Читать книгу Восьмая жена Синей Бороды - Ариша Дашковская - Страница 1

Осень в окрестностях Ольстена чудо как хороша! Разумеется, речь идет только о начале осени, когда небо еще не решило, что пора укутаться в серые плотные тучи, а дороги не развезло так, что в грязи намертво вязнут колеса редких телег. Это потом в дом проникнет сырость, и старушка Ханна будет заставлять надевать на ночь длинные колючие чулки и повязывать голову пуховым платком. Энни будет каждый раз сопротивляться и ворчать, зная, что спорить с Ханной бесполезно и в итоге ей придется смириться. Ханна боится сквозняков. А Энни боится обидеть Ханну.

Но это все будет после. А сейчас можно наслаждаться теплом и чудесным видом на деревенские домишки, рассыпанные как горох среди золотистых полей и садов. Отсюда, с горы, все казалось крошечным и похожим на искусные игрушки, виданные Энни в городе на ярмарке в прошлом году.

Несмотря на запрет отца, Энни часто бродила здесь. А сегодня притащила с собой Катарину, двоюродную сестру, которую тетушка Маргарет привезла в гости неделю назад. У старушки Ханны удар бы случился, узнай она, где гуляют девочки. Ханна пугала Энни, что в лесу рыскает огромный зверь, который пожирает глупых, молоденьких девиц. Но Энни была уверена, что это очередные сказки кухарки.

Да, иногда кто-то и правда пропадал. Тогда отец мрачнел, запирал ее в комнате, рявкнув, чтоб сидела и не высовывалась, а сам, прихватив старенькое ружье, отправлялся вместе с деревенскими прочесывать местность. Каждый раз, жадно припав к оконному стеклу, девочка всматривалась в темень, разбавленную светом факелов. Толпа мужчин, вооруженных топорами и вилами, медленно удалялась в сторону леса.

Служанка Грета, припадающая на одну ногу, за что в поместье ее прозвали Хромоножкой, утверждала, что никакого зверя нет. Иначе где-то да нашли бы останки пропавших. Она считала, что девушки просто сбегают в город в поисках лучшей жизни. Она и сама бы сбежала, да кому она рябая и колченогая нужна!

Энни больше доверяла мнению Греты. Было странно, что зверь нападал только на женщин, причем исключительно на молодых. Она ни разу не слышала, чтоб пропала какая-нибудь старуха, рискнувшая отправиться в лес за ягодами или травами. Но, если поразмыслить, зверя можно было понять. Мало кто захочет давиться жесткой старушатиной.

Энни в лес тянули не малина и ежевика. Ее целью был замок, расположенный в низине, будто на блюде в оправе густого леса. В любую погоду серый старинный замок казался неприветливым и мрачным. С излюбленного места Энни замок был виден как на ладони, зато ее саму от посторонних глаз скрывали кусты орешника. А крутой каменистый спуск, практически обрыв, давал чувство защищенности. Поговаривали, что у хозяина замка с десяток злобных псов. Снизу им ее не достать. Впрочем, сколько раз Энни не была здесь, ни собак, ни хозяина замка она не видела. Энни казалось, что замок и вовсе нежилой. Но смелости проверить свою догадку ей недоставало. Единственное, что она позволяла себе с завидной периодичностью приходить на свое место и любоваться замком. Или рисовать его. Как сейчас.

Ее благодушного настроения не разделяла Катарина, всеми средствами выражая разочарование. Она ожидала увидеть мраморный дворец с колоннами, башнями, фонтанами, окруженный модным геометрическим парком, а не каменное здание с темными окнами-бойницами, стоящее как пугало посреди скошенного луга.

Катарина жаловалась на то, что растерла ноги в кровь, что сбила носы хорошеньких туфель, что порвала о ветку новое дорогое платье. И вообще, зачем она поверила провинциалке, которая настоящих замков никогда не видела? Зачем тащилась в такую даль? Лучше бы сидела на кухне, уплетая выпечку кухарки и слушая ее сказки.

Казалось, ничто не может прекратить поток ее стенаний, но хрустнувшая позади ветка оборвала ее на полуслове.

