Читать книгу Пояс Ипполиты - Аркадий Крупняков - Страница 2

Над морями шумят верховые, низовые и прочие ветры, на необозримых просторах Эвксинского понта то там, то здесь бушуют штормы, а над гаванью Тирамбо чистое небо, светлое лучезарное солнце и чистая гладь воды в бухте. Чуть-чуть покачиваются триеры, слегка гремят, втянутые во внутрь кораблей, весла. На палубах, на берегу гавани шумно – амазонкам разрешено сходить на берег, наводить порядок в трюмах, торговать. В начале, когда прошел в гавани слух, что сюда идет много военных кораблей, а на них женщины, убивающие мужчин, Тирамбо мгновенно опустела. Рыбаки, которых тут всегда бывало множество, на парусах, на веслах спешно покидали спокойные воды. Об амазонках тут были наслышаны все. Прошли сутки, воинственные девы сошли на кромку воды, начали жечь костры, готовить еду, стирать и сушить одежду. На палубах триер развевалось множество цветных и белых хитонов, пестрых штанов, белья. Многие купались, мыли обувь, причем не стеснялись ходить обнаженными. Эта мирная толчея успокоила наблюдавших издалека рыбаков, и те в разведку послали мальчишек. Стайки ребят несмело приблизились к пришельцам, но ничего страшного не произошло. Женщины попросили их принести хвороста для костров. Скифского языка женщины на знали, но зато все пацаны говорили сходно по-эллински и клянчили денег. Амазонки давали им медные, серебряные и даже золотые монеты и просили принести рыбы, мяса, хлеба. Тоща осмелели и взрослые. Тут каждый рыбак, сбывать пойманную рыбу было не кому, и скоро началась бойкая торговля дарами моря. В гавани появились ялики, простые лодки, всевозможные ботики – амазонок завалили рыбой. Годейра дала приказ закупать рыбу в запас на засолку – большинству триер предстоял путь дальше – к Танаису. Царевич Левкои готовился к встрече с Гекатеем. Время уже вышло, а он все не выходил на остров Фанагорию. Он тешил свою царскую спесь – думал, что царь Синдики сам выедет ему навстречу, ведь все-таки он царь Боспора, хоть и главный архонт, но все же царь. А Гекатей считал, что не подобает властителю всей Синдики бежать навстречу сопливому царевичу, как дворовой собачонке. Оба медлили, а время шло. Атоссе хотелось скорее все решить и выпроводить Годейру к скифам, а царица не спешила, потому что ей хотелось как можно больше запасти рыбы, мяса, хлеба (благо, рыба тут доставалась буквально за гроши). Она говорила Левкону:

– Каждый порядочный хозяин, будь то трижды архонт или четырежды царь, должен встречать гостя на пороге своего царства. Жди, царевич, он придет.

Атосса рассуждала иначе:

– Мне стало ведомо, что ты хочешь просватать свою сестру за Гекатея, тебе очень выгодно оставить моих храмовых амазонок в Синдике, а наездниц отослать подальше – видишь, сколько у тебя задач, и в этих случаях надуваться, как индюк, весьма и весьма невыгодно. Ползай и преклони перед ними колени.

– А ты отпустишь со мной Несси?

– Ни в коем разе! Она принадлежит храму, она Богорожденная. Несси над грехом.

– Тогда я подожду. Может, Гекатей не знает, что я здесь. Пусть его народ торгует с вами. У синдов и меотов гниет пропасть рыбы.

– Ну-ну. Тогда сестричка останется старой девой. Ваше счастье, что Тира в Гермонассе и не знает, что ей привезли замену.

– Мой мудрый брат сделает не по-вашему и не по-нашему, – услышав этот разговор, сказала Арсиноя. – Он поедет в Фанагорию один, совсем один, и тоща ваша болтовня о сватовстве утонет за кормой его фелюги.

– Истинно, – сказал Левкон. – Я иду к царю один.

Мелета и Агнесса бродили по гавани без дела. Мелета звала подругу погулять по многочисленным протокам дельты реки, но та все отказывалась, ссылаясь на приказ царицы не отходить от гавани дальше ста шагов. Но когда фелюга царевича подняла паруса и отошла от гавани, Агнесса воскликнула:

– Пойдем гулять! Этот олух отчалил один.

Мелета поняла, что Несси ждала приглашения царевича. Они пробрались среди торгующих рыбой меотов и углубились в сторону рыбацкого поселка. Мелета поняла, почему тихая, спокойная гавань названа – Тирамбо – быстрая вода. Могучая река Кубаха всем своим полноводьем напирала на протоки, и они гнали воду с шумом. Быстрые струи, попадая в простор гавани, теряли силу и спокойно разливались по водному полю. Здесь было царство камыша, и поселок был почти не виден. Тут все сделано из камыша: и стены хижин, обмазанные глиной, и крыши, и заборы, и даже мостки и переходы сделаны из огромных тугих связок камыша. Тростниковые маты устилали дворы домов и казалось, что тут совсем нет твердой земли, а все держится на колеблющемся камышовом настиле. Идти пришлось медленно, и Мелета решила завести разговор с подругой о Левконе.

– Ты напрасно так груба с царевичем. С какой стати ты называешь его олухом? Ты же явно хочешь, чтобы он тебя полюбил. Где ты взяла это слово?

– Ты же в последние месяцы почти не жила в Фермоскире.

– А где я жила?

