Читать книгу Алмазный компас - Аридника - Страница 2

Над закатным свечением шныряли голодные чайки, их жадные крики сбивались в кучу и снова разобщались. С севера пришел прохладный ветер, шелестели листья, шуршала вода. Гул парусных охотников разбавлял шум какой-то глухой тоской. Не хотелось никуда идти, хотелось жить тут и сейчас. Влезть в картинку перед глазами, остановить время.,,

– Я не думаю, что это хорошо кончится, – испещренное морщинами и пятнами, лицо старика задумчиво изучало розовеющий горизонт.

– Как бы то ни было, как сейчас хорошо, отец! Не будем о плохом. Ты сам мне говорил, что море – это джунгли, пираты – морские охотники. Если я просто уйду из-за одной потасовки, из-за глупого… нет, наитупейшего недопонимания, чем это для меня обернется? Позором! Я считаю так: не умеешь сталкиваться с трудностями не лезь на корабль вообще, даже не смотри в сторону океана, верно?

– Верно, сын, верно, но…

– И если каждый моряк будет убегать под грозным взглядом своего же напарника, то зачем вообще существовать морскому флоту и всему из этого производному? Зачем нам быть морскими волками, если мы хуже овец, которые не боятся ближнего своего, а послушно следуют за стадом не смотря ни на что? Кто же мы, если будем отступать из-за одного удара, из-за своей оплошности или чьей-то глупости?

– Все, что ты сейчас сказал полная бессмыслица.

– Что? Но ты же сам мне это говорил? Ты говорил, что мы – морские хищники, а море -это наш корм. Если повезет, билет в красивую жизнь! Разве это не так?!

– Я все это говорил из-за своей алчности, мой мальчик. Я думал, что тебе хватит смелости однажды скинуть с борта Готье и присвоить его армаду, которую он уже соберет к твоему двадцатилетию. Но я не вижу тех качеств в тебе, что были во мне. У тебя есть мозги, к сожалению. Родиться с рассудительным характером в этой дыре та еще забава.

– Это означает, что я хуже тебя или что мне теперь бессмысленно вообще тут находиться, просто потому, что Робер обучил меня грамоте?

– Это значит, что ты лучше нас всех. Ты не пират, я это вижу. Да ты и сам это понимаешь. Ты же сам сказал, что мечтаешь с этим покончить. Ты легко учишься, у тебя много занятных мыслей и замыслов. Твое место в старом свете, твое место – это хорошая должность и спокойная жизнь. По крайней мере, я так тебя вижу.

– Я не слабак, как ты думаешь! Я отправлюсь в еще одно плавание и точка!

– Я так не думаю.

– Ты прав, я в какой-то степени трус, верно? Меня часто пугают обычные вещи, я не очень люблю плыть в ночи. Даже птицы и странные звуки побуждают вскрикивать и подпрыгивать. Но знай, я буду стоять на своем, я докажу тебе, что я не жалкий трус, достойный сидеть в хижине и пасти скот, да выращивать морковь, как твой сосед Ангус с его тремя копейками в месяц и гниющими зубами!

– Да послушай ты меня! Я говорю о том, что ты не должен быть одним из тех ленивых и неграмотных оборванцев! К такой жизни они пришли не по зову сердца и прекрасных мечтаний. Мы были глупы, Ник! Мы хотели легких денег, у нас были свои планы. Мне повезло больше, чем моим товарищам, понимаешь?! Я смог сбежать и затеряться, избавиться от следов моего кровожадного прошлого, остальные, сам понимаешь, отправились умирать на одинокие острова и виселицы. Ты тоже хочешь всю жизнь бегать от правосудия? Будь это последнее плавание или нет, всегда есть шанс не вернуться обратно. Мы не можем предсказать своего будущего, но можем уменьшить риски быть сожжеными в адском пламени! Последнее время я стал ближе к богу нашему, мой сын. Я молюсь за тебя каждый день. Ты не представляешь, что творится в моем сердце, когда я слышу раскаты грома или выстрелы во время наших вечеров… гуляний.

– Пьянок?

– Ник.

– Говорю как есть.

– Ник, не терзай отцовскую душу. Ты знаешь, что болезнь съедает меня.

– Не говори так!

