Читать книгу Печать Индиго. В сиянии Зари - Арина Теплова - Страница 6
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Зов ангела
Глава IV. Древняя книга
ОглавлениеКристиан протянул руку, затянутую в перчатку, Славе, помогая ей взобраться на подножку кареты, и приказал кучеру править в усадьбу. Плюхнувшись быстро на сиденье, девушка облокотилась на бархатные подушки, отвернув лицо к окну и нахмурившись. Молодой человек занял место напротив и замер в напряженной позе не спуская напряженного взгляда с прелестного печального лица Славы.
– Вы поступили опрометчиво, лазая, словно кошка по карнизам, – начал наставительную речь фон Ремберг. Отчего-то именно это ожидала услышать Слава от своего мужа. Она даже не взглянула на него, делая вид, что наслаждается пейзажем за окном. – А вы не подумали о том, что могли упасть и разбиться насмерть? – продолжал он.
Слава быстро перевела на него золотой взгляд и произнесла:
– Если бы я разбилась, виноваты в этом были бы только вы, сударь. И бросьте свой нравоучительный тон. Я вовсе не расположена выслушивать от вас все это…
– Не расположена?! – взвился Кристиан, увидев, как девушка вновь перевела взор на окно. Он был так натянут, так раздражен, а она игнорировала его всем своим видом. И это до крайности раздражало его. – Вы выслушаете меня, сударыня, даже если вам это не нравится!
Слава безразлично пожала плечами. Она молчала и упорно не смотрела на него. Кристиан начал закипать. Сжав кулак, молодой человек мрачно жадно смотрел на нее, понимая, что Слава опять хочет взять над ним верх. Он столько сделал для нее, а она совершенно этого не хотела понимать. Он боялся за нее и выторговывал у Верховного несколько месяцев ее жизни. Затем переживал за нее, когда думал, что она разбилась насмерть. А потом, беспокоясь о ней, поехал как глупец на эту ассамблею, и в течение последнего часа раздраженно терпел то, как она выставляет свои прелести всем напоказ в этом невозможном платье. Но видимо, ей было это безразлично. И она вовсе не ценила всего того, что он делал для нее. Хотя он не должен был этого делать. Сейчас же она относилась к нему как к назойливому кавалеру, как будто принудительно отбывая отмеренное время в его обществе. Ведь в данную минуту она даже не смотрела на него, и всем видом игнорировала присутствие рядом.
Горящий взгляд фон Ремберга описал несколько кругов по изящной фигурке девушки. Ее плащ был распахнут, и взор молодого человека вновь остановился на ее высокой упругой груди. Золотой локон, выпавший из ее прически, лежал в ложбинке между высоких прелестных округлостей. Кристиан не мог заставить себя убрать взгляд от этого притягательного зрелища. Он должен был признать, что этот алый чудесный шелк невероятно идет к ее коже слоновой кости и к ее золотым переливающимся волосам. И здесь, в карете, скрытая от посторонних глаз, Слава невероятно нравилась ему в этом наряде, потому что фасон платья был до безумия волнующ и притягателен.
С каждым мгновением молодой человек все более мрачнел, и от напряжения испарина выступила у него на лбу. Фон Ремберг ощутил, как кровь приливает к его голове, а все его тело охватывает неуемная жажда вожделения к этой соблазнительной юной искусительнице. Не выдержав этого немого противостояния между ними, он вновь первым нарушил гнетущее молчание.
– Я требую, чтобы вы смотрели на меня, когда я говорю с вами! – процедил Кристиан хрипло. Слава соизволила перевести на него золотые озера глаз и тихо по слогам произнесла:
– Оставьте меня хоть на миг в покое…
– В покое, сударыня?! – взвился молодой человек. – Мы еще не обсудили ваше наказание, ибо вы сбежали из моей спальни, – произнес он какую-то совершенно глупую фразу. И сам удивился, как он мог сказать подобное.
