Читать книгу Алмазный компас - Аридника - Страница 1

Суета, шум, смех, грубые крики, брань. Соленый бриз давал надежды на скорую высадку. Желтые улыбки выделялись на обгорелых щетинах и бородках, спутанных и кудрявых от высокой влажности. Сегодняшний день поражал необычайно приглаженной одеждой, накрахмаленными воротничками, натертыми блестящими сапожками. Хмельные удальцы уже краснели в предвкушении твердой земли, хорошей закуски, радостных дам в пестрых одеждах… Эх, прекрасна та земля, что принадлежит пиратам. И повезло же родиться французом, имея такое прибежище, вкушая плоды своей нелегкой, но прибыльной работенки!

Весь экипаж пиратского судна терпеливо наблюдал за приближающимся островом. Перебивало это терпение только радостное гоготание, споры, танцы и небольшая корабельная рутина. Напомаженный, насколько это вообще возможно для пирата, капитан, спустился с верхней палубы, чтобы направиться в каюту и снова посчитать свое добро. Его приподнятый настрой чуть было не сбил круто повернувшийся юнец, лет девятнадцати. Он крутился и припрыгивал в танце под лютню. Широкие полосатые шаровары из шелка в прыжке блестели сливовыми бликами, легкая хлопковая рубашка раздувалась от ветра, бархатный пояс переливался из красного в морковный, серьги в ушах, в носу, бесчисленные груды колец на пальцах, растрепанные каштановые волосы – весь его образ играл с лучами солнца. Такого яркого франта не тяжело было заметить среди толпы угрюмых пьянчуг без утонченного французского шарма или, в целом, без единой претензии к моде. Однако, вся эта пестрая бравада никогда не спасала от раздраженного Готье Жирарда, прозванного на судне 'le tonnerre', за внезапный взрыв эмоций в любой нелепой ситуации, но среди некоторых пиратов для него было и другое прозвище, конечно, менее приятное. За закрытыми дверьми его шутливо прозвали monsieur la diarrhée, также за взрывной характер, но с более веселой для них ассоциацией.

– Тебе бы плетью по пятке, чтобы меньше скакал! – а вот и причина его прозвища.

– А, капитан!

Парень неловко замялся. Он недоуменно сморщил лоб – ему было непонятно отчего капитан не в настроении. Их путешествие прошло очень успешно: судно попалось нажористое, добыча была крайне приятная. Если учесть, что большинство кораблей сейчас нашпиговывают оружием, то им не просто удалось выполнить свою цель, но и сберечь драгоценную пиратскую жизнь. Юнец был счастлив приплыть на остров со своим вторым успешным плаванием. Всего плаваний было пять, но много награбить у них не получалось, поэтому ему доставалась незначительная часть, которой он мог покрыть свои расходы на острове, а тут будто упал золотой мешок на голову.

– Прошу простить. Мы просто… просто рады вашему удачному командованию в очередном путешествии, как же не станцевать в честь этого? Можно даже выпить кружку эля на прекрасной земле! – улыбка юноши широко натянулась, голубые глаза распахнулись. Он изобразил как лихо поднимает кружку в честь прелестнейшего капитана.

Несмотря на щетину, широкие руки, массивные татуировки, все замечали, как весело становится в любой компании, куда он присоединялся. Молодой матрос бывал неловким и боязливым по отношению к некоторым вещам, но это не умаляло его вольный характер в морских странствиях. Колкие ответы и саркастичные выпады были словно дикие стрелы, которых пираты, впрочем, очень не любили. Поэтому начало плавания у парниши было нелегким. Его пытались задеть, высмеять, поставить в неловкое положение. Однако, это продолжалось не долго, так как он очень умело давал отпор в словесном поединке, да и капитан за него ручался: в назревающих перепалках он ставил точку и наказывал дополнительной работой всех в равной степени. В целом, на корабль юнгу взяли из-за умения перевернуть любую ситуацию в комедию, а также за знание нескольких языков. Ему пророчили место клерка. Впрочем, он помогал имеющемуся время от времени, за что тот научил его писать и читать. Во время пиршеств после морской охоты, юнец был главным украшением вечера. Все рассаживались, наполняли кружки горьким пойлом и ждали представления. В конце комнаты у стены ставили стул, наливали чего покрепче. Вся братия начинала свистеть, гудеть, но он не садился до того момента, как в трюм не заскочит капитан, и только после его появления начинались бесконечные патетичные рассказы во всех красках и со всеми возможными ругательствами о жизненных казусах пиратской и мирской жизни чудака-матроса. Пираты катались по полу от смеха, захлебывались, давились скудными яствами, били по столу, кусали кулаки. Однако, команда не понимала откуда у мальца такое уважение к капитану, ведь многие (последнее время) очень подозрительно относились к нему и выполняемым им обязанностям. Готье позволял себе жестокость в отношении матросов и пиратов, ему не зазорно было придумать наказание и наблюдать за муками товарища. При виде него некоторые презрительно перешептывались, что наводило на мысль о возможности бунта в будущем. Однако, стоит подчеркнуть, что под его командованием «Sirène de Crozon», названный в честь родного города первого капитана, умершего в жестокой схватке на торговом английском судне, обогатился всего за полтора года в пять раз, то есть экипаж набил не только свои сундуки, тайники, но и сумел вложить часть награбленного в руки людей из родных земель. Не всем везло передать свои пожитки семьям в старый свет, но предприимчивая часть находила пути доставки ценного груза (иногда даже весьма законными путями). Возможно, именно страсть к хорошей добыче и ярким лоскутам наделяла юнца такому терпению к "взрывоопасному" капитану пиратского судна, кто знает.