– Ник, я хочу, чтобы ты послушал меня. Я не желаю тебе такого будущего. Прости мое корыстолюбие, я не должен был отправлять тебя с ними. У тебя еще есть шанс все исправить и стать человеком, которым не был я. Не повторяй моих ошибок сын мой, я не хочу лишиться своего последнего родного человека.

Ник понурил голову, по его щекам стекали слезы. Внутри раздирало столько вопросов и ответов на них не было. Бежать было некуда и отступать тоже. Какой путь выбирать, он также не знал. Несмотря на приключения, он видел не так много в жизни, поэтому он даже не мог придумать варианты, чем ему стоит заниматься и куда податься. Ведь, в его понимании, если он останется с отцом на острове, то его уделом будет сидеть за прилавком торговой лавки отца. Молодому и энергичному пирату такая работенка казалась каторгой. Ему нравилась, но одновременно пугала вся эта дикая жизнь с разбоем, предательствами, жадностью, хладнокровием людей, но он знал, что на корабле он занимает определенное место и вносит вклад в общее дело. Ник командный игрок, поэтому веселить товарищей, делить добычу с друзьями, мечтать и придумывать шалости, разбавляя обстановку на судне – было его любимой частью работы, лишившись всего этого, он считал, что потеряет свою суть и однажды сам превратится в болеющего старика. Конечно, он понимал, что и на острове сможет найти себе друзей, но будет ли его пребывание там также занятно? Ник сомневался.

– Я хочу подумать на счет всего, что ты мне сказал. Это трудно решить сейчас.

– Здраво рассуждаешь. Хорошо, обдумай все и реши.

– Ты ведь никогда ничего особо не обдумывал, правда? – Ник вытер слезы и лукаво улыбнулся.

– Я ставил действия превыше мыслей. Мысли меня… тормозили. – Старик задумчиво посмеялся.

– Наверное, я в мать.

Лицо Фрелона немедленно окаменело в недовольном выражении.

– Расскажи мне о ней, ты так редко об этом говоришь. Я почти ничего не знаю, это нечестно.

– Может, потому что не всем приятно упоминать имя усопшего.

– Это ведь неплохо, она бы хотела, чтобы я знал о ней больше.

– Покуда ты знаешь?

– Я знаю. Ты чего-то стыдишься, отец? Не убегай от этого разговора как обычно.

– Пошли уже холодеет.

– Отец!

– Нет, сын! Ты… Хорошо! Хорошо, раз ты так желаешь, – оперевшись на трость, он медленно поднялся и недовольно уставился куда-то в сторону, нервно теребя набалдашник. – Знаешь, твоя мать бросила тебя. Прежде, чем умереть она жила несколько лет без тебя. Она плохой человек.

Фрелон поспешно замахал головой:

– Нет, нет, я тоже, конечно, не ангел. Но разве такие люди стоят упоминания? Я не очень люблю вспоминать о плохих людях, и тебе не стоит.

– До этого ты говорил по-другому: она умерла чуть ли не при родах, потом ты сказал она умерла сразу после того, как решила уйти, – Ник оглядел его с сомнением и неприязнью. Поднялся и встал перед ним очень близко. – Так что же с ней действительно случилось? Раньше я списывал это на твою вечную нетрезвость… Ты не сможешь оболгать меня опять. Я знаю, что ты хочешь видеть меня рядом, ведь ты ужасно слаб. Но нужно уже понять, что дурить двадцатилетнего сложнее, чем ребенка. И сам ты являешься ли достойным человеком, каким себя считаешь?

– Нет, не считаю и никогда не считал. Ты можешь делать все, что хочешь, и дело совсем не в моей слабости. Ты мой единственный сын – вот, что я пытаюсь до тебя донести. Ты продолжение меня. Можешь меня презирать, но уважай, пожалуйста, себя. И, если человек плохо поступил с тобой, признай, что для тебя этот человек плохой.

– У меня чувство, что моя мать не была плохим человеком. Ты просто пытаешься что-то скрыть.

– Знаю, не один мальчишка не захочет услышать плохие вещи о своей матери. Я любил свою мать, но она рано ушла и мне пришлось забыть свою чувствительность, забыть любовь, пока не появился ты. Теперь ты мне заменяешь всех и никого мне больше не надо, – он хрипло заплакал и сжал переносицу.

Ник положил руку ему на плечо: "Опять давишь на жалость, старик… Ладно, мы поговорим обо всем позже. Может тебе стоит жениться? Будет кому заботиться о твоем здоровье, пока я не дома."

