Читать книгу Суженый. Невеста князя - Арина Теплова - Страница 4

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Зачарованный край
Глава I. Дочь

Оглавление

Санкт-Петербург, Фонарный переулок,

1815 год, Март, 25


Смеркалось. Девушка в сером платье из простого сукна и в темном плаще быстро поднялась по грязной лестнице на второй этаж доходного дома. Подойдя к дальней двери, которая располагалась в самом конце темного коридора, она тяжело вздохнула и, нажав на дверную ручку, вошла. Маленькая комнатушка, наполненная смрадным запахом спиртного, с единственным небольшим окном, тут же вызвала в ее существе чувство брезгливости. Преодолев в себе гадливое отвращение, она прошла дальше, в темную комнату, и устремила тревожный взор на узкую койку, стоящую у стены. Она приблизилась к кровати и озабоченно наклонилась над стариком, лежащим на грязной постели без одеяла. Сильный винный запах, исходивший от него, воспаленная и отечная кожа вызвали на красивом лице девушки страдальческое выражение, и она тихо произнесла:

– Вы опять пили, батюшка?

Старик медленно раскрыл красные глаза и уставился осоловелым мутным взором на юную девушку, которая склонилась над ним. Вдруг его взгляд стал напряженным.

– Катенька… радость моя… – пролепетал нежно он.

Софья замерла, понимая, что отец спьяну принял ее за покойную мать.

– Батюшка, это я, Софи, – печально произнесла девушка по-французски.

Глаза старика раскрылись сильнее. В следующий миг он нахмурился и взглянул на дочь более осознанно.

– Софьюшка! – вымолвил старик и чуть приподнялся на локтях. – Прости, доченька, – добавил он по-французски и вновь перешел на русский: – Я не узнал тебя, милая. Ты так похожа на свою матушку…

Старик нахмурился и кряхтя сел на постели. Видя, что Николай Александрович пытается встать на ноги, Софья быстро помогла ему. Замятин, шатаясь, приблизился к столу, на котором стоял самогон, и схватился за бутыль. Девушка тут же бросилась к отцу и положила свою ручку на его сухую ладонь.

– Не надо, батюшка, – попросила она нервно. – Не пейте больше. Ведь вам завтра на службу в контору надобно идти.

– Пусти, – недовольно вымолвил старик, отстраняя дочь. – Надобно мне забыть…

Николай Александрович налил себе полную рюмку и под тяжелым трагичным взором дочери быстро опрокинул спиртное в себя. Софья несчастно смотрела на высокую тощую фигуру отца и вдруг вспомнила, каким он был три года назад. Тогда еще была жива ее матушка, Екатерина Ивановна. И батюшка, эффектный подтянутый поджарый военный в темном зеленом мундире помнился ей веселым и добрым, седовласым и моложавым в свои пятьдесят лет. Тогда они счастливо и беззаботно жили в большом двухэтажном особняке на Тверской улице, их семейство было богато, знатно и уважаемо в обществе.

Но вскоре все поменялось, и несчастья последовали одно за другим. Сначала скоропостижно умерла Екатерина Ивановна, и Замятин начал с горя пить, затем он пристрастился еще и к картам. Менее чем за год Николай Александрович промотал все их состояние. Проиграл в карты усадьбу и родовое поместье с тремя деревнями, которое унаследовал от своего отца. Пытаясь расплатиться с кредиторами, Замятины были вынуждены продать особняк в Петербурге и еще остались должны. Их главный кредитор, влиятельный граф Дмитрий Егорович Бутурлин, требовал возвращения долга и даже грозил упечь Николая Александровича в долговую тюрьму.