Слава приподняла брови на его словесный выпад, и вдруг звонко рассмеялась ему в лицо. Кристиан смертельно побледнел. Его лицо покрылось красными пятнами, а затем посерело. Она смеялась над ним! «И поделом мне!» – подумал про себя молодой человек, понимая, что ведет себя подобно влюбленному глупцу, который ошарашен близостью желанной девицы и оттого несет всякий бред. И его женушка, похоже, думала так же, явно чувствуя свое превосходство. Никто и никогда так дерзко не смел вести себя с фон Рембергом.
Люди не просто боялись противостоять ему, они опасались даже посмотреть в его сторону. Но она! Она не только не страшилась его теперь, она потешалась над ним! Вмиг разозлившись сначала на себя, а потом на нее, фон Ремберг порывисто вскочил с сидения и, быстро наклонившись к девушке, сильными неумолимыми руками сжал ее плечи и прижал девушку к стенке кареты. Она ахнула, прекратив смеяться, едва сдержав изумленный вскрик.
– Может вас как следует выпороть плетью? – прохрипел фон Ремберг, склонившись к ее испуганному прелестному лицу. Его взор страшный угрожающий испугал ее. Слава отчетливо ощутила, что ее поведение задело его за живое, и его недовольное настроение сменилось на ярость. Она похолодела от заполнившего ее существа страха. В этот момент карета дернулась на ухабе, и Слава ударилась затылком о стенку сидения. Увидев это, Кристиан довольно оскалился и жутковатым тоном процедил. – Или запереть вас в ледяном подвале без еды, скажем так… на неделю?
Его голос стал свинцовым, а на лице появилось жестокое выражение. Еще минуту назад, Слава забавлялась над ним, но в эту секунду она увидела перед собой грозного опасного хищника, взгляд которого походил на лезвие клинка, и с которым было жутко находиться в одном пространстве кареты. Она запаниковала и нервно выпалила:
– Пустите! Мне больно!
Она забилась в его жестких руках, пытаясь высвободиться. Она начала изворачиваться как змея, но это ни к чему не привело. Единственное, чего она добилась, так это того, что глаза фон Ремберга стали блестящими, а дыхание прерывистым. Взгляд его лихорадочно заметался от ее полуобнаженной груди к полным соблазнительным губам и обратно, а его ладони стали странно сжимать ее плечи, настойчиво пытались размять ее тело пальцами. В следующий миг он еще сильнее склонился над ней, почти вплотную приблизив свое лицо к ее личику, и хрипло прошептал:
– Однако, я думаю, что мог бы заменить наказание… в обмен на нечто гораздо более приятное и сладостное… – слова замерли на его губах. В следующий момент Кристиан приподнял левой рукой ее подбородок и, испепеляя ее потемневшим фиолетовым взором, вдохновенно добавил. – На ваш поцелуй, золотко…
И прежде чем девушка успела что-либо осознать, молодой человек обхватил ее шею сильной ладонью и впился в дрожащий рот, властным, но в то же время нежным поцелуем.
Невольно опешив от его неожиданных губ, которые яростно накрыли ее губки, Слава уперлась руками в твердую широкую грудь, пытаясь оттолкнуть его. Молодой человек совершенно не обратил внимания на ее сопротивление, продолжая ласкать своим настойчивыми губами ее рот. Однако недовольство и замешательство девушки от его смелых настойчивых поцелуев длилось недолго. Вскоре она ощутила, как все ее тело задрожало от его неожиданного страстного напора.
Еще ни разу он не целовал ее так. Те два поцелуя Кристиана были другими. Первый полгода назад был сдержанным, каким-то пуританским и немного унылым, утренний поцелуй фон Ремберга напоминал скорее наказание. Но сейчас поцелуй молодого человека – невозможно чувственный и сладостный заставил девушку удивленно замереть. Его губы, сначала порывисто утолив первый пламенный голод, начали умело нежно терзать ее приоткрытый рот, то и дело осторожно прикусывая ее нижнюю губу. Присев рядом с нею, фон Ремберг одной рукой, обвив ее стан, осторожно, но неумолимо прижал девушку к своей груди, а второй рукой обхватил затылок Славы, удерживая ее голову на интимном расстоянии от своих губ.
