Читать книгу ТРИ Консультации - Арчибальд С Скайлс - Страница 2

Если бы он был нищим, то и тогда всем было бы ясно: это он снисходит до вас, когда принимает милостыню, а вы лишь только допускаетесь к руке берущего, когда подаете ему. Консультируется он у меня с таким видом, что со стороны может показаться, будто бы это он, мудрый старец наставляет неопытного юношу. Самое смешное, что раз за разом он сам подпадает под действие своей харизмы и удивляется, что это он мне, а не я ему должен заплатить за проведенное вместе время. Но я опытный консультант и не хуже проститутки знаю, что даже если удовольствие получаю я, а не клиент, платить все равно ему. Консультирую я его не в кафе, как остальных, а на ходу.

Мы едем на Крестовский остров и, если не дождит, бросаем машину и идем вдоль набережной. Маршрут у нас всегда один и тот же: мы идем до причала на краю острова у самого стадиона Кирова (Санкт-Петербург арена), смотрим на строительство огромного моста окружной дороги, а потом идем назад к машине, выезжаем через Каменный остров на Каменноостровский проспект и едем назад к Горьковской пить кофе. Каждый раз он пытается придать консультации вид обычной прогулки за беседой, а я – напомнить ему, сколько эти прогулки стоят. Мост похож на гигантский шлагбаум, которым нас зачем-то огораживают от моря и от заката. И все-таки здесь, на краю причала, как-то по-особенному чувствуется, что наш город стоит на обрыве, за который каждый вечер заходит Солнце. Мост не достроен, и даль в разрыве мостовых опор раскрыта до горизонта.

– Помните, это у Хайнлайна был рассказ «Чужак в чужой стране»? – Спрашиваю я.

– Не рассказ, а роман, – буркнул Альтбух.

– В этом месте я почему-то всегда чувствую себя немножко заграницей.

– Просто ты еврей. Ты должен везде себя так чувствовать.

Альтбуха я знаю с тех пор, когда ему было сорок. Сейчас ему шестьдесят восемь. Его кредо бабника, диссидента и умение ковыряться в другом острым словом, лучше внешности и фамилии указывали на его национальность. Меня он очень настойчиво принимает за своего и так ловко указывает на некую общность, что я уже не обращаю внимания. Впрочем, он вообще всех великих людей с нерусскими фамилиями считает евреями и верит, что они изобрели вообще все, что составляет мировую культуру. Общность и связь с ними ему видится во всем, несмотря на то, что синтез – это именно русская особенность мышления.

– Скидки как своему я вам все равно не сделаю, – съязвил я и вдруг вспомнил, как Арчи пригласил Женю на съемки. Это ведь они с Альтбухом тогда встречались и гуляли по крепости, когда ее встретили.

– Я с вами сегодня встретился не консультироваться, – говорит Альтбух наставительным тоном. – Наоборот, я расскажу вам одну историю, которая должна вас заинтересовать и существенно повысить ваш уровень, как консультанта. Так что наша встреча больше нужна вам, а не мне. Кстати, денег я с вас не возьму. Достаточно будет чашки кофе.

– В постель, – снова язвлю я.

Эти бесконечные словесные стычки с ним заставили меня вспомнить наш давний разговор с Арчи о женском недовольстве. Я, помнится, тогда ответил, что негативизм и упреки вовсе не являются чисто женскими качествами. В мужских коллективах, особенно в армии или где подальше, бесконечные тычки и проверки на вшивость – это обычное дело. Стоит перестать на них отвечать, и тебя начинают задвигать все дальше и дальше в сторону параши, а попросту чморить. И делается это благодаря инстинкту, который требует, чтобы костяк стаи составляли сильные и здоровые, способные на ее защиту. Что же винить девку за то, что она, неосознанно следуя этому же инстинкту, проверяет, способен ли ты защитить ее и потомство… Но, если честно, я врал. Не люблю я обезьяну в человеке, хоть в отличие от Андрея, видя эту обезьяну в себе, не считаю нужным каяться. Кстати, наши споры с Андреем началась как раз с разговора на близкую тему, но тогда мы пришли к другим выводам. Вечеринка на плоской крыше дома одного из русских, живущих в Сан Хуане, была в разгаре. Вокруг непривычно много говорили по-русски. Только изредка слышались реплики на французском, арабском или английском. Я был почти ни с кем кроме Аркадия не знаком, но доброжелательность и какая-то общность разлитая тем вечером в теплом черном небе заставляли чувствовать себя уютно и свободно. Я передвигался с стаканом в руке от одной группы к другой, прислушиваясь к разговорам и ища знакомые лица.

