Читать книгу Попытка к бегству. Хищные вещи века. Гадкие лебеди. За миллиард лет до конца света (сборник) - Аркадий и Борис Стругацкие - Страница 10

– Димка, – сказал Антон, – пойди посмотри, как там Саул.

Вадим поднялся и вышел из рубки. Он спустился в кают-компанию и заглянул к Саулу. На него пахнуло застоявшимся табачным дымом. Саул лежал на диване в той же позе, в которой они уложили его после перехода: вытянув ноги с огромными ступнями, закинувшись, выставив щетинистый кадык. Вадим присел рядом и потрогал его лоб. Лоб горел. Саул несвязно забормотал:

– Сухари… сухари нужны… Что вы ко мне с ножницами? В портняжной ножницы… не маникюрные же… Я вас о сухарях спрашиваю… а вы мне ножницы… – Он вдруг сильно вздрогнул и прохрипел: – Цум бефель, господин блоковый… Никак нет, бьем вшей…

Вадим погладил его по бессильной руке. На Саула было тяжело смотреть. Всегда тяжело видеть сильного, уверенного человека в таком беспомощном состоянии. Саул медленно открыл глаза.

– А… – проговорил он. – Вадим… Димочка… Ты ничего не думай… На допрос всегда противно смотреть… Ты не думай обо мне плохо… Я вернусь… Это была просто слабость… А теперь я отдохнул немножко и вернусь…

Глаза его снова стали закатываться. Вадим с жалостью глядел на него.

– Опять горим… – забормотал Саул. – Как дрова горим. Степанов горит! Да в рощу же, в рощу!..

Вадим вздохнул и поднялся. Он оглядел каюту. Беспорядок здесь был страшный. На полу валялся, вывернув внутренности, нелепый портфель. Содержимое было разбросано – странные серые картонные чехлы, набитые бумагой, украшенные стилизованным изображением какой-то птицы с раскинутыми крыльями. Один из чехлов раскрылся, и бумаги рассыпались по всей каюте. На столике тоже лежали бумаги. Вадим хотел было прибрать, но заметил, что Саул заснул. Тогда он на цыпочках вышел и прикрыл за собой дверь.

Антон сидел за пультом, положив пальцы на контакты, и задумчиво глядел на обзорный экран. По экрану медленно проползали вершины сосен, далекие сияющие этажи домов, красные огоньки энергоприемников.

– Плохо ему, – сказал Вадим. – Бредит. Сейчас, правда, заснул.

Он присел на подлокотник и уставился на стену, разрисованную изображениями человеческих фигурок и предметов.

– Вот стену я напрасно испачкал, – проговорил он. – Надо было у Саула попросить бумаги. У него, оказывается, полный портфель бумаги. Между прочим, Хайра до икоты испугался, когда я стал рисовать…

– Ты знаешь, Димка, – сказал Антон задумчиво. – Саул, конечно, человек странный. Но чтобы у взрослого дяди не было прививки биоблокады… – Он покачал головой.

– Ты хоть представляешь, чем он болен?

– Я тебе уже говорил – не представляю. Заразился чем-нибудь от Хайры…

Вадим представил себе, чем можно заразиться от Хайры, поморщился и сполз в кресло.

– Мне Саул нравится, – объявил он. – Он чудак с точкой зрения. И он восхитительно загадочен. Никогда в жизни я не слыхал такого загадочного бреда.

– А сколько раз ты вообще слыхал бред?

– Это несущественно. Я читал. Между прочим, он сказал, что его бегство с Земли было просто слабостью. Теперь, говорит, я отдохнул немного и вернусь. Я рад за него, Тошка.

– Это он тебе в бреду говорил?

– Нет. У него было прояснение. – Вадим посмотрел на экран. «Корабль» плыл над Хибинами. – Как ты думаешь, сколько времени прошло?

– Тысяча лет, – сказал Антон.

Вадим усмехнулся.

– На редкость содержательный отпуск. Здорово мы там, верно? – Блаженно улыбаясь, он стал вспоминать героические эпизоды, репетируя завтрашнее выступление перед Нели и Самсоном. Самсон зачахнет безо всяких черепов: я покажу ему шрам.

– Жаль, – сказал он вслух.

– Что?

– Жаль, что он ударил меня в бок. Надо было по лицу. Представляешь? Шрам от левого виска и через глаз до подбородка!

Антон посмотрел на него.

– Знаешь, Димка, – сказал он, – я к тебе, кажется, никогда не привыкну.

– А ты не беспокойся, Антон. Ты тоже был ничего. Мямлил, правда. Я расскажу Галке, что ты здорово командуешь.

Антон скривился.

– Нет уж, ты лучше ничего не рассказывай. – Он помолчал. – Здорово мямлил?

– По-моему, да.

