Читать книгу Контра - Арчибальд С Скайлс - Страница 4

1942 год. Ленинград

– Среди прочих, переданных нам правительством Великобритании, будет вот этот.

Приятный человек вытащил и показал фотографию.

– Это царский генерал Николай Урусов. По нашим сведениям, у него в России осталась и работает на иностранную разведку жена. Нам найти ее не удалось. Поэтому ваша задача любыми средствами, как только он окажется на борту, выяснить у него все, что ему известно о ней. Любыми средствами. У генерала во Франции осталась новая жена и дети, так что можете указать ему простой выбор. Если не выдаст первую жену, мы вынуждены будем ликвидировать его новую семью. Я мог бы выдать вам в помощь кого-нибудь, но у меня указания информировать об операции не более одного человека, так что подумайте хорошо, как провести разговор. Генерала не жалеть. У него на совести столько…

Приятный человек снова заглянул в папку и сделал скорбное лицо.

– Как только выясните местонахождение жены, мгновенно телеграфируйте. Вам задача полностью ясна?

Григорий кивнул.

– А чем вызвана такая спешка?

– Этого вам, Григорий Николаевич знать не нужно. Других фотографий у нас нет.

– Ничего. Я его узнаю, – ответил Григорий, удивляясь непонятной уверенности, что теперь узнает этого человека везде. Лицо генерала на семейной фотографии выглядело таким знакомым, как будто он и в самом деле хорошо знал его.

Дневник Арша

«Я хотел побольше написать о Владимире, чтобы потом не забыть. Несмотря на то, что ему уже больше восьмидесяти лет, мы сдружились. Владимир Николаевич Урусов – это удивительный старик! Он родился во Франции, в семье царского генерала. Его бабушка была семь раз заочно приговорена к смертной казни за деятельность против советской России. А еще он, наверное, единственный живой русский монархист, которого я встречал. Думаю, что это у него от отца. Отца его, царского, или белого генерала Николая Григорьевича Урусова, во время войны выкрали и расстреляли большевики. Отец надеялся, что фашисты свергнут власть Сталина, и тайно посетил Великобританию, чтобы организовать русских белоэмигрантов там, но был схвачен и передан Советам. Владимир, когда узнал об этом, записался к немцам, чтобы отомстить, но, по иронии судьбы, оказался во французском сопротивлении. В оккупированной Франции многие русские иммигранты голодали, и немцы набирали их в добровольческую армию. Многие шли только потому, что немцы обещали кормить. Владимир тоже записался. В эшелоне, который шел через Францию, еды им так и не дали. Поэтому, на какой-то станции он поймал гуся, съел его с товарищами и сбежал. После этого он оказался во французском подполье. А еще через три года, пройдя пешком через Испанию, добрался до Португалии и оттуда пароходом попал в Канаду. Из Канады он пешком перебрался в США и получил грин-карту. В США он, благодаря тому, что знал несколько языков, работал на секретные службы. А на пенсии поселился у брата в Пуэрто-Рико. На русском, французском и английском он говорит без акцента. Но и здесь за несколько лет, несмотря на возраст, стал бегло говорить на испанском. Правда, на каком бы языке не говорил, он постоянно вставляет в свою речь слова из французского. У него нет машины, он ездит на мотороллере. Так я и увидел его первый раз: в мотоциклетных очках с желтыми стеклами, шлеме, шортах и сандалиях. Он курит и считает, что весь вред не в табаке, а в сигаретной бумаге. Поэтому он курит трубку. Трубку он сделал сам из куска черного дерева, хотя я не могу назвать трубкой кусок дерева, в котором с одной стороны он просверлил отверстие для табака, а с другой – дырку для соломенной палочки, которую он использует, как мундштук. А еще в своем возрасте он остается бабником. Причем умудряется заводить шашни с молоденькими. Сейчас он крутится с одной доминиканкой и ведет себя с ней так, как будто ему не восемьдесят, а восемнадцать. Как ему это удается… Бог знает.

Он настолько живчик, что не может без работы. Поэтому работает во французском культурном центре, но что он там делает, ни я, ни кто-то другой не знает».

20… год Сан-Хуан

Благодаря отцу Андрею, русская община в Сан-Хуане по воскресеньям становилась интернациональной. В церкви собирались копты, греки, украинцы, сербы, болгары. Болгары и сербы все довольно хорошо говорили на русском, а для украинцев русский иногда был первым, а не вторым родным языком. Службу вели на трех языках: на старославянском, как было заведено в русской православной церкви за границей, на английском и на греческом. Старославянский лучше всего понимали болгары и Арш, который понимал старославянский потому, что у бабушки, которая родилась еще до революции, были Библия и молитвослов на том языке и она объясняла Аршу непонятные слова. В современной России служба велась на русском, и старославянский русским иммигрантам был понятен лишь наполовину. Отец Андрей создавал атмосферу, в которой все чувствовали себя братьями. Другой священник, отец Петр, был строже. Как-то раз он прочитал гневную проповедь о недопустимости кремирования умерших. Речь шла о бедной болгарке, которая умерла в Пуэрто-Рико и завещала похоронить свой прах на Родине. Все слушали молча, но внутри понимали, что везти тело через океан было практически невозможно. Впрочем, строгость Петра к неукоснительному соблюдению церковных правил была объяснима. Большую часть жизни он жил в монастыре, где устав и правила были намного строже, чем в миру. Да и строгость его в отношении устава полностью нивелировалась тем, что в жизни он был самым сердечным человеком, которого Арш когда-либо встречал.