Обе девочки невольно вздрогнули, но оглянувшись, они вздохнули с облегчением. Это были мальчишки – Жан и Франц. Жан – поздний и единственный ребенок Ханны, которого та годовалым отняла от груди, чтобы выкормить хозяйскую дочку. Франц, долговязый сын кузнеца, неизменный товарищ в проделках Энни и Жана.

– А вот вы где! Мы вас обыскались. Думали, что вас сожрал зверь! – радостно закричал Жан.

– Не. Зверь сожрал бы только Катарину, – девчонка мгновенно насупилась, раздумывая, какой бы колкостью ответить, но продолжение фразы вызвало у нее улыбку, – потому что она красивая. А от одного вида Лягухи у него бы случилось несварение.

Ноздри Энни раздулись от праведного гнева, она подскочила с места, сняла с ноги тяжелый башмак и размахнулась, метя Францу в голову, но потом передумала и снова нацепила его на тощую ступню, изъеденную цыпками.

– Да какое несварение? – подхватил Жан. – Он бы сдох на месте в страшных корчах.

Накривлявшись, ребята присели рядом с девочками, но на почтительном расстоянии от Энни. Мало ли, вдруг ей придет в голову зарядить затрещину в ответ на такую удачную шутку. Впрочем, Жан решил предусмотрительно задобрить подругу, протянув ей горсть фундука.

– Держи, Лягуха.

Энни ссыпала орехи в карман. Дома расколет камнем. Нечего зубы портить. Местный зубодер Стефан Крейц показывал ей свою коллекцию зубов, которую бережно хранил в деревянной шкатулке. Все они были завораживающе отвратительны – желтые, коричневые, с черными пятнами, а то и с дырами, с длинными, корявыми корнями. Крейц даже милостиво разрешил поиграть ими пятилетней малышке, пока ее отец в соседней комнате истошно орал, удерживаемый дюжими помощниками зубодера. Прошло семь лет, а картина все еще была свежа в памяти Энни. Так что нет, Жан. Грызи свои орешки сам.

Тем временем Франц разгрыз орех и протянул обслюнявленное ядрышко Катарине. Она колебалась недолго. Вспомнив, как Франц назвал ее красивой, она приняла подношение с достоинством знатной дамы. Энни поморщилась от отвращения.

Приободренный Франц придвинулся поближе к Катарине и, указав рукой на замок, спросил:

– Знаешь, кто там живет? – и когда девочка мотнула головой, зловеще понизил голос: – Синяя Борода!

– Неужели его так зовут?

– Нет, конечно. Но местные только так его и называют. За глаза, конечно. Потому что на глаза ему предпочитают не попадаться.

– На это есть причины?

– О да! За замком есть сад. В саду шесть прекрасных яблонь. И под каждой зарыты кости его жен. Говорят, садовник недавно посадил седьмую яблоньку. Как только она подрастет, Синяя Борода женится в седьмой раз.

– Как в страшной сказке, – с восхищением прошептала Катарина и захлопала ресницами, придвинувшись к Францу.

Энни вставила два пальца в рот и сымитировала рвотный позыв. Жан заржал, и тут же был награжден предостерегающим взглядом Франца.

– Да-да, он собственноручно закапывал каждую жену. Возможно, даже живьем.

– Враки все! – не выдержал Жан. – Маманя была в церкви на поминальной службе и в гроб заглядывала, на жену его смотрела. На кладбище его жены похоронены, а не под яблонями.

Но Франц не унимался:

– А еще говорят, что он ловит девушек в лесу, того-этого их, а после уволакивает в свое подземелье и подвешивает на железные цепи.

– Что-такое «того-этого»? – поинтересовалась Энни, а щеки Катарины вспыхнули румянцем.

– Тебе, Лягуха, пока это знать не обязательно. Нос не дорос,– он больно щелкнул ее по носу.

В отместку Энни ухватила его за нос и дернула вниз.

– Ты всего на три года меня старше. Это не повод задирать свой шнобель!

– А вообще, это его лес. Говорят, он карает всех, кого поймает тут, – вяло заметил Жан.

– Точно! – подхватил Франц. – Как же я мог забыть?! Он отсекает им головы, тела скидывает в колодец, а головы складывает в кучу прямо у стены замка.