Спустя некоторое время девушка перестала сопротивляться его напору, ощущая, как все ее тело трепещет от возбуждения, наслаждаясь каждым прикосновением губ и рук Кристиана. Его губы стали требовательнее, а поцелуй превратился в более страстный и пламенный. Слава же во власти неведомых до того неистовых желаний, полностью захвативших ее существо, совсем не хотела прекращения этих упоительных ласк. Девушка порывисто обвила шею молодого человека руками и начала сама целовать Кристиана в ответ. Фон Ремберг что-то пробормотал и начал осыпать лицо девушки неистовыми жгучими поцелуями. Дыхание Славы стало прерывистым, она потеряла осознание того, где находится. Единственное, что было реальным в это сладостное мгновение – этот мужчина, который был таким нежным и страстным, что ей хотелось, чтобы он продолжал свои ласки и не останавливался.
Кристиан услышал ее стон и напрягся. Невольно отстранившись от Славы, он увидел, как глаза девушки чуть прикрыты, а ее губы тянутся ему навстречу. Эта картина безумно возбудила молодого человека. Мысли фон Ремберга лихорадочно заметались. Он чувствовал, что все его тело в напряжении жаждет обладания этой прелестницей. Но его разум немедля пресек все его хаотичные интимные мысли. Он не имел права прикасаться к ней. Даже сейчас, когда он забылся настолько, что поцеловал ее, он не имел права на это.
«Нельзя позволить ей завладеть моими мыслями…» – выпалил про себя молодой человек, едва его голова чуть протрезвела от сладостного опьянения. Но еще мгновение назад эта девица была настолько желанна, что фон Ремберг на какое-то время напрочь позабыл обо всех клятвах, заданиях Ордена и воле Верховного. Он как глупец позволил этой смазливой девице околдовать его своими прелестями и в итоге опомнился лишь сейчас, когда наделал уже столько всего недозволенного. Кристиан стиснул зубы, напряг руки и неимоверным усилием воли заставил себя разжать объятья. С ожесточенной яростью, которая заполнила его сердце, он пересел на противоположное сидение и, скрестив руки на груди, отвернулся от Славы, хмуро уставившись в темное окно.
Слава не сразу пришла в себя. В какой-то момент она ощутила, что его сильные ласковые руки более не обнимают ее стан. Она открыла глаза и неуверенно выпрямилась, сев прямо. Непонимающим взором она уставилась на Кристиана и прочитала на его лице недовольство и явное раздражение. Он не смотрел на нее. И Славе показалось, что он обиделся на нее или обвинял в чем-то, оттого и не желал более смотреть в ее сторону. Она хотела спросить молодого человека, отчего он так резко прекратил свои ласки. Но девушка не решилась озвучить вопрос. Она напряженно взирала в мрачное красивое лицо фон Ремберга, пытаясь понять мотивы его поведения.
Он чувствовал, что она смотрит на него. Но боялся бросить даже мимолетный взгляд в сторону своей юной жены. Кристиан боялся себя, своих чувств и неуправляемых желаний, которые постоянно возникали, когда находилась рядом она. Стиснув зубы, он упорно смотрел в одну точку, пытаясь хоть немого отвлечься от снедающего его плотского желания. Он вдруг подумал о мадам Гринберг и ее девицах, обитающих в доме терпимости на окраине Петербурга в немецкой слободе. Но эти воспоминания отчего-то вызвали у молодого человека брезгливое чувство отвращения и он невольно поморщился. Однако, эти мысли немного остудили его пыл, и оставшийся путь до усадьбы, фон Ремберг ехал в мрачном клокочущем настроении, стараясь ничем не выдать своей спутнице своих тайных желаний, которые снедали его существо.
