Читать книгу Матрёшка - Арис Ками - Страница 10

Здоровье Кати налаживается, но не до конца. Она переезжает домой, где обустраивают настоящую больничную палату – каждый день капельницы и болезненные уколы в живот, после которых Катя горько плачет ещё полчаса. Она, наконец, понимает, для чего в двухэтажном доме лифт, потому что вставать и ходить больше нескольких шагов не может, и на прогулку ее вывозят на коляске. В середине срока врачи предполагают по скринингу, что ребёнок родится с особенностями. Коннор, которому сообщили первому, отреагировал довольно спокойно. Слава богу, у него компания такие препараты производит, что даже детей со спинально-мышечной атрофией лечат, а раньше был приговор. Уже своего ребенка он вытащит, что бы там ни было. Но как сказать об этом Кате, он не знает, и предоставляет это сделать врачу. Выслушав эту информацию, которую врач попытался донести максимально деликатно, подчеркивая, что уверенности в диагнозе нет, но нужно быть готовыми к любому исходу, Катя спокойно заявляет, что смысл заранее переживать, если сейчас ничего сделать нельзя, и говорит, что родит любого и будет любить ещё сильнее. Слава богу, возможность растить и обеспечивать помощью даже самого больного ребёнка, у них есть. Коннор облегченно выдыхает.

И он, и Катя каждый сам по себе постоянно думают, что это он послужил источником всех бед. Она прекрасно понимает, что никакое сотрясение мозга не могло отразиться на ребенке, это наркотики, поэтому она и простила ему все и даже не вспоминает, ну, приложил разок башкой – господи боже мой. Он, наоборот, считает, что все проблемы с ее здоровьем произошли из-за него. И чего он так взбеленился, он уже и не понимает. Ещё и развестись хотел! Сидел в Лондоне целый месяц, поставив ее в безвыходное положение. Тогда-то время и было упущено! Он буквально уничтожает себя изнутри. Если Катя умудрилась каким-то невероятным для него образом простить, то он себя не прощает. Такое ощущение полнейшей беспомощности он испытывает первый раз в жизни. Он, человек, с огромным состоянием и огромными возможностями, не может сделать ничего для своего ещё не родившегося ребёнка. Прилетает Катина мама, к его огромному горю, без Агаты. Он сам готов ехать в Москву, умолять Алекса ее вернуть, но Катя его отговаривает. Пусть побудет с отцом, ей сейчас не до Агаты, а Коннор все равно постоянно работает. Школа в этом году еще похожа на детский сад, она ничего не пропустит, а в Москве и садик хороший, и обе бабушки с ней, одна сейчас уехала, зато Галина полетела на помощь. «Обязательно ее попозже заберем, не волнуйся, – успокаивает она. – Папа ее всегда хотел, чтобы она училась в Европе, мы даже переезжать думали, он ее отпустит, убедится, что у нас все хорошо, и отпустит».

Его мама, которая вернулась, попросив у Кати прощения чуть не на коленях, постоянно живет с ними. Однажды утром проводит по волосам сына рукой: «Да ты поседел, милый». На его светло-рыжих волосах седина не особо заметна, но ему кажется, что он постарел лет на 20. Без Катиного смеха, шуточек, ее весёлых друзей, которые ее навещают, конечно, но ни о каком веселье речь не идёт, без Мушки, этот дом стал совсем безотрадным. Катя не ест, ее подпитывают только капельницы. За 7 месяцев она худеет на 7 кг. Ребеночек настолько слабенький, что ни разу за все время даже не пихнулся внутри живота и очень долго не переворачивался, поэтому врачи предрекали кесарево. Но мама начала таскать Коннора каждое воскресенье в церковь, хотя он раньше особо не замечал за ней религиозности, а сам и подавно далек от этого, но почему-то в храме становилось легче, как будто кто-то снимал с него часть ответственности за все происходящее. А, когда под конец седьмого месяца малыш все-таки перевернулся, то мама немедленно объявила, что Господь их услышал, и заполонила весь дом, особенно Катину спальню тире больничную палату изображениями католических и православных святых, посчитав, что мальчик на половину русский, а чем больше народу за него молится, тем лучше, и никакой конкуренции в таком деле быть не может. Катя подписала документы, гласящие, что операцию кесарева сечения разрешает делать только при наличие критической опасности для жизни матери и ребенка, и ее адвокаты бьются с больничными за каждую букву того, что считать критическим, пытаясь, каждый со своей стороны, снять с себя ответственность в случае неблагоприятного исхода.

Мальчик родился раньше на месяц, в апреле – очень слабый и маленький. Коннор никогда не видел таких крохотных детей – ощущение, что тот размером с его ладонь, но проверить он не может, малыш в боксе для недоношенных. То, что Катя смогла родить сама, и ребенок, в целом, оказывается здоров, кажется просто невероятным, и Грейс, полностью уверовавшая в этот момент в Христа, тут же принялась заниматься постройкой часовни при этой самой больнице, требуя, чтобы православные знаки веры сопутствовали католическим, не уверенная, чья тут заслуга больше, устроив полную эклектику внутри одной взятой часовни, но возражать ей никто не посмел и все сделали ровно так, как она замыслила.

