Читать книгу Три осколка луны - Аркадий Арно - Страница 4

В полдень следующего дня он сидел напротив крепкого лысого человека, внимательно перебиравшего разложенные перед ним фотографии. Гордеев то и дело поглядывал на пачку сигарет «Кэмел» с красной зажигалкой, заправленной внутрь.

– Ваша жена – красивая женщина.

– Многие говорили мне об этом.

– Очень красивая, – повторил крепыш и, точно в подтверждение своих слов, звонко цокнул языком.

– Вам-то что до этого?

Лысый поднял на него глаза:

– В моей профессии это очень важная деталь. Не понимаете? На красивую женщину все смотрят. Я говорю о мужчинах. С ней заговаривают на улицах. В городских кафе, где она может остановиться выпить сок. Да где угодно! Она смотрит на людей, оценивает их. А вдруг один из таких умников покажется ей симпатичным? Если он красив, статен, умен, обаятелен и у него подвешен язык? Вначале она просто улыбнется ему, ответит на вопрос. Потом они поговорят. А вдруг они найдут общие темы или, хуже того, общий язык, и он оставит ей свой адрес? Или она ему – просто так, не удержится. И он позвонит ей. Она поднимет трубку… Так и начинаются романы на стороне, Петр Петрович. Нечаянно оброненное слово, разговор, встреча…

– Вы справитесь?

– Это моя профессия – справляться. Домохозяйка, которая исчезает время от времени из дома – подруги, родственники, магазины, – знакомая история. Просто в каждом случае свои нюансы. В вашем – таинственный дядя. Каждые три дня, господин Гордеев, вы будете получать от меня полный отчет обо всех передвижениях и встречах вашей супруги. Кстати, ваша жена не навещает вас на работе?

– Нет. Она вообще не интересуется моей работой. Забыл вам сказать: у нее «Харлей», и она прекрасно с ним справляется. Вам будет трудно угнаться за Евой.

– Посмотрим. – Детектив встал. – Я буду приезжать к концу рабочего дня и отнимать у вас не более четверти часа. Задатка не прошу. Гонорар по выполнении моих обязанностей.

Гордеев поднялся вслед за хозяином кабинета.

– И еще, – многозначительно проговорил тот, – ничего не бойтесь: я предельно осторожен.

За ужином, пока жена была занята едой, он пристально смотрел на нее. Когда же она стремилась поймать его взгляд, опускал глаза. И вновь, стоило ей отвлечься, его взгляд тянулся к ней.

Гордеев подбирал ключи, но они не подходили. Ни один из них он не мог провернуть в замочке. А как этого хотелось! Кто же она? А вдруг – тайный агент? И работает на государство. Он едва не поперхнулся от такой догадки. Смерть Даши была подстроена, и он женат на Джеймсе Бонде в юбке. На Никитé! А «дядя» – связной. Господи, неужели такое может случиться с ним, самым обычным человеком? Точно в кино. Так что же: браконьер, патологоанатом из морга города Мохова и многие другие – заговорщики? И все они выполняют какое-то таинственное и очень важное задание? А он решил им помешать, да еще привлек к этому профессионального детектива?

Но если она заподозрит что-то неладное, его могут убить!

– Ты так странно смотришь на меня, – проговорила Ева, отпивая из бокала сок. – Точно никогда раньше не видел. – Она открыто посмотрела ему в глаза. – В чем дело?

– Ты очень красива.

Прядь ее рыжей челки накрыла бровь, коснулась ресниц. Ева откинула голову.

– Сколько лет ты уже красишь волосы хной?

Ева пожал плечами:

– Не помню. Может быть, лет с двадцати. Или даже еще раньше…

– А какой настоящий цвет твоих волос? Хороший вопрос мужа – жене, да?

Она улыбнулась.

– Я уже и забыла. – И вдруг внезапно добавила: – Рыжий. Но не такой насыщенный. С хной мои волосы выразительнее, ярче. Но если тебе не нравится…

– Что ты, – замотал он головой. – Этот цвет – твой. Лучше и придумать нельзя.

Ночью Гордеев боялся заснуть. Ева спала, закутавшись в одеяло, а он смотрел на нее. Так что же, ее родители тоже шпионы? Ведь они видели ее мертвой. Солгали? Их запугали, подкупили? Но ведь девочка из города Мохова ничем не выделялась среди других ребят. Просто у нее были длинные, до ягодиц, русые волосы и добрая, счастливая улыбка. Ладная, красивая. Все. Щека лежала на ладони, край короткого каре расплескался по лицу… Какой трогательной и прекрасной была Ева, когда спала!..

– Кирилл Мефодьевич?

– Да, он самый.

Сколько лет он не слышал этого голоса! Что ж, а вдруг старик поможет ему?