В тот день Кристиан вернулся от прусского посланника около четырех. Отказавшись от предложенного Людвигом обеда, молодой человек заперся в своем кабинете, решив продолжить изучение древней стеклянной книги, изречения из которой он записывал все последние дни.
Почти четыре дня ему удавалось избегать общества своей невозможной, соблазнительной и притягательной жены, с того самого вечера, когда он понял, что находиться в ее обществе опасно для него. Да, именно после той ассамблеи у Артемьевых, Кристиан осознал одну вещь. Эта золотоволосая девица как-то странно действует на все его существо, заставляя его исполнять несвойственные ему роли: докучливого мужа, пламенного возлюбленного и порывистого неуправляемого глупца, который только и жаждет контролировать каждый шаг, и непрерывно участвовать в ее жизни. Но разумом Кристиан вовсе не желал всего этого.
Возможно, за те короткие полторы недели, с того момента как он вернулся, Слава стала занимать в его холодном сердце некое довольно обширное место, но это ему совершенно не нравилось. С горечью молодой человек должен был признать, что в обществе этой феи с янтарными очами, его разумные мысли заглушались страстными, порою неуправляемыми порывами и желаниями, его сердце быстрее билось, а все его существо словно магнитом тянулось ближе к ней. В этот момент времени, фон Ремберг всеми силами пытался устоять перед ее манящим очарованием, стараясь убить в своем сердце то чувство неистовой влюбленности, которое стремительно и неумолимо теперь владело им. А он даже не успел понять, когда же это произошло. Это осознание травило все его существо. Ведь Кристиан прекрасно знал, что влюбленный человек, зависимый от объекта своего обожания, невероятно уязвим, слаб и не может трезво мыслить. Но у него была цель – его поручения и служение Ордену.
Оттого влюбленность в эту девицу могла помешать ему в дальнейшем с трезвым, холодным расчетом выполнять задания Верховного. Да это уже и происходило. И в последний раз у Лионеля он как дурак выгадывал для нее еще несколько месяцев жизни, и дико боялся за нее, а должен был с холодным сердцем привести ее на казнь. Но он не мог отдать ее на жертвенную мессу. Не мог. Лишь от одного осознания этого, молодой человек покрывался холодным потом, и его сердце сжималось в яростной агонии, не в силах представить даже малейшую боль, которая могла быть причинена девушке. И виновными во всех его терзаниях были глупые влюбленные чувства к этой юной девице, которые возникли так внезапно.
Именно поэтому с того дня, как он поцеловал ее в карете, молодой человек даже не дерзал приближаться к Славе. Он находил тысячу предлогов, дел и занятий для себя, только бы не появляться за трапезами в столовой, случайно не столкнуться с ней в коридорах особняка и вообще всячески боялся даже издалека смотреть на нее. Он решил вытравить из своего сердца эту влюбленность, которая мешала ему исполнять волю Ордена.
И первые два дня ему удавалось не встречаться со Славой, потому что она так же не стремилась проводить время в его обществе. Однако к концу третьего дня, когда Кристиан случайно проходил мимо двери ее спальни он уловил еле слышимый запах цветов жасмина. Он сразу же остановился и, чуть прикрыв глаза, начал невольно вдыхать носом ее аромат. Перед глазами поплыли ее образы, сначала в изумрудном платье, потом в его спальне, когда он отчетливо видел ее обнаженные прелести, а затем в ярком красном атласе, с закрытыми глазами, когда она подставляла свои сладкие губы его рту. Тогда он резко распахнул глаза, понимая, что ведет себя, по меньшей мере, глупо. Он сорвался с места и почти бегом спустился вниз.
В тот же день он нечаянно увидел ее в гостиной, где она говорила с одной из служанок. И Кристиан, который не видел девушку уже три дня, как завороженный через приоткрытую дверь, невольно залюбовался стройным изящным станом жены в бледно-лиловом платье из бархата. Она стояла к нему спиной и взор молодого человека с каким-то упоением изучал все черты ее совершенной фигурки, тонких покатых плеч и золотистых локонов, которые спускались из высокого хвоста на ее узкую спину густым потоком. В эти мгновения Кристиан ощущал, что ему не хватает их совместных бесед, их перепалок, ее остроумных ответов и ее взора, который всегда смотрел на него открыто и невозможно чарующе.