– Где? – выдохнула Катарина.

Франц вытянул шею, озираясь:

– А, вот, смотри. Серой рогожей завешана.

– Чушь все это! Никаких голов там нет! Врать ты горазд! – вспылила Энни.

– Пока никто не докажет, что я не прав, я прав! – ухмыльнулся Франц.

И с этим отвратительным самодовольством, Энни никак не могла смириться. Она не особо бережно засунула рисунок в карман передника, завернула уголек в лист лопуха и отправила туда же и вскочила, подбоченясь:

– А я и докажу! Принесу тебе «голову».

– Дерзай!

– А вот и…

Энни не договорила. В подтверждение своих намерений она сделала шаг вперед и топнула ногой, и с ужасом поняла, что почва под ее ступней поехала вниз. Слишком близко она подошла к краю, но кто ж знал, что он может осыпаться. Теперь она неслась в потоке мелких острых камней, лежа на спине и судорожно хватаясь руками за мощные корни в попытке остановиться или хотя бы замедлиться. Сзади доносился визг Катарины, смешивавшийся с ее собственным воплем. Один башмак слетел и дожидался ее внизу. Другой еле-еле держался на кончиках пальцев. В завершении своего эпичного спуска Энни приложилась задницей о валун.

Поднявшись, она как ни в чем не бывало отыскала башмак и нацепила его на ногу, поправила одежду, отряхнулась. Руки и лодыжки саднили от царапин, задница болела, но она улыбнулась и победоносно взглянула на ребят:

– Ловко я спустилась, да?

Они все стояли у края и с тревогой смотрели вниз. Это не могло не порадовать ее. Но вся радость сошла на нет, когда она увидела, как Катарина жмется к Францу. Он обнимал ее и успокаивал. Фу, Катарина! Как так можно? Это же Франц! Он же придурок! Энни чуть не плюнула с досады.

– Поднимайся, – замахал руками Жан. – Мы тебе поможем.

Энни скептически посмотрела на склон. Сланец будет крошиться и осыпаться под ногами. Подняться она не сможет.

– Вот еще! Не для того я спускалась. Ждите! Скоро принесу вам «голову»!

– Дура! Вернись! У него собаки! – крикнул Франц.

Беспокоится. И все-таки это приятно.

– Размечтались! – нагло улыбнулась она. – Признайся, что соврал, может, и вернусь.

Где-то в глубине души Энни затаилась надежда, что сейчас Франц скажет, что пошутил, и она поищет пологое место и вернется к ним. И не нужно будет никому ничего доказывать. На самом деле ей не хотелось никуда идти. Франц вынудил ее своим бахвальством. То, что она вступила в спор, подразумевало, что она докажет Францу, что он лжет. Обязательно докажет. Когда-нибудь. Но не сегодня.

Франц молчал. Не хочет упасть в грязь лицом перед Катариной? Даже ценой того, что его подругу детства сейчас растерзают собаки хозяина замка? Ну и пусть ее разорвут! Прямо здесь, на его глазах! И будет он до конца жизни просыпаться по ночам в холодном поту, мучаясь от чувства вины. Да! Пусть так и будет.

Энни решительно повернулась в сторону замка. Оглянувшись в последний раз, она надеялась увидеть на лице Франца раскаяние или сожаление. Но он о чем-то говорил с Катариной. Жан попытался спуститься, но камни угрожающе посыпались из-под его ног, и он попятился.

Энни медленно брела к замку, надеясь, что ее окликнут, что найдут безопасный спуск и догонят ее, вернут. До замка было еще далеко. Это сверху казалось, что вот он, как спелое яблоко на протянутой ладони – подойди да возьми. Между тем сгущались сумерки. Скоро совсем стемнеет, и тогда Франц не увидит, как ее порвут на клочки сторожевые псы, как она махнет ему на прощание рукой с намеком: это ты, злодей, во всем виноват. Я тебя благородно прощаю. А ты страдай!

Но он этого не увидит.

А значит, ее смерть будет бесславной и бессмысленной.

Слеза потекла по ее щеке, и Энни размазала ее грязной ладонью.

Ну его к демонам!