– Это Петр Гордеев, ваш ученик… Не забыли меня?

Ответ последовал не сразу:

– Нет, не забыл. Здравствуйте, Петр.

– Я знаю, что вы любите рассказывать истории и слушать их. У меня имеется для вас одна. Есть вопросы, но нет на них ответов. Поможете мне?

– Отчего не помочь хорошему человеку. Приезжайте завтра в областную библиотеку. Я буду в конце читального зала… Помните это место?

– Еще как помню. Я приеду, Кирилл Мефодьевич, обязательно приеду.

Пока Евы не было дома – она где-то носилась на своем мотоцикле, и теперь Гордеев был только рад этому, – он залез в ее роскошное трюмо. Нет, он не хотел делать обыск. Просто один из ящиков был выдвинут, и он открывал шкатулки, папки с тесемками, бумаги, конверты…

Петр рассеянно пошарил рукой среди женского хлама и вдруг вытащил вырезку из газеты. Мутная фотография, запечатлевшая гражданскую панихиду в каком-то дворце культуры; гроб с покойником, окруженный здоровенными молодцами; толпа народу. Скупой текст. Граждане Предтеченска прощаются с Маратом Сейфуллиным, олимпийским экс-чемпионом по классической борьбе. Гордеев даже присвистнул. Из глубины того же ящика, он достал еще одну вырезку. Здесь прощались с покойником уже на кладбище, и на этот раз – с Борисом Матвеевым, неудавшимся мэром. «Фото В.И. Кураедова» – стояло под вторым снимком. Что-то странное и волнующее почудилось Гордееву во второй фотографии. Материал был напечатан в «подвале», Гордеев даже прочел название издания – «Предтеченск сегодня».

Он и так догадался, откуда взялась ее фантазия написать триллер. Но с какими удивительными подробностями она описывала оба «фрагмента»! Странно, что ничего подобного ни в одной городской газете он не читал, да и не мог прочесть: события, интерпретированные его супругой, были на самом деле чистой воды беллетристикой. Но как же ловко она все придумала! Но что еще более странно, он никогда не замечал за Евой способностей к подобному жанру. Женщина-вапм разгуливает по городу, соблазняет богатых и сильных мужчин, а став предметом их всепоглощающей страсти, убивает любовников и нагло и цинично обкрадывает их. И нигде он не читал, что за бизнес делили между собой два теневых воротилы. Можно было только догадываться, что это наркотики. Ева же обо всем рассказала так, будто знала наверняка.

Нарастающий рев «Харлея» на улице издали коснулся его слуха.

«Надо же, – думал Гордеев, запихивая вырезки из газет обратно в ящик трюмо, – в своем рассказе она открылась ему неожиданно и показала себя способной сочинительницей! Чего стоит одна ее безумная и одновременно предельно расчетливая героиня…»

Утром Гордееву на работу позвонил Алексей. Петр сказал, что сейчас же перезвонит – нечего парню зазря тратиться, – но набрал телефонный номер дома Погодиных в Мохове не сразу.

Нет, Алексей не походил ни на заговорщика, ни на лжеца. Даже если Ева и Даша по какому-то невероятному стечению обстоятельств – одно лицо, для Леши Погодина это такое же откровение, как и для него. Усомниться в этом – значило бы признать, что он живет в мире, где белое – черное, и наоборот.

Он перезвонил Алексею на сотовый – и тот сразу взял трубку.

– Алло, Леша, я тебя слушаю.

– Еще раз здравствуйте, Петр Петрович. Я опять говорил с мамой о похоронах Даши. Вот что она вспомнила…

– Постой, – прервал его Гордеев. – Ничего не хочу упустить.

Он вооружился блокнотом и карандашом.

– Говори.

– Тело Даши привезли из морга уже в гробу, – продолжал Алексей. – Патологоанатом сказал: если они хотят, чтобы Даша была похоронена с неиспорченной внешностью, такой, какой ее привыкли видеть все, то им, как это ни горько, с трупом надо быть очень аккуратными. Якобы они накачали его каким-то раствором, и теперь ее нельзя трогать, трясти и т. д.

Рука Гордеева с карандашом застыла над листом блокнота.

– К вам домой привезли уже куклу, это ясно.

– Я искал его, Петр Петрович.

– Кого? Патологоанатома? – догадался Гордеев.

– Да. Он погиб. Разбился на автомобиле пять лет назад. Я говорил с его женой. Его звали Борисом Скороходовым. Наверное, был пьян за рулем.

– И теперь никаких концов?

