Читать книгу Любовь и пустота - Архимандрит Савва (Мажуко) - Страница 4

Говорят, однажды пожилой уже Анне Ахматовой подарили ботинки. Созерцая подарок, поэтесса изрекла: «Хорошая вещь. Полезная. Но мне бы чего-нибудь лишнего».

Разговор о красоте – это разговор о лишнем, потому красота – это то, без чего теоретически можно обойтись. Есть вещи принципиально необходимые человеку – пища, кров, одежда, – без этого не выживешь, и в трудные годы, например во время войны, люди заботились главным образом о том, чтобы дети не мерзли и не голодали, – не до красоты было. Но даже в эти лихие времена находились люди, такие же голодные и больные, которые тратили свои силы и саму жизнь, чтобы спасти бесполезные, но прекрасные вещи. Сотрудники ленинградских музеев, музыканты, литераторы, переводчики… Человек, однажды уязвленный красотой, уже никогда не сможет без нее жить. И дело здесь не только в том, что красота примиряет нас с жизнью. Переживание прекрасного – это опыт скорее мистический, он выводит тебя за пределы себя самого, ставит лицом к лицу с миром божественным, потому что мы, христиане, знаем, что Красота есть одно из имен Божиих, Он – Прекрасное Само по Себе, и Он же – источник подлинной красоты. «Все сущее, – пишет святитель Дионисий Ареопагит, – возникая из Прекрасного и Добра, пребывая в Прекрасном и Добре, возвращается в Прекрасное и Добро. И все, что существует и появляется, существует и появляется благодаря Прекрасному и Добру» (О божественных именах. 4. 10). Заметим здесь принципиальное для христианского упования тождество добра и красоты, идеала этического и эстетического. Не напрасно святые отцы дали название знаменитому аскетическому сборнику «Добротолюбие» – это перевод греческого слова «филокалия» – любовь к красоте. Святость подлинно прекрасна! Святой как приобщенный Источнику добра и красоты, ставший пре-подобным Ему, не просто несет на себе печать красоты как чего-то внешнего. Святость открывает в человеке его собственные тайники богообразной красоты и являет красоту других людей, сокрытую даже от них самих. Когда мы читаем жития подвижников, нас восхищает их удивительное благоговение к людям, чувство вполне искреннее и лишенное всякой фальши и лицемерия. Из той же житийной литературы известно, что святые становились на сам путь святости, будучи уязвлены, очарованы красотой Своего Бога. Преподобный Макарий Египетский пишет, что человек, уязвленный любовью к Божественной Красоте, «связан и упоен ею, погружен и отведен пленником в иной мир» (Добротолюбие. I. 13).

Но здесь все понятно – красоту Бога и святости не будет оспаривать ни один христианин. Однако мы живем в мире, где добро и красота разошлись, и особенно хорошо это видно в современном искусстве, когда прекрасно, как говорят, грамотно снятый фильм жутко смотреть от того изобилия порока, что выливается на зрителя. Сегодня мы говорим об очаровании зла. Доктор Лектор из «Молчания ягнят», гениально сыгранный Энтони Хопкинсом, вызывает симпатию и сочувствие – но ведь это убийца-каннибал! Красиво до жути.

Все вместе это воскрешает внутри христианского общества старинный испуг и недоверие к культуре, подозрительное отношение ко всему, так сказать, душевному. И – маятник качнулся в другую сторону – уже верующему человеку приходится отстаивать перед своими собратьями право на красоту. Ведь постепенно, сами того не замечая, мы закрываем себя в православном культурном гетто: у нас свое православное кино, православная книга, православная песня. Создается свой «спасительный» тип одежды и стиль поведения, и если ты как-то выбиваешься из него, к тебе уже относятся иначе – этот не наш!

Но ведь подлинная красота надконфессиональна. Кошки прекрасны не потому, что это наши православные кошки, и цветы очаровательны не потому, что росли рядом с храмом. Скажете: это Божий мир и не надо путать его с миром культуры. Безобразий хватает и в Божием мире, и мы знаем, благодаря кому. Но вот строчка из стихотворения Рильке «Слепая»:

Это сказано чудесно, хотя Рильке и не был православным, как не были православными Платон, Еврипид, Борхес, Бетховен и многие другие гениальные поэты, художники, музыканты, и кому как не нам, служителям Прекрасного Бога, Бога Красоты, учиться слышать и распознавать те чудесные отблески красоты, которыми нас одарили эти люди.

Но ведь это душевное, а мы ищем духовного! Это все, конечно, верно, однако, как говорила одна мудрая женщина, чтобы убить душевность, нужно как минимум иметь душу. Невозможно из состояния плотского, в котором большинство из нас обитает, совершить «комсомольский» бросок к духовности, минуя ступень душевного. Поэтому прежде чем браться за «Добротолюбие», надо бы сдать «экзамен» на вежливость и предупредительность, проверить себя на обязательность и постоянство, и, конечно, ничто так не будит душу, как внимание к прекрасному. Внешний вид, манера общаться, круг чтения и досуга. Безусловно, есть люди, которых это не касается, они уже на другой ступеньке, но таковых, поверьте, меньшинство.

Есть еще один очень важный момент. Я уверен, что Церковь обязана нести свой подвиг миссии, вступая в активный диалог с наукой и культурой. Человек грубых нравов, нечувствительный к прекрасному, просто не имеет в себе способности услышать евангельскую весть. Мир вырождается, потому что искусство уже стало полезным, приспособилось или было приспособлено к нуждам, к потребностям плотского человека. Над книгой или фильмом теперь не надо работать, совершать творческое усилие, все постепенно погружается в сферу развлечения, обслуживания запросов. Поэтому для Церкви важно поддерживать высокое искусство, воспитывать к нему вкус, и начинать надо с нас самих. Церковная музыка, архитектура и иконопись должны быть на самом высоком уровне – это вопрос принципиальный. Можно, конечно, сослаться на недостаток средств или отмахнуться, как от душевного или ненужной роскоши. И это будет преступлением с нашей стороны. Прекрасный церковный хор, стройность и красота богослужения, изысканность архитектуры – лучшие формы проповеди, которые когда-либо знала Церковь. И это не интерес корысти, а самая соль христианского мироощущения. Господь сотворил человека для радости. Величайшей радости мы приобщаемся в созерцании красоты. И вот как об этом писал неправославный Гете: «Когда человек чувствует себя в мире как в едином прекрасном целом, когда чувство внутренней гармонии приводит его в чистое, свободное восхищение, – в эти минуты вся вселенная, если бы она могла сознавать себя, – удивилась бы и возрадовалась высочайшей цели бытия своего. Ибо к чему служит все это великолепие Солнца, планет и звезд, этих рождающихся и исчезающих миров, если наконец счастливый человек безотчетно не станет радоваться бытию своему?»