Она возьмет то, что спрятано под рогожей, вернется и швырнет это к ногам Франца.

Главное, не нарваться на прислугу или охрану. Хуже всего, что поляна была голой, ни единого чахлого кустика, чтоб спрятаться. Ее фигурку, маячившую посреди луга, могли заметить издалека из окон. Белый передник виден даже в сумерках. Натравят собак, и поминай как звали.

Чем ближе подбиралась Энни, тем сильнее она убеждалась в том, что замок пуст. В родном поместье  кипела жизнь: с восхода солнца и до глубокой ночи туда-сюда сновали работники, с заднего двора, где располагалась ферма, доносились мычание коров, блеянье овец и петушиный крик. Здесь же все застыло в гнетущем безмолвии.

С каждым новым шагом ее ноги почему-то становились слабее. Вся она сгорбилась, съежилась, инстинктивно стараясь стать незаметнее. Оказавшись у стены, Энни прислонилась к ней и наконец отдышалась. Удары собственного сердца отдавали в ушах. Жилки на висках пульсировали, а ладони вспотели. Ее никто не окликнул. Ей не пришлось объясняться и оправдываться. Но вместо облегчения она испытывала смутную тревогу. Ей понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться и двинуться дальше.

Теперь она кралась вдоль стены как заправский воришка. Вот и та куча, на которую ткнул пальцем Франц. Под серой рогожей вырисовывались округлые очертания. А если Франц прав? Нет. Тогда бы на всю округу несло тухлятиной. Энни раздула ноздри и втянула прохладный воздух. Пахло прелью.

Энни присела на корточки перед кучей и, осторожно протянув руку, коснулась грубой ткани. Нащупав что-то круглое и твердое, покрытое противной слизью, Энни взвизгнула и одернула пальцы. Может, там черепа? Целая гора черепов. Энни нервно сглотнула. Хотя чего она боится? Не укусят же они ее. Она досчитала до трех и рывком подняла край рогожи. Увидев, что там, она расхохоталась. Капуста! Как она могла подумать, что Франц сказал правду!

Энни выбрала самый маленький, не тронутый гнилью кочанчик и пустилась в обратный путь. Уже было совсем темно. На небе зажглись первые звезды. Сейчас отец хватится ее, и ей ой как достанется. А во всем виноват этот придурок Франц. Она костерила его на все лады, всеми ругательствами, что слышала от дворни. Увидит его – и все ему выскажет в лицо. А еще лучше – просто кинет капусту к его ногам, гордо улыбнется и скажет: «Я же говорила! Вот, Франц, твоя голова!»

Картина будущего унижения Франца так увлекла ее, что она не сразу услышала шорох сзади. Оглянувшись, она вскрикнула и выронила капусту. Оскалив зубастую пасть, на нее смотрела огромная черная собака. Прыжок – и Энни в один миг оказалась на лопатках, прижатая мощными лапами к земле.

Прямо над ее лицом нависла широкая черная морда. С огромных клыков стекала слюна и капала на щеки и шею Энни.

Энни дернула головой. Страшные челюсти тут же клацнули, и раздалось предупреждающее рычание. Девочка застыла, боясь лишний раз пошевелиться. Собака подняла морду вверх и несколько раз громко залаяла. Энни зажмурилась, ожидая момента, когда острые зубы вопьются в ее шею.

– Хок, кто у нас тут сегодня?

Голос принадлежал мужчине.

Пес отрывисто гавкнул.

– Воришка, говоришь?

Энни услышала чьи-то торопливые шаги.

– Брось гадость, Хок!

Пес с явной неохотой переместился на землю, и Энни смогла вдохнуть полной грудью. Она заставила себя открыть глаза и увидела над собой уже не собаку, а человека.

– Странное дело, обычно Хок перегрызает нарушителям границ горло в два счета, а ты до сих пор жива, – задумчиво произнес он. – Давай тогда знакомиться, – он протянул ей ладонь и когда она, секунду поколебавшись, приняла ее, рывком поднял девочку с земли.

Энни поправила платье и передник, отыскала в траве башмаки и капусту.

– Меня зовут герцог Дезмонд Уэйн, – с интересом наблюдая за действиями девочки, представился мужчина. – Я хозяин этого замка.