– То ездила на хутор к Ликопу, то сидела в тюрьме, ожидая суда. Мы, молодые наездницы, стали называть олухами моряков из Коринфа. Мой муж Тифис сам называл их олухами. Так и пошло.

– Говорить грубо со скифами, может быть, и можно, но с эллинами…

– Все мужики, что скиф, что эллин – скоты! А Левкону нравится, что я зову его олухом.

– Ну, смотри, девка. Бросит он тебя…

Мелета не зря тянула подругу в этот надводный поселок – она рано утром слышала, как в поселке ржали кони, ей нестерпимо хотелось увидеть лошадь. И вот они увидели. На довольно просторной площадке земли, где не было камыша, стояла хижина, около нее во дворе ходила кобыла с жеребенком. Агнесса радостно ойкнула и, недолго думая, перемахнула через забор, подбежала к лошадке и обняла ее за лохматую шею. Кобыла тряхнула головой, зло клацнула зубами, но девушка смело почесала под гривой, и кобыла притихла. Мелете оставался жеребенок, и она направилась к нему, но тот, взглянув, бросился прочь, к забору. Кобыла тихо заржала, жеребенок поскакал к матери. Мелета вынула из кармана краюху черствого хлеба, разломила ее пополам, поделилась с Агнессой.

– Они по запаху поняли, что мы ойропаты, – сказала Агнесса и подала на ладони хлеб кобыле. Та осторожно и мягко, одними губами приняла хлеб и начала его жевать. Жеребенок приблизился к Мелете и потянулся к хлебу. Мелета встала на колени и тоже обняла жеребенка за шею. На лицах девушек было счастье и радость, они с наслаждением вдыхали запах конского пота.

– О, боги! Что вы тут делаете? – воскликнула девушка, стоявшая за забором. – Они же убьют вас!

– Они узнали, что мы ойропаты, – сказала Агнесса. – Добрее лошадей нет никого на свете.

– Но кобыла не то что чужих, даже отца не подпускала к малышу. Лучше отойдите! И заходите в дом, если вы пришли _с добром.

– Вы, наверное, из гавани? – спросила хозяйка, когда они вошли в невысокую, но просторную хижину. – Вы, правда, женщины, которые убивают мужчин?

– Убивали, – ответила простодушно Агнесса. – Но теперь не убиваем. Нечем убивать, – и она раскинула руки по сторонам. – У нас нет оружия. Мы – пленницы. А тебя как зовут?

– Нимфея, просто Фея.

– А меня зовут Несси, а ее – Мелета. У тебя чего-нибудь пожрать есть?

– О, боги! Вы голодны? Но у нас только рыба.

– Давай рыбу. Мы со вчерашнего вечера ничего не ели. Фея подобрала свои длинные юбки и побежала во вторую половину хижины, где, видимо, в пристройке помещалась кухня.

– Она, что – зябнет? – спросила Мелета, – на ней три юбки и, по-моему, внизу штаны. Ведь на дворе жара.

– Спорим – она ждет своего олуха, – ответила Агнесса. – Хочет показать свое богатство. Если он придет, давай нагоним на него страху! Не зря же она спрашивала, убиваем ли мы мужчин.

– Я думаю, не надо.

– Почему?

– А если бы на твоего Левкона кто-то стал нагонять страх. Тебе было бы приятно? К тому же, мы у них в гостях.

– Ладно, не будем.

Из-за двери выскочила Фея и поставила на стол большую глиняную миску с крупными кусками отварной рыбы, затем она вынесла корзинку из камыша, наполненную хлебом. В левой руке держала амфору.

– Ойропаты пьют вино? – спросила она.

– Нет, – смеясь, ответила Несси, – они его только нюхают. Ты что, шуток не понимаешь, ставь на стол и вино. Пировать так пировать.

Когда Фея разлила вино в кружки, Мелета спросила:

– Вы разве не разбавляете вино водой?

– Это эллины пьют с водой, а мы ведь скифы.

– Вот как! А я думала, вы синды! – сказала Агнесса, выпив вино.

– Вся Синдика из скифов, – ответила Фея и глянула в окно, которое выходило прямо на воду. Хижина наполовину стояла на сваях. В окне промелькнула голова рыжего парня, потом скрылась.

– Эй-эй, олух! Куда ты? – крикнула Агнесса. – Залезай прямо в окно!

– Залезай, Нил, залезай, – подтвердила Фея. – У нас добрые гости.

Окно не имело ни рамы, ни створок, а стекла синды не знали вообще. Парень был на лодке, он ловко закинул ногу на подоконник и очутился в комнате.

– Я знаю – вы ойропаты, – сказал он, с интересом глядя на женщин. – Но я вас не боюсь.

– И напрасно, – заметила Агнесса. – Мы обе вдовы и мужей своих направили в царство Аида. Короче – убили.

– Не шути так, Несси, – сказала Мелета. – Ее муж утонул в море. А мой живет далеко отсюда. Наговорили тут про нас всякое…

– Не обращайте на него внимания, – сказала Фея, – Все скифы ужасные вруны, сейчас он будет хвастаться своей силой и смелостью.

– Садись, олух, выпей с нами. Нимфея сказала, что вся Синдика из скифов. Это правда?

– Не совсем. В стародавние времена здесь были сплошные склоты, так себя называли раньше скифы, но потом они стали жениться на эллинках, а то и на киммерийках, принимать их язык и обычаи, и дети у них получались не похожие на скифов. Скифы любят жениться на чужих бабах.

