Читать книгу Хроники Эвелин. Молчание Церрека - Арри Миллер - Страница 2
Всё, что расскажет лёд
ОглавлениеДве тысячи лет спустя
1
…Машина с грохотом неслась по заснеженному склону, всё ближе подбираясь к высокому обрыву. За собой, на поверхности снега лишала рассеянный след, и её преследовал туман, как будто сорванное ветром пылевое облако, поднявшееся в воздух. Склон был достаточно крутой. Машина, хоть и сбалансирована, но не была в состоянии противостоять силе притяжения и кинетической энергии, которая разгоняла ещё сильнее.
Казалось, вот-вот, и сойдёт с крутого склона лавина. Но, снежное покрывало оказалось настолько монолитным, что, превращённое холодными руками природы в почти что ледяную подстилку, всегда только и могло, что соскальзывать к краю обрыва, при каждой оттепели, откалываясь, по кусочкам, в пропасть. И то рыхлое свежее покрытие в виде метрового слоя снега, насыпанное за неделю, едва ли обеспечивало мягкое кувырканье самоходного аппарата, не давая разбить некоторые части кузова и плоские солнечные панели.
…Удар не оправдал ожидания Рика. Ведь ледник континентальный, хоть и с шершавой, но невероятно твёрдой поверхностью, рассечённая множеством трещин, и миниатюрных скал, состоящие из серо-зелёного льда, наточенные многовековыми ветрами так, что торчали гигантские зубы, мечевидные отростки, – ножи. Остроконечный нос не расплющило о невероятно твёрдый лёд, но благодаря своей конструкции вошло в один из тоннелей, проточенный широким и сильным потоком талых вод, которые, по зову природы, проделывая дыры в леднике, спускались к его подножию. Хоть воды и не оказалось, а только плотные слои снега, набивающиеся с каждым годом, но в герметичной кабине вызвало хаос. Все предметы, крутящиеся в сумбурном потоке, мгновенно, устремились к носу машины. Легкие и более тяжёлые, как по одной команде, решили «похоронить» обоих, обрушив град негодования.
…Глухой вскрик, тяжёлое дыхание, назойливый писк приборов, мрак, ещё один удар, и… – протаранив всем телом обледенелые снежные образования, машина снова провалилась в одну из пустот. Пролетев ещё через несколько воздушных ям, проломив носом пару слоёв, машина погрузилась в мягкий, более рыхлый и однообразный слой.
В кабине бардак, полумрак и только лишь разноцветные отблески приборной панели играли зайчиками на задней спинке кабины и контурах сидений, как в кривом зеркале. Оба оказались присыпаны вещами и хламом: элементами экипировки; патронными лентами, спутывающие ноги; а в своих объятиях держал того, кто пустился с горы, без его ведома. И возле его губ очутилась её голова: холодный лоб, влипший в щеку, хриплое дыхание. И медленное щекотание ресницами по щеке стало раздражительным. Внезапно.
Холод из груди отошёл, а сердце из пяток решило вернуться на место.
«Глубина погружения – 24 метра 80 см», – голос бортового компьютера прервал их тяжёлое дыхание.
– Надо валить… Пока нас не потащили обратно… – еле выдавила, сквозь хрипоту.
– Неужели жива…
– …Жива, и хватит меня лапать! – закопошилась, пытаясь вырваться.
– Как ты проснулась?
– …Не время разлёживаться. Как нам теперь на поверхность?
– «Он» сам знает, что делать… – сказал про машину.
– Тогда командуй давай… Быстрей! Пока не обнаружили по тепловому следу…
– Как ты проснулась…? Я думал, тебя уже… – Рик снова заладил своё. Ведь накануне, перед тем как провалиться в сон, она не подавала ни единого признака разумной жизни. А только лежала в кресле, как овощ.
Эва вырвалась из цепких объятий. Мотнув головой, убрав прочь его руки с волос и шеи, поползла наверх – к органам управления бронемобиля. Отряхнувшись, кое-как, ловко подтянулась к сиденью, и потянула к себе ремни безопасности, как в боевом самолёте. Тот, с удивлением на лице, даже и приподниматься не стал – зыркая вверх на неё, уже сидящую в кресле, потребовал взглядом хоть какого-нибудь объяснения. Но объяснений – ноль, как и ноль внимания. Лицо, в разноцветных отблесках огоньков приборной панели, показалось испуганным, но не от незнания, как управлять машиной, а ожидаемой опасности.
Рик зашевелился в сторону своего кресла, начиная приходить в себя.
– Кто «они»?
– Лучше тебе не знать… – выбросила, еле слышно.
– А, если без возни?
– Это… Сложно сказать… Похоже, что новый перехватчик «Крит-1», – взволновано промямлила. – Видел, как обесточил «стрекозу»? – пояснила коротко о летательном аппарате преследователей, убегая от которых спустила машину вниз, по склону.
– Ну…
– Он ему просто вырубил всю электронику, но не уничтожил…
– Он за тобой? – кое-как пристегнулся.
– За нами… – ответила тихо, чуть ли не под нос.
– Мы глубоко, теперь не увидит…
– …УВИДИТ! Он уже над нами! – в её голосе проснулась паника. Выстрелив ему, в ответ, ткнула пальцем на точку, обнаруженная локатором марсохода, повисшая прямо над ними.
– Он не сможет подцепить силовым полем…
– Да знаю я. Надо проваливать из ледника! – бросила испуганный взгляд.
– Наоборот, можно спрятаться в пещере.
– Они выпустят криоморфов. И тогда… – передёрнулась, то ли от холода, то ли от страха.
– Лладно, и куда… Куда бежать теперь?
Рик ощутил холодную изморозь, коснувшаяся спины. Но, в то же время показалось, что недавние переживания отпали сами собой, когда проснулась она. Но новые опасения и страхи, читаемые на её лице, скорее, подсказывали, что с ней ещё не одну бессонную ночь можно провести. Холодный пот на спине, и борьба против самого себя.
– Что такое «криоморфы»?
– Не «что», а «кто».
– Новые солдаты?
– Это не солдаты… Это уже вообще не люди. И даже не роботы.
Эва дёргалась на сиденье, – пыталась дотянуться до вещей, застрявшие на лобовом стекле. Сама машина встряла буквально как свечка, под углом 90 градусов, и носом удалось проломить многолетние слои снега. На голове – волосы, спутанные между собой, слегка помятые; куртка наполовину расстёгнутая, а в карманах никак не могла найти пистолеты.
Рик и сам весь скомканный и подмятый, шокированный внезапным пробуждением, охваченный новой болью и страхом. И голова его – растерянная, болезненно реагирующая на любые резкие повороты, тормозящие каждые новые движения слабым головокружением. Но это не помешало ввести координаты и параметры нужного движения в маршрутизатор, чтобы активировать автопилот.
Машина заурчала, – завибрировала, и колеса медленно, но уверенно стали пропихивать тело марсохода в замкнутом пространстве, сдавая назад. Вдавленный снег, лобовым обзорным окном машины, стал комками медленно отваливаться.
– Что ты медлишь…? ДАВАЙ БЫСТРЕЕ! Пока не докопались до нас…
– Не могу управлять вручную…
– Ну же! БЫСТРЕЕ! – крикнула ещё раз. Она только то и делала, что крутила головой, ухватившись за подлокотники сиденья.
Но только он успел потянуть за штурвал, как нечто упёрлось в зад машины. Тепловой датчик не показал ни единой живой души. Глубина: двадцать два, с половиной, метра, а машина полностью встала на месте, сигнализируя о чужеродном теле, спрыгнувшее сзади, и никак не желала продолжать движение, будто въехали в столп. Хотя, всё ещё торчала в снегу вертикально, мордой вниз. Но, спустя пару секунд, то нечто, что затормозило бронемобиль, начало давить сверху, возвращая на старое место. И новые стуки, удары сзади… – что-то прорывало себе путь в спрессованном снегу, пытаясь раскурочить обшивку машины. Со скрежетом давило всю махину вниз, пробивая снежные горизонты, многолетние прессованные пласты, забивая как гвоздь кувалдой.
Но, спустилось ещё одно – сбив машину, потянуло вглубь, пробивая новые пласты снега, переходящие в монолитную ледяную массу. И каждый новый удар, вдалбливал минимум на шесть метров, пробивая сразу по несколько горизонтов.
Глубина увеличилась до 56 метров, а приборы машины зверели от запредельных нагрузок. В горизонтальное положение нельзя; назад не идёт, а внутрь зарываться – чистое самоубийство. И противостоять свирепой силе, давящая сзади, пробивающая ударами новые ледяные толщи, невозможно.
…Внезапно, всё прекратилось. Толчки исчезли, сила тарана притухла. Полный мрак – бортовой компьютер, произвольно, запустил перезагрузку системы управления, настройку навигации, и пошёл подсчёт вероятной траектории движения. Но новый скрежет и вибрации… – что-то поползло к передку. Нечто, полезло с краю машины, скользя клешнями по корпусу, прорывало себе путь сквозь прессованный снег. И это «нечто» не одно, а несколько существ закопошилось, с обеих сторон, желая прорубить своей головой доступ внутрь кабины. Путь к обоим.
Они, с ужасом в глазах, переглянулись. На их красно-голубых лицах висела маска страха.
– Он же бронированный…? – еле выдавила шёпотом, прислушиваясь к скрежету по бокам.
Рик не нашёл подходящих слов, чтобы ответить, потому как не знал, что за твари приближаются к кабине. Но только то и делал, что пытался обойти блокировку автопилота, продавливая пальцем сенсорную кнопку. Но, тем временем, вибрации продолжались, дребезжание машины усиливалось, скрежет и шуршание… – нечто с ещё большей яростью прорывало себе путь к кабине, так страстно желая заглянуть к ним, внутрь.
Вдруг, Эвелин в отчаянии бросилась вниз. Отстегнув себя одним движением, освободила от ремней и упала на лобовое стекло. Не глядя на Рика, руками принялась «шаркать» по стеклу, перебирая каждый предмет. Искала оружие… То, что могло бы пригодиться, в данную минуту. Но Рик, безумно вдавливая кнопку отмены автопилота, застопорился на одной идее. А со стороны машины – только отказ. Это, в одночасье и бесило, и нагоняло ещё больше паники, и, вздрагивая от приближающегося скрежета по корпусу, в холодном поту предвкушал лик того существа, прорывающий ход к двери, с его стороны. Какое же должно быть тело, что выдерживает давление на такой глубине, и, какой величины когти, столь яростно выскребающие обледенелый снег?
– ГДЕ ТВОЁ ОРУЖИЕ? – крикнула, охваченная страхом.
С его стороны – тишина.
– Оружие… Нужно убойное!
Его, как заклинило, в противостоянии с борткомпьютером.
– Рик…! ОРУЖИЕ!?
Ноль внимания.
Всё безнадёжно – к нему не достучаться, он оказался одержим идеей подчинить себе управление инопланетной машины. Для него единственно верным решением – переключить силовую тягу на водородный двигатель, чтобы помчаться уже хоть куда-нибудь, и не сидеть как кролик в норе, ожидая в ужасе своего конца.
Но Эвелин и без него сообразила, что там было разбросано – среди насыпанного хлама руки наткнулись, то ли на гранатомет, то ли на короткоствольный карабин. Его голова от мыслей пуста, – попытаться «прочитать» очень сложно, забита одним лишь страхом, и картинками панического ужаса. И бесполезно требовать объяснений, сама всем телом чувствовала дребезжание машины, тряску и скрежет когтей, прорывающие себе ход к кабине.
Её пальцы знают, что ей нужно и не стоит объяснять, как наполнять магазин патронами. В данном случае, боялась только не успеть перезарядить, и как им управлять… Штука, что у неё в руках – известна лишь самому Рику, как хозяину данного изделия, но шорохи приближались всё ближе, и язвительный скрежет обледеневшего снега сбивал ровное дыхание.
– ЕСТЬ! – тот очнулся, добившись своего. Ему удалось завести водородный двигатель. Теперь дело за малым: перевести в ручной режим и помчаться прочь… В любую сторону.
Но и существо добралось… Один, явно, более сильней того, что по левую сторону от Рика, полез не боковым путём. Возможно, там снег не столь плотный и стиснут давлением, но… вылез как раз перед ней, со стороны лобового стекла, ровно посредине. Тут Рик впервые увидел его обличье… Это – существо, с человеческими формами тела: руками, головой и торсом. На нём всё обледенелое, сине-зелёного цвета, – замёрзшее, а голова покрыта сизым инеем. Был без волос и со стеклянными застывшими глазами, зрачки которых не темнее самого холодного льда на северном полюсе – сине-лазурного цвета. На лице примёрзла обледенелая маска, а из-под неё, куда-то за спину, тянулись непонятные трубочки. Кожа бледно-синяя; глаза неподвижные, лоб без бровей, а взгляд – безумный, прорывающийся внутрь.
Эва подпрыгнула вверх, хватаясь за сиденье. Но перевёрнутое состояние машины сбрасывало вниз, к лобовому стеклу. Рик, на мгновение забыл, зачем взял в руки штурвал. От цепенеющего холода стыла в жилах кровь, и он молниеносно стал превращаться в ледяную глыбу: глаза побелели, а кожа посинела – стал задыхаться, замерзая у Эвелин на глазах.
Но она его узнала…
То замёрзшее лицо, выглянувшее спереди – одно из того десятка замороженных существ, хранящиеся в прозрачных холодных витринах, покрытое вечной изморозью, заполненная стекловидной жидкостью – сверхпроводником. На отсеке надпись: «минус 182; препарат: 002». Как видение, холодные картинки пробрались к ней в разум. В холодный зал, с толстенной изморозью на вертикально стоящих отсеках, она когда-то заходила… И в каждой из таких витрин подсвечивалась сине-зелёная фигура существа, спокойно спящего в питательной жиже, содержащая организм в исходном состоянии. И такой же замороженный, когда-то серебристый, комбинезон простого солдата, с маленькими пометками на груди: датой пробуждения, следующей заморозки, и дыхательная маска на лице. Когда-то, бывшие люди, но, не терпящие тепло. В отличии от неё…
Но, пока она погружалась в медленный ужас, понемногу вспоминая прошлое, без малейших проблем существо сумело просунуть голову сквозь лобовое стекло, не нарушая его структуры. И показал свой безумный, не моргающий взгляд; холодные движения, светло-синие руки, потянувшиеся только к ней. Хруст льда на поверхности костюма, образующийся на ходу, сковывающий каждое его движение, превращая в ледяную статую. И растопыренный хват…
В кабине оказалось слишком тепло… – много убийственной влаги, «они» ненавидят его, и резкие перепады температур. «Оно» потянулось назад, проскальзывая через стекло, обратно. Но Эвелин, вдогонку холодной твари, «всыпала» прямо в лоб, осмелившись отодрать свой взгляд от холодных глаз. Не помог и второй выстрел, третий – всё, что разлеталось, каждый осколок кости и мозгов, глаз и зубов, в считанные секунды выскальзывая из каждого уголка кабины, куда бы не отбросило выстрелом в упор, возвращалось на место. Всё бесполезно – как не стреляй, сколько не убивай, но замёрзшая голова снова возвращалась к прежним формам, не переставая смотреть ледяными глазами только на неё. Будто пытаясь ей что-то сказать.
Но Рик тоже вставил своё… Едва ли ощущая правую руку, чувствуя штурвал, дёрнул от себя и, как только смог, привёл в движение машину. Гул, рёв, на приборах – десять тысяч оборотов, а на спидометре цифровая стрелка – взад-вперёд; слева-направо, и колеса потянули машину вперёд. Кажется, существу, не успевшее убраться из лобового стекла, оказавшись зажат между носом машины и окаменевшим ледяным пространством, стало не особо-то приятно. Озверевший от наглости чужака, марсоход помчал вперёд, – вниз, разрезая острым носом ледяные глыбы, толщи льда, намереваясь разорвать огромное тело на несколько частей.
Но тому, вроде как, и в радость. Чем глубже внутрь – тем ближе к холоду; чем меньше кислорода и влаги – тем меньше изморози на теле, и меньше скованных движений. Больше свободы и возможности раствориться в пространстве спрессованного льда, чтобы трансформироваться вновь, с другой стороны кабины, у окна.