Энни исподлобья посмотрела на него. Одет не роскошно – кожаная охотничья куртка, штаны из мягкой кожи и высокие грубые сапоги. Каков замок, таков и хозяин. Так сказала бы Катарина.

– Грета. Из Ольстена, – шмыгнув носом, она изобразила неуклюжий реверанс.

– И что же Грета из Ольстена здесь забыла?

– Я пришла за капустой, – она покосилась на кочан.

– В Ольстене так плохо обстоят дела с капустой и мне пора готовиться к нашествию голодных и озлобленных селян?

– О, нет! Вы можете быть спокойны! Я шла совсем не за капустой, а за головой.

Он удивленно хмыкнул:

– За какой головой?

– Обычной. Человеческой. Какая попалась бы, ту и взяла бы. Но головы не было, пришлось брать капусту.

– И зачем тебе понадобилась голова?

– Мне она не нужна. Это для друга.

– Ему своей не хватает? – расхохотался герцог.

– Временами, – проворчала Энни. – Он утверждал, что вы храните головы под стенами замка. А я решила доказать всем, что он врет.

– То есть тебе не понравилось, что он порочит мое доброе имя?

– Нет. Мне не понравилось, что он придумывает бредни. Нужно иметь птичьи мозги, чтобы хранить головы прямо на улице. Их растащат собаки. Налетят жирные зеленые мухи. И запах будет стоять похуже, чем от вашей тухлой капусты.

– Ты абсолютно права, дитя.

Он помолчал, внимательно рассматривая ее.

– Грета из Ольстена, коль ты оказалась моей гостьей, я просто не могу отпустить тебя в таком виде. Добро пожаловать в мой замок!

Энни попятилась.

– Мне очень жаль, но меня ждут друзья.

– Где же они? – герцог оглянулся по сторонам.

– Там, в лесу, – Энни неопределенно махнула рукой.

– Грета, я настаиваю, – его голос стал тверже.

За спиной девочки негромко зарычал пес. Энни обреченно вздохнула – не убежать.

Сейчас они окажутся внутри, и он своими лапищами свернет ее тонкую шейку.

Но вместо того, чтобы кинуться убивать Энни, как только за ними захлопнулась тяжелая кованая входная дверь, Дезмонд крикнул во весь голос:

– Вилма!

И тут же на лестнице подобно призраку возникла женщина в черном платье под горло и в белом накрахмаленном чепце.

– Вилма, проводи мою гостью на кухню, покажи, где умыться и дай ей кусок ягодного пирога с молоком. Девчонка явно голодна.

Вилма почтительно кивнула, медленно спустилась и, оказавшись рядом с Энни, жестом велела следовать за ней.

Позади Энни слышала цоканье когтей страшного пса.

В кухне Вилма поставила на стол медный таз, плеснула туда воды, рядом положила полотенце и отошла в сторону, наблюдая, как Энни старательно оттирает грязь с ладошек.

Энни вытерла лицо и руки пахнущим луговыми травами полотенцем. Убрав его от лица, она увидела, что Вилма исчезла. Но она вскоре появилась с щеткой в руках и принялась чистить платье гостьи.

Энни вспомнилась Ханна. Как бы ни ругала она девочку, выдергивая репей из ее волос, как бы ни былинарочито грубы ее движения, от нее веяло добротой и теплом. От этой женщины, несмотря на ее аккуратность и осторожность, сквозило холодом, а во взгляде ее застыла пустота.

Энни попыталась разговорить ее, но она молчала.

Закончив с платьем и фартуком девочки, Вилма достала из ледника пирог и отрезала девочке щедрый кусок. Затем налила ей кружку молока с вечерней дойки.

Сама от себя не ожидая, Энни накинулась на еду. Все-таки за весь день во рту не успело побывать ни крошки.

Энни вздрогнула, когда в ее ногу что-то ткнулось. Это был Хок. Глаза чудовища смотрели на нее жалобно, и Энни отломала кусок пирога и положила на ладонь, зажмурившись, чтобы не видеть, как Хок отгрызет ее руку. Но Хок бережно взял кусочек с ее ладони, проглотил, а потом благодарно облизал ее пальцы.