– Кто ж хочет чувствовать себя ответственным за то, что с ним происходит? – Услышал я разговор двух людей, которые стояли у самого края крыши. Говоривший, крупный мужик, был одет в рясу.

– Люди женятся и выходят замуж потому, что нам всем хочется, чтобы рядом был кто-то, кто всегда будет виноват, – продолжил он и посмотрел на меня, как будто бы говорил со мной. Я принял его взгляд как приглашение и подошел к ним.

– Ладно, пойдем! – Командует Альтбух, и мы возвращаемся к машине.

Он идет чуть впереди меня и так браво держит спину, что напоминает самоуверенного красноармейца. С довоенных плакатов. «Подарить ему что ли буденовку с шестиконечной звездой?» – мелькнула у меня шальная мысль. – «Как раз в августе у него день рождения».

– Ты что дверью хлопаешь!? Это тебе не холодильник! – Рычит Альтбух, заводя мотор. – Слушай, что я хотел тебе рассказать. Я недавно познакомился с девушкой, которой абсолютно очарован. Она бежит… – начинает он, а я продолжаю вспоминать наш разговор с Андреем.

– По моему довольно интуитивному ощущению, говорю я, вступая в разговор. – Мы непрерывно испытываем чувство негативизма и неудовлетворенности потому, что живем с постоянным неосознаваемым чувством вины. Я считаю, что именно чувство вины мешает чувствовать себя счастливым.

– Для того и существует покаяние.

– Чтобы заставить человека покаяться, надо вначале убедить его почувствовать себя виноватым. А попросту обвинить. Вопрос в том, кто и для чего это делает.

– Без страха Божия человек слишком легко превращается в зверя. Необходимо как-то сдерживать его самоуверенность.

– Государства придумывают запреты и границы. Родители и женщины требуют соответствия недостижимому идеалу. Ведь это так выгодно – делать ближнего виноватым. Любой женатый мужчина это знает.

При этих словах третий мужчина коротко хохотнул.

– Весь мир можно поделить на тех, кто кается, и тех, кто обвиняет, но ведь сказано, что первые будут последними, а последние первыми. Так не проще ли оставить друг друга в покое? Тем более, что сказано еще: никто не может прийти ко Мне если то не будет дано ему от Отца моего.

– О, вы можете цитировать Библию! – Искренне обрадовался мой собеседник. – И какое же место ваше любимое?

– Да там же. От Иоанна шесть, шесть-шесть.

– С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним, – к моему сдержанному удивлению, наизусть цитирует это место вслух мой собеседник и протягивает мне огромную ладонь. – Андрей. Поехали завтра на рыбалку. На целый день в Атлантику. Катер, снасти, провиант, все уже готово и… даром.

– Что-что?

Альтбух понял, что я его не слушаю, и разозлился.

– Я говорю, что она бежит на встречи со мной по моему первому зову, гуляет со мной по удобным пустым аллеям где во всю льнет ко мне. Слушает меня во все уши и жадно впитывает каждое мое слово. Более того, стоит мне сказать ей какую-то фразу, которая ей не совсем понятна, и на следующей встрече она обязательно мне возвращает ее в своем понимании. То есть я полностью влез в ее мысли. Я вижу, что она практически уже живет мной.

– Так что?

– Да то! Дослушай! И при всем при том при этом, она отказывается ложиться со мной в постель. Сиськи мять, правда, дает. Она говорит, что совершенно мной очарована, но ЭТОТ процесс у нее всегда контролируется не головой, а телом. Ее тело все делает само. Если оно чувствует «да», значит «да», а со мной она не чувствует этого и поэтому не хочет ничего инициировать. Что же мне делать? Ума не приложу!

Я смотрю на Альтбуха. Я пытаюсь сообразить. Неужели ради этого он вызвал меня на встречу?