– Это унизительно! Да и кто же захочет быть с таким древним? Целыми днями мести с меня пыль да ошметки сала. Утомительное занятие. Это напомнило мне время, когда моя мать купала своего старика в жестяной ванне, жуть какая. Если я опущусь до состояния моржа, утопи меня в такой ванне.

– Что? Нет! Ты в самом лучшем возрасте! Отдыхай да веселись. Тебя всегда окружают твои приятели, у тебя отличный дом, лавка и ты всегда был заслуженным моряком. И старение – это неплохо, ты стал умнее, чем в прошлом году.

– Так. – Отец Ника резко остановился и треснул его тростью.

– Все, я понял, я понял. – Ник хохоча отшатнулся и неуклюже завалил руку на плечо отца.

Обнявшись, отец и сын направились в мельтешащий городок, чтобы выпить по чашечке чего покрепче, обсудить экипаж, новости и, конечно же, поспорить.

Закат же обжигал траву, плавил облака. Не нравилось это снаряженным корсарам: завтра будет не лучшая погода для отплытия. Вода завораживающе шипела, переливалаясь блеском солнца и небесной лавы. Бесноватые грязные детишки местных шансоньеток весело убегали во все стороны, стремясь быть ближе к воде. Скалистые холмы и камни отбивали их крики и наполняли местность, давно не ощущавшейся во взрослом и порочном мире, непринужденностью, легкостью. В этот вечер все почувствовали внутри наивную безмятежность, кому-то пришло вдохновение, а кто-то снова словил надежду на выход из тяжелой реальности. Только у Ника на душе было не просто: беспокоила не только профессиональная неопределенность, но и разговор с отцом. Не хотелось винить его за все, ведь он единственный ему родной человек, хотелось забыть обиду и поверить на слово, но не получалось.

Как и любой флибустьер, отец Ника обладал прыткостью и хитростью – это помогало им выживать. В настоящее же время его навык заметно ухудшился, не вторую роль сыграло увлечение алкоголем. Фрелона пугало, что Ник начал это замечать. Он сильно сожалел, что не продумал ответ. Но теперь уже было поздно, оставалось только отвлекать его темами о корабельных заботах и о девушках, то есть именно тем, что сына интересовало меньше всего.

Они дошли до известной нам уже таверны и сели ближе к окну. Не успев допить и половины кружки, Фрелон стал шумно приветствовать знакомых и незнакомых мужчин, подходящих к их столу и весело протягивавших руку. Как только пара его приятелей пододвинули стулья, подсев к ним, Ник поспешно встал, извинился, сделав вид, что увидел кого-то из своих знакомых и пошел здороваться с подругой второй раз за день.

Прислонившись к тапруму, Ник немного съежился, чтобы не задеть рядом стоящих амбалов, и терпеливо ждал своей очереди послушать сплетни или излить душу. Освободившаяся Ванесса кивнула куда-то в зал:

– Конрад на тебя посматривает.

– Он всегда смотрит на меня как на должника. Что он хочет? Чтобы я выплатил ему репарации за то, что просто знаком с ним?

– Я думала вы в очень… Кхм, тесных отношениях. Вы были дружны, как я помню.

– Недостаточно тесных, чтобы смотреть на меня таким требующим взглядом! – Ник возмущенно выпучил глаза и отстранился ладонями от возникшей перед ним мысли. – Кто он? Сборщик налогов? Или надзиратель?

– Он хочет быть ближе. Я думаю это хорошо, у тебя будут союзники. В море нужны друзья. Да и на острове они не лишние. Глянь на своего отца, всегда есть кому его встретить.

– Ты права. Но называть этого усача другом нет желания.

– Называй его по имени, этого достаточно. И усы его мне нравятся.

– Мне они нравятся на красивых лицах.

– Ник, он не так плох.

– Ладно, главное, чтобы все эти портовые красавцы были подальше от меня, – он брезгливо оглядел ближайшие столики. – Меня пугает осознание, как много в этой части света мужчин. Все просто забито ими!

– Понимаю. Моим подругам нравится такой расклад, столько внимания от изголодавшихся вниманием разбойников, с забитыми золотом карманами, а душа вся сгнила от попоек… Извини, ты к ним, конечно, не относишься.

– И слава господу за это!

– Верно, но… Твой отец знает про… про твои предпочтения?