– Что правда, то правда, – зло заметила Фея. – Смотрите – он уже вас ест глазами. У-у, склот! (Нимфея поднесла Нилу под нос кулак – гляди, мол, у меня!)

– А откуда получались меоты?

– Оттуда же. Племена называют по месту, где они живут. Вот нас назвали синдами, мы – речные люди, а далеко за Танаисом есть савроматы, так это тоже испорченные склоты. А испортили их, говорят, ойропаты.

– Как сюда попали ойропаты? – удивленно спросила Мелета. – Хоть и в дальние времена?

– Я не знаю. Это надо у мамы спросить. Она служанка царицы Тиры, а сама царица считает себя чуть ли не ойропатой, говорит, что ее предки произошли от богини Ипполиты.

– Где сейчас твоя мать? – спросила Мелета.

– Она с ними не живет. Она на острове Гермонасса, там, где дворец Тиры. Наши бабы совсем стали с ума сходить. Тира тоже с царем раздельно живет. Он в Фанагории, а царица в…

– Замолчи, хвастун! – перебила его Фея. – Царь Гекатей очень любит Тиру. И моя мать тоже любит отца…

– Ты лучше смотри за столом. Гости сидят голодные, а рыбы нет.

– Может, вам сварить уху из барабули? – живо спросила фея. Она обрадовалась, что появилась причина для смены неприятного для нее разговора. Не ожидая согласия гостей, она принесла со двора сухого тростника и хворосту и бросила всё это на горячие угли очага, тростник вспыхнул. Фея повесила над огнем котел, налила туда воды, затем вынесла горку мелкой рыбешки и принялась чистить.

– Это и есть барабулька? – спросила Агнесса. – Я видела такие же на берегу, ею торговали дандарии, ко наши не покупали ее. Мелочь же.

– И напрасно! – воскликнул Тит. – В морях множество сортов рыбы, но барабулька самая вкусная для ухи и самая дорогая.

– Царь Гекатей каждый день жрет уху из барабульки. Пузо наел такое, что еле ходит, – сказала Фея, швырнув очищенную рыбу в кипящий котел.

– Что-то ты плохо говоришь о своем властителе, – заметила Несси.

– Ему одному много ли надо, – заговорил Тит. – Он же всю барабулю Меотиды прибрал к своим рукам. Рыбаки Синдики стонут из-за его жадности.

– Куда ему столько рыбы? – спросила Мелета.

– Он торгует ею по всему побережью понта. О вкусе барабули слава идет далеко. На рыбных рынках Феодосии, Фасиса, Трапезунда, Херсонеса Скалистого барабуля идет чуть ли не на вес золота.

– Она, хоть и мелка, – сказала Фея, – водится только в меотийских водах. Все налоги царь требует платить барабулей. Все, до последней рыбки, забирает, сами рыбаки не имеют права торговать ею. Особенно бедствуют дандарии.

– Да и меоты, синды и аксамиты беднеют год от года. Всякими поборами душит бедняков. Потому и с Тирой у него согласия нет – она за простых людей заступается, народ ее любит. Он прихвостень Боспорского архонта, за то царя не только бедняки, но и богатые люди Синдаки ненавидят.

– Помолчи, Тит, – сказала Фея, разливая дымящуюся уху по мискам, вдруг наши гости передадут Гекатею твои слова…

– Тира ему эти слова каждый день твердит…

– Она царица. А ты кто? Ты простой рыбак.

– Будьте спокойны, – заметила Мелета. – Мы не предатели.

Уха оказалась действительно вкуснейшей, и Фея, осмелев, спросила:

– Вы сами-то из простых или…

Мелета взглянула на Агнессу, а та вдруг встала и пошла к выходу во двор:

– Ты, Мелета, расскажи им про свою мать Лоту. Я пока побуду у лошадей, истосковалась по ним.

Она вышла. Мелета не поняла Агнессу. Неужели подруга захотела выдать ее происхождение? И зачем ей это понадобилось?

– Нет, Нимфея, мы не из простых. Моя мать была полемархой, она была подругой царицы Фермоскиры, а Несси дочь верховной жрицы храма. Это даже выше, чем царица.

– Стало быть, мы зря распустили языки! – воскликнул рыбак, подошел к очагу и с досадой пнул ногой в костер. Хворост сыпанул искрами, разлетелся по хижине, наполнив ее дымом.

– Я тебя упреждала, Тит! Завтра они поедут к Гекатею и…

Агнесса, увидев дым в проходе и услышав громкие возгласы, вернулась в хижину.

– Что ты сказала им, Мелета? Почему они…

– Я сказала, что я дочь полемархи. Я не умею лгать.

– Ты не сказала всей правды. Ее мать Лота возглавила бунт рабынь Фермоскиры и повела их на город. Сейчас Фермоскира во власти простого люда.

– Для чего им нужно знать это?

– Пусть они позовут сюда Тиру. Царица поймет, что ей делать. Я уверена, что она поедет учиться к твоей матери, как надо бунтовать. Ведь мы, амазонки, должны помогать друг другу. Ох уж мне эти мужики. Ты что стоишь, олух? Садись в лодку и гони в Гермонассу, зови Тиру сюда. Мы ночью придем, если царица ваша не совсем дура.

Фея отвела Тита к окну, они пошептались намного, и рыбак спрыгнул через окно.

– Ладно, хозяйка. Если царица приедет к вам, поставь на это окно светильник. И мы придем. А сейчас пора на триеры. Наверно, нас уже ищут.

