклонная холодность постепенно остудила его пыл. И на улице к ней нередко приставали мужчины, преследовали ее, когда она шла вечером домой. В эти минуты ее вновь охватывали тоска и страх, и Лена старалась идти быстрее, с застывшим, неподвижным лицом. Но сегодня все было по-другому и потому, наверное, куда опаснее. Разве она не возвела в житейское правило полное обуздание своих чувств? И все же, когда наконец настал вечер, она сказала себе, что большой беды не будет, если она примет приглашение Пола. Для него оно, по-видимому, ровно ничего не значит, ведь его отношение к ней было всегда только искренне дружелюбным, он даже не коснулся ее руки. Право же, не надо доводить до абсурда решение, принятое однажды в состоянии подавленности и душевной муки. Когда покупателей стало меньше и выдалась свободная минута, она подошла и сказала Полу, что будет рада воспользоваться его приглашением, если он сможет зайти за ней часа в два. Итак, на следующий день, оказавшийся погожим и солнечным, после завтрака Пол неторопливо шел по Уэйр-стрит. Эта часть города, несмотря на близость универсального магазина, была тихой и респектабельной. Ярко раскрашенные ящики для цветов на окнах высоких, закопченных и грязных домов придавали старомодной улице жизнерадостный вид. Когда Пол поравнялся с домом номер шестьдесят один, дверь открылась и на узкой мощеной дорожке, окаймленной зеленой железной оградой, показалась Лена в темном выходном пальто и шляпе. В дверях дома стояла пожилая женщина, которую он однажды вечером видел возле магазина. Поколебавшись с минуту, она тоже вышла на улицу познакомиться с Полом.

– Я миссис Хэнли. – Она улыбнулась и протянула ему руку, скрученную ревматизмом. – Лена говорила мне о вас.

Седоволосая, лет под пятьдесят, ниже среднего роста, она была до того согнута болезнью, что ей пришлось откинуть голову, чтобы разглядеть Пола. В противоположность одеревенелому телу лицо у нее было свежее и веселое, освещенное блестящими, как у птицы, глазами.

– Я слышала, вы большой музыкант, – заметила она, все еще испытующе вглядываясь в него.

Пол откровенно расхохотался:

– Бренчу понемножку на пианино. И музыкант я не больший, чем шарманщик, который крутит ручку своего ящика.

– Во всяком случае, очень рада, что вы зашли за Леной. Она ведь почти никуда не ходит. Но не буду вас задерживать, я хотела только поздороваться с вами. – Видимо, удовлетворенная, миссис Хэнли отвела глаза от Пола и одарила Лену ласковой, ободряющей улыбкой. – Желаю хорошо провести время.

Она заковыляла назад к дому и, держась за перила, взобралась на ступеньки. Дверь за ней захлопнулась, и Пол с Леной двинулись в путь. Красный трамвайный вагон повез их по Уэйр-стрит, погруженной в воскресную тишину, через Леонард-сквер в пригород, на величественную Гарленд-роуд, где красные кирпичные виллы стояли в зарослях лавра и колючих араукарий. Немного подальше находился Ботанический сад. Сойдя на конечной остановке, они вошли в литые узорные ворота.

– Бывает хуже. – Пол улыбнулся Лене, быстрым взглядом окинув прелестные зеленые лужайки, аллею стройных каштанов, ведущую к отдаленному озеру, и многочисленные изящные оранжереи, разбросанные на обширной территории. – В это время года ничего особенного мы, конечно, в саду не увидим, но давайте все-таки погуляем, прежде чем идти в оранжереи. Кстати, Лена, я хотел вам сказать, что сегодня вы необыкновенно мило выглядите.

Она промолчала в ответ на его как бы мимоходом брошенный комплимент. Но это была сущая правда, в которой он убедился, едва увидев ее, и убеждался сейчас, когда прохожие оглядывались на Лену. До сих пор он видел девушку только в форменном платье или в поношенном стареньком пальто и не догадывался о ее врожденной грации и незаурядности. Сегодня она была совсем другая – необычная, с теплым румянцем на щеках, с копной золотистых, как мед, волос. Сколько в ней изящества, как легко она ходит. Глаза у нее – он еще никогда не смотрел в них при дневном свете – темно-карие, с крапинками. Но самое удивительное – это ее непринужденность, простота и что-то достойное и в то же время трогательное в выражении лица. Внезапное любопытство, желание побольше узнать о ней овладело Полом.