После того как пирог исчез с тарелки, а молоко было выпито до последней капли, Вилма забрала пустую посуду и поманила Энни за собой в приемную залу. Энни озиралась по сторонам, разглядывая роскошные гобелены со сценами охоты, искусные пейзажи в богатых резных рамах, тяжелые бархатные занавеси с золотистыми кистями, скрывающие ниши. Такого богатства в их поместье не было. Ее отец создавал окружение добротными, но простыми вещами.

Хозяин замка сидел в глубоком кресле у камина. Второе кресло было свободно. На него он и указал:

– Присаживайся, Грета.

Энни несмело села на самый краешек сидения, боясь запачкать своим платьем бархатную обивку. Возле ног девочки тут же плюхнулся Хок.

– Эх ты, предатель, – шутя пожурил его Дезмонд. – Раньше с ним такого не случалось.

Энни молчала, комкая край передника. В отблесках пламени герцог казался ей по-птичьи хищным, пугал ее.

– Твое лицо кого мне напоминает, – отхлебнув из бокала, украшенного драгоценными камнями, задумчиво произнес он. – Чья ты дочь?

– Кухарки Ханны, – пролепетала Энни.– Батюшку своего никогда не видела.

Уши ее тут же загорелись от стыда. Она не любила врать. Но не потому, что считала, что это плохо, а потому что ее лицо сразу выдавало ее. Но она понадеялась, что в полутьме ее собеседник ничего не заметит.

Дезмонд тем временем с любопытством разглядывал девочку. Его взгляд задержался на ногах и руках, покрытых свежими ссадинами и синяками.

– Что с тобой случилось?

– Я сорвалась с обрыва, когда шла к вам, – нехотя призналась Энни.

– Так сильно торопилась?

Энни поджала губу и вздернула подбородок. Быстрее бы он закончил расспросы. Ей еще тащиться обратно в такую даль.

Не дождавшись ответа, Дезмонд поднялся с места и покинул залу. На секунду Энни подумала, что это прекрасная возможность улизнуть, но тут же вспомнила о псе, караулящем ее.

Дезмонд вернулся с бутылочкой и глиняной чашкой. Вытащив пробку, он отлил в чашку немного мутной настойки. Запахло травами.

– Немного пощиплет, – предупредил он и, намочив тряпицу в жидкости, коснулся длинной воспаленной царапины на руке.

Энни зашипела и дернулась.

– Потерпи, назавтра от твоих ранок не останется и следа.

Когда он закончил с предплечьями, то опустился на колени и хотел заняться ногами, но Энни резко подтянула ноги к себе и натянула платье до кончиков пальцев, зыркая на герцога как испуганный зверек.

– Хорошо. Значит, отдашь эту бутылочку матери, и пусть она обработает ссадины. Да ты вся дрожишь. Замерзла? Подожди, я сейчас вернусь.

Как будто она действительно могла не дождаться его.

Он опять скрылся в арке, а Энни посмотрела на окно. Темно, хоть глаз выколи. Интересно, как там Жан, Франц и Катарина. В лесу ночью опасно. Хищники выходят на охоту. Возможно, выйдет и тот, кого называют зверем. Энни всхлипнула.

Дезмонд тем временем принес фарфоровую кружку и подал ее Энни. Питье на вид напоминало травяной чай. Пахло приятно.

Энни обхватила кружку руками, но пить не решалась.

– Не бойся. Пей. Я сам собираю травы и хорошо знаю их действие. Природа щедро делится со мной своими секретами.

– Бывают такие секреты, которые лучше не знать, – почему-то Энни вспомнила фразу, которую часто произносила Ханна.

– Тоже верно, – улыбнулся Дезмонд.

Энни сделала небольшой глоток. Вкус был нейтральный, но запах обволакивал ее и успокаивал. С каждым глотком становилось теплее и уютнее. Страх куда-то отступал.

– Спасибо, очень вкусно, – Энни протянула герцогу пустую кружку. – Мне пора домой. Да и ребята меня заждались.

– Где они тебя ждут?

– В лесу, на горе.

– Грета, девочка, если они умные, они уже давно ушли домой, проводить время в лесу ночью не лучшая затея.