– Почти. Жена Скороходова сказала, что жив отец ее мужа, но он старый чудак, инвалид, которому ничего не нужно, кроме его сада. Это ее слова. Свекор и сноха разошлись сразу после смерти Бориса. Внуков не было, отношений они не поддерживают. Еще у ее мужа был хороший товарищ, Вениамин Панов, главный врач моховской поликлиники № 5, хирург по образованию. Десять лет назад он работал на Севере. Сейчас в командировке. Жена Скороходова сказала, что ее мужу следовало не упускать удачу и держаться за такого друга, как Веня Панов, но вместо этого он выбрал свой путь. Я обязательно найду Панова, но чуть позже… А как у вас?

– На меня работает человек, который следит за нашей дамой, – закрывая блокнот, сообщил Гордеев. – Завтра вечером он отчитывается за первые три дня работы… И еще: я созвонился с одним старым профессором, моим бывшим педагогом. Его все считали большим чудаком, но на самом деле он настоящий мудрец. Его хобби – разгадывать загадки, которые не под силу всем остальным.

– Петр Петрович…

– Да?

– Я хочу приехать.

Гордеев молчал, Алексей тоже. Петр понимал, что от тяги к его городу Лешу Погодина не избавить. Даже если он будет запрещать ему, умолять, возможно, предостерегать, брат покойной Даши рано или поздно заявится сюда. Как удержать его в Мохове? Но разве ему самому не хотелось увидеть этих двоих – брата и сестру, – стоящих лицом к лицу? Разве это не решило бы многого, может быть, всего? Только каковы будут последствия такого свидания, один Бог знает.

Кирилл Мефодьевич Огарков был чудаком и полным одиночкой. Сидя в архивах и работая с историческими документами, он легко забывал об обеде, а следом и об ужине. Однажды точно так же он забыл о своей жене. Сухой, рано поседевший, он жил в своем замкнутом мире и не желал ничего слышать и видеть вокруг. Супруга ушла от него скоро после свадьбы, и, кажется, он мало жалел о ее исчезновении.

Гордеев увидел его издалека и прибавил шагу.

– Здравствуйте, Петр, – сухо улыбнулся Огарков. – Садитесь. Что же вас беспокоит?

– Вы точно врач, Кирилл Мефодьевич.

– А почему бы и нет?

Понятно, Гордеев не сказал, что речь идет о его жене. Главное, он обрисовал ситуацию: в озере тонет девушка, ее находят в этот же день, доставляют в морг. На следующей день родители опознают в трупе молодой женщины свою дочь, сомнений в этом нет. Ее смерть – факт. Но из морга к родителям привозят куклу – восковые голова и руки, все остальное от пластмассового манекена, – ее же и хоронят. Брат покойной через две недели после похорон видит в окне автомобиля, выезжающего из города, свою сестру, но она смотрит на него как на чужого человека. Через девять лет эта девушка, – утопленница, – уже взрослая женщина, оказывается в другом городе, под другим именем.

Огарков недоуменно покачал головой:

– Великолепная загадка.

– И что вы думаете об этом? Каким может быть ответ?

– Я же не компьютер, уважаемый Петр Петрович. Я всего-навсего человек. Оставьте мне телефон, я позвоню вам. Только так… Идет?

– Хорошо. Я буду очень надеяться на вас.

Огарков улыбнулся:

– Надейтесь… Почему у меня такое чувство, что эта история не просто загадка?

За пять минут до окончания рабочего дня в кабинет Гордеева вошел детектив Зорин – беззвучно, точно кот, собравшийся на охоту и сделавший по тропе войны первые шаги. Сыщик аккуратно закрыл за собой дверь, осмотрелся и сел напротив.

– Три дня прошли, Петр Петрович, я готов отчитаться, – уверенно положив локти на стол, сказал он.

– Слушаю вас внимательно.

– Кстати, у вас курить можно?

– Пожалуйста.

Зорин вытащил пачку «Кэмела», а вместе с ней и ключ с плоским брелоком.

– Не сдал в офисе – терпеть не могу оставлять его там, – объяснил он. – Охранники – олухи. Кто захочет порыться в моих делах, легко это сделает.

Гордеев терпеливо ждал, когда тот выговорится. Щелкнув все той же красной зажигалкой, извлеченной из пачки, Зорин улыбнулся:

– Носится ваша жена и впрямь быстро. На трассе она бы ушла от меня, но не в городе. Когда же она спешивается, то становится совсем другой. Ходит точно слепая. Иногда мне казалось, что – не приведи Господи, конечно, – она вот-вот угодит под колеса. Так вот, меня заинтересовало сегодняшнее утро. Ваша жена вошла в дом двести сорок шесть по улице Пушкина, какая квартира, не знаю. Но думаю, нас интересует именно дом. Новый, в нем двухэтажные квартиры. Я ждал ее долго, около трех часов. Она вышла оттуда… весьма счастливая, с блеском в глазах, села на своего жеребца и поехала домой… Мне остается составить список жильцов этого подъезда. Думаю, при ближайшем рассмотрении нетрудно будет определить, кто принимал в гостях вашу супругу. – Зорин многозначительно улыбнулся, звонко цокнул языком. – Мне продолжать следить дальше?