Через три недели Коннор и Катя забирают новорожденного домой. Катина мама сразу после родов уже успела свозить дочку в спа-отель в Испании, где Катю подлечили, подкормили, и, конечно же, сделали все процедуры для лица, тела и волос, чтобы провести ее в божеский вид. «Освенцим, – причитает мама, которая всегда следила, чтобы Катя была максимально худой, и за каждый лишний грамм ругалась, но сейчас даже для нее перебор. – Да на тебя муж не взглянет! Набор костей! А волосы? Это что такое вообще? Чем они кололи тебя, чтобы все так повылезло? И раньше-то шевелюры не было. Хоть парик покупай!» Катя вообще не возражает, даже благодарна за такую заботу, уж кто-кто, а мама в красоте понимает! Каждый день расписан по минутам – массажи, обертывания, аппаратные и уходовые процедуры, прогулки. Сначала она ста метров не могла пройти, чтобы не запыхаться, а к концу второй недели уже начала подниматься на лестнице на верхний этаж в их самый дорогой номер, не пользуясь лифтом.

Вернувшись в Дублин красивая, насколько возможно, и здоровая полностью, Катя, которая выпала полностью из социальной и медийной жизни, постепенно возвращается к активности. Каждое ее фото и видео встречают с восторгом. Они герои всех новостей. Главная новость, конечно, в том, что у ирландского короля, как Коннора называют на родине, появился маленький принц. Уильям похож на него как две капли воды – те же прозрачные голубые глаза и рыжеватые кудряшки прям с рождения. Старшая девочка тоже копия папы, только волосы ярко-рыжие.

Коннор и Катя оба, наконец, могут выдохнуть – не произошло ничего такого, за что нужно корить себя до скончания веков. Грейс, которая не хочет отстать от Катиной мамы по степени заботы, хотя сперва страшно ворчала, как можно было девочку увезти от двух детей, один из которых в барокамере, а вторая мамой Грейс называет, потому что родная мать не в состоянии была ей заниматься сколько месяцев, решает тоже проявить себя суперпонимающей и уговаривает их улететь на несколько дней, побыть одним, им же просто необходимо переключиться! Катя с Коннором летят на Таити, где Катя мечтала побывать с детства, но даже не выходят из своей виллы. Катя смеётся, зачем было забираться на другой край земли, гостевой домик отлично тоже сгодился бы, чтобы не вылезать из постели. Но несколько фото с пляжа Катя всё-таки постит, и они вызывают нереальный ажиотаж. Катя выглядит сногсшибательно! Никакого живота, целлюлита, растяжек. Ее тут же обвиняют в фотошопе. «Если бы! – пишет она. – Девочки, поверьте, лучше нормальная беременность со складками кожи и естественными процессами в организме, чем то, через что я прошла». И тут же выкладывает видео, которое отретушировать невозможно. К сожалению, фильтры для видео еще не изобрели, но Катя уверена, что это будет следующая опция Инстаграм, потому что все же хотят выглядеть, как она, через месяц после родов.

Коннор разделяет всеобщий восторг по поводу ее внешнего вида. Конечно же, он страшно ценит все, что она сделала для семьи, для него: приняла его обратно, ни разу не припомнила его ужасные поступки – просто святая, но на одной благодарности далеко не уедешь, еще хотелось бы, что и выглядела так же, как когда они познакомились. За время последней беременности он прямо-таки волновался, как она восстановиться. Умничка! Он в очередной раз радуется, что женился на русской, он не представляет, чтобы ирландка через два дня после родов укатила в СПА и вернулась сногсшибательной красоткой спустя две недели. А для Кати желание ему нравиться всегда на первом месте. Коннор заваливает ее подарками – самыми невообразимо дорогими украшениями, предметами искусства. Он никогда жадностью не отличался, наоборот, но сейчас прямо хочет, чтобы она видела, что он тоже очень для нее старается и всегда о ней думает. Получив очередное полотно, Катя просит его остановиться и перестать филиал Эрмитажа дома устраивать. «Милый, – ласково шепчет она, обнимая его, – спасибо, но мне не подарки нужны, мне нужен только ты. Спасибо, что вернулся. Без тебя все это было бы бессмысленно». «Эх, и умеет же она под кожу проникать», – думает Коннор, обнимая ее в ответ и слегка всхлипывая носом.

Они живут свою лучшую жизнь: трое детей – Агата, как и обещала Катя, возвращается, любовь, дом, полный Катиного смеха. Коннор начинает ждать своего возвращения домой с момента, как целует провожающую его жену на пороге. Мог ли он представить, что привяжется к кому-то до такой степени? Он делится счастьем со всеми: постоянно занят строительством новых больниц, школ, устройством талантливых студентов на обучение, предлагает Кате создать благотворительный фонд, но она смотрит не него, как на идиота. «Ты считаешь, я мечтаю погружаться каждый день в истории с больными детьми или что-то в этом духе? Ты меня переоцениваешь. Я просто хочу быть счастливой. А фондов полно! Раздай им денег и все на этом». Коннор жертвует рекордную сумму различным фондам, объясняя, что это решение его жены. Катины акции общественного мнения взлетают до небес.