– Не обязательно ему все обо мне знать, – Ник сконфуженно почесал щетину и потупил взгляд. – Хотя иногда мне от этого дурно, он моя семья и мне не хочется скрывать многие вещи, но и шокировать его тоже не хочется. Лучшее разрешение ситуации в данном случае – молчание.

– И он не намекал на невесту и внуков?

– Морские охотники женятся на море, он это знает. Он даже сказал одну красивую фразу, что-то вроде: «Наши семьи – это корабль, экипаж и вечный голод, и вечная охота»… Кстати, пока я лежал в отцовской хижине, меня просто ужасно мучал вопрос: когда Лоу, этот трус недоделанный, вернется обратно в порт? Я готов с ним поговорить. Знаю, что глупо, наверное, разговаривать с таким маргинальным, диким как вепрь толстолобом, но его нужно… Его необходимо! Вразумить перед отплытием о том, что нам придется делить один дом на время вылазки, так сказать. Но, если он не согласить на это, то кому-то из нас придется покинуть службу или смириться…

– Что?!

– Да, да, я знаю, это не похоже на меня. Я не сумасшедший, чтобы прощать его! Если ты нарушил мое доверие, просто, хотя бы, залез в мое пространство – тебе не сдобровать. Это всегда так было, я не забываю об этом. Я знаю себя. Но, думаю, это последнее мое, такого рода, плавание. Я подумываю уже, так сказать, завязывать узлы этой части моей жизни. Не хочется заканчивать на плохой ноте…

– Господи, да о чем ты вообще говоришь?! – Ванесса застыла с наполненными кружками в руках.

– Да, я не буду больше привозить тебе горшки патоки и бутыли с ромом, но зато мы будем чаще видеться. Может, я займусь чем-нибудь тут. Хотя кто знает, может я и откажусь от этой мысли в этот раз…

– Он же мертв

– Что? Кто? Подожди… Подожди…

– Тебе не сказали?

– Отец сказал, что он уехал к своей женушке в соседнюю деревню. Я был уверен, что он уехал пьянствовать дальше со своей командой балбесов и головорезов. Какое существо в своем уме выйдет за такого? Я даже представить не могу. Женушка? Нет, это точно не поездка к женушке. Такие как он только и умеют, что пить да бить. Ах да, и бежать от ответственности. Но как? Как он умер? В дороге? Не удивлюсь если он полез кулаками на своих собутыльников.

– А ты не догадываешься?

– Нет… Я боюсь даже представить. Даже его лицо представлять не хочу. Эти страшные желтые глаза, такие же, как и его зубы. Боже прости, про мертвецов нельзя говорить такие вещи

– Ты, правда, не знаешь? Он тебе не рассказал? – Ванесса аккуратно указала пальцем на Фрелона.

– Только не говори, что…

– Ник, послушай, для пирата это почти, что лишний раз перебрать с выпивкой. То есть, подобное, в основном, и случается после перебора с выпивкой. Пирату, особенно матерому, это ничего не стоит, особенно, если кто-то посягает на, то, что ему дорого. Ну или выгодно…

– Я не верю. Я поверить не могу.

– Я поверить не могу, что он тебе не сказал! Два морских волка хранят свои темные секреты друг от друга, да? – Ванесса мяла тряпку, ее взгляд проницательно изучал отца Ника. У того раскраснелось лицо от беззаботного смеха, что не помешало ему почувствовать чье-то любопытство. Столкнувшись взглядом со стариком, она моментально нашла тряпке применение и начала протирать бочку на столе, переведя внимание на Ника.

– Как он это сделал? – недоуменно, и, почти вскрикивая, спросил Ник

– Подошел и ударил его, вытащил тут на задний двор и, когда Лоу пришел в себя, застрелил.

– Стой! Все хватит! – Ник заткнул уши ладонями и покачал головой. – У меня уже голова ходуном от всего услышанного сегодня.

– Мне все же продолжать?

– Да, говори быстрее пока меня не стошнило!

– Тот перед смертью пытался успокоить его, но твой отец был слишком зол. Пока ты лежал без сознания, его похоронили.

– Как же ужасно!

– Да что ты говоришь?! Живешь среди убийц и тебе ужасно слышать это?

– Я стараюсь прятаться в трюме или занимать себя в это время чем-то не связанным с боем.

– Но добычу вы делите одинаково.

