Читать книгу Сказка про лосося… - Арина Слесарева - Страница 2

В тот момент, когда обнаружили исчезновение Хамелеона Рассела, зоопарк даже специально экстренным образом закрыли. Да-да, нисколько не побеспокоились о том, что был самый разгар выходного дня, и что зоопарк потеряет четверть, если не треть своей недельной выручки, закройся он прямо сейчас. Люди в форме просто пробежались по каждому закоулку и через противные визжащие мегафоны вежливо попросили людей пройти на выход. А на выходе образовалась большая недовольная пробка, поскольку каждого, у кого размеры тела или сумки хотя бы отдалённо позволяли спрятать средних размеров вымирающее животное, люди в форме старательно досматривали, вовсе не беспокоясь о том, захотят ли эти посетители после такого позора прийти в наш зоопарк вновь.

Всё это время я сидел на лавочке на небольшом возвышении – как раз рядом с той искусственной пещерой, где и проживал наш редчайший хамелеон – и меланхолично наблюдал за толпой у выхода. На самом деле я был очень напуган. В конце концов, именно я нёс наивысшую ответственность на этой планете за сохранение вида Хамелеонов Рассела. Но это был один из тех редких дней, когда я мог взять на работу свою дочь – Люси. Обычно Люси проживает у матери. Ей нравится бывать в зоопарке, а мне нравится бывать рядом с ней. Поэтому я изо всех сил старался не испортить ей день проявлениями своей паники. Я просто спокойно сидел на лавочке рядом с дочерью. Порой мы улыбались друг другу и перекидывались парой слов. Но в основном она в тот момент не говорила, потому что как раз перед самым закрытием всех заведений на территории зоопарка я успел купить ей большое-большое мороженое. Его она сейчас и жевала. Именно жевала – своими наполовину коренными, наполовину молочными зубками. И тоже с интересом смотрела на толпу у выхода. На Люси была весёлая разноцветная одежда и небольшой рюкзачок с какими-то мультяшными героинями на спине. Её ножки в ботиночках с круглыми носами едва-едва не доставали до земли. И если бы не пропажа этого редчайшего хамелеона, этого труда всей моей жизни, я был бы в тот момент очень даже счастлив рядом со своей дочерью.

Стоило Люси доесть своё мороженое, как толпа у выхода рассеялась. Так, будто бы все они шумели и скандалили там лишь затем, чтобы Люси было на что поглазеть, пока она ест. И мы со своего места – обзор был просто замечательный – увидели, как к нам приближается директриса зоопарка, а вместе с ней – какой-то очень серьёзный на вид полицейский. Они остановились у нашей лавки и с минуту помолчали, весьма неловко.

– Это Ваша дочь, сэр? – спросил у меня полицейский, средних лет мужчина с молодым лицом.

Я кивнул, стараясь выглядеть доброжелательным. И сразу же подумал о том, как же я на самом деле горд тем, что Люси – именно моя дочь, а не чья-нибудь ещё.

– Всё ясно. Сэр, нам предстоит обсудить с Вами много вопросов и заполнить много бумаг. Возможно, для нашего наилучшего сотрудничества будет… эффективнее, если Ваша дочь не будет при всём при этом присутствовать?

– Её мать должна забрать её всего через полтора часа.

– Но… сэр, боюсь, что в протоколах полиции ясно сказано, что при расследовании и при допросах не могут присутствовать дети её возраста, – сказал он и засмущался. Видимо, ему тоже очень понравилась Люси, и он вовсе не хотел её обидеть. Поэтому он добавил уже гораздо более ласково: – К тому же, это всё будет очень, очень скучно. Не лучше ли ей пока посидеть где-нибудь, где она сможет почитать или посмотреть мультики? Или, возможно, Ваша жена может забрать её чуть пораньше?

– Моя бывшая жена.

– Я понял, сэр, извините.

Конечно, мне очень жалко было провести на этот раз с Люси меньше времени, чем я рассчитывал. Но дальнейшие препирательства могли быть расценены как препятствие следствию. Уж я-то знал. И мне искренне хотелось, чтобы поскорее уже отыскали моего бедного хамелеона. Так что мы вызвали одну из сотрудниц зоопарка, с которой Люси была знакома и которой я мог доверять, я поцеловал дочь (мне кажется, она тоже слегка грустила, когда уходила от меня) и направился в искусственную пещеру вместе с нашей директрисой и следователем.