Рик окончательно пришёл в себя. Кратковременный ступор пошёл на пользу – остудив разум, сделал более сговорчивым. Резко остановив машину, подал назад, пока разрыхлённые снежные массы ещё не успели набиться сзади, сковать движение машины. Похоронив под многометровой толщей льда и снега, он решил избавиться от твари. Отгрёб на несколько метров вверх, насколько машине это удалось, и снова надавил вперёд, бросая бронемобиль в пространстве вертикального тоннеля.
Тот второй, так и не успевший добраться до его стороны, остался где-то наверху, а, может, так и потерялся среди многотонной массы. Это не важно, в данный момент. Главное, что первый всё никак не желал отрываться от кабины. Как его не тарань…, как не продавливай сквозь ледяные острые образования, и как не насаживай на гигантские сосульки, торчащие со всех сторон – каждый такой ледяной «меч», толщиной с руку, растворялся в теле существа. А «оно» только то и делало, что взгляд не сводило с неё, возможно требуя ответ, вынуждая в чём-то признаться. Словно всегда были знакомы.
Машину с грохотом потянуло куда-то вниз, унося разом с телом существа, застрявшего спереди. Поток снега, лавиной обрушившийся вместе с марсоходом, понёс их в общем потоке. Эва нашла себе место на сиденье, едва ли успев пристегнуться озябшими руками. Рик машиной не управлял, но себя в сознании удержал, и, очухавшись от леденящего ужаса, наконец-таки вспомнил про боевые «причиндалы». Но машина падала бесконтрольно, бросалась вместе с общим потоком зыбких масс, проваливаясь в очередных пустотах.
…Ещё один мощный удар – машина нырнула в пустое пространство, пролетела неизвестное количество метров сквозь тёмную пустоту. «Приземлившись» на бок и, кувырнувшись несколько раз, заняла новое положение, погружая обоих в очередной нокаут. Наступила немая глухота, писк в ушах, сквозь который стал пробиваться визг приборов, сигнализирующие об аварийном отключении. Борткомпьютер аппарата пошёл на перезагрузку. Внутри преобладал холодный мрак, бледно сверкали мигающие индикаторы системы машины, затухающие вибрации двигателя, а где-то сзади, за бортом – не смолкающие шорохи, и вибрации…
Они провалились в пещеру, на глубине 94 метра от поверхности ледника. Снаружи – минус 42, влажность сумасшедшая, и воздушные сквозняки, тут же, принялись облизывать наружную обшивку машины, лишая на корпусе толстенные языки изморози. Она мгновенно стала покрываться льдом…
Аппарат подал сигнал о включении системы управления.
Эва, не ожидая толчка в зад, привела всю машину в движение, не успев даже подумать про наружный свет. Грохот и скрежет, стеклянный хруст – машина, едва ли, поползла вперёд, разламывая внезапные ледяные оковы, освобождая колеса ото льда. Впереди – кромешная темнота; за бортом – глухой скрип и рокот льда, не пускающий их вперёд, а стекло оказалось в морозных рисунках и замёрзших горошинах – капелек влаги… Машина с треском и рёвом, продавливая рыхлую стену, упёрлась во что-то пористое, зарываясь внутрь, как крот.
– СТОЙ…! – Рик остановил безумие. Еле оклемавшись, отключил от управления её сторону.
– «Оно» где-то сзади… – прошептала тихо. – Я чувствую «его» холод…
– Ты угробишь машину… Мы уткнулись в лёд! – проревел неистово.
Он, на боковой панели, разделяющая кабину надвое как в самолёте, отодрал плоскую тонкую плитку. Та сразу же засветилась ярко-зелёным светом, показывая сквозь мутную картинку всё, что творится вокруг.
– Всё в инее. На Марсе же нет влаги…
Рик дал команду машине выползать наружу из новой снежной норы, прорытая, только что, лбом. Медленно потянул штурвал к себе, оглядываясь по сторонам, по привычке, выдыхая пар. На широкой пластинке-экране, лежащая на приборной панели между креслами, попеременно, включались камеры всех имеющихся углов обзора: две картинки самые главные и широкие – фронтальная и задняя; остальные, боковые – по периметру экрана. Датчик пищал противно, оповещая голосом, похожий на голос девушки, сидящая по правую сторону: «за бортом – минус 42.8; влажность – 88 %; в кабине – 3 градуса тепла; подзарядка батарей равномерная; работа шасси критическая…».
Машина встала, не проехав и семи метров назад.
– Чего ты возишься?!
– Машина не идёт… – колёса обледенели. Надо ждать…
– Долго?
– Минут пять… – пожал плечами, зарываясь от холода в шинель.
– КАКИЕ «ПЯТЬ»? «Оно» через минуту может выбраться!
– Это марсоход, а не ледокол! Я не виноват, что долго думает!
Эва заёрзала, кутаясь в одежде… поправляя куртку, застёгивая каждую молнию и вытаскивая плотный высокий воротник наверх. Пристёгиваться, в данном случае, особой нужды нет – машина в правильном положении. Откинув ремни безопасности, кинулась выгребать весь хлам, и боевые «потроха» с лобового стекла. Почти третья часть стекла, была облеплена вещами, посыпавшиеся со всех сторон, когда нырнули в ледник, в вертикальном положении.
Рик нарушил панические телодвижения, – выкрикнул хрипло.
– ЧТО ЗА СУЩЕСТВО?!
– Холодно очень… Нашёл время!
– …Через три минуты запустится обогрев.
– Вручную нельзя?
– НЕТ! – резко прохрипел.
Он решил ей помочь с поиском патронов к оружию, заодно и хорошая возможность согреться, пока марсоход устранит проблему с обледенением. Ленты к автоматическим пистолетам висели спутанные, свисая длинными «шнурками» с приборной панели. Небольшие пачки с зарядами к гранатомёту, были разбросаны по кабине всюду, и тут, и там, – под ногами, и за сиденьем, и под лобовым обзорным стеклом. Лёгкие вещи, посыпавшиеся из одного из баулов, улетали все назад, пока что, не желая правильным тратить время, собирать всё до кучи, когда страшные шорохи из горы льда и снега доносились даже внутрь кабины. Эва озябшими пальцами тащила к себе каждую коробку, сбрасывая всё на колени, а между ногами, дулом вниз застрял ручной гранатомёт, превращающийся в дробовик прямо в руках, по воле хозяина. Рик делал то же самое, пытаясь наскрести как можно больше, не отставая от напарницы…
Марсоход завёлся, сигнализируя о готовности ехать.
– Есть!
Зашипели сопла, запуская тёплый воздух в кабину.
– Сейчас… Обзорное стекло нагреет, включу подсветку.
Машина заурчала тихо, вибрируя мягким приятным звуком, пронизывающий кишки. Теплота всё быстрее подбиралась к озябшим телам, проскальзывая под одежду. Воздух изо рта превращался в невидимый, а переднее стекло медленно, но уверенно избавлялось от наполовину замёрзших «соплей». Лобовое стекло, разделённое на четыре вертикальные части, обнажая картинку, понемногу проливало свет на тьму. Но лампы наружные так и остались спрятанные под инеем, покрывающийся в тонкую корочку из льда. Свет показался тусклым, слабым и искажённым, в состоянии осветить путь не более, чем за два метра перед носом.
– Ты, ведь, знаешь, как выбраться на поверхность? – спросила, еле шевеля губами, посмотрев озадаченно в красно-жёлтом полумраке приборных индикаторов. – Ты не знаешь, – прочитала его мысли.
– Так далеко не проваливался… – на секунду перестал пичкать ещё один дробовик патронами. – Но… Я знаю, как тоннели ледников устроены…
– Ты…
Едва ли успела сказать, как разум «похолодел», в одно мгновение. В голове проснулась разрывающая боль; в груди – бешеный стук, потихоньку успокаиваемый чужим присутствием. На себе почувствовала взгляд настоящего холода: кожа стала затвердевать; кровь в жилах густеть; амплитуда дыхания – сокращаться, а лёгкие не желали больше расширяться, набирая воздух. Холод, пронизывающий клетки каждый участок ткани и организма, ледяным ножом «отрезал» от живого состояния, превращая в говорящую статую, вырезанная из глыбы льда.
Она громко застонала…
Но, снова видение. Увидела те же самые вертикальные кабинки; надписи на обледенелой витрине, говорящие только про номер препарата, и температуру заморозки. Большие тела, уснувшие вечным холодным сном; сине-голубое свечение, и номера отсеков на металлических стенах повсюду. В изморози каждая ручка, каждый металлический люк, потолок – в ледяном колючем покрытии, пускающий сопли сосулек, укрытые лазурным мехом инея…
Эва скукожилась от холода. Спрятав руки под мышками, уткнулась лбом в колени. Изо рта вырвался холодный воздух, в волосах заблестел синий иней, кожа побледнела и венозная сеть, как ни странно, стала исчезать – в воображении возникла фигура существа, выползшее из многотонной груды льда, стоящее позади бронемобиля. В его позе – ноль эмоций, охваченный белым инеем, и белеющие глаза смотрели перед собой. Он звал её…, он мысленно просил вернуться назад, призывая вновь примкнуть к царству бесконечного льда. Его родина – скала, его стихия – белая мгла. Телу не больно, но влага «убивала», сковывая движения, окутывая коркой тонкого льда. Его тупая ненависть передавалась ей, заражая разум паническим желанием расправить руки. Открыв двери, впустить холод в кабину. Пустить пулю в лоб искусственному человеку и, коснувшись его стеклянной руки, снова взяться за прошлое…
Эва, дёргаясь от холода, противостоя желанию вырваться наружу, увеличила тепловую конвекцию, раскрыв вентиляционные сопла на всю. Рик ничего лучшего не придумал, как понестись, со всей силой назад, чтобы протаранить «ледяное существо». Резко рванул рычаг на себя, на нижней широкой картинке фиксируя взглядом очертания существа. Сильный удар, будто в бетонную стену, толкнул тела обоих назад. Но его снова заклинило, и теперь уже оторвать его руку от штурвала невозможно. Дёргая попеременно, ощущая грохот колёс под днищем, резко давил на газ, мечтая расплющить стоящее сзади существо. В темно-зелёном свечении было видно лишь слабый результат его действий: существо высокого роста, возвращало свои части тела назад, впитывая каждый осколок, прошедший сквозь лёд, пытаясь встать на ноги. Но каждый удар задом машины снова сбивал с ног, вдавливая тело в ледяную стену, кроша на тысячные осколки…
Рик устал, продрог от холодного пота… Но ей становилось лучше. Эва, при каждом новом таране, с внутренним удовольствием ощущала хруст рук, груди и странных костей…, каждой частички тела, обращённая в замёрзшую структуру, давая себе возможность избавиться от его внушения. Никогда не считала себя частью их команды, ненавидя каждый градус, понижающий температуру, и, каждый угол проклятой лаборатории, воздух, пропитанный северным влажным морозом для неё казался тюрьмой.
Но, сколько не тарань и не кроши, его осколки возвращались на прежнее место, формируя части в один и тот же «организм».
Машина застряла, а существо снова поднялось на ноги и стало неподвижно. Но Эвелин, на этот раз, не чувствовала ни видений, ни внушения, ни морозного холода, сковывающий разум и любое движение, а только простой, человеческий страх не отошёл. И одна лишь мысль в голове: «В холоде его не убить…».
– Смотри, он уползает!
Не успев договорить, как существо решило спокойно, с холодным взглядом, оставить их в покое, и зарыться в груду льда, послуживший пробкой в крыше природного тоннеля. Но перед тем как нырнуть, оставил ей послание о неизбежности часа расплаты, и очередной попытки вернуть хозяевам ей не избежать. Холодная стихия зовёт.
2065 год Система Обороны и Корпорация Айзек
Стройный, высокий мужчина стоял в вестибюле совершенно один. Помещение было огромным, но пустынным, и отполированный до блеска пол ретранслировал ему давно знакомые черты лица: коротенький нос; длинный подбородок и тонкие губы, слипшиеся в одну тонкую линию. Светлые волосы, зачёсанные назад. Прекратив всматриваться в свой собственный взгляд, он сделал пару шагов навстречу кошке, что следила за каждым его движением. Животное имело высокие и острые уши, вытянутую шею, и раскосый взгляд. Но дотронуться к пушистой голове себе не позволял. А тихие шаги, остающиеся за спиной, нервозно отражались в голове, ибо секундная стрелка часов могла охарактеризовать начало чего-то судьбоносного. Или конец события, но слишком важного.
– Доктор Айзек! – послышался мужской, низкий голос, эхо которого пробежалось по залу.
Мужчина сперва оглянулся на звук, а уж потом – глаза увидели высокого, светловолосого Агента, с солнцезащитными очками на глазах. Показалось, что у ворот он простоял целую вечность, в ожидании, когда Хозяин даст добро на приём желанного гостя. Но его он никогда не видел, прежде.
Не стал себя томить ожиданием, когда добился столь важной встречи, а пошёл вперёд. Но Агент остановил жестом руки. Приказав отойти на два шага в сторону, окинул взглядом, и пальцем развернул, дабы осмотреть со всех сторон. А уж потом кивком головы указал на вход. И, после того как две части ворот сомкнулись, стал посредине, положив спереди руки.
– Я… Я могу быть… – переступив порог, и, проследив взглядом запирающуюся дверь, хотел было попросить разрешения, но внутри было настолько свободно, что кроме яркого света, и бесчисленных колонн, не смог найти самую главную особу. И лишь потом, проделав несколько увесистых шагов, приблизившись к широкому окну, услышал хрипловатый женский голос.
– Не правда ли красиво?
– Как сказать… – ответил он, когда не знаешь что ответить, а промолчать – бестактно. И постарался достать боковым взглядом. Но головою не вертел.
– Мне нравятся эти Истуканы, – сказала женщина.
Вид и правда был широкий… Из-за того, что резиденция Генерального Обвинителя находилась на самом последнем этаже, людишки-муравьи под серо-стальной периной облаков остались не видны, а, вместо этого – бирюзовое небо, и сеть парящих Истуканов, – как оторвавшиеся головы небоскрёбов, что возжелали провести всю вечность в свободном полёте. Они были стройны, не меньше сотни метров в высоту, но поверхность стен была гладкой, монолитной, словно отлитая из особого материала, в структуре которого остались только швы. И потому, наблюдая с максимальной высоты, можно было рассмотреть множество прямоугольных фигур, не повторяющихся оттенков рыже-серого материала. И никаких тебе окон, дверей, или любого намека на то, что небесные объекты имеют рукотворную природу.
Истуканы в мире Доктора Айзека были объектом поклонения, как среди слепых, немых и необразованных, так и среди тех, кто своими руками изменил поверхность планеты до неузнаваемости. Никто не помнил «прибытия», и никому не удавалось разгадать тайну их происхождения, но говорили, что были посланы богом в тот день, когда в небе земном зажглась новая звезда, по-соседству со старой. Предполагали, что это – осколки гор разумной планеты, которые к себе притянула гравитация Земли. Но их же как-то привели? Или наоборот – коварные инопланетяне, почуявшие скорую гибель планеты.
– Скажите, Вы верите в Бога? – спросила женщина, не отрывая взора от окна.
Он хотел сказать: «Я – учёный, верю в науку». Но вовремя себя остановил.
– Я верю в разум, – ответил он, но, всё же – повернулся в её сторону.
– Как и я.
Он вынужденно улыбнулся. Посчитав, что выбран нужный дискурс обратился:
– Мадам… Чем обязан Вашему вниманию.
Женщина лишь загадочно улыбнулась. Она имела стройное, худощавое тело, невысокое ростом, а вокруг талии и туловища было обмотано длинное покрывало, бирюзового цвета, края которого держала в руках. Но под низом, почти всё тело было скрыто под комбинезоном, словно это – наружная кожа. Но лицо… – оно гораздо старше рук, и его кожа имела не только солидное количество морщинок, но и цвет не совпадал с тем, что дано было природой. Слишком светлое, а волосы – хоть и длинные, уложенные на одно плечо, но какие-то бесцветные, не то седые, не то белые, выжженные солнцем. Доктор Айзек не придал значения данной особенности – Небожители ведь тоже люди, имеют полное право носить маски.
– Стало быть, Вы верите в будущее, – произнесла она.
– Так и есть, но… Позвольте возразить.
Она повернулась к нему, – обратила полное внимание.