Обратный путь к гавани оказался труднее. Подружки заблудились в камышах и решили отдохнуть. И тут Мелета заговорила:

– Скажи мне, Несси, зачем ты затеяла все это? Я до сих пор не пойму. Если узнает Священная…

– Она нас похвалит. Ты совсем не умеешь думать. Как считаешь, почему Тира и Гекатей живут врозь?

– Может, им так удобнее. Может, Тира не любит мужа.

– Я слышала – она его ненавидит. Он присяжной архонта Сотира. А Тира вольная меотянка. Она спит и видит, как бы столкнуть царя с престола и вышвырнуть из дворца. Она хочет сделать Синдику независимой, а…

– А простых островных людей свободными?

– Плевать ей на островных людей. Тира сама хочет сесть им на шею.

– И мы ей поможем в этом, да?

– Мы поможем себе и амазонкам. Знакомство с твоей матерью придаст знатной меотянке смелости, Атосса пообещает ей помощь, Годейра, если ей повезет, посадит наездниц на коней, обрушится на Гекатея, и тогда Синдика будет наша.

– Так архонт Сотир и позволит им это. Он пошлет в Синдику флот…

– А у нас разве нет триер? Тира посадит рыбаков на лошадей, Годейра бросит на этих боспорских скотов своих наездниц… Ах, какую кашу мы тут заварим! Я принесу Синдику в приданое Левкону – сможет он отказаться от такой богатой невесты, как ты думаешь? Мы возведем тут вторую Фермоскиру, и твоя мать Лота нас тоже захочет поддержать. А сейчас мы – никто. Мы просто пленницы, не знаем даже чьи? Если об этом я расскажу Священной…

– Не спеши, подружка.

– Почему?

– Может, Тира не придет к Нимфее, да и мне не хочется ввязываться в это дело. Мама тоже не покинет Фермоскиру. Не спеши.

– Правду говорит Атосса, ты не амазонской крови.

– Давай не будем об этом. Дождемся ночи.

– Ладно. Пошли искать дорогу к гавани. Иначе ночью мы не найдем хижины Нимфеи.

* * *

Несси все же не утерпела и похвалилась матери своим планом. Священная одобрила задумку дочери и отпустила ее ночью в поход. Дала несколько советов: не рисковать, ничего Тире не обещать, только узнать о ее намерениях.

Около полуночи подруги вошли в камыши из гавани.

– Я тебе хочу признаться, Мелета, – заговорила Несси, когда они вышли на берег протоки – Маме я все рассказала.

– Ну и дура.

– Хотела я знать, как меня отпустили бы ночью.

– Что сказала Священная?

– «Ты стала взрослой, Несси». Вот что она сказала.

– А про меня?

– «Мелета – дурочка. Ей просто хочется увидеть царицу. Вы ее не вмешивайте в это дело».

– А ты что?

– «Она не дурочка. Она – не амазонка». Правду я сказала? Тебе жаль этих рыбаков, которых цари убьют в случае бунта.

– Конечно, жалко. Они же люди.

– Они плодятся как кролики. Их всех убей – через год будет еще больше.

Мелета подумала про себя: «Старуха права».

Луна скрылась за облаками, стало темно, и Несси, прижавшись к Мелете, прошептала:

– Мне страшно.

– Ты тоже не амазонка! – нарочито громко сказала Мелета. – Вспомни завет – амазонка не знает страха. Да и бояться нечего. Вон мерцает огонек. Это в окне Нимфеи.

Пристыженная Несси оторвалась от подруги, выпрямилась и пошла на огонек в ночи.

Нимфея была не одна. За столом сидел средних лет мужчина, красивый, с широкой и густой холеной бородой. Он был обнажен до пояса, за поясом висел большой нож. Около очага хлопотала высокая, статная женщина в кожаном фартуке. Стол был заставлен всевозможными яствами, посередине стола стояла амфора с вином. Нимфея провела гостей к столу, сказала:

– Это мой отец. Зовут его Мен. Маму зовут Ниоба.

– Царица вот-вот появится. Тит зря гонял в Гермонассу. Тира весь день шныряет здесь, – сказал Мен. – Она ведь тоже считает себя ойропатой. И везде успевает – не зря носит свое имя, Тира, по-нашему, быстрая. Ниоба, принеси воды и садись с нами.

Ниоба подала ему посудину с водой, села за стол и сказала, обращаясь к Несси.

– Он будет разбавлять вино, чтобы вы не подумали, что он скиф. А потом будет хлестать неразбавленное, как настоящий склот. И твой царь такая же обезьяна. Прикидывается, будто он эллин.

– А твоя царица не обезьяна? Кичится своим родством с Ипполитой, не слезает с коня. Я думаю, что она и в отхожее место ездит верхом.

– А разве это плохо – на коне? – спросила Мелета.

– В степи хоть на верблюде. Но наш царь издал указ – в Синдике бабам ездить верхом запрещено. Если сядет – кнутом по голым ягодицам.

– И Тиру тоже?

– Тира – царица. Ей все можно.

В дверь постучали. Вошел Тит, а за ним женщина в одежде простой меотянки. Если бы Мен, Ниоба и Фея не встали и не поклонились бы пришедшей, Мелета ни за что бы не подумала, что это царица.

– И ты, царский прихвостень, тут, – сказала она, обращаясь к Мену с усмешкой. – Как это ты оставил Гекатея одного?

– Он не один. Вокруг его охрана.

– Знаю я эту охрану. Дюжина боспорских блудниц – это охрана?

– Уж не ревнуешь ли, Солнцеликая?