В тот злосчастный день только слезы Софьи, которая бросилась на колени перед стареющим графом и слезно умоляла не делать этого, умилостивили сердце Бутурлина. Граф предложил Замятину сделку: Софья должна была поступить горничной на службу к его дочери Елене, ибо Бутурлин уже давно подыскивал девушку для этого и никак не мог найти подходящую. Горничная должна была своим видом и образованием удовлетворять изысканный вкус дочери графа. Крепостные девки казались графу слишком примитивными для этого, а мещанки глупыми. Оттого, по словам Бутурлина, Софья как нельзя лучше подходила на эту роль. Дмитрий Егорович пообещал жалование Софьи отправлять на покрытие долга, а также устроил Николая Александровича управляющим на кожевенный завод. Благодаря этому, через десять лет службы Замятины намеревались полностью рассчитаться по долгам.

Софья, счастливая, оттого что ее мольба не стала напрасной, ибо Бутурлин так смилостивился над ними, с воодушевлением начала исполнять свои новые обязанности горничной при дочери графа Елене Дмитриевне, которая была всего на два года старше нее самой. Но Николай Александрович не оценил всех хлопот Софьи и ни в какую не хотел работать и начинать новую жизнь. Он постоянно пьянствовал, прогуливал службу, словно его совсем ничего не волновало в этой жизни. Замятину грозило непременное увольнение, и Софья отчаянно боялась этого. Ибо прекрасно понимала, что без жалования отца ей одной никогда не расплатиться по долгам с Бутурлиным. Ее жалование горничной, довольно скудное, не превышало даже третьей части суммы, которую получал на службе ее отец. Да, Софья жила в шикарном особняке Бутурлиных, ела там же на кухне со слугами и оттого почти не тратила деньги. Ибо даже простые платья ей шились, как и всем слугам Бутурлиных, за счет графа. Но все равно ее мизерного жалования не хватило бы для быстрого покрытия долга. Только по просьбам Софьи, которая постоянно ходила к управляющему завода и простила не увольнять отца, полупьяного Замятина терпели в конторе.

Замятин опять вылил в себя рюмку и, усевшись за стол, ласково посмотрел на дочь.

– Ты одна у меня осталась, – пролепетал он. – Матушка-то твоя покинула меня и совсем не пожалела меня.

– Батюшка, зачем вы так говорите? – с болью заметила Софья.

– Да, именно так! Оставила меня одного на этом свете! А как я без нее жить должен, позволь тебя спросить? – с надрывом пролепетал Николай Александрович, вновь наливая рюмку.

Софья, видя, что отец вновь намерен выпить, выхватила из его руки рюмку.

– А нас с Ильюшей вам не жаль, батюшка?! – воскликнула она в сердцах. – Прошу вас, не надо более пить! Опять Никита Лукич недоволен будет! Я уже не знаю, как его просить за вас!

– Не проси! – возмутился Замятин, вскакивая на ноги и пытаясь забрать у девушки рюмку. – Что ты унижаешься перед этим скотом?!

– Он над вами начальствующий, батюшка. Выгонит он вас со службы, как же мы тогда Дмитрию Егоровичу долги выплачивать будем?

– Отдай! – воскликнул недовольно Замятин и вновь попытался отобрать рюмку у дочери.

Но Софья отбежала к двери и истерично выпалила:

– Отец! Я прошу вас!

– Отдай, гадкая девчонка! – возмутился старик и, схватив дочь за плечо, отобрал у нее рюмку.

Он быстро подошел к столу и вновь налил себе спиртное. Софья с болью и слезами на глазах смотрела на сухую фигуру отца и вдруг вспомнила, что когда-то он был заботливым и любящим. Качал ее на коленях и постоянно шутил. А теперь ее отец превратился в обрюзгшее невменяемое чудовище, которому было наплевать на ее страдания и просьбы. Всего за два года он постарел на десять лет и теперь выглядел старым и дряхлым. Замятин опять уселся на стул и проворчал:

– Только она любила меня. А ты, неблагодарная, даже не понимаешь, что отцу надо забыться.