Завидев веселую физиономию, задевшего Готье младшего матроса, он глухо прорычал что-то себе под нос и пошел дальше. Парниша лишь устало вздохнул, наевшись за все путешествие этих предосудительных маневров вдоволь, и дальше продолжил плясать, отбивая подошвой тапы под мелодии старика Лапина. Старик Лапин, когда-то гордый и презентабельного вида лейтенант, готов был никогда не сходить с любимой громадины. За преданность капитан назначил его главным боцманом, так как возраст старика не позволял ввязываться в битвы и делать тяжелую работу, поэтому основными его задачами были координировать работу матросов, распределять обязанности среди своей команды, ну и, в целом, поддерживать состояние своего морского дома. А Лапин как никто другой подходил на эту должность: его живость с хитрым прищуром, колючий юмор и бесконечные идеи дарили экипажу особый уют. Все любили старину боцмана, но всем казалось, что он тайно о чем-то сожалеет или скучает… Каждый его вечер проходит меланхолично, ведь во время ужина, вместо посещения общего застолья, он сидит на палубе, залитой золотом или багрянцем, и попивает крепкий ром, смотря куда-то в пустоту. Иногда кажется, что он плачет. Морщинки под глазами увлажняются и блестят, а жилистый старик превращается снова в того красивого лейтенанта с аристократичным профилем и подтянутым телом. Однако, товарищи в такие моменты видят только любителя выпить, да уставшего от шума работягу. Все же, в этом они, очевидно, правы.

Приближался берег, фрегат уже зашел в гавань, показались знакомые пейзажи. Плоский остров с зелеными проплешинами среди серо-охровых кусков земли. Утро давно рассеялось обеденной жарой. Плотная одежда на некоторых моряках неприятно липла и охлаждала кожу из-за попутного ветра. От "припудренных" с утра лиц остались только легкие намеки на цивилизованность в виде хорошей одежды. Такие мелочи не мешали диким морским воинам заливаться детской радостью.

Свист и крики заглушались выстрелами в воздух. На борты с тяжелыми карманами наседали счастливые юнги, у них выдался трудный месяц, поэтому им не терпелось перевести дух и почувствовать почву под ногами. Причалив, судно спустило трап, и разгоряченный экипаж весело зашагал к пристани. Солнечный остров Роатан встречал отличной погодой. К членам команды подбегали мужички с торговыми досками, нагруженные всякой островной пакостью в виде фруктов, рыбы, статуэток, украшений и прочей неинтересной уставшим от плавания мужикам мелочью. К ним лениво подходили девицы в пестрых платьях, некоторые из матросов останавливались и поддерживали разговор, пошептавшись о чем-то, продолжали свой путь к поселению. Треть команды, осталась осматривать судно и проводить ремонтные работы. Как договаривались, оставшаяся часть команды разделилась: половина пошла пополнять провиант и обмениваться товаром, а вторая половина отдыхать. Кок и врач, однако, медлили, так как помогали оставшимся выносить раненых и заболевших во время плавания. Желающие подзаработать стояли с тележками, что очень помогало команде быстрее перенести лежачих в свое укрытие. Последними спустились капитан, старпом и штурман. Они почти всегда оставались на месте, так как следили за ходом работ и охраняли свое имущество. Хранить украденное в этом поселении они не решались. Конечно, вся команда действовала сообща, но у каждого были свои стратегии сохранения добычи. Поэтому, те, кто большую часть времени проводил за починкой корабля или в целом, кто был больше ответственен за судно, хранил добычу за пазухой. Троица решила спуститься только для осмотра состояния корабля и обсудить планы, гуляя по берегу. Конечно, они посещали поселение, особенно в случае некоторых нужд, но старались проводить там не более трех суток, что не скажешь о матросах и юнгах. Юные мореплаватели, еще не привязанные сердцем к судну, мчались тратить золотые в таверны и пабы. Только половина матросов отправилась отдыхать в лагерь или увеселительные заведения, вторая половина, включая юнг, побороли усталость и отправились сразу выполнять свои задачи на суше, то есть помогать с починкой судна и закупать необходимое для выживания в следующей вылазке.