– Кого? Гекатея? Вместо того, чтоб говорить глупости, налил бы вина. Так, стало быть, вы ойропаты?

– Дома мы зовем себя амазонками, – ответила Несси.

– Которая из вас дочь Лоты? Мне о вас рассказывал Тит, и давайте выпьем за дочерей Фермоскиры!

– Тебе разбавить, Солнцеликая? – спросил Мен.

– Самого крепкого вина! Я же родилась среди аксамитов, а они мастера выпить! Так кто же из вас дочь Лоты?

– Она, – Несси указала на Мелету.

– Красива, ничего не скажешь. А ты видела Ипполиту? Ту, что в храме.

– Нет, не видела, – ответила Мелета. – Она в наосе храма, а туда может входить только Священная. Всех других…

– Отчего так?

– На бедра кумира одет волшебный пояс Ипполиты. Если он в храме – амазонки в боях непобедимы…

– Ой, как интересно! – воскликнула Тира. – Ну, дальше.

– Однажды в старину этот пояс украли, и амазонки утратили свою непобедимость. Фермоскира чуть было не погибла. Богиня возвратила городу пояс, амазонки построили в храме наос, поставили в дверях сторожей, и только главная жрица храма могла входить туда…

– И где этот пояс сейчас?

– Об этом я скажу, – вмешалась в разговор Несси. – Мелеты в это время не было в Фермоскире.

– А ты, стало быть, Богорожденная? Ну, говори.

– Когда рабыни, простой люд и всякий иной сброд подняли бунт…

– Сперва скажи, как все узнали, что ты Богорожденная?

– Меня нашли в яслях на конюшне…

– Сперва она была кукла… ну, не живая… – Мелета показала, какой величины была кукла. – Мы с Кадмеей играли тайно, играть с куклой амазонкам стыдно… Потом кукла ожила, заорала и захотела молока…

– Не размазывай, Мелета. Через ясновидящую Илону богиня передала храму, что я Агнесса, Богорожденная, и меня отдали на воспитание Священной Атоссе…

– Ой, как интересно! – снова воскликнула Тира – Что же Дальше?

– В прошлом году злые люди города сказали, что я дочь Священной и рождена от пастуха. А это большой грех – храмовые не прикасаются к мужчинам, и меня решили сжечь вместе с Атоссой…

– И ты не убоялась?!

– Амазонки не знают, что такое страх, и не боятся смерти. Богиня Ипполита разгневалась на Фермоскиру, она потушила огонь на алтарях, и мы с Атоссой ушли из города. Когда новая Священная вошла в наос, пояса Ипполиты там не было. Так богиня наказала Фермоскиру. На многих триерах пришли моряки из Коринфа и обложили город…

– Ну и ну! Чем все это кончилось?

– Рабыни подняли бунт, бывшая полемарха Лота оказалась в их рядах и повела вместе с коринфянами штурм Фермоскиры. Город пал, всех амазонок взяли в плен, приковали к веслам…

– Что было дальше, я знаю. Но где же теперь пояс?

– Богиня Ипполита через ясновидящую передала Атоссе, что пояс будет возвращен храму, когда Фермоскира искупит грех. Может, сейчас он в храме. Мы же много страдали и страдаем… А там теперь царицей Лота…

– Надо же узнать про пояс непременно. Думали ли вы про это?

– Атосса хочет послать меня туда, но я не соглашаюсь.

– Почему?

– До Фермоскиры шестьдесят дней хода по берегу понта. Горы, ущелья, бурные реки, по пути живут дикие народы. Могу ли я совершить этот подвиг…

– Я бы совершила, – уверенно сказала Мелета. – Там моя мать и любимый человек. Я бы сделала все возможное и невозможное, чтобы увидеть людей, которых я люблю. Но Атосса не пошлет меня.

– Отчего?

– Потому, что я дочь Лоты.

– Я думаю, что Атосса знает, где сейчас пояс, – после некоторого раздумья произнесла царица. – И она только тебе, Богорожденная, доверит эту тайну. Надо что-то придумать. Наливай, Мен, еще. И думай вместе с нами.

– А что надо-то? – Мен уже захмелел и воды для разбавления не требовал.

Надо, чтобы Мелета пошла в Фермоскиру. И чтобы дошла. Вот и все, что надо.

– Тогда тебе, Солнцеликая, придется брать за бока боспорского царевича.

– Левкона? При чем тут он?

– Сегодня боспорец был у царя Гекатея. Они, конечно, надрались, как скоты, и Левкон сказал, что влюблен в Богорождённую. Это правда?

– Не знаю, – ответила Агнесса. – Я его люблю. Он хочет меля сделать царицей Боспора.

– Погоди, девочка, погоди, – Тира выскочила из-за стола, доходила по комнате взад-вперед. – Я, кажется, что-то придумала. Пойдемте, девочки, в лодку, у нас будет бабий секретный разговор.

– Говори здесь, царица, – сказала Ниоба. – Меня ты не бойся. Если что, он пойдет с нами. Он не передаст.

– Пока трезвый. А надерется со своим Гекатеем и все выболтает.

– Гекатей не мой, а твой, – буркнул Мен – Но ты, Солнцеликая, права, пьяный мужик – хуже трезвой бабы. Идите в лодку. А мы с Титом выпьем.

– Вы грести умеете? – спросила Тира, когда они втроем сели в лодку Тита.

– Последнее время мы только этим и занимаемся, – ответила Мелета и взяла весло.