Они начинают появляться в Лондоне. Выставки, концерты, театр. Катя думает, как они смотрятся со стороны, и каждый раз восторгается – ослепительная, харизматичная пара. Она всегда с удовольствием рассматривает их фотографии в светской хронике. Коннор терпеть не может, когда их фотографируют, уговорить его удается редко, тем ценней каждый кадр. Катя была уверена, что про нее все забыли, выпасть на несколько месяцев из соцсетей – все равно, что умереть. Но у нее быстро получается вернуть былую популярность и возобновить знакомства. Катя становится нарасхват, все будто только и ждали возможности с ней пообщаться и посотрудничать. Она получает приглашения на все светские мероприятия, Коннор, конечно же, постоянно занят, да и никогда он не был любителем бессмысленных тусовок, и Катя все чаще появляется одна, что безумно его бесит. Не проходит и нескольких недель, как его уверенность, что она святая, забыта, и вот он уже опять орет на нее, что за мужик на фотографиях рядом с ней, а она орет в ответ, что она два года дома просидела, сколько можно? И это не просто какой-то мужик, а по работе, ее пригласили рекламную компанию снимать. «Я буду режиссером!» – Гордо заявляет она. Это не производит на него ни малейшего впечатления. «Тебя дети-то узнают, когда видят?» – Интересуется он. «Ты сам-то давно их видел последний раз?» – Парирует Катя. Ну, хоть руки не распускает, и на том спасибо. Они договариваются, что она должна быть дома в Дублине всегда, когда он там, но проблема в том, что сам он дома бывает все реже – огромный проект мирового масштаба, который он воплощает, вообще не оставляет времени ни на что. В августе Катя уговаривает его отдохнуть, и они опять на яхте на Лазурном берегу.

Коннор от накопившейся усталости и стресса начинает много пить и постоянно требует от Кати экспериментов в сексе, иногда просто пугающих. Она терпит, ей, в целом, даже нравится, хотя она и побаивается, насколько далеко он может зайти. Иногда он мучает ее особенно невыносимо. Болезненно связывает и оставляет, отправляясь в бар выпить коктейль. Заставляет вставить во влагалище вибратор с дистанционным управлением и играет пультом в кармане весь вечер за ужином в ресторане, наблюдая, как она пытается сдержаться, кусает губы, сжимает руки, елозит на стуле, просит его прекратить, в ответ он ставит программу на максимум и отправляет ее на танцпол. Количество игрушек, которым он заполняет специально снятый для этих целей этаж в отеле, просто превосходит пределы разумного. Синяки и кровоподтёки от верёвок и плетки иногда не удаётся скрыть тональным средством. Но ему все мало, он не может остановиться.

– А что ты думаешь насчёт секса втроём? – Предлагает он.

– Может быть, ты без меня займёшься этим? Я тебя отпускаю, развлекайся, только аккуратнее. – Катя уже готова на все, лишь бы отделаться от него, хоть на время.

– Нет, ты не поняла. Третий будет мужчина.

– Ты хочешь, ты хочешь…..? – Она даже не решается произнести эти вслух. – Может, протрезвеешь для начала? – Предлагает она.

– Да, хочу, чтобы тебя трахал другой, да, черт, даже мысль так возбуждает!

Надо сказать, что Катю эта мысль возбуждает не меньше, но она не уверена в Конноре. Сейчас ему нравится эта идея, а потом она окажется шлюхой и будет во всем виновата.

– Я думал насчёт Патрика. – Коннор произносит это таким тоном, словно обсуждает выбор обивки дивана.

– Чтоооо? – Катя даже представить такого не может, никогда Патрик не вызывал у нее сексуальных чувств. – Нет, исключено, давай кого-то незнакомого. – Она сама не замечает, что уже согласилась, хотя пять секунд назад категорически отвергла это предложение. Лишь бы не Патрик.

– Нет, это опасно, не можем связываться не пойми с кем, а так все останется в семье. – Убеждает ее Коннор. – И потом он симпатичный, я думал, он тебе нравится.

– Ерунда какая! – Возмущается Катя. – Он совсем не подходит для такого, он же трогательный, наивный мальчик, давай не будем ему психику ломать. – Она решительно настроена отстоять Патрика.

– Катя, я тебя умоляю, ни один мужчина от такого не откажется. Даже трогательный и наивный! – Коннору кажутся очень смешными эти характеристики. – Хочешь сказать, вы с ним ни разу не потрахались? Ты с ним времени проводишь больше, чем со мной.

– Нет, не потрахались, и не потрахаемся! – Кричит она, оскорбленная тем, что он о ней такого мнения и так спокойно говорит об этом. А что, правда, так можно было? Ей и в голову не приходило. Фу, пошлость какая! – Я тебе запрещаю его в постель к нам тащить! Это ничем хорошим не закончится, а Патрик мне нужен. Как помощник, как друг.

– Как друг, значит? – Коннор уже готов расхохотаться. – Посмотрим, считает ли он тебя своим другом.