– Они не уйдут! Я бы не ушла!

– Это я понял. Давай я довезу тебя до дома, и если твоих друзей не окажется, ты все расскажешь взрослым, и вы пойдете их искать.

– До дороги в Ольстен. Я не хочу, чтобы поползли слухи.

–Так и быть.

Дезмонд взял фонарь и вывел ее на улицу, придерживая за локоть, чтоб она не споткнулась. Энни было хорошо и спокойно, несмотря на страшные тени, отбрасываемые деревьями на освещенную луной поляну. Даже тревога о друзьях улеглась. Герцог Уэйн прав – они, скорее всего, уже давно дома.

Дезмонд вел ее к заднему двору, где располагались хозпостройки. У конюшни он попросил ее подождать, а через несколько минут вывел оседланного и взнузданного жеребца.

– Каталась на лошади?

– Чуть-чуть. В телеге, – зачем-то добавила Энни.

– Тебе понравится, – он подхватил ее и усадил на холку жеребца.

Энни инстинктивно вцепилась пальцами в гриву. Дезмонд усмехнулся и ловко запрыгнул в седло, успев поймать потерявшую равновесие девочку.

– Ну-ну, спокойно. Мы еще с места не тронулись, а ты уже падаешь.

Энни вертела головой, осматривая постройки и пытаясь увидеть, где же те шесть яблонь, о которых говорил Франц.

К удивлению Энни, они вскоре выехали на дорогу.

– Здесь есть дорога? – в голос высказала свои мысли она. – Я думала, что замок со всех сторон окружен непроходимым лесом. Так говорят.

– А как ты думаешь сюда доставляется провизия? Конечно, дорогой можно воспользоваться не всегда. В сезон дождей здесь большая грязевая каша, в которой вязнет транспорт.

Дезмонд не гнал лошадь, заботясь об удобстве маленькой наездницы.

Когда показались огни Ольстена, Энни закричала:

– Все, стойте, стойте! Дальше я сама.

– Ты точно дойдешь?

Он натянул поводья, и жеребец остановился, недовольно всхрапнув.

Дезмонд спрыгнул с седла и, подхватив Энни за талию, снял ее с лошади.

– И скажи матери, чтобы больше тебя не отпускала в лес ни одну, ни с ребятами. В лесу не безопасно. Мало ли что может случиться.

Энни кивнула и вдруг заголосила:

– Нет! Нет! Там же моя капуста! Я оставила ее на кухне!

– Грета, не стоит так печалиться из-за какой-то капусты.

– Нет! Вы не понимаете. Они мне теперь не поверят. Скажут, что испугалась.

Дезмонд расхохотался и снял с пальца перстень.

– Это фамильный перстень. На нем мои инициалы. Если вдруг кто-то из этих шалопаев посмеет сказать, что ты врушка, просто покажи им этот перстень и скажи, что никаких голов герцог Уэйн не хранит.

Энни ошарашенно смотрела на массивное кольцо, лежавшее у нее на ладони.

– Я не могу его взять. Оно очень дорогое.

– Если ты делаешь дорогой подарок от души, тебе воздастся сторицей. К тому же когда отпадет надобность кому-то что-то доказывать, ты сможешь мне его вернуть, если захочешь.

Он сжал ее ладонь в кулак, заставляя принять дар.

Энни нашарила в кармане свернутый рисунок и протянула герцогу.

– Я же говорил, что воздастся сторицей, – усмехнулся он, и уже через пару минут до Энни донесся цокот копыт.

Путь до Ольстена лежал среди полей, ощетившихся стерней, и был не так близок, как того хотелось Энни. Со стороны леса и с реки тянулся густой туман, стелился по полям, подбираясь к дороге. От холода в голове Энни начало проясняться. Вернулись страхи. Вдруг с ее друзьями что-то случилось, а она так легко поверила человеку, которого видела впервые в жизни. Кольцо в кулаке запекло, обжигая, будто говоря, что она поступила неправильно. Она представила, как будет рыдать Ханна, потеряв единственного сына, как тетушка Маргарет упадет в обморок от горя, а отец Франца будет смотреть на нее презрительным взглядом, в котором будет ясно читаться: ты предала их всех.