– Греби в камыши…

Лодка двинулась и в конце концов остановилась – они заехали в такие густые заросли, что плыть дальше было нельзя.

– Здесь поговорим. Вот что я придумала. Надо убедить Левкона, чтобы он надумал морской обход побережья понта. Сейчас как раз пора торговых сделок, и архонту надо побывать в Феодосии, Мацесте, Диоскурии – вплоть до Фасиса. А от Фасиса рукой подать до Фермоскиры. Пусть архонт Сотир снаряжает парусник и посылает в поход сына. Ты, Несси, согласишься с ним поехать…

– Атосса с Левконом меня не отпустит.

– У Сотира есть еще один сын – младший – Митродор. Ему пора приучаться к делам.

– С Митродором я сама не поеду.

– Ты с ним дойдешь только до Горгипии. Левкон с Мелетой пойдут вас провожать, и он тебя заменит Мелетой. Митродор ничего не поймет, она будет называться Агнессой. Ни одну из вас он не видел.

– А я куда?

– Ты, Несси, вернешься с Левконом в Киммерик, там у царевича есть усадьба, где он тебя и оставит. Мелета прекрасно сделает все твои дела в Фермоскире, а заодно увидится со своим любимым и матерью Лотой. Как надумано?

Мелета позабыла свое решение не ввязываться в дела Тиры и с радостью согласилась. Она с не меньшей радостью согласилась бы и на пеший поход. Когда они возвратились в хижину, Ниоба и Мен уже спали, а Тит и Фея ушли гулять. Девушки всю ночь рассказывали Тире про Фермоскиру.

Все для всех складывалось хорошо.

* * *

Переночевав во дворце у Гекатея, Левкон возвратился в гавань. Вести он привез неутешительные. Царь Синдики не позволяет амазонкам оставаться в своей стране и предлагает им с флотом двигаться дальше, но не ближе реки Танаиса. Он готов выслушать их просьбы сегодня после полудня, чтобы завтра амазонки последовали за Танаис.

Когда солнце укрылось в зенит, на корабле Левкона собрались Атосса, Годейра, Перисад, Бакид, кибернеты триер и несколько рядовых амазонок. По пути в фанагорийский дворец Левкон говорил Атоссе:

– Гекатей упрям, как бык. Я рад, что мне удалось уломать его, чтоб он вас выслушал. И то в этом помогла мне Тира. Короче – мы с царицей на вашей стороне.

Дворец Гекатея представлял одновременно и крепость. Сложенный из грубого камня, он был уродлив и, конечно же, не блистал роскошью.

– Интересно, каков дворец на Гермонассе, у царицы? – спросила Левкона Агнесса.

– Такой же, только уютнее и меньше. Здесь нет камня, а синды дрянные строители.

Зал, где был устроен прием, устлан каменными плитами, окна узкие и маленькие, оттого в помещении полумрак. На возвышении стоят тронные кресла, точно такие же два кресла – на ступеньку ниже. Другой мебели в зале не было. Просителей выстроили полукругом против трона, затем вышла охрана царя – десяток мужчин в одежде греческих воинов, за ними вышли охранницы Тиры с копьями. Женщины были полногруды и полуобнаженны. Долго ждали выхода царской четы. Наконец, ленивой и медлительной походкой прошагал к трону Гекатей. Тира вышла торопливо, обогнала царя и первая уселась в свое кресло. Потом появились Левкон и Синоя. Они уселись в нижние кресла.

Мелета еле узнала царицу, так видоизменила ее одежда. Она казалась гораздо выше, чем вчера, и много красивее.

– Кто из вас царица ойропатов? – спросил Гекатей и почесал за ухом.

– Я, великий государь, – Годейра выступила вперед.

– Мы – царь синдов, меотов, дандариев, керкетов, торетов…

– И аксамитов, – подсказала Тира.

– И аксамитов, не разрешаем вам оставаться в пределах Великой Синдихи.

– А мы не просили этого. Мы завтра едем за Танаис, в степи.

– Так зачем же вы пришли ко мне?

– Это я, великий царь Синдики, просила такого позволения. Я, Атосса Священная, с моими храмовыми служительницами. Нас около ста человек всего и одна триера.

– Что вы будете тут делать?

– Все, что прикажет властитель Синдики.

– Вы же только умеете скакать на лошадях да грабить селения. А у нас есть указ – женщинам не садиться на коня. Нам самим лошадей не хватает.

– Царственный Гекатей ошибается. Мы не только служили престолу Великой наездницы, но мы учились всяким премудростям. Пусть не обидится великий властитель, но его дворец построен плохо, у нас в Фермоскире конюшни лучше. Мы бы научили людей Синдики строить великолепные дворцы и храмы, возводить крепости.

– Не подпрыгивай на троне, мой царственный супруг, твой дворец и в самом деле похож на конюшню архонта Сотира, – сказала царица.

– Если ты привык гонять своих кобылиц, – Тира кивнула на охранниц, – по этим каменным плитам, если ты утонул в своей скупости, то я сама найму священных служительниц – пусть они построят мне храм и дворец.

– А я тебе позволю?

– Почему же нет. У меня свои деньги, свой остров, свои люди. Я думаю и высокопочтимый наш сосед Сотир Великолепный не будет против.

– Не будет, – заметил Левкон. – Синдике давно пора иметь храм, где она утвердит веру в своих богов. Вам давно пора вылезать из скифской кибитки.

– А почему бы и вам не уехать за Танаис?

– Мы с царицей Годейрой по-разному мыслим.