Полностью проигнорировав Катину просьбу, он просто зовёт Патрика подняться на их этаж в отеле вместе с ними, тот все понимает без слов, очевидно, чем они там занимаются. В Катю он немножко влюблён, и ему всегда казалось, что и она к нему неравнодушна, именно, как к мужчине, но он бы никогда себе не позволил нарушить субординацию, тем более, у него от девушек отбоя нет, а связываться с неуравновешенным Коннором – последнее, что стоит делать. Он от него уже один раз чуть не огреб и всегда держался в профессиональных рамках, но сейчас не собирается отказываться, пусть даже это вовсе не романтично. «Платье с нее снимай, только медленно, – приказывает Коннор, – я посмотрю». – Откидывается он на диванные подушки, жадным взглядом проходясь по Катиной фигуре. Та, секунду назад решившая, что не будет этого никогда, немедленно чувствует, что ее трусики можно выжимать, и сама поворачивается к Патрику спиной, выгнувшись так, чтобы ему удобнее было расстегнуть молнию. Для Кати такой опыт не первый, но, конечно же, она никогда не признается в этом, к тому же, раньше это было в таком состоянии, что она особо и не помнит детали, только то, что возбуждало сильно. Но сейчас она в восторге. Двое красивых, сильных, сексуальных мужчин готовы на все, чтобы доставить ей удовольствие. И она отвечает им тем же. Патрик, как ни странно, оказывается достаточно опытным, видимо, только Катя не замечает его привлекательности. Он вообще не смущается и всегда понимает, что нужно делать, ни одной неловкой ситуации вообще не возникает. Даже, когда нужно уйти, он тоже прекрасно это чувствует и оставляет их одних. Коннор тоже остаётся доволен, а Катя готова делать ставки надолго ли его хватит, и через сколько Патрик вылетит со свистом, главное, чтобы Катя не вылетела вслед за ним.

На следующий день Катя с волнением ждет встречи с Патриком – как смотреть на него и не смущаться, она не вполне представляет. Он, конечно же, молчит по поводу произошедшего, и она сама поднимает эту тему:

– Я знаю у тебя сейчас смешанные чувства, – начинает она, как ни странно вообще не краснея, но, правда, все получилось так естественно, даже странно, – тебя вчера просто поставили перед фактом, извини. Но пойми, это нормально, в сексе каждый сам устанавливает для себя границы, только ты решаешь, что тебе подходит. Если ты не захочешь больше в таком участвовать, мы с уважением это воспримем. Но ты не должен стесняться произошедшего, ты не сделал ничего предосудительного. – Почему-то сейчас ей сложно представить Патрика без одежды и она опять не испытывает никакой тяги к нему, а вчера прям хотела, вроде.

– Да, все так. – Краснеет он. – Я не очень понимаю, как мы будет вести себя друг с другом в обычной жизни. Особенно я с мистером Филсби….

– Веди себя совершенно как обычно. – Советует она. – Все, что происходит в спальне, остаётся в спальне. И не вздумай своим видом даже намекнуть, что что-то изменилось. Ты сможешь. – Катя приближается, чтобы прошептать последние слова ему на ухо, думая, что, может, его запах, близость его тела заставят ее возбудиться, но нет, он для нее сейчас полнейше асексуальный мужчина, видимо, он может идти только в комплекте с ее мужем, у которого сексуальной харизмы хватит на двоих.

Коннор вынужден на пару дней улететь по делам, но должен уже завтра вернуться. «Хоть бы задержался подольше», – мечтает Катя. Он ей надоел, вообще невозможно расслабиться. Характер портится на глазах, раньше он таким душным не был. Каждую секунду нужно ее дергать, указания давать, замечания делать. Не успев додумать свою мысль до конца, она видит на телефоне звонок от него. Господи, да давно уже никто не звонит, все пишут! Тем более, знает, что она пошла на ужин с друзьями. Но он разве будет себя утруждать набирать буковки? Сам же все время ее поучает, что неприлично телефон доставать за столом. Ладно, она решает ответить, пока он не взбесился и не напридумывал себе всякого.

– Привет, милый, как встречи прошли? – Нежнейшим голоском произносит она.

– Нормально. Приехал домой, скучно без тебя. – По голосу Катя слышит, что он уже прилично выпил.

– Я тоже скучаю. – Не вполне искренне говорит она.

– Я тут придумал кое-что, что нас обоих развлечет. Бери Патрика и отправляйтесь в отель, наберёте мне по видеосвязи, я скажу, что вам делать.

– Нет! Нет! Ты с ума сошёл? – Возмущенно, но приглушенно говорит она в трубку. – Что за чушь вообще?

– Детка, слушай, что я тебе говорю, – произносит он угрожающим голосом. – Я это уже представил себе и хочу, чтобы ты это сделала. Вставай и выходи сейчас же, я долго ждать не собираюсь, знаешь, когда член стоит, это неудобно.

– Даже не подумаю! Знаешь что? Все имеет свой предел. – Она отключается. – Можете собрать корзину для пикника на двоих и мне в машину поставить? – Просит она официанта. – И несколько пледов положите.

– Ты собираешься на пикник? Ночью? – Удивляется Патрик по дороге к машине.