– Мне должны платить гонорар просто за то, что я вообще нашел смелость там появиться. Просто за желание там находиться. Ну и, конечно, за отличный юмор, за красоту, – Ник будто пересчитывал указательным пальцем все свои плюсы, горделиво хлопая ресницами. – За вкус, за великолепие моей души. Моей сути. За лучшие песни. За лучшие танцы.

От этой тирады Ванессу спасла партия томимых жаждой гуляк. Ник замолчал и снова смущенно ждал продолжения разговора, пока подруга разливала в стаканы их любимый грог.

Только они отошли, Ванесса сразу перехватила вожжи в свои руки:

– Так тебе рассказывать, что было дальше или ты продолжишь тявкать?

– Что? – Ник преувеличенно возмутился, но сразу сменил выражение лица на безучастное. – Ладно, да.

–Дядюшка Кристоф прочитал молитву, твои компаньоны, с которыми ты тут сидел вчера, сказали несколько речей. В целом, это все. Капитану, я слышала, тоже все доложили. Реакции пока никакой не было.

– Поверь мне, никакой и не будет. Всем глубоко плевать, ведь его доля осталась на корабле. У него не было привычки носить все с собой. Глупый Лоу! Ой, прости господи, просто вылетело.

– Откуда ты знаешь? – Ванесса хитро прищурилась

– Потому что это второй раз, когда он покинул капитана на момент высадки. И каждый раз ему не хватало на выпивку или какую-нибудь ерунду у торговцев. Тут два варианта: он нещадно все тратил, терял, либо все прятал в каюте. Да, ненадежно. Да, глупый. Черт подери! Я, честно, стараюсь не гневить его душу.

– Почему же отец все это от тебя скрывал?

– Возможно, потому что сказал, что завязал со всем этим и хочет мирскую праведную жизнь. Он сказал, что глубоко верует!

– Они все так говорят. Но я замечала, что веруют они только в наживу и наказание. – Ванесса агрессивно натирала бокалы и сочувствующе смотрела, как Ник хватается за голову.

– Я разочарован… Однако, не удивлен. Последнее время он часто мне врет, – он устало вздохнул. – Сколько он еще скрывает от меня? Это невыносимо!

– Ник, его тоже можно понять. Случись что-то с моим сыном, я бы поступила также. А я ведь даже не знаю, как в руке держать оружие.

– Могу научить. – Он встрепенулся и радостно похлопал по столу.

– Было бы хорошо, смогу отбиваться от этих мерзких рож.

– Нет, ты будешь отбиваться от вражеского экипажа. – Ник ухмыльнулся.

– Не поняла. – Ванесса недоуменно нахмурилась.

– Поплывешь со мной!

– С ума сошел, – Ванесса, улыбаясь, покачала головой и начала расставлять бокалы на полку.

– Тебе не нравится эта работа. Ты мне рассказывала, я помню, – Ник наклонился ближе и широко заулыбался. – А там мы будем вместе и нам будет весело! Мы танцуем, поем песни. Я устраиваю вечер шуток, все напиваются и можно наблюдать как все эти проглоты превращаются в животных. Достаточно смешно. В целом, я все это устраиваю только ради смеха над ними. Ну и перепадает мне после представления не мало. Кто-то жертвует золотыми, а кто подружелюбнее, лишним куском мяса или бисквитом.

– Мой хороший, я вижу такую картину каждый день. И, поверь, мне не смешно.

– Ну, пожалуйста! Без тебя мне так одиноко. Не хватает наших с тобой перешептываний и прогулок.

– Я не знаю, Ник.

– Знаешь ли ты вообще, что хочешь от этой жизни?

– Ты же понимаешь, я никогда не видела другую жизнь. Да, мне хотелось бы испытать приключение. Иногда я тебе даже завидую. Но я знаю, что все не так, как многим кажется. Находиться среди жестоких мужиков, которые одним взглядом истязают душу… Нет, Ник, я от этого устала.

– Я тоже. Мне бывает ужасно страшно.

– Утром ты говорил, что хочешь оставить все это. Но теперь предлагаешь плыть с тобой. Я тебя не пойму.

– Да. Иногда мне все это нравится, но жестокость и грязь… я живу с этим. Живу так уже три года и не могу к этому привыкнуть. Мне нравится представлять, что я капитан корабля и на нем нет всех этих страшных людей. Только я, ты, отец, наши друзья. И мы просто плывем в красивые места, много смеемся, едим, весело проводим время.