– Я понимаю. Две овечьи башки в один котел не влезают.

– Гекатей! Как не стыдно! Снова склотские поговорки. Что о нас подумают умные люди.

– Ну ладно, ладно. Храмовых я согласен оставить. А Дальше?

– Позвольте мне уйти на Танаис? – сказала Годейра.

– Кто вас держит? Хоть сейчас. А то ваши ойропаты скупили всю мою барабульку и уже принялись за боспорскую селедку.

– Можно мне спросить, великий царь, у Годейры? – это поднялась Арсиноя, сестра Левкона.

– Спрашивай, Синоя, – царь, широко расставив ноги, начал гладить живот.

– Кто и каким способом возвратит в Синдику большие корабли? Вы, надеюсь, не потащите их в сарматские степи?

– А почему мы их должны возвращать? – зло спросила Годейра.

– Потому, что они чужие.

– Уж не ваши ли?

– Они принадлежат царю Коринфа. Его зовут Тифис.

– Знали. Сейчас он на дне понта. Его вообще нет!

– Но есть царица Коринфа. Ее зовут Агнесса! И все триера принадлежат ей. Не правда ли, Богорожденная?

Несси была настолько поражена этими словами, что не смогла ничего ответить, за нее сказала Атосса:

– Да, это так. Я сама венчала их перед кумиром богини Ипполиты.

Рядом с сестрой поднялся с кресла Левкон. Он уже чувствовал себя хозяином этого огромного флота.

– Цари Боспора, Спартак Первый, Сотир Великолепный и я, всей своей мощью встанем на защиту имущества эллинского царя.

Годейра хотела вступить в спор, так как она строила в отношении триер свои планы, но вперед выступила Беата:

– Отдайте им флот, царица! Амазонкам он не нужен. У них и так не сходят с рук кровавые мозоли от весел. Мы уж сейчас готовы идти пешком в степи Танаиса, чем вновь садиться за весла.

– Пешком не надо, – подал голос Перисад. – Я приведу триеры в эту гавань лично сам. Ветры над Меотидой, слава богу, дуют постоянно.

После слов Перисада над залой повисло долгое молчание. По горящим глазам было видно, что все думают о могучем флоте. Оживился Гекатей. Он думал о том, что жадные боспорцы, конечно, не дадут ему ни одной лодчонки, но если действовать умело и посадить на военные суда своих воинов, можно сразиться с Сотиром – у него, как известно, нет военного флота, а торговые корабли не в счет. Два царства под одну его могучую руку, ах, как было бы это великолепно.

Загорелись глаза и у Тиры. «Конечно, – думала она, – Левкон женится на Богорожденной, приберет к своим рукам триеры и, кто знает, не вздумает ли он грозить трону отца. Перессорить их, свергнуть Гекатея и переманить Агнессу на свою сторону… Хозяйка Синдики и Боспора Солнцеликая Тира… Нет, она тоща назовет себя Тиргатао – правнучкой бога всей Скифии Тиргатая, и…»

Рой властолюбивых мыслей взвился в голове Атоссы. «Агнесса – владетельница грозного флота… Новая Фермоскира на землях Синдики… Храм Ипполиты в Гермонассе… Дочь – главная жрица храма, а она, Атосса, – богиня амазонок, новая Ипполита. Надо только все хорошо обдумать, не просчитаться…»

Загадочно улыбался своим мыслям Перисад: «Агнесса теперь невеста с большим приданым, он завоюет ее сердце, он будет царем Синдики и Боспора. Во всяком случае, в его руках теперь могучий флот амазонок. А Сотир, Левкон и Гекатей передерутся из-за этого приданого». Первой очнулась от своих замыслов Тира. Она поднялась с кресла, подошла к Агнессе, взяла ее за руки и вывела к подножью трона:

– Царица Коринфа! Я приглашаю тебя и всех гостей Синдики на Гермонассу, в свой дворец.

– Почему в твой дворец? – возразил Гекатей. – Это мои гости.

– Гостей, как известно, угощают. А у тебя, царь Гекатей, во дворце ничего, кроме вина и соленой рыбы, нет. И потом я хочу показать царице Коринфа Гермонассу. Едем, Агнесса!

– Я в твое змеиное гнездо не ездок. Я остаюсь дома, – сердито произнес Гекатей и вышел из зала.

Через полчаса фелюга Левкона с гостями подняла паруса и вышла на Гермонассу.

Ветер был слабый, и фелюга под парусами шла медленно. Царевич Левкон не отходил от Агнессы. Молодая вдова преобразилась. Выпяченная грудь, надменный взгляд, неспешная походка – все говорило о том, что царица Коринфа знает себе цену. Она оперлась на плечо царевича и неотрывно глядела на берега, проплывавшие рядом.

– Позволь, царица Коринфа, похитить твоего друга? – это подошла Тира и взяла Левкона под руку – Мне надо с ним поговорить по секрету.

Агнесса незаметно подмигнула Тире, сняла руку с плеча царевича. Тира и Левкон спустились в кубрик.

– Как поживает твой братец Митродор? – спросила царица, закрыв дверь. – Все играет в козны? Не пора ли ему стать мужчиной.

– Он любимец деда Спартака. Не моя забота о нем. А в чем Дело?

– Я бы посоветовала послать его в поход по побережью. Время торговых сделок…

– Этим займусь я. У Митродора еще молоко на губах не обсохло.

– Не скажи, царевич. И не обижайся – он красивее тебя.

– Красота мужчине ни к чему.