В пещере было… я бы сказал, по-детски романтично. Блестящие, намелованные склоны тёмных стен из цельного камня подсвечивались медленно сменяющими друг друга успокаивающими цветами, такими как сиреневый. За стеклом буйствовали миниатюрные джунгли. Звучала тихая музыка, и в дополнение к ней некоторые животные верещали и квакали.

Следователь даже слегка улыбнулся, когда увидел всё это. «Да, давненько я не бывал в зоопарке», – дружелюбно протянул он. Я принудил себя улыбнуться в ответ. Да, меня эта обстановка тоже расслабляла и радовала, но без моего драгоценного Хамелеона Рассела она также казалась пугающе пустой, словно место нераскрытого преступления.

– Итак, покажите мне, где проживало пропавшее животное, сэр. Возможно, Вы также сможете сразу дать мне его фотографии для ориентировки…

– Да, конечно, конечно, – я провёл его к большому застеклённому вольеру в самом сердце ветвящейся пещеры. На удобной для глаз высоте к стеклу была приделана табличка с фотографией животного крупным планом и с краткой зоологической справкой о нём. Справка была написана мной, и я частенько этим гордился. Но, конечно, старался пореже хвастаться по этому поводу. Ведь не всякий понимает, что в этом выдающегося – быть первооткрывателем и единственным исследователем вымирающего вида. О эти удивительные животные, такие новые для людей и такие старые для самой Земли… Если б я только знал и умел достаточно, чтобы уберечь их.

– «Хамелеоны Рассела, лат. Chamaeleonidae Rasselus (названные их первооткрывателем Дэвидом Поулсоном по аналогии со знаменитым Чайником Рассела) – уникальный вид хамелеонов, исходным ареалом обитания которого являются индийские джунгли. Эти хамелеоны знаменательны тем, что не состоят в близком родстве ни с одним другим видом Chamaeleonidae, известным человечеству. Как Вы можете наблюдать, они выглядят иначе и маскируются иначе. Однако расшифровка их ДНК позволила вычислить, что обыкновенные хамелеоны – единственные животные, с которыми Хамелеоны Рассела многие миллионы лет назад имели чётко различимого общего предка. На данный момент эти уникальные игуанообразные существуют в количестве не более сотни штук. Тот экземпляр, который Вы сейчас видите за стеклом – единственный, проживающий в настоящее время в зоопарке, а не в своей естественной среде. Изъять большее количество этих животных для исследований было бы губительно для всего вида, так как практически наверняка известно, что в неволе они не смогут размножаться. Всё, на что мы можем уповать сейчас – это на то, что исследования Дэвида Поулсона помогут обнаружить более детальную информацию о Chamaeleonidae Rasselus, которая приведёт нас к озарению о том, какие действия ещё не поздно предпринять для их спасения», – приятный следователь прочёл мою справку вслух. – Хм, – поморщился он. – Обидно, что именно этот зверёк пропал, да? Ведь выловить нового «в индийских джунглях», должно быть, будет затратно и затруднительно? – он как-то странно посмотрел на меня и от этого немножечко мне разонравился. – А что значит «маскируются иначе»? Уверены ли Вы, что животное сейчас не прячется где-нибудь в своём вольере? Возможно, оно просто «иначе замаскировалось»?

– Нет, нет, – начал как можно спокойнее объяснять я. Этот человек явно никогда не читал моих эпохальных трудов о Хамелеонах Рассела. – В том-то всё и дело, что его маскировка нисколько не скрывает этого хамелеона от человеческих глаз… Понимаете, должно быть, Хамелеоны Рассела разработали свои мимикрические средства для того, чтобы быть незаметными для каких-то других животных, у которых зрение устроено совсем не так, как, скажем, у человека или у собаки… То есть, когда они маскируются, мы нашими глазами видим, что они почему-то очень сильно изменили свою внешность, свой окрас. Но для нас они от этого незаметными не становятся. По правде говоря, они становятся только ярче. Вот как я понял, что это средство маскировки: я заметил, что меняют внешность они именно тогда, когда что-то во внешнем мире – к примеру, резкие звуки или изменение природных условий – сигнализирует опасность. А потом я расшифровал их ДНК и узнал, что у них с прочими хамелеонами был общий предок. Так что стало очевидно, что они таким образом именно маскируются. К тому же, мне удалось разработать прототип того устройства зрительного органа и других органов чувств, для которых при подобном виде маскировки эти потрясающие хамелеоны становятся абсолютно невидимыми и, возможно, даже неслышимыми и неосязаемыми! – я слегка разгорячился, рассказывая об этом. Ведь я так искренне любил этого редчайшего зверька, за многие миллионы лет показавшего свою мордочку только лишь мне одному.