– Понимаешь, ничего не мог с собой поделать. Никогда мне еще не приходилось так туго. Всякое бывало, но вот такой ситуации, Димка, когда нужно что-то делать и абсолютно ничего нельзя сделать, когда вот так нужно что-то улучшить и знаешь, что сделать можно только хуже… Мямлил, конечно.

Вадим рассматривал Хибины.

– А командовал ты все-таки хорошо. Любопытно было видеть тебя в таком амплуа… Послушай, а Хайра-то лежит сейчас на своих вонючих шкурах и думает: какие были ботинки, ни у кого таких нет! Антон, дружище, а ты не можешь побыстрее?

– Не могу. Здесь нельзя быстрее.

– Мало ли чего нельзя… Давай я поведу.

– Нет уж, – сказал Антон. – И так вся эта эскапада будет стоить мне пилотского права.

– А что ты сделал?

– Да уж сделал… Уверяю тебя, второй раз на Саулу я полечу уже не классным звездолетчиком, а плохим врачом-энтузиастом.

Вадим удивился. А что мы сделали? Делали все, что могли, и все, что должны были делать. Как же иначе? Нас было-то всего трое. Будь нас человек двадцать, мы бы просто разоружили охрану, и конец делу. Во всяком случае, ругать нас не за что. Нехорошо, правда, получилось с теми ребятами, которые везли Хайру. Но откуда нам было знать? Да нет, что там говорить, разведку мы провели отлично. С честью. Теперь надо засучить рукава и собирать ребят. Сначала – комитет. Ну, я, Антон, несомненно. Саула я уломаю. Без Саула нельзя: нужен скептик. И человек он боевой и решительный, весь в двадцатом веке. Потом Самсон. Отличный инженер, при всей его ядовитости. Нели, артистка, пусть пленяет. Гриша Барабанов необходим: во-первых, он сам учитель; во-вторых, он знает бездну других учителей, судя по всему, людей настоящих… Врач! Врач нужен… Не может быть, чтобы в бездне учителей не нашлось ни одного врача. И охотников нужно. Вот что нужно так нужно. Выбить клювастых птичек-самсончиков. Вадим хихикнул. А потом мы всем комитетом выступим перед Землей, бросим клич…

У Вадима сладостно замерло сердце, когда он представил себе весь размах этой новой ослепительной затеи. Эскадры рейсовых Д-звездолетов, битком набитых удалыми добровольцами, синтезаторами, медикаментами… целые тонны эмбриомеханических яиц, из которых в полчаса вырастут дома, глайдеры, синоптические установки… и двадцать тысяч, тридцать тысяч, сто тысяч новых знакомств!

– Весь космофлот в разгоне, – сказал Антон.

– Что?

– Я говорю, весь космофлот в разгоне. Я прикинул: для начала нужно по крайней мере десяток рейсовых «призраков», а их всего пятьдесят четыре, и все сейчас у ЕН 117 для броска за Слепое Пятно.

– Построим новые, – решил Вадим.

Антон покосился на него.

– Опять у тебя в голове сверкающая каша… Ты, Димка, имей в виду, что на Саулу тебя, скорее всего, больше не пустят.

– Как это так – не пустят?

– Очень просто. Там нужны не двадцатилетние рубаки, а профессионалы в самом серьезном смысле слова. Я вот представить себе не могу, чтобы столько настоящих профессионалов можно было оторвать от Планеты. И это еще полбеды.

– Ну-ну, – поощрил Вадим. – А вторая половина?

– А вторая половина, голубчик ты мой… – Антон вздохнул. – Существует уже два века такая незаметная организация – Комиссия по контактам. И что для нее характерно: во-первых, без ее разрешения ни один звездолетчик не сядет в кресло пилота, а во-вторых, в ее составе нет ни одного рубаки, а люди все, как на подбор, серьезные, умные и видящие последствия.

Антон говорил серьезно, но Вадим все-таки спросил его:

– Ты что, серьезно?

– Совершенно серьезно. – Антон пробежал пальцами по контактам и сказал: – Дать тебе, что ли, снизиться в утешение… Нет, не дам. Хватит с меня мертвецов.

«Корабль» мягко и бесшумно опустился на поляне почти на том же месте, откуда взлетел тридцать девять часов назад. Антон выключил двигатель и немного посидел, ласково гладя рукой пульт.

– Значит, так, – сказал он. – Сначала – Саул.

Вадим, надувшись, смотрел перед собой. Антон включил бортовой радиофон и настроился на волну скорой помощи.

– Пункт одиннадцать-одиннадцать, – сказал спокойный женский голос.

– Требуется врач-эпидемиолог, – попросил Антон. – Заболел человек, вернувшийся с новой планеты земного типа.

Некоторое время приемник молчал. Затем голос удивленно переспросил:

– Простите, как вы сказали?