– Не я, а мы. Ты же мне составишь компанию? Вина выпьешь со мной? Можно же разочек?

Она просит водителя отвезти их на пляж, где они сидят всю ночь, болтая обо всем на свете, пьют вино, просто по-дружески, без всякого намёка на романтику. Под утро Катя, выпившая все практически в одиночку, засыпает у него на коленях, и Патрик относит ее в машину.

На следующий день она встаёт поздно, узнает от горничной, что муж прилетел, идёт его искать. Он в своём кабинете, перед ним насупленный Джеймс.

– Привет, дорогая! – Насмешливо улыбается Коннор. – Как раз про тебя болтаем.

– Понятно! – Катя усаживается на краешек стола. – Занят своим любимым делом? – Кивает она на Джеймса. – Закладывает меня, как обычно? Приятно, что хоть в ком-то всегда можно быть уверенной. Ну, давай, – она отрывает виноградину, закидывает в рот, – расскажи, какие сплетни? Чо говорят? – Чавкая виноградиной, спрашивает она.

Джеймс угрюмо молчит. Коннор же, наоборот, в приподнятом расположении духа.

– Говорят, спаиваешь персонал. Говорят, некоторые сотрудники себя непрофессионально ведут. – Сообщает он.

– Знаешь, – Катя продолжает сверлить Джеймса взглядом, обращаясь при этом к мужу, – мы в школе вот таким стукачам тёмную делали, или попросту, как говорит наш русский президент, мочили в сортире.

– Может, устроишь ему тёмную? – Веселится Коннор.

– Боюсь, у нас разные весовые категории, только, если некоторые непрофессиональные сотрудники помогут. Какой там у Патрика разряд по боксу?

– Я бы на такое посмотрел! – Уже хохочет Коннор.

Джеймс смотрит на него с недоумением, он не понимает, почему такой вопиющий, демонстративный Катин поступок никого не смущает. Чего он не знает? От Патрика добиться ничего не удалось. Ещё он краснеет от возмущения от ее развязного тона, от того, что они говорят о нем в третьем лице, как будто он здесь мебель.

– Да ты вообще любитель посмотреть на всякое эдакое. Даааа, милый?

– Вот тебе смешно, – говорит Коннор, хотя, самый радостный здесь он, – а он хочет Патрика уволить.

– А больше он ничего не хочет? – Катя моргает ресницами. – Отсосать, например?

– Катя! – Джеймс вспыхивает, не сдержавшись.

– Никого мы увольнять не будем. – Сообщает ему босс. – И не надо за моей женой следить. Не входит в твою компетенцию. И что это за «Катя»? Она тебе подружка, что ли? Изволь обращаться к ней миссис Филсби или мэм. Ясно? – Он ждет ответа.

– Да, сэр. – Выдавливает Джеймс, и видно, как физически сложно ему это произнести.

Катя внутренне ликует. Так ему и надо! Уж унижать людей ее муж умеет, этого у него не отнять. Она с нескрываемой радостью смотрит на этот акт уничтожения человеческого достоинства.

– Свободен. – Сообщает Коннор.

– Ты не злишься? – Проводив взглядом оскорбленную спину Джеймса, она подходит и садится к мужу на колени. От него пахнет алкоголем? Или ей кажется?

– Шутишь? – Обнимает он ее. – Я очень рад, что ты меня вчера послала. Представляю, что бы я выслушал сейчас, если бы вы отправились в отель. Ты сама как? Не обижаешься на меня?

– Обижаюсь! – Капризным голоском произносит она. – Я же тебе не вещь, чтобы мною так распоряжаться.

– Прости, прости, ради Бога. Не знаю, что на меня нашло. Перебрал, похоже.

– Тебе бы пить поменьше, дорогой. – Она с тревогой смотрит на бокал с коктейлем на столе.

– Не начинай! Давай, тоже иди, мне делами заняться надо. У вас же ничего не было? – Останавливает он ее, когда она пытается встать.

– В следующий раз будет! Ещё раз ты мне такой вопрос задашь!

– Ладно, ладно, я все знаю, тебе, кроме меня, никто не нужен. А Патрик тебе друг.

– Точно! – Она целует его в нос. – Проследи, чтобы Джеймс его не трогал, ладно? Патрик ни в чем не виноват и ведёт себя максимально правильно в сложившихся непростых обстоятельствах.

– Такой примерный мальчик, да? – Усмехается Коннор. – Которому очень нравится тебя трахать. Я же вижу, как он на тебя смотрит.

– Прекрати.

– Будто, сорвал джек-пот и не может поверить в случившееся. – Он задирает ее платье, отодвигает белье, запускает пальцы во влагалище, заставив застонать. – И ты, как сучка во время течки. Всегда хочешь.

– Перестань. – Катя слабо пытается убрать его руку. Он вынимает пальцы и засовывает ей в рот.

– Попробуй, какая ты сладкая. Как вы держитесь?

Катя, как всегда, словно, проваливается в туман – время, пространство вокруг перестают существовать. Только его голос, его руки.

– Я хочу только тебя. – Она пытается дотянуться до его ширинки, он не позволяет.