– Э… Хочу уточнить одну особенность, касаемо… – его сердце «йокнуло», и начал оправдываться как-то нелепо. – Будущее – это не часть линейного времени, что является в понимании недалёкого… Скорее, это наши руки, результат того, что мы делаем. Если они, – наши побуждения чисты и высокоморальны, то будущее будет светлым, тёплым, согретое лучами звезды… – как-то так он объяснился.
– Если я Вам скажу, что в будущем, Ваша конторка, изготавливающая безделушки для неудачливых учёных перерастёт в настоящую Корпорацию, от действий которой будет зависеть будущее всей планеты, Вы мне поверите? – спросила ровно и очень спокойно.
Он усмехнулся – посчитал хорошим вежливым тоном и началом разговора. Но, подняв глаза на женщину, и, не увидев в чертах её лица ни единого намёка на шутку, сомкнул уста.
– Мадам… – слегка растерянно произнёс.
– Что, если Вы, – Доктор Айзек, основатель Корпорации, обуздавшая силу Щита станете примером для Вашего правнука взять Ваше имя, и продолжить Ваш труд? – задала очередной, сбивающий с толку, вопрос.
Он не нашёл что сказать, ибо тон, котором заговорила женщина не был похож на шуточный. Осмотревшись, вдруг, и помотав головой: к нему ли обращается, в растерянности, пожал плечами.
Но тихо сказал:
– Щит – это дар Неба…
– А говорили, что не верите в Бога!
– Сложно сказать, Мадам… Такова сущность человека: верить в то, что даже в теории необъяснимо. Пока мы не отыщем разгадку Мира всего, мы продолжим обращаться к некой высшей силе…
Женщина тяжело вздохнула, и покачала головой.
– Постойте, может я грубо выразился… – он захотел себя реабилитировать. – То, что Вы сказали – это странно, ведь как раз об этом я недавно подумал. Стоя там, – в вестибюле… – он заговорил звонким голосом, с надрывом, что означало заинтригованный эмоциональный окрас. И показал руками на выход, рефлекторно. – Хочу сказать, что, произнесённое Вами – на сто процентов совпадает с тем, о чём подумал минут десять назад, стоя там, в… – он захотел повторить последнюю фразу, но женщина деловито перебила, будто всё и так известно.
– Довольно недавно, в небольшом поселении, в Квадрате Южных Ворот была обнаружена странная погодная аномалия: за месяц, пока не утихали мелодии уличных музыкантов, было светло и тепло. Как только переместились на север – погода помрачнела, а «дары небесные» стали преследовать музыкантов. Но их отличие в том, что они – пьяные бродяги, весельчаки, незнающие минорных мотивов, – закончив, посмотрела на него вопросительно. – Что Вы скажете об этом, как учёный?
На мгновение, он проглотил язык. И в голове – всё перемешалось. Недавно сказанное задело его душу. Он, правда, подумал о том, что, раз уж он – учёный, то пора бы соответствовать стилю мышления, и объявить о создании компании, с коротким и ясным названием: «Айзек». И, получается, что женщина вырвала мысли, перекрутила, смешала воедино, и вынула вновь, чтобы показать готовую картину.
– Я… Эм… – он напрягся и сомкнул веки. Приложил подушечки двух пальцев к внутренним уголкам глаз. Подумал о связи мелодии с погодой. – Это была реакция Щита на звуковые волны… – ответил не слишком уверенно.
А женщина будто этого и ожидала. Продолжила более деловито.
– Щит, Доктор Айзек, это не дар Неба, а погода – не его Настроение. Мы не в Каменном веке, и ни к чему такие сопли разводить, по поводу происхождения Истуканов. Выражаясь о Боге, называя его Природой, которая нам неподвластна, мы совсем забыли, что «она» не использует прямые линии, и чёткие грани. Посмотрите на плывущие в небе Истуканы, и взгляните на горы – это разные вещи.
Она заткнула учёного за пояс.
– Похоже, Вы правы…
– Истуканы, хоть и не рукотворны, но это не значит, что неуправляемые. Они требуют хозяина. И хозяином должны быть Мы…
Доктор Айзек слушал, раскрыв рот от удивления.
– …Уже сейчас людишки запускают свои ракеты по Истуканам, называя их «оккупантами небесными». «Зверьё» должно быть остановлено, а Истуканы взяты под контроль.
– А… А как же миграция? Ведь они перемещаются туда, где теплее. Удобнее.
– Скажите, Доктор Айзек Вы видите поверхность?
– Нет, – он покачал головой, синхронно с выпущенным словом, точно зная, что поверхность – под густыми облаками.
– Верно. Животных нет. Нам не нужна их сила, – на это есть роботы, которые Вы создадите. Так же точно, как и не нужны их армии. Нам нужна тысячелетняя война, которая объяснит разделение мира, и необходимость держать их территории пустынными. Там много чего интересного… Технологии появятся, как и появится необходимость ведение войны против «одичалых».
– Но, это же миллионы… Это же дети, – проговорил, едва ли слышно.
– А наши дети? Ваш сын… Вам его не будет жалко, когда ворвутся в город и убьют случайно, чтобы набить своё горло «жратвой»? – спросила женщина.
Он качнул головой, не отрывая взгляда от холодных её глаз.
– Я позвала Вас сюда не для того, чтобы похвастаться видом, – вернула свой взор обратно – к небу. – Перед нашими глазами Мир. И Мы с Вами, Доктор, стоим на страже будущего, часть которого я Вам коротко описала. Хотите большего – пожалуйста, работайте на благо Системы. Захотите отказаться – Ваше право, но имейте ввиду, что в будущем нет места для Вас и Вашей мелочной конторки. Там, Вас не существует.
– Я… Я должен знать, с чем буду иметь дело.
– Конечно! Вот краткое объяснение: Система Обороны – молодая, но очень амбициозная «девушка». Она отважная, желает накрыть куполом весь «умный» мир. У неё есть Щит, но ей нужен Меч. Щит – это купол, который Вы видите, и который имеет не инопланетное происхождение. И, тем более, не божественное, а девственное создание, – бутон цветка, который просится быть опылённым. Но нет тех пчёл которые способны обработать данное творение. Понимаете, о чём я? – спросила женщина.
– Вам нужна научно-техническая опора…
– Хорошо. Каковы наши мотивы?
– Тёплое будущее, сосредоточенное в пределах данного Купола.
– Мы должны «всосать» всё самое лучшее, что есть в человеческой природе. И выплюнуть на сторону «отбросы». Пусть гниют среди варваров.
– Я… Я могу узнать первоочередные задачи?
Она начала с большого пальца:
– Первое – это Щит. Разработать алгоритм взаимодействия звуковых волн разной частотности с Истуканами. Придумать громкий музыкальный инструмент. От того, какая играет мелодия зависит положение Истуканов в небе земном, а, значит и погода. Второе – разработка системы обороны от варварских нападок, чтобы ни один гражданин нашего государства никогда не пострадал от грязных рук… Ввести в эксплуатацию «Панцирь», через который железки варваров не проходят. Три – эффективная опора для войны. У нас есть технологии, у них – живая сила, «мясо». И, наконец, четыре, Доктор Айзек – дети, – сказав, показала четыре пальца руки, скрытая чёрной перчаткой. – Мы должны наложить запрет на живорождённых. Сделайте машину-акушера, которая сможет «вынашивать» ребёнка лучше, безопаснее, и быстрее.
– Но зачем? – в недоумении, спросил.
– Потому что в будущем, это приведёт к сильному социуму, – ответила женщина. – И, перед тем как усомниться, Доктор Айзек, подумайте о том, что Вам дороже: благополучие нескольких поколений Вашего рода; или чистая совесть. Но в последнем – Вы не найдёте того, что обещали сыну.
Успев проделать несколько шагов, он замер. Но, повернувшись, вполоборота, тихо и без эмоций спросил:
– Откуда Вы знаете?
Ухмыльнувшись, она ответила:
– Всякий родитель обещает детям показать им звезды. Но не каждый тратит силы для достижения этой далёкой мечты. Всего доброго, Доктор Айзек! «Я не сомневалась в Вашей рассудительности».
Женщина проводила мужчину, потерявший дар речи. Ведь он сыну обещал показать ему звёзды… Потратить столько сил, сколько потребуется для достижения одной мечты – отправиться в созвездие Волопаса, что соседствует с Большой Медведицей. И это не простое обещание, а, годами выстроенная тактика.
Он молча переступил порог обители самого важного Небожителя. Но женщина, одним коротким жестом подозвала к себе Агента, назвав его имя: «Линкопер». Дождавшись, когда спина мужчины скроется за высокими дверями, сказала ему тихо, но ясно и коротко.
– Отправляйся за ним, и не своди с него глаз. Они должны быть в полной безопасности.
– Хорошо, Мадам.
2
«В этой плоскости больше ничего не живёт. Найди, и из плена векового льда освободи. В нём покоится разум, новая жизнь, что способна положить начало нового Мира, в котором будешь «служить». Не дай Системе Обороны его первым заполучить», – эти слова разум Эвелин подхватывал и разносил холодным шёпотом, нарушая реальность. Единственное, что слышала и чувствовала, находясь в глубоком сне, застряв между прошлым и настоящим. В этот раз побег был неудачным… – не получилось выполнить свою задачу. Но, точка отсчёта пройдена – стала окончательно терять связь с человеческой сущностью, перерождаясь в нечто новое…
Рик всё более кутался в свою шинель, пряча голову за высоким воротником. В его голове всё холодело. Но он – не Эва. Ему тогда плотно досталось. Лицо с правой стороны обморожено, проявилась посиневшая щека и правый висок потемнел от холода. Хоть это и первый ожог, – кожа довольно грубая, словно ненастоящая, и для него сущий пустяк. Даже любое ранение на руке заканчивалось лишь слабым вздохом, и, стиснув зубы, перематывал руку. И всё.
Но, перед глазами обоих – пугающая реальность. Те странные существа затолкали их машину в одну из внутренних «коммуникаций» не такого уж и большого ледника, разлёгшийся у подножия последней высокой горы. Что бы было, если бы не подвижность снежных масс, и застряли под толщей ледяного пласта? Машина ехала сама, давая возможность «человеку» приложить свою руку лишь в экстренных ситуациях, если того требовал борткомпьютер. Пещера тёмная, влажная, испещрена сотнями маленьких нор, проткнутые в стене, словно большими копьями, в отличии от потолка. Обледеневшая поверхность, укутанная в сине-зелёный мех из инея, всегда отзывалась на сквозное подземное дыхание. Света недостаточно, чтобы охватить всю площадь природного тоннеля. Лишь маленький машинный глаз скользил по поверхности, но только для того, чтобы дать возможность членам экипажа оценить масштабы места, оказавшиеся в нём не по своей вине. А чистый лёд только то и делал, что бросался зайчиками, во все стороны.
Тоннели не слишком замысловаты. Не трудно догадаться, что вырыты гигантскими жидкими червями, на протяжении сотен лет, когда снежные массы были более подвижны. Талые воды не могли просто расплыться по поверхности, медленно замерзая. Они искали самый кратчайший путь к Мировому океану, прорезая дыры во льдах, на каждом участке белой скалы. Сотни ручейков, сбиваясь в бурную реку, стремились первыми достичь дна, поверхности почвы, чтобы превратиться в смазку гигантского ледника.
Машина шла медленно, периодически зарываясь в рыхлую подстилку. Колеса леденели, хрустели искусственными суставами, избавляясь от настырных оков – как змеи, снимали ледяные кожухи, и продолжали карабкаться, проваливаясь в рыхлый снег. Помогала природная способность воды, вымывающая на своём пути тоннели, спускающиеся вниз. Но и как любитель сюрпризов много оставляла скользких, крутых подъёмов, сужающиеся на самой верхней точке, или резких обрывов. Машина – не вода, и не может спрыгнуть с обрыва, расплёскиваясь на тысячи брызг. В таких случаях марсоход, как жук, поворачивал на месте, меняя положение кабины, и снова, с завидным упорством волочился назад, подыскивая новые пустоты.
Эва сидела, прилипнув к седлу, поймав бесперебойный поток тепла, исходившее от него, боясь пошевелиться. Хоть это и вызывало обратную реакцию, но, как человеку, грело душу. Холодок в груди присутствовал, назойливо возвращая к воспоминаниям новых и страшных недавних событий. То существо явно не хотело убивать. Ей бы ничего не было, прикоснувшись он к руке, а Рик бы уже никогда не очнулся – превратился бы в глыбу, пролежавшая тысячу лет во льдах. В том холодном взгляде видела лишь белую смерть…
В кабине – двенадцать, но за бортом температура всегда изменчива. Едва ли отогретое тело, так и норовило снова впасть в ещё одну спячку, чтобы не видеть ничего вокруг себя. Эта странная особенность превратилась в рутину. Руки – в карманах, а половина лица осталась под согревающим воротником, процеживающий каждое слово и болезненный хрип. Жуткая чесотка на шее, руках, и новая корочка, вместе с венозной сетью разошлись с ещё большей наглостью. Лицо её, надевшее усталую маску, исхудало, но в сине-красно-оранжевых отблесках живыми всегда сверкали тёмные глаза, не понимающие, куда их занесло.
Рик сидел молча, уже не первый час. Не осмелившись нарушить тишину, иногда только бросал незаметные взгляды в её сторону, невзначай пересекающиеся с её. Сам же, давно осознал, что отсчёт новой жизни пошёл, но так и не был в состоянии уловить лучик правды, понять: судьба ли стать ферзём, в этой игре, или подохнуть пешкой?
– Куда он нас несёт? – решила не мучить себя, понимая, что не может подобрать слова, с чего бы начать разговор.
– Наружу. У него произвольная система навигации.
– Ты веришь машине?
– Он сделан умными людьми. Преодолевать препятствия – основная задача.
– А я не хочу верить машинам. Хочу верить тебе. Мы выползем отсюда, когда-нибудь?
– Он знает своё дело. Поверь мне: аппарат надёжный. Не раз выручал.
– Я бы хотела тебе верить. Но, вижу, что не знаешь, куда он ползёт.
– Наверх! Здесь показано, как это делает…
– Я правда, не понимаю, что это за существо… – не долго звучала вступительная речь, и решила не медлить, а сказать прямо в лоб.
– ЧТО? – изобразил удивлённое выражение лица.
– Я же вижу по тебе, что требуешь ответа.
Она выдала слегка грустным, отчаянным тоном, стараясь быть более правдоподобной. В её голове одни разорванные картинки прошлых событий, будто не её жизнь, вообще. Отлично помнит своё детство и каждый весёлый, счастливый момент своей жизни… до тех пор, пока не осталась без отца. Дальше – как в призрачном сне: один лишь хаос, тонны разочарований и холодные пустые улицы; ехидные лица, странные места, и убежища, лишённые тёплых уголков; постоянные злыдни, драки за еду и одежду, море слез и отчаяние… А потом – война, служба двойного «агента», и учащающаяся дрожь в правой руке.
– Откуда знаешь, как зовут ту тварь? – как-то робко, еле слышно, он спросил.
– Это не твари. Когда-то, бывшие люди, – ответила, не задумываясь, но вдогонку добавила. – Подсознательное чувство.
– Не води меня за нос! Бесит, когда говоришь загадками! Уже в который раз рискую жизнью, и даже не знаю, за что, – никогда не любил быть наживкой.
– Я правда не помню, – дала свой ответ, и посмотрела в глаза Защитнику.
– Ты же как-то очнулась… Сама же спустила машину с горы! Говорила, что «сейчас их выпустят».
– Это подсознательное чувство. И, я помню только короткие обрывки, как будто я третье лицо. И даже видела себя, со стороны…
– «Оно» тебя узнало! «Ему» что-то нужно от тебя. У вас какая-то общая связь. Видно было по тебе, – стал давить ещё сильнее.
– Да, но… Я не знаю, как сказать… «Оно» мне пыталось свою волю навязать. Я видела его глазами место, куда меня зовёт. Где прячется от глаз людских…
– Мне кажется, что врёшь… Вижу по глазам.
– Ты не прав! Сейчас – я откровенна, как никогда. Она отвернулась от него, спрятав голову в капюшон. Хотела снова промолчать, но тихо сказала: – Он просил всадить тебе пулю в лоб и выйти к нему, – перебила его тихое бормотанье. – Эти существа не убивают… Их цель другая, – обратила свой взгляд на него.