– Видите ли, – объяснил Антон, – у него не была привита биоблокада.

– Странно. Хорошо… Ваш пеленг?

– Даю.

– Благодарю, приняла. Ждите через десять минут.

Антон поглядел на Вадима.

– Не дуйся, структуральнейший, обойдется. Пойдем к Саулу.

Вадим медленно выбрался из кресла. Они сошли в зал и сразу увидели, что дверь в каюту Саула открыта. Саула в каюте не было. Не было и его портфеля и бумаг, а на столике лежал скорчер.

– Где же он? – спросил Антон.

Вадим бросился к выходу. Люк был вскрыт, снаружи стояла теплая звездная ночь. Громко кричали цикады.

– Саул! – позвал Вадим.

Никто не отозвался. Вадим в растерянности сделал несколько шагов по мягкой траве. «Куда же он ушел, больной?» – подумал он и снова крикнул:

– Саул!

И снова никто не отозвался. Налетел теплый ветерок и нежно погладил Вадима по лицу.

– Димка, – негромко позвал Антон, – поди сюда…

Вадим вернулся к освещенному люку. Антон протянул ему листок бумаги.

– Саул оставил записку, – сказал он. – Положил под скорчер.

Это был обрывок грубой серой бумаги, захватанный грязными пальцами. Вадим прочел:

«Дорогие мальчики! Простите меня за обман. Я не историк. Я просто дезертир. Я сбежал к вам, потому что хотел спастись. Вы этого не поймете. У меня осталась всего одна обойма, и меня взяла тоска. А теперь мне стыдно, и я возвращаюсь. А вы возвращайтесь на Саулу и делайте свое дело, а я уж доделаю свое. У меня еще целая обойма. Иду… Прощайте. Ваш С. Репнин».

– Слушай, он совсем больной, – сказал Вадим растерянно. – Бежим его искать!

– Посмотри на обороте, – сказал Антон.

Вадим перевернул листок. На обороте большими корявыми буквами было написано:

«Господину рапортфюреру

обершарфюреру СС

господину Вирту

от блокфризера шестого блока

заключенного № 658617

ДОНЕСЕНИЕ

Настоящим доношу, что по собранным мною наблюдениям заключенный № 819360 не является уголовным по кличке «Саул», а есть бывший бронетанковый командир Красной Армии Савел Петрович Репнин, взятый в плен немецкой армией еще под Ржевом в бессознательном состоянии. Указанный № 819360 есть скрытый коммунист и, безусловно, вредный для порядка человек. Он мною уличен, что готовит побег и участвует в той группе, про которую я Вам доносил в донесении от июля сего 1943. И еще настоящим доношу, что они готовятся…»

На этом текст обрывался. Вадим уставился на Антона.

– Не понимаю, – сказал он.

– Я тоже, – тихо сказал Антон.

Яркий свет упал на поляну. Над «Кораблем» медленно снижался санитарный «Огонек».

– Объясняйся с врачом, – сказал Антон с неопределенной усмешкой, – а я пойду и свяжусь с Советом.

– Что же я ему объясню? – пробормотал Вадим, глядя на клочок бумаги.

Заключенный № 819360 лежал ничком, уткнувшись лицом в липкую грязь, у обочины шоссе. Правая рука его еще цеплялась за рукоятку «шмайссера».

– Кажется, готов, – с сожалением сказал Эрнст Брандт. Он был еще бледен. – Мой бог, стекла так и брызнули мне в лицо…

– Этот мерзавец подстерегал нас, – сказал оберштурмфюрер Дейбель.

Они оглянулись на шоссе. Поперек шоссе стоял размалеванный камуфляжной краской вездеход. Ветровое стекло его было разбито, с переднего сиденья, зацепившись шинелью, свисал убитый водитель. Двое солдат волокли под мышки раненого. Раненый громко вскрикивал.

– Это, наверное, один из тех, что убили Рудольфа, – сказал Эрнст. Он уперся сапогом в плечо трупа и перевернул его на спину.

– Крайцхагельдоннерветтернохайнмаль, – сказал он. – Это же портфель Рудольфа!

Дейбель, перекосив жирное лицо, нагнулся, оттопырив необъятный зад. Дряблые щеки его затряслись.

– Да, это его портфель, – пробормотал он. – Бедный Рудольф! Вырваться из-под Москвы и погибнуть от пули вшивого заключенного…

Он выпрямился и посмотрел на Эрнста. У Эрнста Брандта было румяное глупое лицо и блестящие черные глаза. Дейбель отвернулся.

– Возьми портфель, – буркнул он и горестно уставился вдаль, где над лесом торчали толстые трубы лагерных печей, из которых валил отвратительный жирный дым.

А заключенный № 819360 широко открытыми мертвыми глазами глядел в низкое серое небо.