– Это невозможно.

– Я знаю, но верю, что все может быть по-другому. Знаю, что есть какое-то спасение. Должно быть.

– Хочу сбежать отсюда. – Ванесса устало закрыла лицо рукой и остановилась.

– Это возможно. Пожалуйста, не падай духом! Мы что-нибудь придумаем! О-о-о, я придумал парочку планов! Надо все хорошо рассчитать и все получится. Корабль удерживает в открытом море командная работа, и мы свою жизнь поведем в нужном направлении вместе. Если тяжело одному, то хорошая команда все упростит. А мы с тобой команда. Подумай, сколько лет мы дружим, столько же выручаем друг друга. А сейчас как раз тот момент, когда мы оба в удручающем положении.

– Хорошо, я плыву с тобой. Но…

– Все, набивай сумки. Завтра встретимся у реки рядом с большим камнем. Помнишь?

– Любимое место, где мы играли? – Ванесса с умилением взглянула на друга. – Да… Мне нравилась еще заброшенная хижина в устье той тонкой реки, что южнее.

– Ты редко со мной ходила туда, обычно со своими подружками. – Ник претенциозно закатил глаза.

– Ну, извини, ты боялся змей!

– Ах, отец говорил, что там все кишит змеями! – От его крика почти все в таверне повернулись в их сторону, кроме несколько столиков, включая тот, где сидел Фрелон. Он был разгорячен разговором с приятелями, которых становилось за столом больше с каждой кружкой рома.

– Он всегда о тебе беспокоился, это так мило. Не то что мои…

– Дорогая, это не соревнование. Твои не убивают из-за тебя людей. Каким бы Лоу не был, я не поощряю поступок отца. Да и не стоит так опираться на их отношение к тебе, сейчас о тебе беспокоимся мы все. Без тебя бы это место было бессмысленным. По крайней мере, для меня.

– Ник, я не смогу объяснить, как благодарна тебе. Ты мой брат, которого у меня никогда не было, ты заменяешь мне семью, – золотые блики от свечей засверкали в уголках глаз Ванессы. Она крепко обняла Ника, несмотря на косые взгляды другой служанки, подошедшей озвучить заказ, и посетителей за ближними к ним столиками.

– Хватит, я не хочу тут плакать! – Ник смеялся и заливался слезами, одновременно стирая их пальцами.

– Теперь ты понимаешь, почему я так раздражалась, когда ты каждый раз отплывал. Мне остаться без тебя.

– Да, но теперь…

– Теперь из-за твоих идей мне еще страшней. – Ванесса снова принялась за работу, но уже в хорошем настроении.

– Не беспокойся, у меня появилось еще несколько. Расскажу завтра. Запомни, мы выберемся из этой дыры. Даю слово грозного флибустьера! – он горделиво подкинул кинжал в воздухе и громко воткнул в стол, рыча от радости.

– Господь праведный! – Ванесса закатила глаза и шлепнула Ника по руке.

– Николас-с! – Фрелон шатаясь встал, на ходу пожимая руки поддатой компании. – На выход.

– Завтра у камня, не забудь. Приходи перед работой.

Пока Ник тащил отца до хижины, успел начаться ливень, стало еще тяжелее передвигаться по этой грязи. Ближе к дому старик совсем отяжелел. Ник понял, что тот уснул и немедленно выругался. Черти, морские чудища были упомянуты, и никто не забыт.

Шум ливня бился в окно и ветки царапали ограду. Содрогались ставни. Сердца флибустьеров инстинктивно стучали, и судорожные вошканья в домах и тавернах нагоняли тревогу. Страшно было представить лица тех, кто вышел сегодня в море.

Но гнев Ника был страшнее, он ужасно не любил видеть отца в таком состоянии. В детстве это его пугало, сейчас же вызывало злость. Было вполне очевидно, что исправлять отцовский недуг было поздно. Хотелось ему в такие моменты сжечь весь алкоголь на этом свете. Однако, единственный способ борьбы со всем было смирение – так он решил спустя двадцать лет ругани, драк и угроз. Упрямого старого бандита ничего не пробивало. «Наверное, это и сделало его таким живучим, страшно представить насколько живучим и сильным он бы был, не имея зависимости от этого яда», – так рассуждал Ник, таща на себе груз уходящего дня.