– А говоришь, «не знаешь», – хмыкнул раздражённо, кутаясь от странного холода. – Не убивают, говоришь? Не могу отогреться с тех пор, как пролезло в кабину.
– Это единственное, почему их стоит опасаться живому…
– Говоришь, будто сама не человек… Что за твари, и для чего их создавали?
– Их не создавали… – это долгая эволюционная работа самой природы. Невозможно просто взять и создать что-то подобное, в лаборатории. Лишь благодаря одной спонтанной мутации, возникшая в пору прошлого ледникового периода, удалось клонировать одну особь. Но безуспешно… – выдала она, будто консультант главного, в лаборатории. Вырвалось внезапно, но продолжила говорить менее решительно, насторожившись. – …Изначально, найденный материал – всего лишь небольшой обрубок ноги, но он просто оказался в спящем состоянии… – сказав, снова, замолчала. «Похоже так возвращаются воспоминания…», себе сказала, в оправдание. – …Каждая клетка всячески подавляла стороннее вмешательство. Но вся материя просто затаилась в ожидании… – тут, она сделала паузу. – …Других частей тела, – закончила, обеспокоенно посмотрев в его сторону, снимая высокий ворот кофты с носа.
– Что-то мне холодно стало от таких рассказов, – еле промямлил, пряча лицо под таким же высоким воротником, как и у Эвелин. – А чего же не вышло клонировать?
– «Клонировать»? – ей это слово показалось чуждым, словно самой природой поставлен запрет на использование широко распространённого термина. – Не знаю… Всё, что мне известно – их геном не имеет ничего общего с современным человеком.
– Почему тогда похож, как две капли воды? И даже форма, похоже, людская. Но очень странная – белая, и с маской на лице…
– Это наша форма! – кинула быстрый ответ. Но, помолчав секунд пять продолжила, менее резво. – …Системы Обороны. Каждый солдат знает, почему она серебристого цвета, что значат полоски, и для чего нужна та маска на лице.
– Что-то не припомню такого, – шмыгнув носом, передёрнулся от холода. Он-то, сам себя считал штурмовиком, которому удалось отделяться от чипа, с помощью которого Система отслеживала их действия, и подавляла нежелательные мысли, эмоции, делая из каждого солдата эффективного убийцу.
– Ты же старый… Всё изменилось, и с тех пор прошло три периода адаптации… – тут, она решила не мямлить.
– Каких это пор? – насмешливо перебил. – Всего лишь 12 лет прошло.
– А ты уверен, что двенадцать? Уверен, что не 112… или 1112? 2112?
Громко и вызывающе посмеялся.
– Позабавила… Я не сошёл с ума, пока ещё…
– Но себя ты не помнишь! – самонадеянно уточнила.
– Ладно, ты «съезжаешь» с темы, – я обычный человек. Про «адаптацию» ещё поговорим… – он почесал потемневший, от холода, висок. Растерев пальцами хрустящий иней, который снял со щеки, немного удивился, но продолжил. – Я не понимаю, как они существуют…? Почему тогда на людей похожи, если не удалось вырастить новых?
– Ты видел, как возвращает назад свои части? – спросила Эвелин.
– Видел… – вздрогнул, вспомнив те жуткие моменты. – И?
– Тот кусок ноги валялся в вакуумной камере, пока не произошёл очередной климатический сбой… Лаборатория была расположена в самой холодной части планеты, где даже солнце более, чем восемь месяцев, выше горизонта не поднималось. Но это ещё полбеды! Что-то произошло с планетой, что последняя ночь продлилась будто целую вечность. Тогда-то и произошёл самый сильный скачок аномально низкой температуры… Дошло до минус 196 градусов.
Он покосился на Эвелин, с недоверием. Дескать, дружит ли сейчас с головой?
– Это когда такое было? – нахмурившись, спросил едва ли слышно.
– Поверь мне, и не такое сейчас происходит, – поспешила заверить.
– Что-то слабо вериться, что на Земле это возможно…
– Так вот, эти существа могут восстанавливаться только при минимальной, для их тела, температуре в минус 182 градуса, – прервала рассерженно. – То существо, которое ты видел, смогло вернуть себе остальные части тела, похороненные подо льдами в пределах всего материкового ледника, где и расположена Станция наблюдения, – обернулась с просьбой на лице, чтобы ей поверил. – За ту бесконечную ночь «оно» приползло почти что к самому порогу лаборатории, требуя вернуть его ногу.
– Какой-то бред несёшь… – съёжился, кутаясь ещё глубже в шинели, при этом вспомнив, как ползло к ним в кабину буквально какие-то несколько часов назад. – Или не бред…
– Ты же сам просил всё рассказать. Если бы не я, ты бы насмерть замёрз.
– Не укладывается в голове, как такое возможно?
– Насколько мне известно, никто не знает, что за существа такие, и почему их органические части способны существовать только при минусовой температуре… Вообще, откуда они взялись, и почему так похожи на людей!? Говорят, что их геном изменён инопланетной формой жизни, овладевшая телом, с целью выжить в агрессивной для неё среде. То есть, в тепле. И потому произошла такая фантастическая трансформация…
– И сколько их, тогда? – он еле выдавил, посмотрев на неё с заметно посеревшим лицом в светло-оранжево-коричневых тонах капсулы-кабины.
– Всё, что я помню из видений: десять криокапсул, как шкафы с прозрачными витринами, и с помещёнными внутрь такими же телами, как и тот. Знаю точно…, нет, чувствую, что их удерживают на месте благодаря экстремально низкой температуре, не давая тканям распасться, но достаточной, чтобы обездвижить. Все они – разные на вид, но предел один и тот же – минус 182.
Вдруг, оказавшись на самом краю ледяного обрыва, машина полностью застопорилась, вернув обоих к не менее опасной реальности. Сквозь помутневшее стеклянное покрытие было видно, как небольшой луч света потерялся в глухой пещерной пустоте. Машина затряслась, покачнулась вперёд, борткомпьютер тут же оповестил отвратительным писком, показывая на мониторе передние колеса, повисшие в пространстве. Эва, от такой неожиданности, бросилась проверять ремни безопасности, дёргая за их края. Надёжно ли пристёгнута?
– Спокойно… – прохрипел он. – Сейчас исправит.
Машина особого вмешательства не требовала, а лишь умоляла пристегнуться и выждать тридцать секунд, когда кабина, в очередной раз, сделает поворот назад. Но им крупно повезло. Были бы в обычном бронетранспортере, на котором люди не брезговали въезжать в такие же точно тоннели, по форме – будто место обитания гигантских ледяных червей, то улетели бы вниз, как с каменного утёса. Ничто бы не спасло их от реальности замёрзнуть. Не важно, какая высота, – главное то, что с тяжёлым металлическим носом броневик подныривал в ледяное дно, как дельфин, проваливаясь, в некоторых случаях, до пяти метров, оказавшись зажатым со всех сторон. Медленная холодная и очень мучительная смерть. Такое и врагу никто не желал в тех местах.
Кабина повернулась, – машина заурчала довольно, потихоньку отгребая от опасного места, просчитывая маршрут, по новой. Эва всё ещё не решалась раскрыть глаза и выдохнуть облегчённо. Руками уцепилась за кресло, но сердце осмелилось вернуться из пяток на прежнее место. Тело, хоть и отогретое, наполовину, тёплым дыханием аппарата, но всё ещё, время от времени, пробегали ледяные мурашки по коже, не давая возможности оправиться от внезапной встречи с тем холодным существом. В голове, попеременно, прокручивала эпизоды в памяти, пытаясь перескочить ещё раз в прошлое – во времена последнего ледникового периода. Она различала информацию, послужившая источником возврата из гиперсна. Оно явно что-то хотело ей сказать…, поделиться болью, или раскрыть новый секрет.
– Долго ещё будет бродить? Ему можно где-нибудь ввести данные, чтобы соображал быстрее? Что, он – не на Марсе, а на Земле, где условия в сто раз хуже.
– Доверься мне – это не первый раз уже, – попытался успокоить.
– Да? И, какой же? Сколько раз уже бродил, вот так вот?
– Много, – отрезал коротко, неоспоримо.
У неё безумно чесалась шея. Посматривая, тайком, на свои вены, и то, как они темнеют, расползаются по телу, не хотелось в это верить… И в волосах, на лбу и по линии роста волос, накапливались сухие частицы льда, который не таял. Или не льда… Во всяком случае, она их приняла за замёрзшую влагу. Но, стерев в порошок, облизнув палец, на зубах заскрипело вещество, похожее на стекловидную жидкость, в которой содержали тех тварей. Этого только не хватало! Эта субстанция была хоть и жидкой, но очень плотной, как особое желе.
– У меня есть план. Нужно набраться терпения, довериться машине, и, через сутки мы увидим белый свет, – нарушил недолгую тишину. – Зато, люди не достанут.
– Ха! Люди… – посмеялась издевательски, снова потупившись в боковое окно, рассматривая своё отражение в нём. Пугающее взор.
– Расскажи, лучше, о себе.
– А что тут рассказывать… – бывший солдат Системы Обороны, возжелавший свободу… – не поворачиваясь, ответила. – Желающий снова вернуться назад… – шёпотом добавила. Но тот не услышал. – Тебе, разве, уже не интересно, почему я «не ем и не пью»? – продолжила язвительно, повернувшись. – Предлагаю игру: пока ты рулишь своим марсоходом, каждый по очереди рассказывает коротенькую часть своей никчёмной жизни. Я первой задаю вопрос…
– Мне не нравятся такие игрушки, – грубо ответил Рик, отвернувшись.
Она лишь кинула вопросительный взгляд, с лёгкой, хитроумной улыбкой.
– Не знаешь, к чему приведут? Ты не забывай, что я идеальный мозгоправ. От меня ничего не утаишь…
– Ладно, задавай уже! – не выдержал, предчувствуя самохвальные изречения.
– За сколько тебя купили?
– ЧТО? – посмотрел, как на привидение.
– Тебя купили на распродаже, – я знаю. Твои глаза – они не изменились, с тех пор. Из-за них тебя выбрала молодая леди. Они были выразительны, как и сейчас, но холодные и чёрствые. Ей было жалко. Но её сожителю было всё равно, – он думал о другом…
Он вырубил марсоход, одним резким движением так, что он встал, как вкопанный, понемногу проваливаясь в рыхлый снег. В его голове, на мгновение, всё погрузилось в мрак: в глазах потускнело; дыхание затруднилось; щёки загорелись от стыда; руки потянулись в карманы, не зная, куда себя деть.
Эва запустила машину, по новой, – продолжила выполнение движения автопилота по заданной ранее траектории. Чтобы машина тащилась далее.
– Меня купили по сносной цене, в те времена, – начал не глядя, процеживая слова сквозь толстый воротник. – Старухе был не нужен, а моё место для игр всегда было под столом. Дед меня ненавидел и постоянно пинал. Но когда клал ногу на ногу, то его дырявый носок мне как раз маячил перед носом. Он заставлял меня его нюхать…
– А старуха?
– Ей было всё равно. Она знала про его издевательства, но просто ходила и ворчала на него. На шее у меня висел датчик слежения… Такой, детский, в виде пуговицы, а она… Она его пришила к ошейнику и заставляла носить каждый день. И даже ночью.
– Извращенцы… – прошипела, с ненавистью.
– И так было почти два года, пока не напились, до одури и не подохли перед моими глазами. Я хорошо помню тот момент: их лежащие тела на полу, глаза на выкате, а я… Я сидел под столом, напротив, как меня и приучили за два года, и продолжал складывать картинки…
– А вторые?
– Вторые? Она была другой, настоящей, – ей показалось, что натянул улыбку на лицо, вспомнив хоть один приятный эпизод. – Служба Перепродажи детей позаботилась, чтобы попал в хорошие руки. Я не помню её имени, но хорошо запомнил лицо. Мне было без малого шесть, и таскала на руках, как куклу, новую вещь, – хмыкнул. – Помню даже, тот, второй, что с ней жил, вечно бормотал, что ночь целую не спала, увидев на мою голографическую копию. Они жили не очень богато и сумма, потраченная на меня, вогнала их в крупные долги.
– А лицо?
– Лицо её было светло-розовое, а глаза – светло-голубые, как наше «небо», – большие, но замученные. А волосы носила длинные, прямые, переливающиеся на солнце. Никогда их не связывала…
Марсоход, еле протиснувшись в узкую горловину тоннеля, взобрался на ещё одну горку.
– А тот второй, почему ненавидел?
– Наверно думал, что отобрал у него, – безразлично сказал. – Если бы он её любил, может и не просаживал бы всё заработанные «лимиты» на «виртуальную интимную комнату». Она знала, чем занимается вечерами, и на что всё тратит… Часто брала меня в постель к себе на ночь. Ей было скучно, а иногда даже страшно, оттого и звала к себе. Но, это продолжалось до тех пор, пока не соизволил явиться, с утра по раньше. А, увидев меня, на своём месте – вообще озверел…
– Ревновал… Ты же не знал, что не мог дать ей ребёнка.
– Узнал. Только очень поздно, – полез, чтобы почесать обмороженную щеку, не дававшая ему покоя. – Она очень тяжело работала. В те времена ещё не было автоматов с бесплатной пищей, и 30 процентов тратилось на жизненно необходимое; 50 – на долги; а 20 – на меня. О себе не думала, а только обо мне заботилась. От этого и умерла, вскоре, когда подтвердился диагноз. Трансплантацию делать нельзя, а лёгкие в те времена ещё не выращивали…
– А дальше?
– Дальше? Дальше моё нелепое детство на этом и закончилось. После её смерти, в 12 я оказался на улице. Продавать меня не захотели, квартиру отдали собственнику, а тот… даже и не знаю – подох, где-нибудь, под забором. На него наплевать было всегда, – помолчав, набравшись смелости, продолжил. – Только себя возненавидел за то, что так и не смог выдавить хоть каплю жалости, просидев возле неё. Хоть и понимал, что всё так получилось из-за меня – по-прежнему, для меня все остались чужими. Как старуха и учила.
…Марсоход с трудом карабкался вверх по очередному обледенелому тоннелю, вгрызаясь шипами в, отполированный водой, лёд.
– Ну а ты? – спросил он тихо. Эва кивнула, в ответ, уговаривая себя быть откровенной. – Какой он, твой отец?
– Отец? – для неё вопрос стал лёгкой неожиданностью, ведь ещё секунду назад он думал о другом. – Он был единственным, кто остался со мной, – неохотно начала, сверкнув темными огоньками глаз в разноцветном полумраке капсулы.
Но взглядом просил её продолжить, настроившись, мысленно, на рассказ.
– Он…, я не уверена, что смогу в точности его описать, был не идеал, но меня любил очень сильно, – отвернулась, чтобы взглянуть в своё мутное отражение в боковом окне. – Мать оставила, когда я маленькой была – любить она физически не могла. Он говорил, что я её точная копия.
– Он тоже был военным?
– Не знаю даже… Может быть, – процедила заинтриговано. – Он никогда о прошлом не говорил. Но все время твердил мне, что «будущее не предопределено, нуждается в хозяине». Каждый вечер он куда-то уходил, объясняя это тем, что идёт «играть небесам», но возвращался аж под утро, измождённым. А днём рассказывал мне новые истории про полёты, в поисках новых миров; описывал разные планеты, рассказывал о звезде – оранжевом гиганте, вокруг которого теплится похожий мир, и то, почему солнце остыло. Он учил ставить себя на первое место лишь потому, что так устроена природа человека. Понимаешь, ты очень старый, и не знаешь того, как трудно было растить собственного ребёнка… Не «искусственного», виртуального или купленного, а своего – «живорождённого».
– Чего? – посмотрел, с подозрением, искоса.
– В моём мире исчезло понятие «пол», как таковое. Это стало бзиком моды, заклеймить за ребёнком штамп «обоеполый», или к совершеннолетию поменять пол на противоположный. От техногенной революции люди сошли с ума. Они стали презирать даже тех, кто искренне желает выглядеть настоящим, от природы; отвергать любыми способами тех, кто принимал свой истинный образ, каким бы он ни был.
– Что-то я не въезжаю… – протянул так, будто услышал бред умалишённого.
