Читать книгу Жить в присутствии Бога - Архимандрит Эмилиан (Вафидис) - Страница 8

Как правило, людям трудно осознать, что такое покаяние, потому что это понятие имеет очень глубокое содержание. О покаянии говорят все христиане, но никто из них в конечном счете не уверен, покаялся ли он: все спрашивают снова и снова, как можно покаяться. Покаяние – это единственный ключ, который отверзает небесные двери, врата мира и причастия свету, это вход в лоно Отца, это самая радостная весть и самое легкое дело в жизни человека.

Невозможно, чтобы Бог возложил на наши души тяжкое бремя. То, что Он постоянно говорит о покаянии всем верным, и новоначальным и совершенным, означает, что покаяние – это хотя и нечто весьма глубокое, но одновременно и нечто простое. Оно, можно сказать, создано для всякой души, даже для души малого ребенка.

Но поскольку люди задаются вопросом, что такое покаяние, из-за того, что лукавый все извратил, Церковь всячески старается пролить свет на это понятие, так чтобы когда-нибудь, став чуть поумнее, мы смогли осознанно посмотреть на свою жизнь, желания, волю и покаяться.

Известно, что человек понимает только то, что хочет понять и к чему он стремится. Что бы другое ты ему ни сказал, его это не тронет. Даже если ты заговоришь с ним о самых высоких дарованиях, он останется безучастным. Только если тебе удастся коснуться того, что его занимает, его глаза тут же широко раскроются и он поймет (как он будет считать) смысл твоих слов [1, 491–492].

Покаяние – это дар Божий, но его исходной точкой является наша воля. «Покайтесь» означает: сокрушите самих себя, свою плоть, дух, душу, чтобы привлечь Божественную благодать. Только если будет сокрушена индивидуальность человека – не уникальность творения Божия, но противодействующая Богу воля, – только тогда можно прийти к покаянию. Я все время усиливаю свое воздержание и умножаю слезы, чтобы показать Богу, насколько я черств и нераскаян. А если я этого не делаю, тогда мой голос не поднимается выше потолка моей комнаты, тогда я ничего не достигаю. Нечестивый, стоит ему только понять, что он грешник, может тотчас получить помощь от Бога, и его молитва взойдет на небо. Но молитва благочестивого, который еще не осознал ужасающую черствость своего сердца и свою исключительную нераскаянность, не поднимется выше земли. Даже если все святые прострут руки к небу, они не смогут вознести на небеса молитву этого человека, не смогут ему помочь [2, 280–281].

Согласно святым отцам, даже самый развращенный человек, как только скажет: Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче, я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим (Лк. 15, 18–19), сразу вступает на путь очищения и за относительно короткое время его сердце очищается и восходит на небеса. Если же у него это не получается, значит, он этого не хочет, а хочет оставаться во власти недозволенных желаний, которые он оправдывает [2, 321–322].

Господь силен спасти погибшее. Что значат слова: «Пришел спасти погибшее» (см. Лк. 19, 10)? Это значит, что нет человека, который не может спастись; лишь бы он сам этого хотел. Беда в том, что он этого не желает. Но мы с вами должны быть радостными и мирными, потому что любой человек может завтра стать жителем Царства Небесного. Низко пала человеческая природа, но Богу легко восставить ее, стоит только человеку пролить одну слезу или произнести в час смертный или на кресте: Боже! Будь милостив ко мне, грешнику! (Лк. 18, 13) Не будем этого забывать [2, 335–336].

Небо больше радуется об одном грешнике кающемся, чем о тысяче праведных. Вся праведность наша как одежда нечистой женщины. Церковь использует самую неприятную и отталкивающую картину из жизни женщины, чтобы показать нам цену нашей праведности в очах Божиих. Вся наша праведность – размером с булавочную головку. Куда уж ей достать до неба! Только покаянная слеза может подняться до небес. Если мы полагаем, что есть грешники большие и малые, то мы заблуждаемся. Нет такого разделения. Малейший грех в сравнении со святостью великого и славного Бога огромен. И поскольку Бог безграничен, безграничен и самый малый наш грех. Иными словами, нет чего-то малого или малейшего – все пред Богом огромно [2, 336–337].