– Уфф! – Выдыхаю я, неожиданно поняв, что это правда. – Господи, да скажите ей просто, что ориентироваться на тело – это самый низкий уровень. Тело само по себе может пообещать ей только ту радость, которая ничем не отличается от радости коровы, когда на нее прыгает бык. А вы… вы заставите ее чувствовать радость на том уровне, на котором ее психика едва сможет его выдерживать. То запредельное счастье, которое чувствует коза, когда в последний миг безумного отчаяния и ужаса вдруг понимает, что тигр, который прыгает на нее, совсем не собирается ее есть, а просто будет заниматься с ней любовью.

Альтбух смотрит на меня восторженно. Его глаза блестят облегчением точь-в-точь, как у грудного ребенка опорожнившего кишечник, и он благодарит меня так, что, если бы не деньги, которые он важно сует мне в руку, я снова начал бы подозревать его в том, что он выдумал всю эту историю для того, чтобы создать видимость своей активной сексуальной жизни. К слову, хвалить других Альтбух умеет так же хорошо, как и восхищаться самим собой.

– Нет, вы себя просто недооцениваете! – вспомнил я его слова, которыми он одарил меня, прочитав материалы по супермужеству. – Телесноориентированная терапия действительно существует очень давно, но вы сделали последний штрих, вы соединили эротичность и благодать, тело и отношения, секс и лекарство в одну концепцию, которая была на языке у каждого: человек человеку врач, для этого нас и разделили на мужчин и женщин, дав секс как средство единения. Ты гений!

– А что вам так понравилось в этой вашей…

– Лене.

– Ага. Возраст?

– Возраст, конечно, тоже. Но понимаешь, у нее такой огромный сексуальный заряд, что кажется, даже кожа светится. У меня только однажды была такая подруга, лет тридцать назад. С таким же излучением. Она оказывала на окружающий мужиков такое действие, что они даже не замечали, что рядом иду я. Я ее и бросил в конце концов оттого, что надоело постоянно с кастетом ходить. Рядом с ней просто опасно было.

Тут Альтбух так близко подошел к моим ощущениям от общения с Женей, что я перестал его слушать. Что меня тогда заставило сфокусироваться на ней и начать видеть в ней чуть ли не Джоконду? Не красота ее. Нет, она не была красавицей. Мне показалось тогда, что бил в ней через край какой-то одуряющий, цветаевский какой-то бескрайний эротизм, струящийся теплым маревом из ее глаз. Но даже не он, он меня просто соблазнил; а мудрость и покой, вот то, что на самом деле увидел я в ее глазах, которые совсем не вязались с этим ее ошеломляющим эротизмом. Мудрость и покой.

– Послушай, Альтбух, ну при чем тут ее эротизм?! – Вдруг неожиданно для самого себя резко ответил я. – Нет в ней этого!!! Не может этого быть в женщине. Это миф! – Смеюсь я. – Я раньше тоже так думал, но понял, что это все бред. Вот увидел ты в толпе женщину, да? И вдруг тебя накрыло волной и крылья выросли! И грудь наполнилась теплом! И вдохновение пришло и вера. А откуда? Женщина эта тебе это все передала? Да?!

Я смотрю на Альтбуха так же задорно и даже несколько угрожающе, как часто любит смотреть он. Альтбух озадаченно смотрит на меня. У него даже рот слегка приоткрылся от моей экспрессии.

– Ну… – тянет он соглашательно.

– А она тебя даже не заметила!!! – Выдаю я. – Все в тебе. И эротизм в тебе, и вдохновение, и благодать! Эротизм и есть благодать, как вы сами сказали. И его надо брать не из женщины, а из себя, из своей божественной природы. Мир только отражает вам то, что есть в вас самом. И того, чего в вас нет, он отразить не может. Точнее, мир не может отразить ничего такого, чего бы уже не было в вас. Вспомните Колумба! Вы знаете, что, когда он встал на якорь у берегов Америки, индейцы не увидели его корабли. Они никогда раньше их не видели и в их сознании не было ничего, с чем их можно было сравнить. Только когда шлюпка подплывала к берегу, кто-то из них заметил весло: знакомый предмет. А уж от него начали различать и остальное.