– Люди поменялись, Рик. Они давно уже утратили способность жить наравне с природой, и продуцировать новые идеи… В моём мире каждый день меняют лица, и от них остаются лишь имена.
– Говоришь так, будто свалилась мне на голову с другой планеты…
– За четыре миллиарда лет Земля была разной… – вместо ответа, бросила заумную фразу. На что Рик просто оглянулся, нахмурившись сурово.
– Ладно. А, почему тогда… – едва ли, успел свой рот раскрыть, как она…
– Куда он делся? – сняла с языка. – Как-то раз, исчезнув на закате, оставив инструмент свой дома, он не вернулся больше никогда, – ответив, вновь натянув капюшон, спрятала лицо. Стало душно, слишком тепло и шея неимоверно жгла.
– Я видел, твой геном – он не человеческий, – сказав тихо, сразу же умолк.
Она прочитала его панические мысли, – увидела его глазами результаты тестов у аптекаря. А также, лежащую себя, без сознания.
Развернувшись на сиденье в его сторону, она решила обнажить своё бледное лицо, и, поджав ноги, уткнулась спиной в боковое окно. Ремни безопасности уже осточертели давить на грудь. Сперва, прикусив губу, хотелось старые мысли в боли физической утопить, но, не ощутив необходимой реакции, подумала о том, что, рассказав, «это» будет легче пережить.
– Я была перспективным солдатом, с огромным потенциалом и способностью мыслить нестандартно… Но, мой самый большой изъян – невыполнение приказов, отказ подчиняться. На месте, я сама себе была хозяином и решала так, как подсказывало сердце и разум. Чаще всего, в угоду им, холодный разум всё больше брал верх и приходилось доделывать работу до конца, причём, в самой извращённой форме. Разведчикам присуще такое поведение и «там» решили просто, что в организме недостаточное количество вируса, а мозг не настолько им поражён, чтобы выполнять приказы беспрекословно… Второй чип, более сильный, на несколько лет отключил настоящую личность, вообще. Я была истощена его влиянием, – организм, как у наркомана, требовал действий и новых заданий, нуждался в адреналине…
Она говорила вдумчиво, взглядом уставившись в одну точку, а в голове прокручивались отдельно выбранные эпизоды воспоминаний, едва ли соответствующие её словам. Каждый укол в вену – болезненный, каждая головная боль приводила в бешенство. Никакой личной жизни, одни лишь воспоминания прошлого, и то, когда мозг переходил на сторону обычной девчонки, погружаясь в воспоминания.
– …После второго чипа меня списали окончательно. После того, как решилась исполнить «преступный» приказ странной женщины, в моей памяти – огромный провал, будто умерла на недельку-вторую. И очень скоро, очнувшись в густой и холодной жидкости, с маской на лице превратилась в лабораторный экспонат. Тогда, я поняла, что за дело взялась одна лаборатория…
Рик всё это время не сводил с неё глаз, забывая даже дышать, чтобы каждое слово не оказалось пропущенным. Её лицо показалось униженным и оскорблённым. На его бледном фоне даже мутные красно-жёлтые приборные огоньки не смогли избавить от безразличия на всю свою прошлую жизнь. Волосы уже давно не желали торчать смешными пучками вверх, а были перекрученные, будто целую неделю не отрывала голову от подушки. Глаза устало посматривали где-то в зад кабины, или мрачный серый пол, обтянутый рифлёным покрытием… Воротник кофты всё чаще складывался в гармошку, у самого подбородка, на котором стала проявляться та самая венозная сеть.
– …Но всё изменилось не в их пользу, когда мне ввели образцы вещества, полученное от того существа, – посмотрела невинным взглядом. – И очень сильно удивились, когда не выявили отторжения…
От этой новости он обомлел, но, и в то же время, появилось прозрение. Соединяя две точки в пространстве, может уцепиться за то рациональное объяснение: почему же для неё он безвредный, а для него – источник смерти. Для существа, похожее на человека – своя частичка, которую всеми способами желает вернуть себе.
Ему стало не по себе, в очередной раз, будто кошмар повторился с ледяным существом. Хвала аппарату, что тащит обоих, и, если бы он управлял им вручную, в этот момент могли бы скатиться в ледяную пропасть. Машина жила своей жизнью – тянула упорно вверх, цепляясь всеми силами за каждый обледеневший сантиметр под колёсами.
Он погрузился в ещё один беспросветный мрак, чуть не потеряв самообладание. В животе всё потяжелело, голову повело в сторону, слюна во рту загустела, мгновенно, связывая язык прочно, не давая шанса вымолвить даже жалкое словечко. Едва ли удержавшись перед ней, постыдившись показать свою слабость и признаки страха, прислонился к седлу, ища глазами её, как в тумане. А там, в герметичной капсуле-кабине, всё, как и прежде: всё тот же полумрак и разноцветные отблески, как зайчики на стенках обшивки, мерцали мутными кружками; глухие призвуки слов и губы, шевелящиеся медленно, взывающие к нему. Большие глаза, излучающие недоумение и внезапную озабоченность.
Сквозь искажённое собственное дыхание, наконец, услышал её встревоженный голос.
– …Ты в порядке? Эй, ты так больше не шути, – я чувствую твой страх.
– Я в норме… – еле выдавил из себя. – Значит, ты… Теперь ясно, почему тебя ищет, – пробормотал, чуть громче. – А почему его часть не вернулась назад? – вдобавок, спросил, мысленно прокрутив недавний разговор про найденную ногу…
– Уже и не вернётся… – всё растворилось во мне, будто такой была рождена.
– Ты теперь смесь человека с той тварью?
– Не знаю. Но я не превращусь в него, можешь не переживать.
– Хотелось бы верить… – сказал с некой иронией. – Почему же?
– Я только недавно почувствовала резкие изменения, разрывающие связь с криоморфами… С тех пор, как обнаружили зачатки искусственного интеллекта…
На этот раз он просто поморщился, теряя связь с реальностью.
– Это было их главной ошибкой, – решила не мучить бедного долгим молчанием. – После этого во мне родилось что-то более сильное, совершенное и новое, схоронив старую, озлобленную личность где-то там, в глубинах подсознания. Оно стало платформой нового разума, вытягивая самые искренние и честные мои черты, замыкая внутри все мерзкие животные инстинкты, и оголяя чувства лишь в случаях экстренной необходимости…
– Вот оно что… – промямлил под нос себе.
– Я не знаю, почему, но штучный интеллект, который пытались впихнуть железякам, оказался более «гуманнее» человеческого, – зашевелилась, чтобы спину отодрать от обзорного бокового окна, потянувшись за пузырьком воды. – Ты был прав тогда, в ту ночь, размышляя о том, новый ли я робот…
– Мысли читать научилась недавно? – уже безо всякого удивления спросил.
– Не только мысли. Я могу внушать любому человеку всё, что пожелаю. Могу даже сделать его счастливым или помочь разобраться в себе, стать сильным и уверенным… Сделать умным и серьёзным, весёлым и добрым…
– А самоубийство внушить сможешь? – немного заинтриговала.
Покачала головой, посмотрев исподлобья.
– Это пригодилось бы нам, в дальнейшем пути.
– Зачем просить себя убивать, если можно внушить ему счастье? Зачем навязывать самоубийство, если можно попросить уйти, убедив в том, что мы друзья? Кровожадность лежит в сущности каждого хищника…
– Если кто-то наведёт на тебя ствол – или сражайся, или позорно убегай.
– Убивать я больше не буду… – поставила своё условие. – И ты, кстати, тоже.
– Не тебе решать! – быстро отрезал.
– Посмотрим, – изобразила самоуверенную ухмылку.
– Ага, – промычал он, отвернувшись к своему окну, в котором увидел своё мутное, растянутое отражение.
Сам по себе он был крупный, прекрасно сложенный, высокий и плечистый… – в общем, настоящий штурмовик, призвание которого своим телом стены прошибать, и пули зубами ловить. Но вот лицо… – оно было настолько утончённым, что вносило диссонанс в восприятие внешности. Определённо, с вытянутым подбородком, но аккуратными чертами лица: коротким, чуть вздёрнутым носом, светлыми, едва ли заметными бровями и такими же волосами, с желтизной на загнутых концах, нужно давать концерты на виолончели. Но не рассекать по поверхности белой, холодной пустыни, защищая мелкое тело девушки от пуль.
2065 год Страж Медведицы
В городе шёл сильный дождь. За последнюю неделю исчезло более сотни опытных Волынщиков, и по этой причине бирюзовый купол оставил эту область пространства без внимания. Никого не осталось, кто бы смог сыграть небесам. Люди не ходили по улицам просто так, а самоходные технички не покидали места стоянок для подзарядки, потому что уровень видимости – практически нулевой, а уличный мусор смоет дождевой водой. И даже кошки попрятались в лабиринтах глубоких дворов.
Но по улицам рыскал Агент. Его задача – разыскать небольшую группу, у которой (по его мнению) нет особых идей, а мотивация довольно проста: убивая Волынщиков, бросить вызов искусственным небесам; разозлить природу бытия, и «насолить» Системе Обороны. Они давно уже не хулиганы, а их дурная слава стала поводом для большинства похоронить все мысли и желания сыграть свою последнюю мелодию. Лучше – ходить мокрыми весь год. Легче – отсидеться дома, заперев все окна и двери на замки, и забыть про искусство до тех пор, пока Система не решит этот спор.
Как правило, Агент всегда был один. И, как он выглядел не имело особого значения, потому что, трансформируясь в любого, внешность не являлась отличительной чертой. И убить простым лезвием невозможно, потому что использует чужие тела. Всякий раз, вонзая лезвие меча прямо в грудь, взрывалось сердце хозяина тела, но Агент, покидая его, как дьявол вселялся в другого. И начиналось всё по новой.
Но у «этих» – свой механизм. Отыскав «ловушку», решили испытать на конкретном примере. И, если всё сработает, то «перехлопают» Агентов, как мух, впоследствии, добравшись до самой Системы. Последнее – это область Зла, приверженцы земной природы, кто не даёт им оторваться к звёздам. Они говорят, что Земля – она одна такая, средь миллиардов каменных шаров, где теплится жизнь на основе технологий всем дающие тепло. Это Истуканы… Это сеть небесных столпов, парящие в воздухе словно безликие идолы, – боги, на кого уповают в лоно разумной природы. И это основа Щита, раскинувший крылья над небом, чтобы сберечь голову каждого ребёнка от бури.
Но охотники на Агентов считают Истуканы шпионами инопланетной природы. И посланы не богом для спасения Земли, а лишь пронаблюдать кончину ещё одной цивилизации. Чтобы позже приземлиться, Истуканами впиться в недра планеты, и высосать последние соки. Перед тем как упасть в объятия Чёрной Звезды. Они нацелены на звёзды. Их предназначение – долгий путь, в котором виден выход спасения от гравитации дыры, что появилась на задворках солнечной системы. Прямо там, на орбите маленькой звезды, что спрятана в созвездии Волопаса, соседствующее с Большой Медведицей. Там – их мир, новое будущее, в котором нет намёка на гравитационные аномалии. И там – их трон, неоспоримая власть, что даст возможность управления планетой.
Их предводитель – девушка невысокого роста. Всегда носила обувь на высокой платформе, тесную и облегающую чёрную одежду, среди которой – короткий балахон с глубоким капюшоном. В нём она не только прятала воинствующий взгляд, серую шею, рассечённая тёмно-синей венозной сетью, но и бесконечно серые глаза, в которых помутневшие зрачки превратились в отражение льда. Возможно была слепа, а, может в борьбе с Агентами потеряла зрение – никто не знал, но полагалась на чувства, что были сильнее сотен глаз. Но кожа лица была пепельно-серого цвета, а короткие волосы стояли дыбом в любую погоду. А настолько красивы… – когда стоящие «иголки» попадали на линию света, переливались серебром, словно иней на морозе.
Но это не все её странности… Среди людей появлялась очень редко – любила тишину, холод, и пила только воду. Говорила она мало, но и то что произносила, очень резало слух любому, – обладала странным лексиконом, и многие вещи, предметы, называла по-другому. Голос был тихий, хрипловатый, словно горло простужено. Но одна черта, что выделяла среди прочего, давала ей безграничную власть, и место на троне Стража Медведицы – Арктура. Она никогда не врала, и любое слово, что было сказано о грядущем событии воспринималось всеми как пророчество. Вернувшись как-то, ею было сказано, что будет чудо – в её распоряжении появится меч, в котором заключена сила противоположных стихий: огня и холода. Первое – используется врагом для обращения себе подобных в Агентов – служивых псов Системы; второе – механизм порабощения их «душ» – обрыв связи энергетических пучков.
И этот меч теперь лежит в её руке. Выйдя на дорогу, не побоялась раскрыть ладонь чтобы заслонить лицо. Люди ничего не чувствовали, и воспринимали дыхание каждого, как признак жизни организма, выдыхающий пар. Но у этой – особые чувства, особая связь. Встреча с Агентом – особое испытание, при котором защитные инстинкты обостряются и кожа белеет, покрываясь инеем, а белки глаз синеют, нагоняя жути на нападающего. И всегда в такие моменты трясёт, а от источника аномалии исходят волны кругами, прямо в воздухе. Будто капля упала в воду, стоящая вертикальной стеной.
Посмотрев в открытую ладонь, увидела своё зеркальное отражение – это знак, что нужно действовать. Та сразу же задрожала, но предводитель Стражей сжала пальцы в кулак, тем самым превратив зябкую дрожь в яростную злость. Как и всегда, Агент вышел из внутреннего угла наружной стены, и стал напротив, метрах в десяти. Он молчал, а его длинный плащ стал прибежищем для сотен ручейков дождя, полившиеся по асфальту прочь. Пора? Нет, девушка продолжила стоять, не спуская капюшон. Её лицо осталось прятаться в его тени. Но вот Агенту надоело мокнуть под дождём – сделав смелый шаг, он обнажил своё лицо, и показались тёмные окуляры в очертаниях глазниц; светлые волосы, зачесанные назад; широкая челюсть и острый нос, с конца которого струились ручейки. Повернув голову в сторону, будто осмотрел периметр здания, образовавший тупик он негромко выкрикнул:
– Может хватит умерщвлять Волынщиков? Дайте людям жить…
Но предводитель Стражей молчала, а взгляд её – спрятанный.
– Я так и понял.
– Всё кончено, Агент… – ты в западне, – кто-то вылез из людей, и осмелился дрожащим голосом в спину заявить.
Он, не распознав в их голосе ничего опасного, и даже ухом не повёл.
– Убирайтесь прочь! – выкрикнула девушка тем, что были из её команды.
Люди замычали растерянно, о том, что хотели ей помочь, но громогласный голос Агента трусливый щебет затушил. И обратился к предводителю.
– Твой голос мне знаком!
Настала тишина – замолчали, как люди, так и Агент. И стал слышен хлёсткий звук дождя, разбивающийся о бетонное покрытие, а мелкий топот людских «копыт», стал более мягким, хаотичным и беспомощным.
– Выйди из тени! – крикнул он опять.
Но девушка мешкала, и всё время пыталась унять свой кулак. Он дрожал, то ли от страха, то ли от ярости, или причина крылась в гравитационной аномалии, что стала расползаться по краям, засасывая капли словно волны океана, бегущие к берегу. Агент не мог не обратить на это внимание, ведь зрение его – особое, имеет свойство различать данные странности, и определять источник, что послужил причиной для очередной прорехи в пространстве и времени.
– Ты не человек… – сказал он тише и сделал два шага в её сторону.
Девушка отошла, всё более испытывая дрожь в руке. Но тут нужно решить: или сдать назад и признаться; или сделать несколько шагов, чтобы заткнуть ему рот. Ибо он ведёт толпу к нехорошим настроениям, в которых рождается предположение о предательстве. Последнее – ненужная черта, ведущая к сдаче интересов и потере трону. Недопустимый вариант, – проверено временем. И потому, вернула рукоять меча в правую ладонь. Выставив его перед собой, одна из сторон разрезала пространство светом оранжевого лезвия. Прошлась ещё одна волна, как отклик на движение и гравитационная дыра засосала ещё большее количество дождя.
– Твоя сила ограниченная…
– Моя власть абсолютная! – прокричала она, когда воздух разрезало светло-голубое лезвие, появившееся с другой стороны меча.