– Расскажите о себе, Лена… о своей семье… доме.

Короткое молчание – и, не сводя глаз с серебристой глади озера между высокими, уже сбросившими листья деревьями, она в немногих словах рассказала ему, что родилась на Восточном побережье, в рыбацком городке Слискейле. Должно быть, ее предки – шведы – много лет назад обосновались там… Отец, овдовевший, когда ей было семь лет, владел, в компании с другими рыбаками, судном, тралившим сельдь, и, следовательно, делил с ними все неудачи этого неблагодарного промысла. Год от года путина становилась хуже, и случалось, что судно приходило назад всего с несколькими десятками килограммов рыбы. Если бы не ферма, небольшая полоска земли на мысу, возвышающемся над Северным морем, им бы туго пришлось. В конце концов и она стала давать так мало доходов, что семья волей-неволей распалась. Когда отец умер, оба брата Лены отправились искать счастья на пшеничных полях Манитобы. Они настолько преуспели, что теперь владеют изрядным и весьма многообещающим участком земли в Канаде. Она же, еще до их отъезда, нашла вполне приличное место и тем самым избавила их от тревог и заботы о ней. В восемнадцать лет уехала в Астбери – морской курорт на двадцать миль восточнее Уортли – и там стала работать на ресепшн в отеле «Герб графства».

Когда Лена закончила свой рассказ, оба довольно долго молчали.

– Итак, вы одна из всей семьи остались здесь? – спросил Пол, и Лена кивнула. – Вам не понравилось в Астбери?

– Почему же, понравилось.

– Но вы уехали?

– Да.

Опять наступила томительная пауза. Он чувствовал, что его собеседница могла бы сказать больше, куда больше, но не сказала.

– И тогда вы поселились у миссис Хэнли?

– Да. – Лена посмотрела на него широко раскрытыми глазами, и он понял, какую глубокую признательность питает она к этой женщине. – Вы не можете себе представить, как она была добра ко мне.

– Миссис Хэнли сдает комнаты?

– Собственно говоря, нет. Но мне она уступила две комнаты наверху. Ее муж часто уходит в плавание – он старший механик на танкере.

Пол удивился, что работе в большом отеле она предпочла бесперспективную службу в дешевом кафетерии. Но это, в конце концов, ее дело. Глаза Лены смотрели по-прежнему открыто и прямо, но Пол почувствовал, что она как-то сникла, переменил разговор и повел ее к оранжерее, где на многоярусных стеллажах, отделенных друг от друга толстыми трубами парового отопления, в теплом, влажном воздухе цвело неисчислимое множество экзотических цветов.

Когда они осмотрели всю эту прекрасную коллекцию, Пол, у которого она вызвала разве что поверхностное любопытство, был поражен впечатлением, какое цветы произвели на его спутницу. Облачко печали, окутывавшее ее, наконец развеялось. Растроганная до глубины души, Лена неожиданно оживилась и высказывала на редкость тонкие суждения. Она заметила многое, начисто ускользнувшее от его внимания, и если и не знала чего-либо, то возмещала это догадливостью и здравым смыслом.

Восторг ее был неподделен и чужд экзальтации. Когда они стояли в дендрарии перед молодым апельсиновым деревцем, несущим плоды и цветы одновременно, она молча смотрела на него так задумчиво, с таким детским беззащитным восхищением, словно его благоухающая прелесть насквозь пронзила ей душу. Казалось, Лена не в силах расстаться с чудесным деревцем. Пол поднял глаза и заметил слезы, выступившие на ее глазах. Волнение охватило его, и он тоже умолк.

Чай они пили в японской пагоде, приспособленной под ресторан. Там гулял сквозной ветер и было сыро, как в бамбуковой роще. Чай им подали слабый и чуть теплый, а печенье годилось разве что для воробьев, которые, дожидаясь угощения, прыгали у их ног. Но доброе товарищеское чувство развязало им язык, заставило позабыть о скудной трапезе. Лена и вправду была славным товарищем, внимательной слушательницей, готовой заинтересоваться всем, что интересовало его, а из ее разумных замечаний явствовало, что она всегда понимает, о чем он говорит.