Софья поджала от обиды губы и несчастно подумала о том, что после смерти матери отец изменился до неузнаваемости. Он перестал интересоваться жизнью ее и Ильюши. Словно ему сделалось все равно, что будет с ними дальше. Вытирая маленьким кулачком уже побежавшие по щекам слезы, девушка взвилась с места и выскочила за дверь. Стремительно слетев с деревянной лестницы, она устремилась на морозную улицу, понимая, что бороться с пагубным пристрастием отца у нее нет сил.

В тот миг, когда холодный мартовский ветер ударил сильным порывом в ее нежное лицо, Софья отчетливо осознала, что теперь она одна на этом свете. И должна бороться за свою жизнь и за жизнь маленького брата сама. Ибо Николай Александрович теперь совсем не любил их и не хотел ничего более от этой жизни.


Санкт-Петербург, набережная р.Мойки


Всю дорогу до особняка Бутурлиных девушка почти бежала, стремительно перемещаясь по мостовой и задыхаясь. Она спешила, зная, что Елена Дмитриевна уже сердится. Ведь Софье было велено только снести письмо по нужному адресу, а она еще зашла к отцу. Уже приблизившись к гранитным берегам реки Мойки, девушка чуть замедлила шаг и, пытаясь отдышаться, пошла чуть медленнее.

Она подошла к парадному крыльцу помпезного особняка Бутурлиных в тот момент, когда по мраморным ступеням спускались три молодых офицера в зеленых мундирах. Невольно проходя мимо них, девушка почтительно склонила голову в знак приветствия и лишь на мгновение кинула взгляд в их сторону. Она удивленно отметила, что один из молодых людей ей знаком. Когда-то давно, два года назад, когда ей едва исполнилось семнадцать и она попала на свой первый и единственный бал, Софья танцевала с этим офицером два раза. До сих пор помнила имя молодого человека – Иван Федорович Аксаков. Однако теперь она была всего лишь нищей дворянкой и не могла позволить себе даже появиться на светских вечерах изысканной публики. Молодой человек, похоже, тоже узнал ее, и едва Софья прошла мимо, окликнул:

– Сударыня, извините! – Девушка уже наверху лестницы обернулась, и молодой русоволосый человек, сделав несколько шагов вверх по лестнице в ее сторону, вымолвил: – Добрый вечер! Софья Николаевна, если не ошибаюсь?

Софья испуганно вскинула на него глаза, поняв, что Иван узнал ее. Но она понимала, что теперь между этим изысканным молодым человеком и ней пропасть.

– Вы обознались, сударь, – быстро вымолвила она и устремилась к дверям, намереваясь скрыться с глаз молодых людей.

Едва влетев в ярко освещенную парадную, Софья тут же наткнулась на камердинера.

– Ох, барышня! – обратился к ней слуга, одетый в богатую темную ливрею. – Елена Дмитриевна уже дважды спрашивала про вас. Уж больно сердилась, что вы все еще не вернулись.

– Не волнуйся, Прокопий, я сейчас поднимусь к ней, – ответила она, отдавая простой темный плащ дворецкому и направляясь по лестнице наверх.

Девушка, проворно перепрыгивая через ступеньки и высоко приподнимая темную юбку из грубого сукна, взлетела на второй этаж и устремилась к спальне Елены. В коридоре было довольно темно, оттого Софья невольно вздрогнула, когда перед ней из мрака неожиданно появилась грузная фигура графа Бутурлина.

– Софья Николаевна, драгоценная моя! – высокопарно заметил граф, и его маленькие темные глаза быстро пробежались по изящной фигурке девушки.

Софья испуганно замерла и вежливо вымолвила:

– Дмитрий Егорович, добрый вечер.

С почтением склонив голову, она попыталась обойти Бутурлина, но граф встал у нее на пути и придвинулся ближе.

– Куда вы так бежите?

– К Елене Дмитриевне спешила. Она, наверное, заждалась меня.