– Ладно, ладно, профессор, это всё очень интересно, – следователь улыбнулся мне слегка снисходительно, со скучающим видом. Директриса, которая всё это время стояла рядом молча и очень внимательно за нами наблюдала, тоже слегка разнервничалась от его тона, я это заметил. – Хорошо, раз уж Вы говорите, что за этим стеклом животного нет, у меня нет никаких причин не верить Вам. В конце концов, именно Вы знаете о Хамелеонах Рассела гораздо больше других.

Я слегка кивнул ему головой с таким видом, будто я его извиняю.

– Хорошо. И-извините, – следователь достал свой телефон, чтобы прочитать сообщение, которое только что на него поступило. – Так, смотрите: мои ребята сообщают мне, что ни у кого из сегодняшних посетителей зоопарка хамелеон не был обнаружен. Они обыскали чуть ли не каждого, кого выпустили с территории. Они также обыскали саму территорию, и нигде не нашли пропавшего. В таком случае – и мне очень неловко об этом говорить – нам остаётся только обшарить вещи сотрудников зоопарка. Других вариантов больше не существует. Если, конечно же, хамелеона не съел бегемот, – он, кажется, хотел, чтобы это прозвучало как шутка, но затем посмотрел на выражение моего лица, покраснел и лёгким движением губ извинился.

– Но… Постойте! Зачем же Вы тогда просили у меня фото для ориентировки? Выходит, «Ваши ребята» обыскивали посетителей и территорию, даже не зная, как этот хамелеон выглядит? – я очень надеялся своими дотошными вопросами наконец сбить его с толку и заставить работать по-настоящему.

– Они… Они не глупцы, они могли посмотреть фотографию в интернете! А Вас я попросил только потому, что для ориентировки нужна картинка в высоком разрешении, – нашёлся он к своему величайшему удовлетворению. Так, будто бы это была игра.

Я лишь вздохнул в ответ.

– Ну хорошо. Раз Вы уверены, что это поможет, то давайте – валяйте, обыскивайте персонал.

– Большое спасибо за разрешение, профессор, сэр, – этот полицейский что, только что попытался меня поддеть?

Я позволил обыскать себя первым. Бедное животное у меня, разумеется, не нашли. Тогда я уселся на лавку у искусственного пещерного склона ровно напротив вольера, в котором ещё утром видел своего невероятного Хамелеона Рассела. Ненавязчивое свето-музыкальное шоу в пещере продолжалось, и я загрустил. Ещё сильнее, чем прежде. Тем временем наглый следователь обыскал директрису и связался по телефону со своими «ребятами», чтобы они согнали всех сотрудников зоопарка в одно место и не выпускали, пока не досмотрят каждого, а также все служебные помещения, пока их хозяев там нет. Я начал уже было думать, что же могу тем временем предпринять я сам, чтобы помочь своему исчезнувшему другу, как вдруг откуда-то со стороны входа в нашу ветвистую пещеру послышались громкие шаги. Кто-то явно не церемонился, и их было двое. И я, конечно же, узнал волшебный звон ботиночек моей дорогой Люси.

Следователь с любопытством посмотрел в сторону коридора, из которого вот-вот должны были появиться эти быстро идущие люди. Он даже начал нащупывать что-то у себя на поясе – возможно, пистолет – и я чуть было не прибил его за это. Наконец в нашу часть пещеры вбежала моя дочь в своей весёлой разноцветной одежде и с мультяшным рюкзачком. А за нею следом – та непутёвая, но очень добрая женщина, на которую я её оставил. Она явно пыталась вернуть Люси «на место», но, кажется, просто не поспевала за ней в достаточной мере, чтобы взять хоть какой-то контроль над ситуацией.

Увидев меня, Люси моментально ринулась в мою сторону, обняла меня и весело закричала:

– Папа, папочка! Я нашла, я нашла твоего любимого зверя! Я нашла Хамелеона Рассела!