– Да, и прошу вас, не попадайтесь ей на глаза. У Евы очень хорошая зрительная память.

Детектив вновь улыбнулся, на этот раз снисходительно:

– Нет проблем.

В ближайшее воскресенье, когда Ева исчезла без предупреждения, а он не осмелился спросить, куда она отправляется, ему позвонил закадычный друг Женя Савин и пригласил на хоккей. Они выпили во время игры, Женя орал во всю глотку, размахивал руками, а Петр сидел, тупо уставившись на поле, ничего не замечая и не слыша воплей разошедшихся болельщиков.

Женя то и дело толкал его в бок, громко говорил что-то, горячо объяснял, но все, что видел Гордеев – боковое ограждение напротив. Что-то очень знакомое видел он в нем, а именно в рисунке, изображавшем стоявшего на задних лапах медведя. Но что же необычного было в рекламе предтеченского пива «Медвежье»? Наконец он понял, и догадка поразила его. Ему открылось то самое место, что вошло в кадр на снимке в доме Евы, где она – на ледовом поле: сидит в плетеном кресле, в джемпере, кепи, в коньках и улыбается фотографу. Разве что на том снимке фон расплывчат, почти стерт. Но медведь, стоящий на задних лапах, остался. Он не мог ошибиться! Ева солгала ему, что фотография сделана в другом городе. Может быть, она вообще никогда не каталась на коньках, не умела стоять на льду? А ее карьера, порванные связки – все ложь от начала и до конца.

– Ну вот наконец-то в глазах блеск появился! – прокричал ему на ухо Женя Савин. – Смотри, как наш вратарь шайбу ловит! Молодчина!

Итак, дядя фотографировал любимую племянницу именно в Предтеченске, на этом льду, где сейчас дрались за победу две хоккейные команды. Но зачем было скрывать? Что за игру они ведут на пару: его прекрасная жена Ева и самый ненавистный человек – ее дядя? И кто он, Петр Петрович Гордеев, в этой игре?

Еве он ничего не сказал. Обличения, возможно, негодование только навредят делу. Она бы закрылась.

Что он должен был скрывать пуще всего остального, так это свои болезненные подозрения. И не так давно проснувшийся страх.

В понедельник на работу позвонил детектив Зорин и заговорщицким голосом сказал, что у него есть новости. Он приехал к Гордееву к концу рабочего дня и, как всегда, расположился напротив хозяина кабинета со своей пачкой «Кэмела».

– Ваша жена вновь была в том самом доме, номер двести сорок шесть по улице Пушкина, – обкуривая Гордеева, начал он. – Но на этот раз я знаю, в какую квартиру она заходила. Знаю практически на все сто.

– В какую же?

– Номер сорок два, четвертый этаж.

– И кто живет в этой квартире?

– Я отвечу на ваш вопрос, но вначале скажите: ваша жена – театралка?

Гордеев пожал плечами:

– Скорее да, чем нет.

– Что она предпочитает: оперу? драму?

– Скорее драму.

– И часто она там бывает?

– К чему вы, собственно, ведете? Мы с женой считаем, что не обязательно проводить все время вместе, точно привязанные друг к другу. Иногда можно отдохнуть и порознь. Она может пойти в театр или к подруге. – Зорин понимающе кивал. – А я с друзьями на футбол, потому что сам не театрал. У каждого свои интересы. В этом нет ничего странного, понимаете? Такая свобода идет от уважения друг к другу.

– Я все понимаю, абсолютно все. В квартире номер сорок два живет один из ведущих актеров драмы, Игорь Платонов. Высокий красавец-брюнет. – С многозначительной усмешкой Зорин затушил окурок в предложенной ему пепельнице. – Один из его соседей, кстати, милейший человек, сказал мне, что этот самый Платонов – а ему, заметьте, тридцать три года – настоящий сердцеед, просто акула во всем, что касается слабого пола. Женщины, часто юные девочки, к нему ходят ежедневно, бывает очень шумно, что ни день, появляются новые. Даже по ночам выкрикивают его имя под окном. Сосед, кругленький человечек лет под шестьдесят, улыбчивый, забавный, которому завидно, наверное, до смерти, был готов рассказывать о похождениях звезды театра долго, но тут вмешалась какая-то старуха. Проходя мимо и едва уловив суть разговора, она немедленно встряла в разговор: на чем свет стала костерить Платонова и «его шлюх», которые заливаются под его окнами, а значит, и ее. Она живет на третьем этаже – под драматической звездой. Приняла меня за участкового, представляете?