Группа из десяти друзей: шести матросов, двух юнг, абордажника и помощника повара, который иногда также помогал плотнику, направилась в полюбившуюся им таверну (команда останавливалась на этом острове чаще, чем на Тортуге). Над дверью заведения висела коряво вырезанная вывеска "Goutte d'or". Компания ввалилась в темную комнату с тусклым источником света в виде толстых свечей на столах и со смехом уселась за массивный дубовый стол, кто-то вытер исцарапанные руки платком, кто-то примял волосы, кто-то осмотрелся. Все ждали пока глаза приспособятся к потемкам и когда придет дама с расспросами об их делах, им ужасно хотелось испробовать чего-нибудь нового, на судне под конец месяца еда не отличалась разнообразием. Вокруг них столы заполняли такие же компании пиратов. У всех был разный срок пребывания на острове, но все друг друга знали. Были замечены и новые лица, но тут больших подозрений не возникало, так как это обычно свидетельствовало об успешном морском походе и новых ценных добытых кадрах с вражеских кораблей. В основном это были молодые парни, романтизировавшие свободную пиратскую жизнь и мужички, не хотевшие умирать. Это сразу считывалась по выражениям лиц и возрасту новичков. Грязные от песка сапоги и раскрасневшиеся лица известной нам компании быстро дали понять окружающим о недавней высадке. Поэтому добродушная братия подняла массивные стаканы и закивала.

– Неужели и Флиппинсы тут? Они отправились позже нас, дворняги несчастные, – один из матросов, лет двадцати, одетый в красные широкие брюки и элегантный серый жилет с такой же элегантной кружевной блузой, надменно покосился на стол в другом углу.

– Флиппинсы, Черный глаз, Гадюка, Бродячий Рин… Тут все, кроме чертовой служанки! – почти вскрикнул абордажник – мужчина лет сорока. На нем был черный мундир, расшитый серыми нитками, черные брюки со свисающей саблей и большая широкополая черная шляпа с серебряной лентой из муара. Его черные глаза и небольшая бородка придавали образу целостность.

Известный нам ранее юноша, резко вскочил и машинально схватился за ножны. Его уши раскраснелись, синева глаз будто потухла. Он таращился на темное лицо абордажника, мигающее красными пятнами от трясущейся свечи.

– Чего? – абордажник напрягся, но не поменял своего положения.

– Сегодня много посетителей. Пойду позову, – он глянул на него вполоборота и направился к стойкам с напитками.

– Эй, Ник! Николас? Как тебя там? – абордажник приложил руку ко лбу в попытке вспомнить прозвище.

– Называй его "Смехун-Ник"! – оголил зубы лысый матрос со шрамом на губах.

Ник вальяжно приблизился к абордажнику:

– Железный Лоу, я Николас.

– Да черт бы тебя побрал, куда бежишь? Скажи этой девке, что я бы выпил… Что вы пьете, мелочь? Ай, ладно, неси нам пива, мне добавь пунша для бодрости, хе-хе. И пригрози ей там хорошенько, чтобы знала свои обязанности. Главное, чтобы эта дура в кружки нам не плюнула! – басистый смех Лоу, взбесил Ника еще больше. Компания матросов за столом прыснули неуверенными смешками. Он круто повернулся и наткнулся на худенького парнишку с перебинтованной рукой, кучерявыми, выбивающимися во все стороны светлыми прядями, загорелой кожей и сияюще голубыми глазами. Его одежда была очень презентабельна, но и нелепа одновременно: темно синий жюстокор, белый пояс-шарф на талии с золотыми свисающими монетками, объемная блуза, плотные шаровары, лоснящиеся сапоги из светлой кожи.