Полицейский в недоумении повёл бровями. Должно быть, он не рассчитывал, что сегодня кто-то успеет его обскакать. Я, разумеется, был поражён, но нисколько не удивлён. Ведь моя Люси – редкостная умница.

– Где, где же он? – нетерпеливо завертелся вокруг Люси следователь, наконец-то вышедший из своего первоначального оцепенения.

– О, мистер полицейский! Вы себе просто представить не сможете, что же произошло! Не поверите, всё это время Рассел прятался у меня в рюкзачке! Я понятия не имею, как он туда забрался… Но, видимо, как-то смог! Наверное, это произошло, когда мы с папочкой с утра долго-долго смотрели на него… А я, представляете, даже и не знала, что он у меня там! А все люди бегали… А я и не догадывалась! Рассел – он ведь оказался совсем лёгким. У меня даже и мысли не было, что мой рюкзачок стал хоть сколько-нибудь тяжелее! Но потом, потом, когда мне надоело смотреть с Магдой мультики, я полезла в свой рюкзачок – ну, чтобы порисовать, потому что я всегда с собою кладу цветные карандаши и мой маленький дорожный альбом – и вот я открываю молнию, а там сидит Рассел! И он на меня ещё так посмотрел, будто извиняется, что именно у меня он спрятался, и будто просит отдать его лично в руки нашему папочке, а не страшным дядям и тётям полицейским… И тогда я закрыла обратно рюкзачок, и надела его, и побежала прямиком сюда! А Магде я совсем ничего не сказала, чтобы она не повела меня сначала к этим людям в форме, и поэтому она ничего не поняла и быстро-быстро побежала за мной, прямо-таки погналась, так, что я еле оторвалась, ух… – моя девочка тяжело дышала и выглядела очень довольной собой. Я поцеловал её в лобик и аккуратно снял небольшой мультяшный рюкзачок с её весёлых детских плеч.

Люси и Магда устало плюхнулись на лавку по обе стороны вокруг меня, чтобы отдохнуть после бега. Обе тяжело дышали, и улыбались почему-то тоже обе. А вот директриса и следователь тихонько подошли ко мне поближе с напряжёнными лицами и нависли прямо над моею головой. Их губы вытянулись в одинаковые строгие струнки, когда я взялся за собачку бледно-сиреневой молнии и потянул за неё. Я, конечно, испугался того, какая реакция может возникнуть у этих двух людей, когда они впервые увидят открытое мной животное вблизи. Но делать было нечего. И я был настолько счастлив вновь обрести его, что уже не в силах был о чём-либо беспокоиться и простодушно распахнул его маленькое временное укрытие.

Внутри рюкзака действительно сидел единственный когда-либо содержавшийся в неволе Хамелеон Рассела. Мой маленький изысканный друг. Я аккуратно достал его, положив руку ему под живот, словно новорождённому ребёнку, и с удовольствием заметил в его маленьких выразительных глазах благодарность моей храброй дочери Люси. Я бережно прижал зверька к груди и собирался уже было встать, чтобы отнести его обратно в родной вольер, а затем ещё, разумеется, проверить, каким образом ему удалось оттуда выбраться. Повторения подобной нервотрёпки я не мог и не должен был допустить.

Но на моё плечо легла рука этого средних лет следователя с молодым лицом, не давая мне приподняться. Я непонимающе воздел на него глаза и увидел в его взгляде недоумение и подозрительность. И сразу разочарованно догадался, что же ещё было ему не так.

– Постойте, – сказал он на этот раз безо всякого желания нравиться. – Вы что, на это тратите деньги налогоплательщиков?

Я сделал вид, что не понял его вопроса, и Люси испуганно прижалась ко мне. А директриса смотрела на бедного хамелеона так, что казалось, будто она видит его впервые. Обидно, что и она туда же… И к ней-то следователь и обратился за поддержкой.

– Я ведь не ослеп, правда? Это… это ведь не настоящее животное? – он зачем-то тыкнул в спину хамелеона пальцем и сразу же отдёрнул его, как ошпаренный. – Да-да, потрогайте сами! Вы вообще хоть когда-нибудь смотрели на него вблизи? Или просто верили своему мистеру Поулсону? Это же подделка, механическая игрушка! – он не церемонясь поднял моего друга за заднюю лапку и показал директрисе экзотической формы винтики и шарниры, старательно спрятанные под складками кожи хамелеона. На лбу директрисы выступил пот, и я почему-то догадывался, что этот пот был холодным.

