Читать книгу Дар святых - Арина РадиОНОВА - Страница 7

Уроки Пушкина

Оглавление

А вот сейчас я расскажу

о роли Пушкина в моём прозреньи,

о даре сказочном, осуществленьи

невероятнейшего обновленья.


Я никогда не думала о том,

что буду я поэтом, при всём том,

что никогда поэзию я не любила

и всю историю я не учила.


И, темнее менее, но это факт,

теперь я думаю лишь в такт,

построчно и рифмованно, так, будто,

вся жизнь была лишь – временный антракт,

а вот сейчас открылось всё,

что и должно было открыться,

чтобы судьбе моей свершиться,

как и задумано Всевышним то.


О, милый Пушкин, вечный Гений,

благодарю, что выбрал ты меня,

и что открыл передо мною двери

волшебной сказки, мир любя!

Тебя читаю. Как всё ново!

И открывается то слово,

что в детстве… так… читала я,

через строфу переступя.


Я в молодости всё не понимала,

мне непонятен был твой стиль письма,

но знала я одно, что это слово —

лишь Гению подвластно на века!


Я для себя поставила табу —

писать как Пушкин – не подвластно никому,

а посему я даже не пыталась,

чтоб написать строфу, хотя б одну.


Вся молодость – работа, дом, заботы,

нет дела до поэзии совсем,

а посему читать великого поэта

мне было некогда, да и зачем?


Всю молодость меня кружила вьюга,

я знала – впереди лишь темнота,

и только в сорок пять пришла ко мне подруга,

что Лирою зовётся в честь тебя.


Как долго понимала я себя!

Русский язык я с детства знала,

всегда прилежно изучала

все правила чистописания,

как будто глубину познания

в меня вселял какой-то дух,

всё принимала я за двух.

Всегда я нежно познавала

то русское родное слово,

как будто слово – невесомо.


Мне слово мата – незнакомо,

его не понимала я и, словно,

жила, любя то чисто слово,

была тиха, немногословна

и к богословию не склонна,

слегка плыла себе в волнах

по жизни склонам, как в горах,

то вверх меня бросало круто,

то опускало. На низах

познала я слепой приказ,

и слово матерное часто

взимало верх над волей глаз.

Не выдержав такой указ

я уходила восвояси,

куда судьба бросала «глаз».

И выплывала всякий раз,

ведомая рукой умелой,

сама, как будто бы несмело,

вела себя к вершине дела,

не понимая через раз

какой судьбой иду я. Сказ

веду я этот всякий раз,

когда понять себя пыталась.

Всё переделать я старалась,

и, может, измениться враз,

но только ничего не получалось,

и снова я плыла, где мчалась

судьба моя в пучину врат,

что мне открылись после мрака

непониманья жизни, брака

и размышлений, что есть мрак.


И, наконец, пришла работа,

которую ждала я так,

как будто знала, что охота

закончилась. Теперь – пустяк,

любое дело мне не ново,

и я б могла работать так,

что спорилось любое б слово,

но только волею судьбы опять

пришлось мне снова познавать

себя саму и не узнать.


Я дальше вот, что расскажу.

Сей опус вот чем завершу.

Я собиралась летом в отпуск,

в задолженности было много дней,

писала заявление на отпуск,

и думала: «Зачем мне столько дней?

Ведь мне не ехать, не лететь,

огней курорта мне не видеть,

пусть отпуск будет побыстрей,

я сокращу количество то дней,

мне хватит даже половины»

Не понимала я причины,

где написала 40 дней,

то заявленье отдала, да и ушла скорей.

Как будто кто над мыслею моей

упорно поработал, чтобы ей

хватило б сроку, чтоб уроку

свершиться в голове моей.


Ушла я в отпуск побыстрей,

чтобы не видеть ту работу

и раствориться в неге дней.

Я дома дни те проводила,

и целых долгих десять дней

стирала, гладила, читала,

от отпуска уже устала,

и думала, зачем я ей,

судьбе своей так написала —

на целых сорок долгих дней?

И озарение пришло внезапно,

когда вдруг сон приснился мне,

сон, от которого мне стало сладко,

но непонятен апогей.

И я весь день ждала гостей,

каких? – сама не понимала,

и вот он – жизни апогей!

Открылся новый мир идей!

То было осени начало дней.

День знаний – самый первый день,

когда урок я тот познала,

как школьник ничего не понимала,

но неустанно повторяла

то, что твердила эта тень.

Что происходит? Эта тень

мне строфы ночью диктовала,

стихи красивые читала.

Сначала я запоминала,

но поняла – мне не успеть,

я телефон взяла, нажала

и записала эту речь.


Я строфы первые писала,

но их тогда я не узнала,

ведь Пушкина я не читала,

и к своему стыду только теперь

открыла лиры эту дверь.


Твоя «звезда пленительного счастья»,

ведь этой фразе сотни лет,

её сказал великий наш поэт,

в той фразе – счастье, солнца свет!


Я всё писала и писала,

а тень слагала, диктовала —

и так все эти тридцать дней

в судьбе таинственной моей,

уроки тень преподавала.

И вот в один из этих дней

той ночью тень всё диктовала,

а я прилежно всё писала,

как гости вдруг пришли ко мне.

И говорили мы без слов

той ночью, словно без оков,

я мысленно вопросы задавала,

и отвечали мне без слов.


Сначала был сам Геродот,

не понимала я откуда тот,

лишь слово слышала я где—то,

но не могла понять – кто Геродот?

Он мне сказал, чтоб я писала

историю страны до тех ворот,

когда сама приду я к Богу,

издав последний в жизни вздох.

Потом пришёл Пигмалион,

он был мечтами окрылён,

со мной работал он, как скульптор,

он речь мою лепил, как сон,

в который был со мною погружен,

но это был совсем не сон.

Он рядом был, он, словно веял

души хрустальный перезвон.


Я задавала им вопросы,

но мне сказали: «Погоди,

ты постепенно всё узнаешь,

ведь у тебя – всё впереди!»


И лишь потом они мне показали,

что эти тридцать долгих дней

меня учил сам Александр Пушкин,

великий Гений всех идей,

когда вдруг музыка,

что в голове моей

навеяла и закружила

в вальсе Шопена,

где был бал людей.

И милый Пушкин воз идей

мне мыслью передал своей,

чтоб я идеи все осуществила,

и его замыслы чтоб завершила.


Сказать, что в шоке – не сказать ничто,

оторопела я ото всего!

Кто я такая, чтоб сам Пушкин

наказы мне давал всего того,

что не успел он сделать, и у самого

великого и гениального поэта

уроки брать поэзии его?


И, тем не менее, мне объяснили,

что волю свыше я должна

принять, хоть как бы не бранили

меня потом мои друзья:

«Пускай никто не понимает здесь тебя,

пускай покрутят у виска,

всё понимание придёт позднее,

и твой вопрос —«кто же такая я?»

узнает вся твоя страна,

узнает мир и осознает

в чём именно твоя стезя».

Так отвечали те мои друзья,

которые работали со мною,

чтобы осеннею ночной порою,

сознанье перестроить у меня.


Теперь сама пишу я много дней,

нет перерыва в лире этой,

и я, как Пушкин, воз идей

пишу одновременно, чтоб быстрей

осуществить мечту его

и Геродота – писать историю людей!


Спасибо Пушкин, вечный Гений,

за доброту твоих идей,

уроки зрелости моей

и гимн прекрасных, дивных пений,

что в голове моей теперь!

Я благодарна безконечно!

Пусть это слово будет вечно,

как вечен будет мир людей!


Дар святых

Подняться наверх