– Вы не спрашиваете, почему я служу в «Бонанзе», – неожиданно для себя сказал он после короткой паузы. – Или думаете, что там и есть мое настоящее место?

– Нет, – ответила она, глядя куда-то вниз, и добавила: – На то, вероятно, есть свои причины.

– Да, есть.

Она взглянула на него:

– Что-нибудь неприятное? – (Он кивнул.) – Но я надеюсь, со временем все уладится, – тихо сказала Лена.

Эти простые слова растрогали его. Он смотрел на ее профиль, отчетливо вырисовывавшийся в тусклом сумеречном освещении, на ресницы, бросавшие на щеку нежную тень.

Вскоре они вышли из Ботанического сада и пустились в обратный путь к Уэйр-стрит.

Теперь Лена была еще задумчивее, казалось, в душе она старалась решить какой-то вопрос. Раз или два она взглянула на Пола, словно собираясь заговорить. Но ни слова не слетело с ее губ.

И он тоже молчал, удрученный сознанием, что возвращается к обыденной жизни. У дома миссис Хэнли он остановился и протянул Лене руку.

– Это был чудесный день, – тихо сказала Лена. – Я получила большое удовольствие. Спасибо, что зашли за мной.

Они еще немного постояли. Она несколько раз нерешительно посмотрела на окна. А он старался угадать, пригласит она его зайти или нет. Но она не пригласила. Молчание становилось уже тягостным, а Лена все медлила, испытующе поглядывая на него; дыхание ее стало прерывистым, словно она еле сдерживала внутреннюю потребность о чем-то ему рассказать.

– Пол… – Она впервые назвала его по имени.

– Да?

Она опять на него посмотрела, потом отвернулась. Нервы ее были напряжены до предела, она страдала.

– О нет, ничего.

Что бы ей ни хотелось ему сказать, выговорить это она не смогла. И ограничилась тем, что быстро пробормотала:

– Спокойной ночи.

С этими словами она повернулась и пошла к дому по дорожке, окаймленной зеленой оградой.

Дверь за ней закрылась. Пол постоял еще с минуту, озадаченный досадным концом этого дня, слегка огорченный, смутно взволнованный. Потом зашагал обратно по тихим воскресным улицам.

Вечером, когда он вернулся к себе, на столе у него лежал воскресный «Курьер». Пол зажег газ, умылся и, как всегда, нетерпеливо раскрыл газету.

В первый момент ему показалось, что он опять вытащил пустой номер. Но в конце первого столбца в глаза ему бросилось имя, которое он искал. Оно взывало к нему с печатной полосы. Сердце его забилось в неистовой радости, но тут же упало, тяжелое, как свинец, и глаза затуманились.

Заметка была очень краткой:

В палате общин мистер Джордж Берли (Уортли) поднял вопрос о деле некоего Риза Мэтри, в настоящее время отбывающего пожизненное заключение в Стоунхисе. Не очевидно ли, сказал депутат, что новые данные, которые он огласил, требуют пересмотра дела? И далее: не говорит ли сам факт, что Мэтри уже пятнадцать лет находится в заключении, о том, что достаточно он отсидел?

В ответной реплике министр внутренних дел сэр Уолтер Хэмилтон дал отрицательный ответ на оба вопроса. Во-первых, внимательно изучив заявление, представленное уважаемым депутатом на рассмотрение палаты, он не видит оснований для пересмотра нормально протекавшего судебного процесса, а во-вторых, упомянутый Мэтри всем своим поведением в тюрьме и многократными дерзкими отказами в повиновении тюремному начальству потерял право на сокращение срока заключения. Дело это следует считать законченным и более не подлежащим обсуждению.

Пол положил газету на стол. Он не поднял глаза, когда миссис Коппин вошла в комнату, бросила на него быстрый взгляд и положила на поднос заказное письмо. Его только что принес почтальон.

Пол вскрыл конверт, прочитал письмо от начала до конца. Написанное рукой Берли, оно дополняло и подтверждало заметку в «Курьере». Берли сдержал слово и сделал все от него зависящее, но лишь затем, чтобы получить безусловный отказ. Дальнейшие действия, писал он, были бы совершенно бесполезны. Он старался по мере сил смягчить удар и убеждал своего юного друга раз и навсегда выбросить из головы злополучное дело. Это было хорошее письмо, благожелательное и, несомненно, доброе.