– Я же сказал, мне надо поработать.

– Нет, не прогоняй меня. Пожалуйста, давай прямо сейчас. – Шепчет она.

– У меня встреча. – Телефон на столе звонит уже не в первый раз. Он одергивает ее платье. – Иди. Ещё раз вздумаешь меня позорить – выгоню обоих. Пойдёте жить на пляж. Понятно это?

Катя в слезах проскакивает мимо посетителей. Возвращается в спальню, достаёт из сумки пакетик, надо же чем-то утешить себя.

Настроение Коннора качается, как маятник. От благосклонного к раздраженному. Каким она увидит его в следующий раз, она не знает. То он позволяет Патрику делать с ней все, что угодно, то устраивает скандал, когда тот подает ей руку, мол, как ты смеешь касаться моей жены. Как она и предсказывала, скоро Коннору начинает казаться, что это была ее инициатива с Патриком. Конечно же, она оказывается блядью, шлюхой, русской проституткой и т. д. Он постоянно подозревает, что у них отношения за его спиной, хотя они ни разу даже не дотронулись друг до друга без его ведома. Джеймс не понимает, что происходит, но очевидно, что Коннор на грани нервного срыва и совершенно непредсказуем. С Катей они не разговаривают, Патрик как воды в рот набрал. Так что выяснить, что происходит, ему не у кого.

Катя уже понимает, что от Патрика нужно избавляться, ей ужасно жалко терять его, это настолько несправедливо! Но было очевидно с самого начала, что до добра это не доведет. Решает подыскать ему контракт в кино, слава богу, она каждый день встречается с кем-то из этой индустрии. Патрику все ее подписчики прочат карьеру в кино и постоянно возмущаются, почему она его не снимает в своих роликах. Катя устраивает ему прослушивание на второстепенную роль в сериале про байкеров, съемки которого начнутся осенью. Патрик сопротивляется, ни на какое прослушивание он не пойдет! Катя применяет все свои способности, чтобы его уговорить. Обещает ему блестящую карьеру, интересную работу, славу, деньги! В итоге, он соглашается, и они часами репетируют с ним роль, схватывает он хорошо. «Может, и правда будет толк какой-нибудь из него», – сомневается она. Конечно, ни о какой блестящей карьере речи нет, но в сериалах для домохозяек он точно будет востребован. К тому же, он умненький, умеет с людьми находить общий язык. Возьмет уроки актерского мастерства, нахватается, ему же не во МХАТе играть, в конце концов. Им обещают ответить в течение нескольких дней после кастинга, но Катя не сомневается, что он прошел, с такой-то фактурой да с Катиными рекомендациями. Они уже представляют, как он будет смотреться на мотоцикле, такой весь из себя брутальный. «Может, придется бороду тебе отрастить. – Смеется Катя. – Или наклеивать будут. Но это для мальчиков, девочки будут смотреть только ради твоего голого торса. А постельные сцены там есть?». За этой милой беседой их застает ее муж. «Он что, пьяный уже в обед?» – с ужасом замечает Катя.

– Что за веселье? – с мрачным видом интересуется он, разваливаясь в кресле, а Патрик, наоборот, вскакивает. – Куда это ты собрался? – Прищурено рассматривает он его с головы до пят. – Нет уж, сядь, посиди, поболтай с моей женой! Хочешь, закажи чего-нибудь, будь как дома! – Он поворачивается к Кате. – Можем вообще весь персонал позвать, пусть поотдыхают, позагорают, мы им коктейли будет разносить, правда, дорогая?

Патрик бормочет что-то вроде «Прошу прощения». Кате отвратительно поведение мужа, Патрик ему что – человек второго сорта? Таким хамским образом ставит его на место? Членами друг об друга тереться можно, но диван – святое. Она бы пошутила, что постановление «можно трахаться, но нельзя рядом на диване сидеть» исходит от создателя «член ему сосать можно, но не целоваться в губы». Но шутить, явно, сейчас не уместно.

– Можешь быть свободен, – кивает он Патрику. – Позову, когда понадобишься!

Катю как будто отхлестали по лицу, она пунцовая. Бедный Патрик, но с другой стороны, она даже завидует ему, она так просто не отделается. Теперь ее черед терпеть унижения, она даже не сомневается.

– Где были? – милейшим голоском интересуется Коннор. – Смотрю, вы уже даже не пытаетесь ничего скрывать. Скоро уляжетесь на шезлонг в обнимочку, ммм? Почему ты молчишь? – Не выдержав, орет он.

– Чтобы я не сказала, это не поможет. – Катя сосредоточено смотрит в пол, стараясь скрыть выступившие слезы. – Если уж ты решил скандал устроить. Зачем ты пьешь с утра?

– Где вы были, я спрашиваю. – Повторяет он. – Да, и налей мне, кстати. – Показывает рукой в направлении бара.

– Пожалуйста, не надо, – просит она, – давай ты лучше поспишь, поговорим, когда протрезвеешь.