Поднялся ураганный ветер и сорвал с головы капюшон: кончики волос подчинились его мокрому дыханию; а вот глаза… Они светились в полумраке голубыми огоньками, но с их ресниц срывались капельки и улетали следом за льдинками, прямо в червоточину, что склеивает между собой миры. Она плакала, и люди это заметили, а рука дрожала и была неповоротлива не потому что было страшно – не могла эту часть тела подчинить своей воле.
Он сделал ещё два шага ей навстречу, но, подчинившись гравитации потянуло в сторону, а одежда, вместе с дождём и элементами бетонных швов стала рваться в клочья. Слишком сильное дыхание… Слишком яркая гравитация, но рука не может бездействовать. Использовав притяжение, она сократила пространственный разрыв и вонзила в его грудь бирюзовое лезвие.
С наступлением кончины источника всё закончилось. Агент, упав на колени, посмотрел на лезвие, но ладони превратились в кулаки. Ветер утих, дыра исчезла, выплюнув наружу множество капелек, превратившиеся в льдинки. Но небеса, как и прежде, плакали. Вместе с предводителем… – она упала на колени, и сказала очень тихо:
– Прости, Линк… Я должна была сделать, – прошептала девушка.
Дождь усилился, но капли, поливая лицо девушки, и, отрываясь от губ превращались в острые льдинки, и падали на землю, как стекло. В последнее своё мгновение, перед тем как завершить свой заключительный цикл, он слепо посмотрел в её глаза и понял в чём дело:
– Она тебе позволила…
Исчезнув тело, его «душа» не смогла «переметнуться» в другого – как гравитация, меч засосал её себе. Блеснув ярко голубым светом, на мгновение, всех ослепил, время поставил на паузу, а длинные линии косого дождя превратились будто в струны, что завибрировали в такт последнего удара сердца. Девушка сделала вдох, и, оторвав одно колено подняла рукоять меча. Направив его к небу, произнесла знаменитую фразу:
– Я – «Страж Медведицы»! Я – Арктур, кто этим убийством доказал свою преданность миру, согретый лучами новой Звезды. Я – тот, кто принесёт вам верное будущее…
Вместо дождя пошёл град, но не тот тупой, которым владеет природа, а хищный и острый, что превратился в миллионы осколков ледяного стекла. Потеряв дар речи, люди попадали. Кто-то умер, кто-то оторопел, провалился в ступор, а кто-то – пополз на брюхе, как земноводное, чтобы всем донести её слова. И сказать, что Система Обороны будет повергнута.
3
Эва не спала, а только делала вид, что решила вздремнуть, оставив Рика наедине со своими мыслями. Как оказалось, она не может заснуть с тех пор, как очнулась в машине. Что бы не делала, как бы себя не уговаривала, но сон, как и еда, не желал больше в её жизни играть первостепенную роль. «Возможно, это и к лучшему», думала сама. Но, что-то в её организме, сидело как инопланетное существо, парализуя естественные биологические процессы. Стала себя чувствовать другой с тех пор, как восстановили жизнеспособность в лаборатории, не внешне, а внутренне… Другой Эвелин, новой. И ей хотелось бы верить, что на этот раз – «хорошей» Эвелин.
Вообще, память странная штука… Вроде бы, закрыв глаза, ты что-то видишь, нечто давнее, знакомое чувствуешь, будто это было в прошлом, и произошло именно с тобой. Но, в то же время, отзываясь на вспышки картинок в потерянном воображении, и то, как реагирует разум на ассоциативные чувства, задаёшь себе вопрос: на своём ли я месте? Здесь ли я был рождён, выращен и был отпущен в природу? А, может, это сон? Может, это выдумка? И моя реальность совершенно иная, а мир, из которого прибыл имеет другие черты?
То же самое чувствовала Эвелин. Вроде бы есть плоть… да, она странная, но существует прошлое исключительно в памяти. Оно не однозначное, и каждый логический путь, куда бы не пошла в поисках истины заканчивался пропастью. Была ли жизнь? Была. Была ли рождена естественным образом? Кажется, была, если состоит из плоти и крови. Хотя… нет, она чувствует развилку, с тех пор, как обмолвилась словом об эксперименте. И уже сама была в растерянности: человек ли до сих пор, или нечто новое? Страшное, беспощадное ко всему. Или гуманное. И почему в её сознании особую важность имеет правая рука? А рефлексы говорят о шаблонных движениях, которые проделывала миллионы раз. Что же там, на поясе? И почему так хочется достать круглую трубочку, рукоять?
И, разве остался бесконечный океан, в тёмных водах которого просуществовала вечность, как дитя в утробе матери? Везде же лёд, мерзлота, проклятая временем, а человечество сомкнулось в маленькую точечку, состоящая из миллиона «светлых» голов.
Она содрогнулась, чуть не упав с сиденья. Но её страх остался незамеченным для Рика – выразительный крик совпал с очередным провалом машины.
– Ты устал… Давай я поведу, – сказала она, увидев в его движениях растерянность. Он, хоть и с небольшой задержкой, но выровнял машину, возвращая на прежнюю колею широкого снежно-ледяного тоннеля. – Эй, я могу не хуже тебя им управлять… Слышишь? Отключи блокировку штурвала! – наивно потребовала.
Рик и ухом не повёл, а лишь упорно и постепенно прибавлял обороты, медленно выползая из провала. Благо, что машина для таких условий и сделана. Как жук, обходила стороной бугристые препятствия, и широкие колеса с толстыми ободками вместо шин, пытались толкать тело машины вперёд, вгрызаясь боковыми шипами в рыхлую массу. Но только то и делали, что зарывались ещё больше, перемалывая вокруг себя в снежную кашу. И эта рыхлая субстанция делала всё возможное, чтобы проглотить марсоход.
Электропривод журчал неистово, надрываясь, выполняя приказы пилота. Но дело стало попахивать безнадёжностью и очередным тупиком.
Но что-то дало ему сигнал вцепиться обеими руками в штурвал. Что-то такое он увидел на мониторе, приклеенный на лобовом стекле, что дало разрешение на безрассудное поведение. Машина, с рёвом в колёсах, затряслась и поползла сквозь горы рыхлой массы ледника, подчиняясь внутриутробному движению ледяного организма. Его особо-то и принуждать к движению не требовалось – канал, в который поднырнули, в самый последний момент, потащил за собой, словно вонзились в тело гигантского змея, несущийся к подножию ледяной горы. Замёрзшие камни, зернистый снег, напополам со всяким хламом, вобравший в себя ледник за всё время своего существования… обломки камней скал и различных горных пород – это всё с остервенением стучалось к ним в окна, двери и скребло обшивку машины, как бы спрашивая: «Какого чёрта здесь забыли?».
Рик, пропотевший насквозь, лишь только то и делал, что посматривал на монитор навигатора, но рук не отпускал, и со всё тем же упорством давил от себя, чуть сгорбившись, наклонившись вперёд. Он подсчитывал себе в уме: «десять, девять, восемь, семь…». Эва не могла не услышать, но понятия не имела, зачем с таким самоубийственным жестом направил машину по пути к потоку. Цифры ей ничего не говорили, но явно поняла, что следует ожидать очередного удара. Хоть готова была на всё ради спасительного света в конце тоннеля, и даже могла бы простить эту выходку ради конца всех кошмаров, но мысленно умоляла машину вытерпеть тот гнёт «каменного» потока, обрушившийся на них, чтобы дотащила их беспомощные тела прежде, чем развалится на несколько частей.
Но не смогла сориентироваться и подобрать, болтающиеся сзади, ремни безопасности – пальцами вцепилась в боковые ручки сиденья, предчувствуя столкновение. Бросать было ещё страшнее, ибо мысленный обратный подсчёт Рика подходил к концу, и узнать, что их ожидает, после завершения невозможно – мысли его глухи и бесполезны, а всё внимание акцентировано только на единственной неразборчивой фразе: «дотянись…, только дотянись».
Под рукой навигатора не было. Его гибкий монитор уже давно покинул центральную панель между сиденьями, оказавшись приклеенным, на его стороне. Машина не ревела, электромотор – это не двигатель и шуму почти никакого. Взамен этого лишь надорванное жужжание, исходящее из-под пола и дребезжание, вперемешку с завыванием. Узнать о техническом состоянии аппарата невозможно – он ей всё отключил, но чувствовала, по скрежету под ногами, и резким ударам, что дело касается «жизнеспособности» колёс.
На Рика наплевать – он пристегнут на все ремни, как в кресле-катапульте самолёта и, судя по тому с каким усердием вцепился в штурвал, оторвать его от места невозможно. А вот сама не знала за что ухватиться, обо что упереться, дабы не влипнуть в лобовое стекло в случай вертикального падения, поскольку гравитация и положение в пространстве, о котором ей намекал вестибулярный аппарат, тянула её именно к передку. Ноги – единственная надежда не выскользнуть из-под влияния сиденья, и, упёршись в переднюю панель, развязывала себе руки, чтобы приступить к поиску ремней, запутавшиеся где-то сзади.
Но поздно! И первый толчок, выбив из-под ног опору, дал возможность осознать силу удара – бросило вперёд. Второй удар пришёлся не менее слабым, с ощущением, как машина вынуждена была под давлением потока пробить ещё одну стену-тупик. Левая рука так и осталась с оторванной ручкой в ладони, а правая – лишь скользнула, и Эвелин уже не контролировано полетела к стеклу, пытаясь хоть как-то обезопасить голову от ударов, выставив руки вперёд. В очередной раз в кабине воцарился хаос, и весь хлам поднялся в воздух.
Но с третьим ударом, машина, вместе с ледяным потоком протаранила ещё один «проход» в огромную древнюю полость, чем-то пахнущая горной пещерой. Машина кубарем покатилась вниз, вращаясь вместе с однородной его массой, как куча горных пород, сваленные в карьер. И смогла остановиться лишь по команде ледникового змея, занёсший их в новое неведомое место, но со странными зайчиками на поверхностях стен и чудной органической активностью, как новая обшивка интерьера для стен, с ужасом наблюдающие прибытие нового человеческого аппарата для передвижения.
…Она проснулась так же внезапно, как и потеряла сознание. Неизвестно сколько провалялась в бессознательной позе, но деревянная спина – пронизанная мелкими иглами острой боли, из-за присутствия хлама. И пули девятого калибра послужили колючей «периной» на лобовом стекле, успев превратить почти всё тело в ватную куклу. Голова тяжёлая, болезненно реагирующая на резкие движения; шея – затёкшая от неудобного положения; руки в стороны, как верёвки, а ноги онемели до такой степени, будто оказались отсечёнными по колени…
Протерев глаза, едва ли сумела разобрать знакомые очертания кабины. Но она была пуста, не наполненная разноцветными зайчиками приборов, а лишь тусклая оранжевая подсветка на выходных дверцах и под потолком, из нескольких рядов светодиодов, дала повод переполошиться, не увидев Рика на водительском месте.
Задёргавшись, еле справилась с язвительной болью в спине, сползая с лобового стекла, засыпанное мелким мусором. Машина оказалась в полувертикальном положении, и до сидений дотянуться легко, если в здравом состоянии. Подумав сразу: «неужели бросил?», поползла в растерянности к его месту, ожидая отыскать там след его присутствия, и ответ на вопрос, что заставило покинуть пределы кабины? Но там – пусто: ни запаха, ни влажной вертикальной полоски на спинке, ни его побрякушек, с которых ещё совсем недавно смеялась. Как и стойкого искусственного аромата, перемешанный с запахом несвежей одежды…, будто его и не было вовсе никогда, а являлся плодом её воображения, – управляя машиной сама, придумала себе его фигуру рядом, для душевного успокоения.
Питание машины полностью отключено, приборы будто молчали всегда, погрузив всё в полумрак, и через боковое стекло, прилипнув лбом, протерев от влаги, всматриваясь в тёмную пустоту, ничего так и не смогла разобрать. Но единственное, что заставило опомниться – воздух стал невыносимо тяжёлым, со сладковатым привкусом гнилостных ощущений, от чего закрыла рот ладонью, утопленная в длинном рукаве.
Что-то закопошилось, где-то сзади машины. Глухой рокот и хруст льда, скребущее душу, послышалось следом. Она инстинктивно содрогнулась, испытывая необходимость отыскать любое средство для защиты. Но, спустя секунд десять, пока пыталась отыскать в груде хлама хоть что-нибудь тяжёлое, чем можно защититься; выползти и уцепиться за кресло, внезапно, машина сама ожила, не издав привычного шума перед запуском всей системы. Она завибрировала, перед усилием потащиться наверх, выползти из кучи ледникового мусора. Под низом, привычно, зажужжали колеса, а машина стала вибрировать, слабо и очень вяло раскачиваться, чтобы вылезти задом и выкарабкаться из кучи мёрзлого мусора.
Эвелин – как игрушка и объект издевательств в руках существа, управляющий машиной. Будто специально, как только удавалось зацепиться за край сиденья, или ремни, снова падала, ударяясь головой об рычажки управления, ругаясь, про себя. И с новой силой вдавливало в пол, когда аппарат для исследований поверхности Марса рвался вверх.
Поиздевавшись над ней, она поняла, что единственный способ избавить себя от этого закрепиться на седле, с помощью ремней безопасности. Она нагло и с некоторой злостью заняла место Рика, слегка возненавидев прошлого хозяина места, что оставил в полном одиночестве в кабине. Совсем не беспокоясь про своё наполовину мокрое состояние и кашицу снега, что образовалась под ногами, посчитала необходимым вернуть машину в рабочее состояние. Только неживая сущность аппарата никак не желала признавать её человеческой особой, всякий раз отвергая её палец, игнорируя доступ к системе. Ведь отпечаток пальца – это не подробный ключ-геном, как уже знает, не имеющий ничего общего с человеческим, а обычный специфический узор, делающий палец каждого индивидуумом.
Но её возня была прервана уверенными шагами, раздающиеся где-то наверху, на крыше. И даже крохи льда, раздавленные широкой подошвой, болезненно отразились в голове. Затаила дыхание, на мгновение, почувствовав знакомую боль в затылке. Бросив прошлую затею доказать машине свою причастность к людскому роду, произвольно рукой потянулась к груди, подумав про самооборону. Но там – голое тело, лишённое пояса с кобурами на животе, лишь только тугой бандаж висел на груди. Но вокруг – ничего, остались разве что пули, посеянные густо по всему полу и на лобовом стекле.
Но боковая дверь распахнулась медленно, и, щёлкнув замком, впустила внутрь новые порции того самого отвратного тошнотворного запаха. Дверца, как ковш экскаватора, вырезала в жёстком снегу полукруг, снимая верхи холодной массы. Для него она осталась незамеченной и её внешнее состояние, погруженное в растерянную панику, не вызвало недоумение, а только лишь, когда стало возможным, полез внутрь, унося за собой комки мокрого обледенелого снега, цепляясь руками за что угодно, лишь бы протиснуться в кабину.
Всего-то пара секунд потребовалось тому, чтобы устроиться на противоположной стороне, где, до падения обитала Эвелин, и запустить питание системы аппарата одним нажатием пальца, что не удавалось ей. Редкостный громкий сигнал, оповещающий автоматическое закрытие дверцы, и она оказалась едва ли не вытесненная стеной жёсткого снега, пропитанный тем гадким запахом, который дверца зачерпнула, как ковш экскаватора, вовнутрь.
Он сразу взялся наводить порядок, подготавливая аппарат к новому движению. Проблема сразу читалась на его лице. Он дышал носом, крепко сцепив челюсти, на что-то затаив злобу. Оттолкнувшись от панели, устав вглядываться в ярко оранжевый монитор, помотал головой, сердито. Демонстративно выдохнув, аккуратно взялся за штурвал, решив заговорить с ней, наконец-таки.
– Мы потеряли одно колесо… Мне пришлось отключить и второе. Хорошо, что не крайнее, но шасси изрядно потрёпанное. Мы попали в поток зыбучих масс, состоящие из мусора, льда и камней… Пока нас несло, оно застопорилось, – заговорил тихо, прерывисто, и только сейчас осмелился повернуться к ней. – Ты как? Кажется, тебе досталось… Хотя, сама виновата – надо пристёгиваться, в таких случаях.
Аппарат завизжал, пытаясь покинуть гору из льда, к которой прирос.
– Мне нужна карта навигации… Та, что напротив тебя… Слышишь?