Вдруг, Слава чуть отошла и исчезла из поля его зрения, а ее милый голосок, прерываемый вопросами служанки, стал разноситься откуда-то сбоку. Фон Ремберг так и остался стоять у двери, уже остро прислушиваясь к ее мелодичной речи и стараясь не упустить ни единого ее слова. И совсем потерял ощущение реальности. Неожиданно дверь перед ним распахнулась и Слава, выйдя из гостиной, нос к носу столкнулась с ним. Кристиан напрягся всем телом, увидев искреннее удивление, написанное на ее красивом лице, и побледнел. Ведь он совершенно не почувствовал, как она приблизилась к двери, как будто в этот миг его сознание было опьянено его сладострастными мыслями.
– Сударь? – произнесла девушка удивленно. Фон Ремберг сразу же пришел в себя и, сузив глаза, невольно пробежался горящим взором по ее облику, остановив взгляд на лучистых глазах.
– Добрый вечер, Светослава, – невольно выдохнул он, и его трепетный взор прилип к губам девушки. Тут же осознав свой кощунственный невозможный взгляд, молодой человек засуетился и, резко развернувшись, стремительно ушел прочь, направившись в кабинет. Там он некоторое время пытался прийти в себя, ругая себя за глупое поведение.
Сегодня же шел уже четвертый день с того самого вечера, когда он решил вырвать свою влюбленность в эту девицу из своего сердца. Но это плохо получалось. Мысли о ней, ее образ постоянно терзали его. Но более его удручало нечто другое. Все эти четыре дня, которые они не виделись, не считая вчерашней нечаянной встречи, Слава совсем не искала его общества. Она словно радовалась тому, что он не приближается к ней, и это устраивало ее. Но Кристиан прекрасно помнил, как полгода назад Слава сама разыскивала его по дому, чтобы узнать, как у него дела, как он провел день. Тогда она была рада видеть его и на ее лице постоянно отражалась улыбка, а в глазах он видел добрую ласку по отношению к себе.
Сейчас же, после его возвращения все стало иначе. Девушка как будто закрылась от него, и все первые дни именно он был инициатором их общения. А как только он решил избегать ее, то Слава с радостью приняла правила его игнорирующей игры. Это печалило его, и даже порой вызвало в душе терзающие недовольные мысли. И Кристиан прекрасно догадывался о причинах столь холодного отношения девушки. Ведь тогда, полгода назад, его жестокие слова о том, что она недостойна его любви, наверняка оставили в ее нежном сердце рану. И в этом он не сомневался и отчетливо понимал мотивы ее холодного поведения. Лишь однажды ему показалось, что девушка получает удовольствие от его близости. Это было там, в карете, когда он, забывшись, так упоительно целовал ее. Но это воспоминание было кратким волнующим мигом удовольствия, которые он должен был вытравить из своих мыслей.
Вздыхая, фон Ремберг пытался сосредоточиться на изучении древней книги, сидя за столом в закрытом кабинете. Книга, выполненная из прозрачного горного хрусталя, переливалась в заходящих лучах небесного светила, придавая желтоватый оттенок каменному листу. Кристиан методично прикладывал пальцы к одной из букв второго ряда, зная, что только так книга может открыть свои секреты. А затем пытался расшифровать фразу, которая появлялась на прозрачном каменном листе.
Еще с первого дня, едва отобрав книгу у ведьмы, фон Ремберг почти неделю бился над секретами этой древней прозрачной доски. Ведь только первый ряд книги, при приложении указательного пальца Кристиана преобразовывался в смысловые фразы. А начиная со второго ряда, просто так понять появляющиеся фразы было невозможно. Так как слова во фразах второго и последующих рядов появлялись в хаотичном порядке.