– Женщины об этом судят по-иному. Он не видел Агнессу?

– Увидит, я думаю. Скоро царицу Коринфа захотят увидеть и дед, и отец. Я пригласил ее в Пантикапей… Но при чем тут это?

– Ты уйдешь совершать сделки. Месяца на это не хватит?

– Не менее того.

– Агнесса останется в Пантикапее. Не влюбилась бы она в юного красавца…

– Я совсем не подумал об этом! – воскликнул Левкон.

– Все мужчины так самонадеянны. Пошлешь Митродора в море?

– Стоит мне захотеть… Дед давно бранит отца, что тот держит юнца не у дел. Но почему-то. Атосса не хочет, чтобы Несси была около меня.

– Значит, решено. Иди к ней и пошли сюда Атоссу. С Агнессой вместе.

– Скажи, что ты задумала, Солнцеликая?

– Доверься мне. И не противься ни одному моему слову. Я буду работать на тебя, царевич. Иди.

Левкон вышел, и вскоре в кубрик спустились Священная и Богорожденная.

– Я слушаю тебя, царица Синдики, – сказала Атосса и поклонилась.

– Говорят, что ты пророчишь Агнессу на храмовую службу?

– Она Богорожденная. Ей иного удела нет.

– И еще говорят, что царевич имеет виды на Богорожденную.

– Пока я жива…

– Ты хочешь послать ее в Фермоскиру? Очень мудрое решение. Теперь, когда она владеет флотом, Спарток и Сотир все сделают, чтобы она стала женой Левкона. С таким-то приданым.

– Но ты-то откуда знаешь об этом?!

– Плохая бы я была царица, если бы ничего не знала. Царь Гекатей тоже будет помогать архонтам, и нам с тобой не совладать с ними.

– «Нам с тобой?» Тебе-то какая выгода?

– Скажу позднее. А пока знай – на той неделе архонт посылает корабль в поход по побережью вплоть до Фасиса. И чтоб ты знала – от Фасиса до Фермоскиры рукой подать.

– Что из этого?

– Посылай Агнессу с кораблем. Он доставит ее и до Фермоскиры и обратно.

– Кто это он?

– Митродор. Поход будет вершить младший сын архонта.

– Стоит подумать.

– Думать поздно! Через неделю выход в море.

– Но Агнесса не хочет никуда ехать.

– Вот как! А я слышала, что у амазонок нет слова «не хочу». Так ли это, Несси?

– Если надо для пользы храма, то это так, – ответила Агнесса и покраснела. – Я поеду.

– С чего бы так сразу передумала? – подозрительно спросила Атосса.

– Я не хотела идти в Фермоскиру пешком. Знала, что в пути погибну, но если по морю, на корабле… И обратно тоже, то…

– Хорошо. Ты поедешь.

– Иди, Агнесса, и пошли к нам Левкона. Что касаемо выгоды, – Тира дождалась, когда Несси вышла, – то скажу – мы с тобой будем держаться вместе. Я не хочу, чтобы флот попал жадной своре архонтов и моему Гекатею. Придет время, и мы с тобой будем править Синдикой, а может быть, и Боспором…

И снова вошел Левкон:

– Ну, кончились ваши женские секреты?

– Скажи нам, царевич, когда ты едешь заключать торговые сделки? – спросила Тира.

– Я не еду нынче. Отец посылает Митродора. Через неделю в путь.

– А что, если с ним поедет Агнесса? Ей надо в Фермоскиру. Атосса просила уговорить тебя.

– Я думаю, из этого ничего не получится. Женщина на корабле – не жди удачи. Отец и дед не согласятся. Да и я буду против. Отпускать царицу Коринфа? Я сойду с ума от скуки. Я понимаю Священную… Но ты, царица, почему хочешь мне зла?

– Скука – это полбеды. Мы пошлем к тебе Мелету. Ты ведь знаешь ее? Она и красива, и весела. Увези ее в свою усадьбу…

– Но я не люблю ее. Мне мила Богорожденная.

– Всего один месяц. Вернется твоя царица Коринфа, она в море научится корабельному делу. Хозяйке флота не помешает. Тем более, что она согласна.

– Вы хотите обмануть меня, женщины. Она останется в Фермоскире. Нет, я не согласен. Да и женщина на корабле… Ее не возьмут моряки.

– А если мы переоденем ее мужчиной. Амазонки к штанам привыкли.

– Если Атосса поклянется, что после отдаст мне ее в жены.

– Клянусь, благородный Левкон. Царица Боспора – такая честь.

– Ладно. Месяц как-нибудь потерплю. Но если клятва будет нарушена, я сживу вас со света. И не дай бог, чтобы об этом узнали моя сестра или там кто-нибудь на Боспоре.

Атосса проводила Левкона за дверь и сказала:

– Я всю жизнь прожила среди баб, мужчин я не знаю и не понимаю. Скажи мне, царица, почему он так быстро согласился?

– Не так быстро, моя подруга. Все боспорские цари – бабники, а Левкон, как мартовский кот… Я знала, чем его соблазнить, и подкинула ему Мелету. И к тому же, мужики спесивы. Он захотел отомстить Агнессе за то, что она согласилась покинуть его на столь долгое время с Митродором. Спи спокойно – эта затея хороша. Кто знает, что будет через месяц? Можно сделать так, чтобы Агнесса узнала про Мелету, если, конечно, понадобится нам, может, Левкон влюбится в Мелету… Да мало ли что произойдет за месяц.