Но она, оказавшись придавленная плотной стеной жёсткого снега, выгребала его со своего места, утрамбовывая в один из пустых мешков, найденный под сиденьем. Она это делала с отвращением, и, стараясь максимально задержать дыхание, наполняла тот мешок поскорей, пока снег не превратился в квашню, растекающаяся по ладони. Нос, как только смогла скрыла под воротником чёрной кофты, натянув на острый кончик; с мокрых рукавов, струйками, стекала талая вода.
Эва набирала в пригоршню кашицу снега, и, пропихивая внутрь мешка, еле сдерживала себя не закашляться снова. Во рту, в добавок к стеклянному скрежету на зубах всё стало жёстким, а ватный язык ёрзал вяло. Раскрывая рот для беседы с ним, сухой и приторный привкус оседающий на губах, не хотела впускать внутрь, и отвечать на глупые вопросы. А только дышала через нос, злобно сцепив зубы.
– Ты в порядке? У тебя весь затылок мокрый… Что-то сочиться сзади, – он пробормотал, с наигранной озабоченностью, потянувшись рукой к её голове.
Она, не глядя, отбила его руку, нарушив интерес к себе, и продолжила выгребать тающий снег уже из-под сиденья, расставив ноги. Но сразу же, не забывая про недавнюю просьбу, отодрала гибкий монитор навигатора от лобового стекла, и швырнула в его сторону.
– Мне пришлось вылезти наружу, чтобы освободить колеса… – он продолжил невозмутимо, намекая на своё недовольство тоже. – …Но ничего, как видишь, живой и не задохнулся.
Но тем временем, машина еле выползла из груды ледниковых отходов, вывалившиеся, вместе с ними, в очень странную широкую пещеру, с низким потолком, но разнообразными ходами повсюду. Как нора неизвестного чудовища, где каждое новое овальное отверстие в стене – словно начало новой комнаты, с поперечными узорами – выпуклыми бороздами на стенах, и вертикальными линиями, словно высеченные нарочно, с математической точностью. Толщиной в одну человеческую ладонь. И для каждого размера ладони всегда находилась выпуклая или вогнутая борозда, вертикально рассекающая стены пещеры.
Машина, как жук, всегда очень умело тащилась задом, практически из любых передряг. Единственное, что могло притормозить движение – немые, обездвиженные колеса, скованные осколками скалистых пород, вперемешку со льдом. Но, из-за ограниченной проходимости, «масианский инвалид» карабкался боком, словно раненный солдат, который доживает последние минуты.
Эва была злая, не только потому, что впустил в кабину множество гадких запахов, вызывающие тошнотворную икоту – он её бросил. Хоть это и вынужденная вылазка, но его задача – беспрекословная защита, как солдата на поле боя, исполняющий приказы. Но последнее – не обсуждается, а он проявлял любопытство в отношении неё, да и стал более требовательным к уговору, заключённый на равных условиях. От неё, как от существа, поведавшее часть его прошлого, которое казалось потерянным из-за микрочипа, вживлённый Системой Обороны он ждал исполнение одного заветного желания. Всегда считал, что имел семью, и, где-то там, под куполом Щита, сидит и плачет его дочь, в диком одиночестве.
Эва пообещала указать на место, где прячется от злыдней, нанятые Системой Обороны, и привести к порогу, обменяв возможность воссоединения на свою защиту. Но, благодаря последнему действию, из-за чего и провалились глубоко под лёд, её обещание всё более таяло, и казалось безосновательной мечтой. Потому что в бесконечно серых и холодных тоннелях он чувствовал неверный путь, по которому будет водить, пока и не оставит ни с чем.
Она, правда, пообещала исполнить желание, движимое им последнее время. Вначале, это был хитрый, и его мечта – навязанная реальность, как возможность для манипуляции. Но перед его бычьей силой и непробиваемым упорством становилась бессильной, не в состоянии разобраться с собой, и понять, каким же чувством руководствуется, но голос которого зовёт именно по этим тоннелям. Очень слаб её разум, но способность к насильственному принуждению потеряла вместе с естественным разумом, данный природой. А новый интеллект, почему-то, не был наделён этой способностью.
Совсем недавно, когда лежала в бессознательном состоянии, он не смог упустить момент, чтобы подтвердить свои догадки. В существо, излучающее холод может и не превратиться, но вот метаморфоза с её организмом нагоняла свой страх. Находясь поодаль, в полумраке кабины ему почудились странные узоры, на предплечье и шее. И тогда, оголив её живот, он увидел корочку льда, приросший к коже. Но это был не ожог, и не обморожение, которое чувствовал на правой щеке, а нечто, являющееся защитным рефлексом – в кабине было слишком жарко, и влажно. И каждое его прикосновение сопровождалось «паутиной» из льда, зарастающая следом, а вены на предплечье, намного темнее обычного цвета, то проявлялись, в такт ударов сердца, то исчезали, как яркая вспышка молнии в небе бурном и мятежном.
Это стало причиной возникновения нездоровых фантазий, в которых он не видит себя героем, и дочь его, на самом деле, никогда не встретится с предполагаемым отцом, если будет слушаться «мелкой выскочки». А возрастающий страх, в отношении странно выглядящей девки, не беспочвенные опасения шептали о предстоящем путешествии, в пешем режиме, дабы вывести на чистую воду, и проверить способность к выживанию в экстремальных условиях. Если это так, и имеет родство с тварью, идеально существующая в холоде, то нескончаемые тоннели ледника – это лучшее место, которое никогда не сможет покинуть.
Машина, пролетев несколько ям, с грохотом спустилась к подножию горы из ледникового мусора, своим носом срезав несколько ледяных отростков, большущих «пней». Колеса остались где-то позади, а аппарат продолжил скольжение на пузе, к подножию горки, боком. А на приборной панели пульсировало красным схематическое изображение марсохода, на котором было оторвано шасси. И следом всё потухло.
…Эва сидела в недоумении, не в состоянии поверить в случившееся. Пока он ковырялся в багажном отсеке, выбирая самое необходимое, успела перепроверить систему управлением марсохода. Машина больше не в состоянии терпеть ядовитую среду, когда каждое колесо в считанные минуты покрывалось ледяным чехлом. Их задние ходовые органы, целый мост отказался исполнять приказы водителя, и резкая смена давления, температурных значений внутренней среды добили окончательно заднюю балку, разломив её, практически, напополам. Никто же не предполагал, что предстоит курсировать не по запылённым дюнам Красной планеты, объезжая окаменелые вулканические породы, а ползти на пузе в агрессивной влажно-морозной среде, где любой самый прочный сплав металла изнашивался в десятки раз быстрее. Но и батареи ведь не бесконечные!
Чем ближе к выходу, тем сильнее свежий воздух запускал свои языки, пронизывая полости тоннелей тёплыми сквозняками, лишая на стенах отметины из серовато-зелёных поселений микробов, способные изменять микроклимат. Ледник – это целое царство, сфера их влияний и платформа для зарождения будущей жизни, когда весь шарик планеты превратиться в сплошной снежный ком. Даже самая лютая зима на поверхности, не в состоянии законсервировать, навечно, жизнь – внутри, температура никогда не опускалась ниже 35. Ледники – воистину, как ковчеги, несущие в своих недрах жизнь микроскопическую, хищную и беспощадную, с миллиардами миллиардов колоний хищных организмов, что создали вокруг себя биосферу, удобный им температурный режим и среду для осуществления своих коварных эволюционных замыслов.
Ей досталось всё самое лучшее. Пока он выворачивал баулы с хламом на случай побега, Эвелин успела сбросить наполовину промокшую одежду, раздевшись, практически до гола, совершенно не стесняясь его присутствия и небрежных взглядов. Удивляться нечему, ибо уже познакомился с её новой защитной оболочкой.
Ей в пору пришёлся нательный серебристый комбинезон, стянутый рейдовым воякой с убитого штурмовика. Тот перепродал торгашу, а тело очень скоро было разобрано на запчасти и разосланы по «мастерским» обычным курьером. Штурмовик был старого образца, но преимущество старой формы лишь в термодинамических свойствах. На ногах – накладные шипованные подошвы, с когтями, как у хищников; поверх комбинезона – ещё одно одеяние, внёсшее дисгармонию своей тяжестью и неуклюжим фасоном. Оно узкое и тугое, не в состоянии подстраиваться к формам тела, но штанины, оторвав добрые куски материи, пришлось подкорректировать под свой рост. Да и скользкий, отполированный лёд, как стекло, вряд ли оставят сухими ноги.
Но что ей нравилось в людской одежде – это верхние добавочные средства защиты горла и лица от назойливых морозных будней. Послужат маскировкой. Она, с льстивым удовольствием, пытаясь игнорировать вонь собачьей шерсти подкладки, еле натянула короткую кофту, что была с высоким горлом, под самый подбородок и узким капюшоном где-то сзади, который, едва ли, налезал на голову.
Ему не пришлось её долго упрашивать. Решение переодеться, для неё – как приказ, на выполнение которого не могла потратить уйму времени. «По армейски» переоблачилась, не успев он притащить новую порцию хлама для сортировки. Какую-то нелепую иронию на её лице вызвали древние жилеты с кармашками и тяжёлыми плитами внутри. Но для себя нашла более лёгкий жилет, узнав из кучи хлама тысячелетней давности передний батарейный блок для системы походной навигации и навесные модули для дыхательных фильтров, по краям, с магнитными клеммами подсоединения дыхательной маски, с очками тепловидения. Но не было того рюкзака, в форме черепашки, как и батарейный отсек давно раскурочен, и все подложки с микросхемами вырваны, с мясом – осталось лишь пустое место, заткнутое тряпьём.
Но наружу без средств защиты верхних дыхательных путей нельзя. Обычная маска, как простой маленький респиратор-намордник, с передней сменной пластиной, в форме гибкого пятиугольника, вмиг, очутилась на лице. Но другая, маска-краб не прижилась. Довольно капризная штуковина, изготовленная из органических частиц, своими щупальцами должна была прилипать к щекам, а брюшком, закрывая рот и нос, процеживала воздух, обеззараживая его. Для неё и так довольно мерзкое изобретение, но эта «зараза» отказалась прилипать, скручивая лапы внутрь при прикосновении губами к брюху маски… Тем более, что говорить с ней, на лице невозможно.
Не успев покинуть машину, ей расхотелось куда-либо идти по подземным коммуникациям «холодной машины». Но, что поделаешь… Начало пути – как канализационный коллектор, распутье, где, куда не посветишь – луч света терялся в догадках, растворяясь в серо-тёмном мраке пещер. Машина была изуродованная внешне, исцарапанная и изъеденная выступами стен, со шрамами и растворенной наполовину материей обшивки. С чем-то она столкнулась, от чего пострадала «кожа» на теле, размягчившись, как от кислоты.
Пока Рик настраивал навигационные приборы, Эв успела несколько раз обойти машину, заметив, как та, моментально, стала покрываться липкой слизью, как слюна, очень похожей именно на те сопли, сползающие с потолка пещер и проходных арок. Рисуя пальцем по корпусу, клейкая гадость сопротивлялась ей, по новой, заполняя прогалины в местах прикосновения пальца. Каждый шрам, глубокая борозда в наружной обшивке – как лужа на дороге, была под завязку наполненная той самой новой хозяйкой, скрывающая былые неровности. Оно, словно чувствовало их мысли – как только Рик выключил питание и запер дверцы, в считанные минуты, почувствовав гибель машины, хозяйская сущность небольшой пещеры, решила забрать себе её тело, посчитав за плату их пребывания внутри.
Вопреки уговорам Рика, она взгромоздила на себя один из рюкзаков, набитый, под завязку всяким разным барахлом, о предназначении которого могла только догадываться. На еду ей было наплевать, но единственное, что грело душу – не пачки с патронами, как корм для оружия, на которые молился Рик, а сменные фильтры для дыхания. Но не могла оставить мотки с верёвкой и пряжки с ремнями для скалолазания, так же, как и не разумно было занимать место в рюкзаке, решив закрепить их по бокам рюкзака, и на поясе. Ведь, это одно из самых важных элементов, способные открыть им путь наружу, где воздух, хоть и холоднее, но суше и свежее. Хотя, откуда такое предчувствие?
Эва, наотрез отказалась надеть на голову обруч с четырьмя глазками прибора ночного видения. Такие штуковины терпеть не могла. Да и очень важно фиксировать каждый угол и участок пещеры в естественных красках, различая на стенах узоры обычных колоний криофилов от опасных бактерий, паразитирующие на других организмах. Она знала, как должны они выглядеть. И, как ей показалось, те сопли, поглотившие машину и запашки «дыхания», приходящее из недр пещер, это только слабые отголоски опасности, поджидающая их впереди.
Почёсывая мокрый затылок, чувствовала неосознанную тревогу, что рана сочилась с таким же упорством, как и несколько часов ранее. Бесполезно прикладывать клейкий органический пластырь или простую стерильную салфетку – всё растворялось, как в кислоте, не успев даже глазом моргнуть. Но не упустила момент начесать себе чёлку торчком, уже по привычке. Особенно, этому поспособствовали широкие очки, поднятые на лоб, под самый чуб, под нажимом тугой резинки. Но рот был спрятан под маской. Хотелось бы ей губы обнажить, из-за желания продолжить беседу, только вонь, витающая в воздухе, вынуждала подкладывать сразу две пластинки в фильтрующий передок.
– Готова? – спросил, посветив в глаза. Наконец собрал свой арсенал.
Перед ней очутился он, – с обручем на голове и одним зелёненьким глазком, мигающий тусклым светом. Сверху осталась всё та же длинная шинель, достающая почти до щиколоток, с запачканной грязной каймой. Но застегнут до самого горла, с задранным вверх воротником. Жилет, как раз, пришёлся в пору, не ограничивая свободу движений, но броне плиты, как она и думала, вытаскивать не решился. Возможно, оно и правильно, не зная, с чем могут столкнуться на выходе… На голове же ничего – только клочки коротких волос, торчащие в разные стороны, как повелел им обруч. Лицо, при синеватом свете фонаря приобрело стальной оттенок, а рельефные скулы, острый подбородок, оказались скрыты такой же дыхательной маской, что и у неё, только резинки затянул настолько туго, что врезались в кожу.
– Жалко бросать… – промямлила, прячась в тени своей ладони.
– …Пострадал изрядно. Столько мне прослужил… – процедил через маску, с досадой, на прощание, подсветив умершего «марсианина». Во всём его искусственном виде прослеживалась идиотская боль от утраты верного друга-напарника – машины. Тот «жучок», которого нашёл на кладбище технологий, ему был вместо друга. Ни человек, ни даже она не были настолько дороги в его бесконечно суровой жизни.
Ей показалось, что сейчас всплакнёт. Но нет, с чего бы, вдруг…
Они оба, с набитыми рюкзаками за спиной, дополнительными сумочками спереди, а Рик – вооружённый до зубов, с прицепленным фонарём на дуле ручного гранатомёта, неохотно застыли на месте, прощаясь с машиной, направляя в её сторону лучики синевато-белого света. Машинка, как гигантский жук, с острой застеклённой мордой, и оторванными конечностями, лежала на пузе, издав свой последний жизненный вздох. Теперь уже, покрытая неведомой хищной слизью, проглотившая полностью, в пузырь. Лишь только коротенькие эпизодические мысли промелькнули в голове: у него – слабо тлеющие эмоции, лёгкое недовольство и неохота рассекать холодные белые поля на своих двух; но она – уже успела соскучиться по мягкой вибрации сидений, жужжанию колёс и протяжному завыванию двигателя, внутриутробному гулу.
Словно тихий шёпот и мурлыканье огромного доброго зверя, так и не увидевший ржавой поверхности Марса, но не зарекаясь, променял своё дальнейшее существование на жизни обоих.
2065 год Родственные связи
Эва топталась за углом и всё время посматривала на тот перекрёсток, где был нарисован большой квадрат с синими полосами, которые, пересекаясь друг с другом, образовывали косые клеточки в нём. Шёл мелкий дождь и её короткие тёмные волосы слиплись в толстые пучки, потяжелели настолько, что попадали острыми концами вниз. С них, как и с остроконечных бровей, небольшого носа и даже губ капельками бежал холодный дождь. Но короткая кожанка, с синей полоской на рукаве в виде молнии, очень слабо прикрывала форменный комбинезон солдата Системы Обороны. Только на туловище… На теле он сидел плотно, обнажая невысокие но жилистые ноги, на которых выделялись такие же синие молнии, по швам, а чёрные ботинки с широкой подошвой и пояс с двумя пистолетами привносили небольшой контраст.