– Дэвид, это правда? – впервые с момента исчезновения животного заговорила она. – Вы… Вы всё это время обманывали меня?

– Вы, Вы ничего не понимаете! Это просто способ маскировки моего редчайшего Хамелеона Рассела! Он просто специально делает себя похожим на робота! Посмотрите, пожалуйста, посмотрите! Он сделал свою кожу на ощупь совсем как лист металла! Он преобразовал свои суставы в шарниры! У него… у него даже глаза теперь как будто привинчены!

– С меня довольно, Дэвид, – директриса встала в очень закрытую позу и поджала губы. А следователь начал ходить кругами, запрокидывая голову и как-то неискренне надо мной смеясь. Всё это время бедняжка Люси пыталась спрятаться за меня, но между моей спиной и стеной пещеры, похоже, было слишком мало места. – Я требую, чтобы Вы немедленно убрались из моего зоопарка вместе со своей дочерью и взяли с собой своё… вымирающее якобы животное.

Подобное обращение было уже слишком для меня, и я готов был уйти, но очень сильно боялся, что не смогу создать у себя дома подходящие для Хамелеона Рассела условия. Как-никак, моя квартира находилась в «цивилизованном» мире, а не в джунглях… Тем временем Люси взяла нашего любимца на руки и начала старательно гладить его, чтобы успокоить. На блестящем псевдомеханическом теле животного красиво играли блики успокаивающих цветов, сменявших друг друга в пространстве искусственной пещеры. Его калейдоскопические глаза то ли хитро подмигивали, то ли щурились от удовольствия. Хамелеон свернулся калачиком у Люси на руках и даже немного улыбнулся.

– Как… как он это делает? – спросил ошарашенный следователь.

– О, бросьте, – вновь стала наезжать директриса своим обесценивающим тоном. – Это просто умелый трюк. Вы же трогали его и сами убедились, что никакой он не живой.

– Папочка, кажется, Рассел нагадил в мой рюкзачок и зажевал кончик моего карандаша! – Люси выкрикнула это так, будто это было для неё скорее смешно, чем досадно. И на лице следователя отразились ещё большие сомнения.

– Мы уходим, – сказал я достойным голосом, обращаясь только к Хамелеону Рассела и к Люси. – Люси, будь добра, посади его обратно в свой рюкзачок, раз ему там настолько понравилось, – тут хамелеон, будто бы поняв мои слова, сам послушно проскользнул в рюкзак и каким-то образом умудрился застегнуть молнию изнутри.

– Вы уверены, что я не ошибся? – обратился к директрисе смущённый следователь, словно пытаясь переложить на неё свою вину за то, что представитель вымирающего вида лишился дома.

Честно говоря, мне не интересно пересказывать, о чём они там дальше разглагольствовали.

На следующий день о Хамелеоне Рассела наконец заговорили по-настоящему. Все газеты пестрели заголовками в духе «Грандиозная мистификация». А я был слишком подавлен, чтобы выходить из дома и искать себе новую работу. Я поселил Хамелеона Рассела в небольшой террариум, который пустовал у меня в гостиной с тех пор, как я подарил Люси ранее проживавшую в нём Золотую Игуану (примечание: это вид, аналогичный игуане обыкновенной, только вот Золотая Игуана того цвета, каким рассвет отражается в чистых окнах).

Кажется, мой друг совсем не обижался на меня. Да, после просторного вольера в искусственной пещере зоопарка этот террариум, должно быть, показался ему одиночной камерой. Но он по-прежнему был добр ко мне, и, когда он понял, что ни следователь, ни директриса больше не могут появиться в его близости, он, разумеется, перестал маскироваться.

Однажды я открыл, что сердце Хамелеона Рассела способно на многие годы продлить человеку жизнь. Я, конечно же, не стал упоминать это ни в каких своих научных работах. Ведь я вовсе не хотел науськать на Рассела браконьеров. Но с тех пор я не перестаю удивляться, что, оказавшись среди алчных людей, мой друг предпочитает притворяться тем, что они считают неживым. Так, чтобы им и в голову не пришло, что у него может быть хоть какое-то сердце, а тем более дарующее долголетие.