Спотыкаясь и размазывая слезы по щекам, Энни припустила по дороге, надеясь, что ее друзей еще можно спасти.

Добежав до границы селения, она остановилась. Ноги не желали ее слушаться, будто на каждую повесили по огромной железной гире. В боку кололо, дыхание сбивалось, а сердце рвалось наружу, бешено колотясь о ребра.

Почти добредя до поместья, она остановилась. За оградой мелькали огни. Доносились крики. Что там за суматоха? Что произошло? Сейчас она войдет и увидит то, что оставил зверь от ее друзей. Слезы неостанавливаемым потоком полились из ее глаз.

Она заставила себя сделать несколько шагов и сдавленно вскрикнула – кто-то схватил ее за руку и потащил в заросли ивняка.

– Ты где была? – напали на нее сразу с трех сторон.

– За головой ходила. Вы куда делись? Вы бросили меня одну!

– Энни, ночью в лесу оставаться опасно, – зашипел Франц. – Мы тебе ничем не смогли бы помочь. А так мы могли бы позвать на подмогу взрослых.

– Могли бы, да не стали, – злобно прищурилась Энни.

– Мы надеялись, что ты вернешься, – Жан виновато улыбнулся. – Но мы уже собирались выходить, а тут ты как раз.

– Как я вовремя!

– Я им давно говорила рассказать дяде, что тебя нужно искать, – затараторила Катарина, – но Франц сказал, что если ты умерла, то тебе уже все равно раньше или позже тебя найдут. А если не умерла, то ты и сама придешь.

– Ну спасибо.

– Сама-то хороша. Не особенно ты и торопилась. Тащилась как кляча, да по сторонам башкой вертела, – буркнул Франц.

Слова Франца резанули Энни по сердцу. Кляча, ага.

– А вдруг меня пытали, пока вы тут в кустах отсиживались?

– По тебе прямо видно, какая ты вся пытанная-презапытанная. Меня вруном называла, а сама отсиделась в укромном закутке и домой неспешно пошла. А мы тут места себе не находим.

– Франц прекрати, – даже Жан заметил, что Франц перегибает палку.

– А вот и не угадал. Та гора, где померещились головы, лишь куча прелой капусты. Я даже взяла один кочан, но забыла его на кухне, пока меня кормили ужином.

– Ну конечно! Еще и ужином ее кормили. Лягуха-брехуха, – не унимался Франц.

– Не веришь? Смотри! – Энни нащупала в кармане кольцо и сунула под нос Францу. – Это перстень герцога Уэйна. Он дал мне его, чтобы дуракам показывала, тем, что сказки про него сочиняют.

– Все, конечно, очень интересно, но давайте обсудим это потом. Дядя волнуется.

Правоту Катарины признали все, и, не сговариваясь, вылезли из своего укрытия и направились к воротам.

Не доходя до ворот, Франц развернулся в обратную сторону.

– Ну, мне домой пора. Расскажете завтра, как обошлось.

– Месье, вот они! – крикнул кто-то, и тут же с крыльца слетела Ханна, держа в руках полотенце.

– Где вы были? – ее взгляд метался от одного детского лица к другому.

– Мы загулялись в окрестностях, – промямлил Жан.

Ханна скрутила на конце полотенца тугой узел и, размахнувшись как следует, огрела Жана.

– Гуляли они! Ах ты собака приблудная, свинья шелудивая, гуляли они! Месье Шарль с ума сходит, а они гуляли. Я тебе покажу сейчас, как гулять! – она замахнулась снова, но Жан проворно отскочил в сторону и бросился наутек.

Ханна помчалась за ним, стегая его полотенцем по спине.

Мужики одобрительно качали головами, полностью поддерживая методы воспитания Ханны, даже советы давали.

– Дрыном ему ввали.

– Не, хворостиной получше будет.

Переживая за Жана, девочки не заметили, как к ним подошел месье Шарль де Рени.

Его голос звучал холодно и негромко, но на его фоне померкли крики толпы:

– Ничего не могу сказать Катарине, зато могу сказать тебе. Ты разочаровала меня. Неделю будешь сидеть дома. Никаких прогулок, никаких друзей.