Он вдруг поднял руку и, едва касаясь, провел пальцами по влажным от дождя волосам девушки.

– Вы выходили из дому в такой поздний час? – удивился он.

– Я носила письмо по поручению Елены Дмитриевны.

– И куда же?

– К модистке, – тут же придумала Софья верный ответ.

– Вы, моя дорогая, совсем не бережете себя, – произнес Бутурлин как-то чересчур ласково.

Девушка напряглась, ибо граф начал говорить с ней этим своим вкрадчивым тоном. Она прекрасно знала, что теперь он вновь будет намекать ей на всякие непристойности. Бутурлину было сорок шесть лет. Некогда приятная наружность его теперь была испорчена грузным брюшком, лишним весом и обрюзглостью лица.

– Простите, мне надо идти, – пролепетала Софья и вновь попыталась обойти графа.

Но рука Бутурлина немедля обхватила локоть девушки, и он, склонившись к ее лицу, зазывно произнес:

– Вы все время бежите куда-то, а мне бы так хотелось, чтобы вы хоть немного побыли рядом.

– Я, – замялась Софья, напрягшись всем телом.

– Вы так хороши, моя дорогая, что у меня просто нет слов, – продолжал граф свою слащавую соблазняющую речь.

– Извините, мне правда надо идти, Дмитрий Егорович. Елена Дмитриевна будет сердиться, – нервно заметила Софья, пытаясь осторожно высвободить локоть из его цепких пальцев.

– Вы зря так себя ведете, Софья Николаевна, – уже недовольно произнес Бутурлин. – Разве забыли, что обязаны мне всем? И только из-за вас я смилостивился над вашим отцом.

– Я помню об этом, – пролепетала девушка несчастно, отводя взор от неприятного лица графа с полными губами, и желая только одного – немедленно убежать.

– Видимо, недостаточно хорошо помните, – уже зло добавил он. – Вы должны понимать, что за все милости в этой жизни надо платить.

Софья поджала губы и опустила глаза в пол. Она боялась вызвать недовольство графа и оттого не двигалась с места, но ее существо просто кричало от неистового желания немедленно сбежать от этого неприятного человека. В следующий миг Бутурлин наклонился к ее волосам, и его слюнявые губы, почти касаясь ее виска, вымолвили:

– Вы должны быть со мной немного ласковее, Софья Николаевна. В противном случае я могу рассердиться, а вы ведь не хотите, чтобы я сердился на вас, так?

– Нет, – пролепетала девушка, понимая, что если разозлит Бутурлина, то он может за долги бросить ее отца в долговую тюрьму. А отец уже и так болен. И в тюрьме долго не протянет. Софья знала, что смерти отца просто не вынесет.

Губы графа уже приникли к ее щеке, и Софья сжалась от омерзения, зажмурив глаза. Она напряглась всем телом, понимая, что должна вытерпеть это. В этот момент справа от них распахнулась дверь и визгливый тонкий голос вымолвил:

– Батюшка? Вы здесь?

Бутурлин тут же выпустил локоть Софьи и отодвинулся от нее. На пороге комнаты появилась девица двадцати лет с бледным лицом и тонкими светлыми волосами. Она недовольно оглядела Софью и отца.

– Ах, Леночка, – тут же воскликнул Бутурлин, оборачиваясь к дочери. – Я как раз шел к тебе, спросить спустишься ли ты к ужину? Мы должны как следует все обсудить по поводу твоей женитьбы.

– Можно не сегодня, батюшка, я так устала? – быстро ответила Елена.

– Так и быть, доченька, тогда непременно завтра поговорим обо всем, – повелительно заявил Бутурлин.

Метнув последний темный взор на Софью, граф медленно направился в сторону своей спальни. Софья почти влетела в комнату за Еленой и с облегчением вздохнула, понимая, что Бутурлина невольно избавила ее от домогательств графа.

Суженый. Невеста князя

Подняться наверх