В тот день Люси специально позвонила мне, чтобы спросить: «Папочка, а когда я вырасту, мы всё равно поедем вместе спасать всех животных? Несмотря на то, что вас с Расселом вчера выгнали из зоопарка?» Я знал, что теперь мне будет намного сложнее проводить мои важнейшие для спасения других вымирающих видов исследования. Но ради них всех и ради Люси я сказал «да». И тогда она попросила меня: «Папочка, расскажи ещё раз! Папочка, расскажи подробно!» И я ответил ей следующее:

«Наш дорогой друг Рассел – очень редкий зверь. Он умеет маскироваться так, чтобы люди ни за что не догадались, какая в нём для них таится выгода. Другие животные такого не умеют, поэтому люди преследуют их. Преследуют носорогов ради их рогов, преследуют тигров и ягуаров ради их шкур… Мы с Расселом очень хотим помочь другим животным навсегда спастись от этого преследования. И мы очень хотим, чтобы ты была с нами, когда мы наконец сделаем это. Поэтому сейчас, пока ты растёшь, я провожу всё своё время за работой. Я изучаю Рассела. Я пытаюсь обнаружить, что в его организме позволяет ему скрываться от бездушной человеческой жадности. Я очень надеюсь, что в конце концов найду это, и тогда я изобрету способ внедрять это и в других животных тоже. Я обещаю успеть это сделать к твоему совершеннолетию. И тогда…

И тогда мы с тобой вместе станем путешествовать. У нас с тобою будет много-много волшебной вакцины. И Рассел тоже всё это время будет с нами. Ведь Хамелеоны Рассела очень, очень долго живут. Мы будем находить зверей, которым нужна наша помощь. Зверей, которые никак не могут защититься от людей. И когда мы будем давать им нашу с Расселом вакцину, будут происходить самые настоящие чудеса. Сейчас я даже не могу предугадать, в чём эти чудеса на самом деле будут заключаться. Но когда я мечтаю о наших путешествиях перед сном, я вижу это так:

Когда мы будем давать нашу вакцину носорогам, их рога будут становиться невидимыми для браконьеров. И это своё новообретённое волшебное свойство привитые нами носороги смогут передать своим детям. Когда мы будем давать нашу вакцину красивым диким кошкам, их шкуры станут выглядеть для браконьеров уродливыми и потрёпанными. И никто не захочет убивать их ради этих самых шкур. И да, и их дети тоже смогут рождаться с таким же волшебным свойством.

И мы с тобой обязательно доберёмся до тех нор в прекрасных зелёных лесах, где живут пушистые куницы, и шиншиллы, и кролики. И когда мы дадим им нашу вакцину, любители делать из них шубы никогда больше не смогут увидеть, какие же они на самом деле пушистые. Этим плохим людям будет казаться, что у пушных зверей вовсе больше нет шерсти. Эти звери станут выглядеть совершенно лысыми для каждого, кто только может помыслить спустить с них шкуру. И да, маленькие кунята, и шиншиллята, и крольчата, которые будут рождаться, тоже смогут перенять от своих привитых родителей эту волшебную способность. И так мы будем путешествовать повсюду и прививать несчастных угнетённых зверей волшебной вакциной Хамелеона Рассела.

И дичь в лесах обретёт свойство становиться невидимой для охотников и невынюхиваемой для охотничьих собак, и она научится не оставлять следов на снегу. И дельфины смогут скрываться от злых людей, которые мечтают запереть их в океанариумах и дельфинариумах ради денег. И вся-вся-вся невероятная, могучая красота, всё многообразие природы станет навсегда невидимым для тех людей, которые стремятся нанести животным вред. Ибо люди, которые способны надругаться над красотой, попросту недостойны её видеть.

И только такие, как мы, смогут продолжать лицезреть, что у павлинов в хвостах разноцветные перья, а слоны умеют пускать фонтаны из своих прекрасных хоботов. Да, кто-то станет считать нас глупцами или мошенниками – как вчера, когда наконец нашли Рассела в зоопарке – но зато все сказочные и незаменимые виды получат шанс на возрождение в тайне от плохих людей.

А ты, Люси, ты всегда сможешь понять, кто достоин стать тебе другом, а кто нет. Ведь только по-настоящему добрый человек сможет расслышать, как бьётся сердце в холодной и блестящей груди Хамелеона Рассела».