– Кхэ-х! – Альтбух смотрит на меня несколько диковато. Переваривает. Надо признать, он умеет слушать и редко выдает необдуманные ответы. – Ну, ты и завернул! Все в нас. Конечно. Но от твоей идеи один шаг до гермафродитизма.

– Что ж такого страшного в этой идее, тем более, что и Сократ и Леонардо Да Винчи были ее апологетами. Доказали же, что Мона Лиза – это автопортрет.

– Мы уходим от темы. Я хотел тебе ответить, что женщина может излучать эротизм, сама того не зная, но вижу, что это противоречит другой моей мысли.

– Какой?

– Ты что, забыл?! – Альтбух коротко выдыхает. – Что женщина больше заинтересована в мужчине, чем он в ней; что ей больше нравится и хочется секса, чем ему, и что вообще в сексе именно мужчина дает, а женщина только получает, но так хитро задумано природой, что в сознании все наоборот. Мужчина почему-то считает источником не себя, дающее начало, а женщину, и что на этой ошибке весь мир паразитирует уже не одну тысячу лет. Так, приехали. Пошли пить кофе! – он выходит из машины, и мы идем в «Идеальную чашку». По дороге Альтбух протягивает мне скидочную карточку кофейни:

– На, не трать лишние деньги. Лучше, девчонкам на чай оставишь, – говорит он назидательно, но я и без этого понимаю, кто будет сегодня платить. – Карточку вернешь потом, – указует Альтбух и прибавляет шагу.

В «Идеальной чашке» девчонки-бариста принимаются кокетничать с Альтбухом. Я уже давно заметил, что его манера вести себя по отношению к ним приветливо, но в тоже время повелительно, каким-то образом заставляет их с ним заигрывать и заискивать. Сам он очень неплохо осознает, что делает, и как-то признался мне, что его возраст стал играть ему на руку. Не видя в нем сексуальной угрозы и расслабляясь, его подпускают ближе. Он же, пользуясь авторитетом и внезапностью, не упустит случая запустить карася.

– Смотрите, как бы ваш карась кверху брюхом не поплыл, – расхохотался я тогда, узнав его тактический план. – Если не удастся его запустить, то я предлагаю вам им кого-нибудь отшлепать!

– Готовность к броску и способность к атаке, а главное, желание атаковать, вот, что самое важное, – снисходительно ответил он. – Посмотрим, какой ты будешь в моем возрасте.

Мы берем свои чашки и идем в залу. Один я всегда беру кофе с собой в бумажном стаканчике и пью на улице. Привычка, оставшаяся еще с советских времен, когда внутри заведений нельзя было курить и все тусовались у входа с сигаретой в одной руке и чашкой кофе в другой. Дальше по Кронверкскому проспекту в доме № 61 до конца восьмидесятых существовало кафе «Лотос», а в соседнем здании еще одна кафешка без названия, которую мы ласково называли «Милашка». Где-то там тогда и располагался центр мира. Теперь курить снова запрещено, но снаружи никто не стоит. Центр мира оцифровали. Тусовка стала виртуальной. Человек смотрит в экран монитора, как в зеркало и ему кажется, что он не один. Остались только мы с Альтбухом, но ему нужно сидеть за столиком и тут его не переубедить.

Альтбух усаживается у огромного окна с видом на станцию метро «Горьковская» и кивает мне на соседний стул.

– Мне кажется, что ты перепутал, – говорит он. – Эротизм тут вообще ни при чем. Именно жажда власти, а не эротизм, является силой, что вечно хочет зла, но обращает его в кайф. Именно агрессивность, выраженная через сексуальность, и есть источник благодати. Ведь в старости, когда уже никакая дама не в состоянии вдохновить, человек все еще вдохновляется властью. Унижение ближнего приятно даже на смертном одре. Бог обетовал нам, что как бы мы ни были обижены и унижены, всегда найдется тот, кого можно будет пнуть и нам. А женщина давным-давно приспособилась всеми способами провоцировать в мужчине агрессивность потому, что для нее она и есть источник благодати. Будь мужиком! Нагибай их и унижай поглубже!

– Ветхозаветный у вас какой-то бог, да и благодать тоже, – ухмыляюсь я. – А унижать я больше никого не хочу.