Наконец-то, показалась девушка на перекрёстке. Она остановилась посредине, и, убрав капюшон с головы, посмотрела в тёмно-серые небеса. Слишком мрачную мелодию проиграли на рассвете… Но, как только тяжёлая капля угодила в глаз, она вскрикнула, и потёрла веко, проклиная Волынщиков. И похлопала себя по рукавам, желая избавиться от сотен мерзких капелек, не сумевшие проникнуть сквозь защитное покрытие плаща…
– Ну где тебя носит… – тихо прошипела Эвелин. Схватив за рукав потащила девушку к ближайшему углу, чтобы убраться прочь, хоть и с пустынного но перекрёстка. Лишние «глаза» ей не нужны.
– Да что вы… Эй! – воспротивилась та, и вырвала руку прочь, не добравшись до угла. – Да бросьте… – крикнув, вдогонку, она резво замахнулась и вмазала пощёчину Эвелин. Но оторопела, когда всмотрелась в её черты: на неё смотрели такие же зелёные глаза; овал лица, вместе с набором мелких линий-морщинок, утончённых и плавных изгибов…, на секунду, дали возможность поверить, что смотрит на саму себя.
– Вот так ты меня встречаешь, сестрёнка…? – пробормотала Эв. Но улыбнулась, потирая левую щеку, на коже которой разгорелась жгучая и очень приятная боль. – Идём за мной! – совершенно беззастенчиво, будто знакомы давно, взяв девушку за руку, повела за собой вдоль стены, на которой не было ни единого окна.
Попав в узкое пространство двух типично одинаковых строений, они направились к ближайшему углу. Возле него, всё с такой же осторожностью параноика, Эв осмотрелась вокруг – не сел ли кто на хвост? Убедившись, что по близости не бродят уличные животные, повернула за угол, продолжая недоумевающую девушку вести за собой, при этом, тихо приговаривая: «сейчас, сестрёнка…, сейчас ты всё узнаешь». Но «сестрёнка», хоть и провалилась в состояние лёгкого шока, не уставала подёргивать за руку, дабы высвободить свою часть тела, но Эв держала настолько крепко, и при этом – мягко, что ей показалось, будто попала в детство, и за ручку тянет мама.
Но тем временем, напротив, показалась высокая металлическая дверь. Эв резко остановилась, увидев метрах в десяти бродячую кошку, сидящая на ободке мусорного контейнера. Замерев, втянулась во влажную стену, будто увидела призрак, и нацелила свой взгляд на животное. Но девушка не выдержала и дёрнула ещё раз, из-за чего Эвелин повернула к ней голову ухом, чтобы выслушать упрёк.
– Может объясните, что вы…
– Тсс…! – шикнула ей, быстро.
– Там ведь нет никого! – крикнула шёпотом. – А только животное…
– Вот именно – животное! – ответила Эв. – Не хочу тебя светить, сестрёнка, – сказав, ловко опустила капюшон на голову девушке. И позвала: – За мной!
Эв перешла на другую сторону, а девушка – за ней. И всё это время, пряча сестрёнку за спиной, глаз не сводила с животного, которое крутилось возле очередного съедобного куска. Подобравшись к двери, перед глазком провела запястьем несколько раз, после чего послышались шумы замка, исходящие изнутри, и раздался щелчок, следом за которым образовалась узкая щель между дверью и стеной. Не прошло и секунды как Эвелин, всунув два пальца, потянула тяжёлую дверь наружу. Встав к животному спиной, впустила девушку внутрь, и, нырнув следом за ней дверь сама захлопнулась.
Казалось бы можно расслабиться и выбросить руку девушки, чтобы пойти более смело и размашисто, но нет – впереди лабиринты внутренних коммуникаций клуба, в котором ещё с двенадцати нашла себе пристанище. И сырой полумрак, глухая музыка, непонятная возня – протяжные стоны и вздохи в любой из ниш, закоулках и углах, могли бы встать на их пути, и быть причиной для разлуки. И потому, она потянула девушку, всё сильнее прижимая к себе, расталкивая рукой внезапные тела, возникающие на пути. И продолжала быстрый шаг, прикрывая взгляд ладонью от силуэтов птиц, непонятных но пушистых зверьков, сидящие то ли в клетках, или же на высоких подоконниках, за которыми загорались вспышки яркого света. И затухали, в то же время.
Нырнув в какой-то проём, что был мрачнее извилистого и узкого прохода, она остановилась. Наверное лифт… Помахав перед искусственным глазком опять, образовался яркий квадрат, в пределах которого было три горизонтальных линии. Пальцем указав на самый верхний Уровень, кабинка двинулась с места. Не было ни дверей, ни какой-либо защиты, а только сырой и холодный сквозняк обдувал их лица, пока не достигли нужной высоты. Рефлекторно, девушка дёрнулась вперёд, но Эвелин нырнула в тот выход, к которому стояла спиной, и её утащив за собой. А дальше – провела по ещё одному сырому, узкому и грязному коридору, стены которого не мылись лет сто, а вонь, исходящая от странных кучек, по консистенции схожие с порошком, давала понять, что всюду разбросан репеллент.
Вдруг, свернув за угол, и, переступив через порог, который обведён дорожкой всё того же порошка, захлопнулась лёгкая дверь и Эвелин утопила в глубоких объятиях девушку. Простояла в такой позе с полминуты, ни проронив ни слова. Сперва, девушка хотела вырваться, но вдохнув аромат её тела, хаотичные картинки ворвались в сознание, с пришествием этого запаха. Проснулась ассоциативная память, и донесла до её ведома странные эпизоды, в которых она не одна, а ходит за руку с такой же особой, как и Эвелин. Всюду, тепло и солнечно, а лёгкий ветер шевелит короткие волосы.
Но вскоре всё закончилось, и девушка зашевелилась.
– Это похоже на ошибку но… – сказала несмело.
– Наконец-то, я тебя нашла, – ответила Эвелин тихо и оторвалась от неё.
Оставив девушку без внимания, она прошлась по периметру неширокой комнаты. Вслед за этим зажглась подсветка стен, и стали видны элементы мебели. Всего-то, уголок, со множеством шкафчиком, похожий на кухоньку, и тесная гостиная, посреди которой стоял низкий, но широкий столик, и серая кушетка – подобие дивана. И всюду разбросан бело-серый порошок.
Внезапно, девушка чихнула.
– Цитрус, с чесноком… – пояснила Эвелин. – Чтобы животные не совались. Ненавижу их, – и подошла к ней поближе, чтобы расстегнуть широкий плащ, размотать длинный шарф, намотанный на шею, несколько раз. И сунуть в руки открытую бутылку с пивом.
Но девушка поставила на край стола нетронутую бутылку.
– А вы уверены, что… – в её глазах всё ещё была растерянность.
– Прости, забыла, – ответила Эв, и тут же закатила рукав комбинезона, ткань которого была структурирована и напоминала пчелиный воск, состоящий из сотов. Только тёмно-синий. – Вот! – и показала перед ней своё запястье, где был лазером выбит порядковый номер, в котором скрыта генная информация. – Ты же имеешь дело с этим, и знаешь, как это читается.
– Да но… Как это, вообще возможно?! – спросила она, когда поняла, что её генетический код идентичен, за исключением одной только циферки.
Эвелин, успев протереть волосы полотенцем, и повесить его на шею, пожала плечами. Встала напротив и посмотрела глубоким пронзительным взглядом, как мать.
– До недавних пор я и сама не знала о тебе.
– Но как вы меня нашли…
– Не «выкай» мне, ладно? – попросила она, снимая плащ девушки с её плеч.
– Лладно, хорошо, – ответила та. – Я просто до сих не отойду от шока.
Они обе сели за стол. Но Эвелин, сделав глоток, отставила бутылочку в сторону, и взяла девушку за руку. Внезапно, появилась дрожь, и она дотронулась её полураскрытой ладони. Чуть растерянно улыбнулась, сказав: «Прости, я сильно волнуюсь». Девушка ей ответила взаимностью – очень легко и нежно сжала её руку, накрыла правой ладонью. Ей она показалась слишком холодной. Но даже это не помогло унять внезапную дрожь – задребезжали все три, и Эвелин, в качестве оправдания добавила ещё: «Так бывает, когда прикасаешься к родственнику».
– Хорошо, я запомню…
– Я ведь не случайно тебя разыскала… – начала Эв, не отрывая взгляда от рук. – Уже всё перепробовала, и поняла, что только ты мне сможешь помочь.
– Хорошо… Но в чём?
– Ты пообещаешь, что сделаешь именно так, как я скажу?
Она пожала плечами, и посмотрела вопросительно.
– Обещаешь, что сделаешь именно то, что я попрошу…
– Что?
– Ты ведь сделаешь, ибо от тебя зависит наше с тобой существование…
– Да, да! Хорошо, обещаю! – согласилась она.
– Ты должна бросить карьеру… Не стремись в «Корпорацию «Айзек».
– Что? НЕТ! – громко ответила девушка, и выбросила её руку. – Я потратила полжизни на то, чтобы добиться этого места…
– Ты обещала! – обиженно заявила Эвелин, и посмотрела круглыми глазами. – Сестрёнка, ты не понимаешь: от того, какой ты сделаешь выбор, зависит наше с тобой будущее…
Девушка покачала головой и скрестила руки на груди, сделав сердитый выдох, через нос. Что-то проворчала…
– Поверь мне, через несколько месяцев «Корпорацию «Айзек» ждёт серьёзное испытание – произойдёт захват активов, а её потомственный владелец, – Доктор Айзек будет обвинён в предательстве, и объявлен в полномасштабный розыск…
Лицо девушки приобрело озабоченный вид: брови нахмурены, рот приоткрыт, а глаза – как изумрудные камушки, застыли в глазницах.
– Но откуда ты… – вдруг, она проснулась. И посмотрела на её форму, – отличительный знак, говорящий любому кто перед ней. – Так ты…
– Тсс! – мигом положила ладонь на губы девушки. – Не произноси это слово. Поверь мне: я знаю, о чём говорю. Поклянись, что сделаешь всё так, как я попрошу!
Девушка закивала, и только после этого убрала ладонь с её губ.
– Мне нужны твои профессиональные навыки, – продолжила, вполголоса. – Вместо карьеры в «Корпорации» ты должна разыскать Доктора Дрэйдена Марка. Ему понадобится ассистент для своих экспериментов в области генной и криобиологической инженерии. Твоя задача: заручиться его поддержкой и убедить в целесообразности таких исследований. Для этого – предоставишь неоспоримые доказательства существования необходимого материала, а в качестве контрольного «выстрела» используешь подготовленное оборудование, и координаты места расположения аппарата, вернувшийся с Европы, спутника Юпитера…
– Но как мне это всё найти??? Он ведь пропал с радаров ещё…
– К вашему приходу будет всё готово. Твоя задача – разыскать Марка и убедить в необходимости достать «Блок Памяти» исследователя «европейских» глубин.
Девушка ахнула: глаза округлились; остроконечные брови приподнялись, обнажив парочку горизонтальных морщинок на лбу. Залепила рот руками. Качнула головой, и клочки коротких волос слегка зашевелились.
– Это же… Это… Там должны быть уникальные образцы, которые помогут в изучении экстремофилов! – проговорила девушка озабоченно, на одном дыхании.
– Вижу, ты в деле, сестрёнка! – встрепенулась Эв, и похлопала девушку по щеке. Немного улыбнувшись, достала ручку с исчезающими чернилами, и, потянув её за руку, стала писать адрес проживания Доктора Марка, и координаты местоположения упавшего аппарата.
– Если нам удастся использовать образцы на практике, мы сможем вывести принципиально новый вид организмов, идеально себя чувствующие при экстремально низкой температуре! – проговорила девушка заинтриговано. – Это будет круче любой карьеры…
Эв ещё шире улыбнулась. Но, параллельно с каракулями на ладони стала объяснять:
– Будь поосторожней в общении с Марком – он коварный, жестокий, и очень умен, – не вздумай с ним шутить. Лучше, говори на чистоту, и убеди, что в этом ищешь своё утешение. Веришь в то, что когда-нибудь, человеку не потребуется скафандр на Марсе, а только лишь маска с дыхательной смесью. Ты меня поняла? – спросила, посмотрев в глаза. И, когда увидела кивок, продолжила: – Человек он вспыльчивый, со склонностями к садизму, но быстро отходит и может проявлять заботу. И даже сочувствовать.
– Хорошо, я поняла, – ответила девушка, повернув к себе ладонь, чтобы напрячь глаза и попробовать разобрать. Но, улыбнувшись, тихо сказала: – У нас даже почерк одинаковый… – близняшки.
– Я оставила географические координаты расположения аппарата… – указала взглядом Эв на вторую длинную колонку, состоящая из цифр. – Рядом с местом будет заброшенная станция поляризации Щита – оттуда можно будет наблюдать за группой. Последнее – это позывной командира. Человек он бывалый, но ему можно верить.
– «Гриф»? – прочитала девушка, вставая из-за стола.
Но Эвелин не ответила ничего, а только быстренько накинула на плечи плащ, застегнула на молнию, замотала шею длинным шарфом, и, взяв в руки кожанку, посмотрела ей в глаза:
– Ты готова, сестрёнка? – и положила руку на плечо. – Не бойся ничего, но держи ухо востро. Запомни: «за тобою наблюдают небеса». Ты пришла в этот мир с особой целью…
– …Меня ждут звёзды! – завершила цитату отца.
Убедившись в том, что правильно её поняла, Эвелин улыбнулась. Обнявшись, на прощание, накинула куртку и, прислонившись ухом к входной двери, кивнула ей:
– Пора.
4
Они прошли несколько сот метров, но уже успели оступиться, соскользнуть и собрать штанами ядовитый конденсат. Рик посматривал в глазок ночного видения, но, поднимая его, раскрывал глаза шире, присматриваясь к темно-серым разводам на стенах пещеры. Меняя пещеры, осторожно проходя сквозь щетинистые длинные арки, уши закладывало, но, попадая в застоявшиеся пузыри тёплого воздуха, чувствовался привкус затхлого дыхания пещеры. Внутренняя атмосфера почти всегда встречала их плотными слоями воздуха с тем самым жутким запахом, сразу цепляющийся за одежду и незакрытые части тела.
Эва и себе потребовала средство защиты, в виде оружия. Если бы даже и встретила какую-либо тварь, убивать никого не желала, предпочитая сначала изучить, но держать выставленной руку с фонарём – дело удручающее, даже для самой. Она знала, что под шинелью было несколько пар мини-автоматов и гибридных гранатомётов, висящие, по бокам, дулом вниз. Только её стала тревожить не растерянность, стрелять либо нет, а предчувствие, что целью может оказаться нечеловеческое существо, внезапно показавшееся в серой тьме, убегающее от светло-синего глазка.
Путь, проложенный накануне собачками-разведчиками, отмерил им расстояние почти в километр, но за спиной – что-то шуршало, синхронно с мыслями о присутствии нечеловеческой твари. Оглядываясь назад, в поисках источника шума, поймала себя на мысли, что нечто, зародившееся в её голове в виде страха, делало всё возможное, чтобы нарочно отвлечь, замешкаться и упустить из виду поводыря – Рика, который шёл, не оглядываясь. И лёгкое нашёптывание влажного сквозняка, посвистывание, и холодные лавины воздуха, со скомканным скрежетом собственных шагов подгоняли вперёд, заставляя совершать небрежные движения, по вине которых проваливалась в круглые клумбы под ногами, наполненные неизвестной жидкостью.
Но антураж широких пещер отвлекал от главной мысли. Куда бы не направила луч света, яркие отблески слепили глаза, сине-серые очаги прятались в тени, и треск льда, как ни странно, возникал всегда, стоило ей отвернуться. Не могла различить цвет потолка, но ей казалось, что мир перевернулся и над головами застыли прозрачные волны океана, внутри которых прятался организм ледника. Луч света, проникая сквозь лёд, преломлялся, отскакивал от кристальной поверхности волн, бросаясь мгновенно к противоположной стене.