Он даже не пытается настаивать, а встает сам и направляется нетвердой походкой к барной стойке. Почему нет бармена, официанта? Где вообще все? Она обводит палубу глазами и ей становится не по себе. Он всех отослал? Зачем? Кате хочется убежать куда-нибудь и спрятаться. Но, когда он ее найдет, будет еще хуже. Может, наоборот, надо напоить его посильнее, чтобы отрубился? Похоже, ему пора к специалисту обращаться.

Коннор возвращается с бутылкой виски и бокалом, останавливается возле Кати, ставя их на стол.

– Итак, я слушаю, где вы были?

– Я тебе должна обо всех своих передвижениях докладывать? – Зачем-то хорохорится она, заранее понимая, что ни к чему хорошему это не приведет. Но дурацкий упрямый характер не дает смиренно поунижаться, чтобы успокоить его.

– То есть, ты не скажешь? Мне выбить это из тебя?

– Не угрожай мне, пожалуйста.

– А я не угрожаю. – Он, совершенно неожиданно, хватает ее за волосы и волочет по палубе, она только перебирает босыми ногами, пытаясь оторвать его руку. Зашвыривает ее в ближайшую каюту-гостиную, захлопывает раздвижные стеклянные двери и поворачивает ручку, запирая изнутри. Катя очень надеется, что кто-нибудь это видел и придет ей на помощь. Надо было орать, но она от неожиданности не сообразила, и все это произошло в полнейшей тишине. Он тянет ее за волосы вниз, заставляя опуститься на колени, потом снова резко поднимает. Она пытается разжать его руку своими двоими, но в него точно Халк вселился – силища просто нечеловеческая. Ощущение, что скальп сейчас оторвется целиком. Кажется, никогда еще так больно не было. Слезы, сопли заливают ее лицо. «Отпусти! Не надо!» – Кричит она по-русски, забыв напрочь все до единого английские слова. В ответ он еще сильнее сжимает руку, заставив ее заорать от боли. «Не смей разговаривать со мной по-русски!» – Шипит он, мотая ее по всей каюте, как марионетку. Она ничего не видит от слез и от того, что голова неестественно вывернута, и хотя расставляет руки в стороны, боясь врезаться куда-нибудь лицом, ударяется коленкой об угол низенького кофейного столика так, что из глаз сыпятся искры. «Уууууу!» – Воет она, хватаясь за коленку, прыгая на одной ноге. «Сука! – Орет он. – Я тебе сказал заткнуться!» Коннор выдергивает ремень из брюк и, продолжая выдирать ей волосы, начинает наносить удары. С яростью, с ненавистью, с желанием содрать кожу. Нет, ну они часто играют в порку, и иногда он чересчур расходился, так что приходилось тормозить, но это все было игрой, а сейчас он взаправду хочет покалечить ее, и никакое стоп-слово здесь не сработает. Катя визжит, но визг уже переходит в хрип. На ее счастье, кто-то из персонала все-таки позвал Патрика, и тот, попытавшись несколько раз разжать захлопнутые двери, хватает барный стул, который, конечно же, прикручен к полу металлическими болтами, каким-то невероятным движением отрывает его вместе с тиковыми половицами и выносит им стекло. Коннор, наконец, отпускает Катю, и она уже было собирается порадоваться этому счастью, хватаясь незамедлительно за голову и с удивлением отмечая, что, может, и не все, но какие-то пряди остались, но он тут же опять убирает ее руки назад, разворачивает Катю спиной к себе, накидывает ей на шею ремень, накручивает его на кулак и давит со всей вселившейся в него силой.

– Оставайся на месте! – Орет он Патрику. – Не смей подходить! Сдвинешься с места – убью и ее, и тебя!

«Пиздец, какое плохое кино», – успевает подумать Катя. Патрик действительно прирастает к месту. Он что, идиот? Она же сейчас задохнется. Перед тем как потерять сознание, она видит протискивающегося сквозь разбитую дверь в каюту Джеймса.

Она приходит в себя на диване в этой же гостиной. Испуганное лицо Патрика, склонившегося на ней. Джеймс, обхвативший и удерживающий Коннора, у которого все лицо и рубашка в крови. Катя даже сперва пугается, не ранен ли тот в грудь, но логически понимает, что это просто кровь из носа. Катя трогает свою шею, глотать больно, но дышать, вроде, получается. Опираясь на руку Патрика, она с трудом поднимается и бредет, прихрамывая, вон отсюда, подальше от этого больного человека. Патрик, совершенно не стесняясь, обнимает ее, поддерживая.

Вечером того же дня Катя курит на палубе, задумчиво глядя на закат. Год не курила, надеялась после рождения Вилли так и не начнет, но нет, потребность в никотине оказалась важнее неприятных ощущений в горле. Джеймс подходит и просит разрешения присесть рядом.

– Ты знаешь, – оценивающе смотрит она не него снизу вверх, – мы сегодня выслушали с Патриком от моего мужа, что персоналу здесь нельзя сидеть. – Она, конечно же, понимает, что Джеймс себя персоналом не считает, и хочет задеть его посильнее. – Опять же, я не услышала обращения «мэм». Я что тебе, подружка?

– Мэм, – тут же говорит он, – не позволите ли мне присесть, чтобы обсудить возникшую сегодня слегка неприятную ситуацию? – Он тут же усаживается напротив, достает сигарету из лежащей перед ней пачки и, не стесняясь, закуривает.