Он отшатнулся и прищурил глаза:

– Ник?! Дружище, а ты похорошел! Неужто вернулся с хорошей добычей? – друзья неловко обнялись, но их лица сразу просветлели.

– Я похорошел? Хм… Нет. Нет, милок, я всегда был хорош! Лучше бы ты не забывал, как я выгляжу. А вот ты видимо решил, что у нас тут придворный совет? Что-то не вижу тут нашего золотого Людовика. Откуда такая роскошь? Снял со старосветских щеголей? Ну да ладно. Пошли, Ив, по дороге расскажешь. Мне нужно знать откуда такой мундир!

– Господи милостливый, я ему слово, а он мне балладу! И это не мундир, деревенщина, а жюстокор! – Ив подошел с Ником к стойке, но они никого там не застали.

– Ну и ладно, у меня нет времени и желания разбираться в этих новомодных вещицах.

– Однако, мое ощущение подсказывает, что ты любишь хорошие вещицы. Глянь на эти полосатые панталоны! А серьги то поди новехонькие. Я уже слышал, что у вас была очень удачная вылазка.

– Да, они из чистого, дорогого, прекраснейшего шелка. Такого ты точно не видел, чертов франт! Прошу не зави… – резкий женский хохот прервал Ника, ближайший к нему столик что-то праздновал. – Да где же Ванесса? Она что тут больше не работает? Ее тоже потянуло в море, захотела новых юбок? Меня сейчас сожрет этот "железный змей"! Измельчит, пережует, выплюнет, высушит, труху скурит! Не могу смотреть на него, от одних глаз мурашки по телу, как от дьявола. Клянусь у него договор с морским чертом на такое отменное долголетие. Нормальный человек уже давно бы лежал на дне от любви к дракам и пьянкам как у него, желтый свищ! – Ник указал кивком на столик со своими товарищами.

– Ванесса была тут недавно, успокойся. Пошли поищем ее наверху. Так ты расскажешь мне каков улов?

Парни поднялись на второй этаж таверны. В коридоре было пять дверей, но все были закрыты, стояла тишина. Возможно, днем комнаты часто пустовали, так как пираты, каперы и прочие оборванцы развлекали себя на свежем воздухе.

– Где вообще все, черт подери?!

– Ник, я клянусь, за несколько минут до того, как с тобой столкнулся, я видел ее, подающую кружки и стаканы на столик слева от стойки. Я потом поднялся в комнату, а когда спустился наткнулся на тебя. Мне вообще нужно было спешить к своей даме.

– Знаю я твоих дам! Уж я знаю! Хвораешь ты сейчас не из-за них ли? Не жалуйся мне потом о промежных недугах. Я говорю, что это все от твоей любвеобильности!

– Ты меня пережевываешь хуже, чем тебя твой любимый Лоу!

– Любимый Лоу?! Извините?

– О, вот и она! Где ее вечно носит?

Бранясь, Ник сбежал по лестнице и чуть не снес бочки у одного из столов, но оглядываясь и извиняясь, он не заметил как наткнулся на Лоу.

– Чертов бес! Глупый мальчишка! Вот, эта девка! Неужели от радости отсохли последние мозги? Говорил капитану, что таких вот неженок нужно оставлять на другие нужды! – Лоу снова залился кашляющим смехом.

– Я бы тебе советовал следить за языком, у меня терпения поменьше чем у тебя…

– Осади, юнец, откуда столько смелости за пару минут? Птенчику лучше виться на земле. Хотя в нашем доме мы такими, конечно, перекусываем в голодные времена.

– Ты давно нарываешься, Лоу! Если тебя не потопила волна, то земля унесет твою грязную скотскую душу!

– Готье давно пора было это сделать, но придется взять все на себя! – с этими словами абордажник накинулся на Ника, отчего матрос машинально замахнул кулаком в лицо Лоу.

От неожиданности Лоу упал на стол, стоявший за ним. Ник, не удержав равновесие, сделал тоже самое. Конечно, под тяжестью двух взрослых мужчин, стол разлетелся в щепки. Каперы, сидевшие за ним, прыснули от злости. Кому же понравится портить такой прекрасный вечер? Они громко и нервно выругали, бьющих друг другу лица, компаньонов. Один из пострадавших гостей вылил им на головы свое драгоценное пойло, что только раззадорило дерущихся.