Лишь два дня назад молодому человеку удалось осознать, что каждое слово на камне имело некий отсвет определенного оттенка, и слова было необходимо соединять во фразы в соответствии с этими цветами по порядку, как располагались цвета в радуге. Смысл фразы появлялся только когда Кристиан выстраивал слова в радужном порядке, в зависимости от отсвета. Причем слова одного радужного цвета имели едва различимый определенный оттенок, например, голубой. Оттого трудность заключалась в том, что надо было сначала поставить слова с более бледным голубым, потом с более насыщенным голубым, а далее самым ярким голубым отсветом. Еле видимые оттеки цвета молодому человеку удавалось различить с помощью определенной силы теплового поля, который излучал тот или иной оттенок. И фон Рембергу постоянно приходилось напрягать свое совершенное зрение, энергетическую силу и интуицию, чтобы разлить этот едва уловимый оттенок слова, ибо сначала все слова казались просто со светлым отсветом. И когда Кристиану, после нажатия на определенную букву, удавалось выстроить все появившиеся слова в верную последовательность, фраза приобретала некий тайный смысл.
Сегодня, проведя за работой уже несколько часов к ряду, молодому человеку удалось расшифровать пару таинственных фраз. Он записал их на листе бумаги на санскрите, и пытался понять их смысл, перечитывая их по нескольку раз, сразу же переводя в мыслях фразу на русский, поскольку что на этом языке ему было проще всего размышлять еще с юности.
– И будут явлены древние обереги Врат, – прошептал фон Ремберг одними губами и, нахмурившись, продолжал. – И родятся два Великих витязя. Светлый и Мерцающий во тьме. И Светлый падет в неравном бою, а Мерцающий воин сможет спасти древний Кристалл Инглии, и защитить его от тьмы…
Нахмурившись, Кристиан задумался, пытаясь понять фразу и размышляя над ней. Отчего-то разум твердил ему, что Светлый воин уже погиб, как и было сказало в этой фразе, и был он братом Светославы. Но кто был этот второй витязь Светлых, который должен был спасти древний Кристалл, он не понимал. Уже измучившись в раздумьях, Кристиан перевел взор на вторую написанную его рукой фразу и прочитал еле слышно:
– Светлая Дева будет рождена от седьмого праведного колена, поскольку все женщины ее рода были славны и чисты. Именно она вступит в схватку с тьмой, и спасение придет через ее Светлую силу…
Эту фразу фон Ремберг не понял вообще. И что эта была за светлая Дева? Видимо сильная ведьма или колдунья, раз она сможет бросить вызов тьме. И она возможно еще не была рождена.
Увлеченный своим занятием молодой человек не заметил, как село солнце. Еще ранее приказав не беспокоить его вечерней трапезой, ибо был неголоден, Фон Ремберг увлеченный книгой совсем потерял счет времени. Сильный болезненный удар в солнечное сплетение изнутри застал его врасплох. От дикой неожиданной боли, Кристиан едва не выронил из рук прозрачную каменную книгу. Только боль отступила, он бросил затравленный взор на часы, на которых отразилось половина десятого, и немедля вскочив на ноги, устремился к тайнику в стене. Лишь он успел положить в тайник древнюю каменную книгу, как его нутро вновь сжалось от неумолимой сильнейшей боли. Кристиан успел закрыть тайник и почти бегом направился прочь из кабинета в библиотеку, где была его потайная комната.
Он прекрасно знал, что теперь передышки между болями будут сокращаться, а боль усиливаться. Уже входя в подземелье, он ощутил четвертую жуткую муку, которая пронзила его внутренности, и яростно стиснул зубы, дабы не застонать, боясь, что кто-нибудь услышит его. Проверив, что шкаф в подземелье почти закрылся за ним, оставив лишь небольшой просвет, он бегом устремился по каменным ступеням вниз, уже не в силах сдержать стон…