Катя радостно смеется, он же, довольный произведенным эффектом, откидывается на спинку кресла с хозяйским видом.

– Тебя за главного оставили? – Интересуется она, улыбаясь. – Ну, чего ты хочешь? Узнать, успела ли я уже позвонить адвокату? Ты отвез его?

– Да, – мгновенно серьезнеет Джеймс, – к счастью, удалось его уговорить, подписал согласие на госпитализацию.

– Надолго это? Сколько мне можно жить спокойно? – Затягивается она слишком глубоко и закашливается.

Он с тревогой смотрит на заметный след от ремня на ее шее, переводит взгляд на колено, украшенное супинатором.

– Минимум две недели, возможно, дольше.

– Какое счастье. – Вздыхает она, счастья на ее лице не особо заметно. – Бедняга, что ж он так допился-то?

Некоторое время сидят молча, будто, и, правда, размышляя об этом.

– Я что хотел сказать, – нерешительно начинает Джеймс. – Ты же понимаешь, что с Патриком придется расстаться?

Катя непонимающе смотрит на него. Он что, знает про их отношения с Патриком?

– Аааааа, – доходит до нее. – Ты уволить его, что ли, опять предлагаешь? За то, что он, на секундочку, сделал свою работу?

– Не уволить, конечно, мы ему подыщем работу, разумеется, но не здесь, не с тобой, не с семьей.

– Вообще-то, я уже подыскала. – Заявляет она. – Но я не понимаю, почему он не мог бы дальше работать. Ну, съездил боссу по роже, что такого-то? За дело же.

– Если есть другая работа, то и говорить нечего! – Обрадованно произносит Джеймс. – Но до возвращения Коннора его здесь быть не должно. – С нажимом договаривает он.

– То есть, ты меня просто ставишь перед фактом. Вы уже все решили без меня. А ты не хочешь спросить, буду ли я здесь, когда вернется Коннор? – Она смотрит вопросительно, он, смущаясь, нервно тушит окурок и никак не может затушить до конца, красные искорки все не хотят успокаиваться.

– Я очень много чего хочу спросить. – Он поднимает на нее глаза. – Мы с тобой почти год не разговариваем, ты знаешь, как мне жаль? Как мне жаль, что это опять произошло? Я пока не знаю, что делать с этим, но я тебе обещаю, я тебя без защиты не оставлю.

– Это как, интересно? – Хмыкает она. – Будешь с ним за ручку ходить? Думаешь, он бы меня убил бы, по-настоящему? Прям, до смерти?

– Нет! Конечно, нет! – Яростно заверяет он. – Я не верю в это! Хотя, я и не верю в то, что сам видел. – Приходится признать ему. – Но ничего, сейчас с ним специалисты поработают, мозги на место вправят.

– Надеюсь, – снова хмыкает она. – Не хотелось бы детей сиротами оставлять. Знаешь, из моей мамы так себе воспитатель. А сколько в Ирландии за убийство дают? – Невинно интересуется она.

– Не знаю. Не говори глупостей.

– Ну, вышел бы он? Или пожизненное? Надо детям опекуна нормального назначить, а то не знаешь, сколько осталось тебе. Вот так сидишь, никого не трогаешь, приходит твой муж и начинает тебя убивать – ситуация, однако. – Она прикуривает очередную сигарету, уже заранее уверенная, что завтра горло будет саднить с утроенной силой.

– А что случилось-то? Что нашло на него? – Все-таки задает интересующий его в первую очередь вопрос Джеймс.

– Думаешь, это я спровоцировала? Пытаешься на меня стрелки перевести?

– Нет, конечно! Но что-то должно его было спровоцировать!

– Естественно! – Фыркает Катя. – Сначала Патрик, который посмел усесться на его диван – ужасное преступление, за такое сразу расстрел на месте! Потом я не хотела ему выпивку принести. Некоторые люди убивают и не за такое! Это он еще сдержанный оказался!

Джеймс думает было рассмеяться, но осекается, глядя, как она тычет только что прикуренной сигаретой куда-то в район пепельницы и закрывает лицо руками.

– Какой же он дурак! Какой дураааак! – Стонет она. – Так все испортить! Зачем? Уйди, пожалуйста. – Просит она. – Я хочу одна побыть. Не бойся, я заявлять не буду. Тебя же только это волнует. Что происходит в Лас-Вегасе, остается в Лас-Вегасе. Завтра домой летим. – Отрезает она. – Хорош, наотдыхались – во! По самое горлышко! – Она проводит рукой по шее.

Патрика, конечно же, утверждают на роль, чему Катя и рада и не рада, и он и рад и не рад. Для него, однозначно, так будет лучше, но за нее он ужасно переживает. Они с Катей записывают прощальное видео, в конце которого Катя объявляет кастинг на работу своим телохранителем.

– Делать ничего не надо, – хохочет она, – просто красиво меня оттенять! Работа совершенно безопасная. Патрик, часто тебе приходилось мне жизнь спасать?

– Ни разу! – искренне, глядя в камеру, заявляет он.