Прыткий Лоу отбросил навалившегося Ника и, вставши в боевую стойку, вытер чистой рубахой измазанную кровью губу. Черный взгляд наливался багровой ненавистью, но лицо нахально и беззаботно ухмылялось. Как же не хватало его дикой душе разрядки! Даже несмотря на то, что он штурмовал бригантину, буквально, четыре дня назад. Николас же хотел хорошо его проучить и, в целом, выжить. Внутри парнишки боролись злость, страсть и страх. Он был вспыльчивым, как и Лоу, но не таким конфликтным и физически слаженным, поэтому фон гнева не мешал ему рассчитывать на отступление, ведь тут у него нет шансов, если не случится чудо, при котором "железный" пират вдруг расплавится. Ник, изливаясь кровью, готов был попасть под удар снова и уже представлял, как погибнет от рук члена собственного экипажа или спасется, позорно (для пирата) удрав куда-нибудь, но перед этим с надеждой еще немного ему навалять – с этой мыслью он сжал кулаки. Но тут юнга почувствовал на руках влагу. Мельком глянув на алые струи, сочащиеся с лица на руки, юноша пошатнулся прогоняя мысли и целясь в образ Лоу, но, вместо неожиданного нападения, грузно падает, снова опрокидывая ближний стол. Лоу, конечно, силен, но он не думал, что настолько, чтобы валить молодых матросов одним взглядом – это его ужасно развеселило. Вот тут Лоуренс искренне расхохотался – никто из экипажа никогда еще не видел у него таких сверкающих глаз и не слышал такого раскатистого хохота. Темная комната с тревожным желтыми пятнами наполнилась каким-то неловким непониманием, всех будто заворожило, один абордажник раскачивался от смеха. Свечи на столах трусливо дергались, а пираты трусливо оглядывались. Лоу почувствовал небывалый прилив сил, будто впитывая свое превосходство над всем происходящим. Грязные лица пиратов на миг показались ему жалкими, помещение маленьким, шепот превратился в фоновый шум. "Как же все это глупо. Они боятся, при этом испытывая любопытство. Что же тут преобладает?" – эта мысль таилась внутри его сердца, отбивавшего ритм победного танца. Светящийся от радости, пират круто повернулся к выходу.

На пороге таверны стоял и наблюдал массивный седой мужчина. Его жилистая рука опиралась на толстую лакированную трость, обхватившая конец трости кисть сияла золотом, сапфирами и рубинами. Тонкая рубашка, опрятные штаны с тугим кожаным ремнем и легкая обувь – образ заядлого островитянина, а, возможно даже, долгожителя этой прекрасной для мужчины обители. Трубка выдувала клубок дыма, такого же бледного и прозрачного, как его волосы под утренним светом, но прямо сейчас от света свечей образ его был раскрашен сепией и напряжением. Лоу быстро смекнул, что нынешняя ситуация противоположна его состоянию. Внутри кольнула старая боль от ножевого ранения. Черные глаза удивленно распахнулись, образ стал менее монотонным и даже похожим на нечто живое, не напоминающее готическую статую. Ему привиделось, что старик недоволен его поведением. Наверное, старого известного пирата разозлил бардак в любимом заведении. Не хотелось напороться на его руку. По правде говоря, продлилось это просветление секунду до того, как Лоу весело поприветствовал старика и пытался его приобнять. То, что произошло дальше шокировало всех присутствующих, даже непотопляемого Лоу. Мужчина у порога на его добрый жест отмахнулся, сдержанно подняв одну руку и оттянув трубку второй, перевел взгляд с Лоу на лежащего в крови Ника. Глаза его от солнца и возраста потускнели, комната мешалась с дымкой в тусклом свете, но, не смотря на это, он смог понять, что в конце комнаты лежит человек, а значит была потасовка, в которой лежачий не смог справиться в скверном споре. Пираты стали шептаться, кто-то осмелел от рома и хихикал, таверна наполнилась любопытством и нетерпением, но выдавать это было еще рано. Кажется, только Лоу не понимал в чем дело.

– Что это? – басистым голосом и со свойственным ему спокойствием, седой пират указал на лежачего юношу.

– Ничего необычного в этом не вижу, господин Фрелон. Обычный спор, законченный… ну, не очень чисто. Иногда таким мальчишкам нужна хорошая отцовская трепка. Это закаляет дисциплину, готовит… готовит к работе…

– Ты, наверняка, Лоуренс?

– Верно, капитан.

– Я знаю тебя давно. А ты, видимо, обо мне только наслышан. Возможно, это знаменательное событие и наше знакомство изменит твою жизнь, – старик хитро кивнул головой.

– Я согласен с вами, господин Фрелон, многие считают Вас фигурой для подражания. Я слышал истории о Ваших вылазках и, думаю, правда есть чему поучиться. Может, присядем и выпьем. Но, кстати, откуда вы знакомы со мной?

– В этой части острова я редко бываю. В этот раз мне нужно было кое-кого проведать, осмотреть бухты, познакомиться со свежей кровью, узнать новости старого и нового света. Я знаком с вашим судном, ты хорош в своем деле Лоу, это похвально. Готье о тебе рассказывал. И, да, конечно, я хорошо знаком с Готье, считаю, у него огромный потенциал и даже доля таланта. Не зря ведь я доверил своего сына именно ему. И проведать, сердечно заявляю, я пришел именно его.

– П-правда… Я не знал, что Ваш сын делит с нами общий дом! Поверить не могу, что узнаю об этом только сейчас!

– Это так. Я знаю, что Готье человек слова и способен выполнить все, что пообещал и все, что попрошу. Он знает, как важен этот опыт для юного сорванца, чтобы в будущем, дай Господь такую милость, он стал полноценным членом экипажа со своими четкими обязанностями. Ну да ладно… Знаешь, зрение у меня стало совсем ни к черту. Я хочу глянуть на этого провинившегося бродягу. Что же он себе позволил?

– Может сначала хорошенько выпьем? У меня не так много времени, есть несколько неотложных дел… Эй вы там! Приберите этот бардак, – Лоу говорил уверенно и без запинки, однако, тяжело описать, что творилась у него в душе.

– Я все же утолю любопытство, дружище.

Посетители уже извелись от нетерпения, страха, эйфории и количества алкоголя. Такую выдержку можно было наблюдать, наверное, только у воров, ставящих ставки и дворцовой свиты, терпящей всю эксцентричность вельмож. В таверне было итак подозрительно спокойно, но теперь стояла абсолютная тишина. Впервые за всю историю существования "Goutte d'or", кружки присутствующих стояли на столах, а пьяная свора мужиков не гоготала от восторга или недовольства. В тишине и тумане от сигар проскальзывал шепот, тихое шуршание штанов от переминающихся ног на жестких стульях.

– Я позову капитана, он будет рад вашему прибытию! – Лоу, радостный от спасительной мысли, даже не обдумал ее как следует, готов был вылететь из кабака в ту же секунду.

– Не волнуйся, он уже в пути.

– Отлично! Давно не сидели такой хорошей компанией. Служ… Ванесса, да? Ванесса, принеси нам хорошего пива для человек двенадцати. С вами еще кто-то, господин Фрелон?

– Со мной морской дух, черт или же… дьявол… – господин Фрелон тростью приподнял вьющиеся темные локоны с окровавленного лица. В сердце забурлила кровь. Словно игла воткнулась в грудь. Он стиснул зубы. Слабость – это то, чего моряки лишались в первом плавании. Страх – то, что они испытывали только перед смертью. А вот ненависть и азарт – постоянные спутники, которые крепчают или ослабевают с возрастом.

Старик Фрелон был настоящим морским хищником, легендой островов Теркс и Кайкос (там он хранил свое богатство и имел поддержку местных разбойников), но после, перебравшись спустя много лет подвигов и потерь на Тортугу, передал всю браваду нажитых судов в аренду своему старому и верному товарищу, царствие ему небесное. Это обеспечило Фрелону, скромно говоря, мирскую и достаточно спокойную жизнь для пиратского роуга. Его непокорная душа, однако, оставалась такой же, как и много лет назад: неистовые посиделки в кабаках с кровавыми байками, да постоянные открытия, но теперь уже на острове, который дал ему дом. Неуловимое любопытство сдружило его с индейским местным племенем и разными пиратскими группировками. У пирата было мало врагов, а может их и вообще не осталось, ведь прошло много лет, как он решил передать флотилию из двух фрегатов, двух бригантинов и одного флейта Перрину, так как после серьезной травмы ноги и немолодого возраста, Фрелон изменил приоритеты. На новом месте он построил большой просторный дом, набитый диковинками со всего света, открыл торговую лавку, где успешно разменивал свое богатство на новые вещицы или вещицы, заработанные прошлой «должностью», обменивал на золото. Конечно, даже в таком далеко не здоровом теле, он ввязывался в споры, всякое бывало. Но был в этом мире один сдерживающий механизм, один единственный светлый, теплый луч, пробуждающий в нем другого человека. Человека, способного чувствовать, страдать, любить, скучать… Его сын. Сын, лежащий у него под ногами в багровой луже.