Читать книгу Я в этом мире только посмотреть. Стихи 2022—2023 гг. - Арсений Коваленко - Страница 2

На шее висят производственные цепочки:

Моими руками свершаются бизнес-процессы.

Мы делаем деньги, я делаю рифмы и строчки,

Растут этажи, пока я воздвигаю песни.

На стройке – поэт, но об этом никто не узнает:

Он сам про себя что-то шепчет в углу котлована,

Где долбит отбойник железобетонные сваи,

Где ходят узбеки под стрелами башенных кра́нов.

Великая пыль! Этот стих должен пахнуть пылью.

Контакт интроверта штурмуют десятки входящих.

Дивлюсь, сколько слов я ещё на бумагу вылью,

Пока не пойму, а куда теперь двигаться дальше.

Час пик. Для столицы он норма.

Час пик. Что ни станция, – прорва!

По шесть человек на сидение.

На жёлтой, зелёной, сиреневой —

Отток и приток населения.

Мигрируем в центр из спальников,

А позже обратно, – как маятник.

Всё ездим и ездим без продыху!

Мятежные гунны, монго́лы мы, —

Кочевники в собственном городе.

Отливы сменяя приливами,

Мы катим по кругу Сизифами:

Садимся с утра на конечную,

Чтоб снова попасть туда вечером,

Вагоны набив человечиной.

С другой стороны, закольцованность

Сближает наш путь с Уробо́росом…

Представь: москвичи миллионами,

Как белки, но даже проворнее,

Вращаются между платформами!

Если нам всем есть смысл каждый день тратить по два-три часа на дорогу туда и обратно, – значит, в самом таком существовании для нас есть смысл? Толкаться, горбиться в давке, снимать рюкзаки, прижиматься к чужой, неподатливо твёрдой спине, – прекрасно зная, что следом идут ещё и ещё поезда… Не может это быть зря! Да мы не в офисы спешим, а к самим себе, спешим угнаться за собственной жизнью, боимся не успеть на торжество, организованное нами в нашу же честь. Дай Бог в итоге действительно туда попасть! Не прозевай мечту, как свою остановку!

Уважаемые пассажиры,

Не задерживайте отправленье:

Там, куда мы с вами поедем,

Будет краше, вольготней и шире!

Уважаемые пассажиры,

Не цепляйтесь за уходящее:

Позволяйте себе ехать дальше

Вдоль насыщенных веток жизни!

Уважаемые пассажиры,

Проходите в свободные двери:

За закрытыми, – уж поверьте, —

Вас не ждут, вот и вы их не ждите.

Уважаемые пассажиры,

Не волнуйтесь, мы скоро отправимся, —

Ото всякой напасти оправимся,

Возликуем в конце: позабыли!

Мосгортранс вам желает успехов,

Уважаемые пассажиры!

Чтобы вас в часы пик не зашибли,

Чтобы вы – куда надо – успели!

Упёрлись лбом в копчёный небосвод,

Восьмым холмом над низенькой Москвой,

Оазисом на пустыре России

Торчат и лампы жгут

высотки Сити.

Играют вспышкой, изгибаясь круто,

Стоят, лоснясь, одетые в рекламу,

Как золотая крошка в грунте

Между речными берегами.

В галактику нацелены,

На подиум припудрены

Хрустальные «Империи»,

Стеклянные «Меркурии»…

Уж будто нет нигде провинций,

Здесь филиал второй столицы:

Стоят, устроив перекур,

Башни «Нева» и «Петербург».

И, словно иностранки

На разворотах глянцевых,

Влекут изгибом ярким

Две ножки «Федерации».

Зеркальные,

Сверкальные,

Неоновые…

Где есть,

Если не здесь,

Хоть что-то новое?

Фланелевый,

Обвеянный

Парфюмом,

Картинный,

Габардиновый

И юный…

О, Сити! Все твои деревья – денежные.

Ты Мекка гендиректоров и менеджеров.

Деве́лопера всякого спросите:

Четвёртым Римом зазываешь, Сити.

Юристки с внешностью фотомоделей,

Главбухи, в чьих портфелях прорва средств.

На сто запястий «Ролексы» надели;

Дилерский центр пуст, —

все «Бентли» здесь!

Вот вам банки, салоны, парковки, бути́ки;

Серебро и алмазы кошель не корябают.

Между башен – громаднейших винных бутылок —

Бултыхаюсь тесейским корабликом.

Я один тут – из крови;

я в собственном офисе —

Гуманоид, заброшенный ветром из космоса.

А прохожие – призраки в телеэкране,

Мяса не́т в них, оно не болеет, не вянет…

Красавицы

Бросаются

В глаза.

Мужчины

Ощутимы,

Как гроза:

Холодные,

Холёны

И смурны;

В их сумках —

Судьбы

Остальной страны.

Ведь тут такое крутится!

Пять подписей поставлено —

И на Косинской улице

Произрастает фабрика.

Тут суммы семизначные, —

Не видели в лицо́ вы!

Свершается бумажками

Застройка Одинцово.

Здесь лишь согласованье,

Но где-то в Армави́ре там

Вдруг куплены комбайны

И котлованы вырыты.

Спорткомплекс и гостиница

В Ростовах с Красногорсками…

Печатями факси́миле

Держава так и создана.

Не вяжется в уме: как мы достигли

Такого – после вековой аграрности.

Историю Руси стирает Сити,

Ещё и постиндустриально дразнится…

Ведь давеча сырую мать-землицу

Мотыжили дерюжные батраки,

А нынче накрахмаленные лица

Подпишут миллионные контракты.

И на распутье добрым витязем

Дружина продана за роскоши:

Не силушка да богатырская,

А документооборотушко!

Пой и здравствуй,

Наш атласный!

Гой еси ты,

Братец Сити!

В рученьку положь мне, милый друг,

Акт об оказании услуг!

Трали-вали, грузиком на ше́е мне —

Дополнительное соглашение!

Ой да горюшко окаянное —

Накладная моя, товарная!

Ах и скука, совсем зелёная, —

Переписка претензионная…

Не в за́мках, не в полях и пашнях —

Тугарин-змейчик,

А в оптоволоконных башнях —

Боярин-сметчик!

Гляну спрозараночку

Справки от подрядчика!

Люли, люли, люленьки, —

В счёте восемь нуликов!..

Уроженец сугробов Алтайского края,

Я ценю тебя, Сити,

слегка презирая:

Будто ты обокрал, обделил, бортанул

Мой родной, ледяной, шерстяной Барнаул.

Фешенебельный вид у твоих секретарш,

А у нас – угольком догорает Трансмаш.

Твой пальтишечный твид – элитарен, удобен,

А у нас – «Сулима», задымленье колдобин.

И площадь Октября – мангал шашлычный:

На шпиль нанизан окорок хрущёвок.

Они сопят в ночах: «Небось отлично

В софитах у Кремля, да, башня Око?»

Сибирским

(бетонным, совсем малахольным)

Панелькам

известна тоска барахолок,

А в Сити – прохладный азарт Аполлона,

Вальяжность томленья от нервной работы.

Да и пусть, что не местный я: все здесь таки́е мы,

Нас в большие стекляшки фортуна закинула,

Адаптивный язык (доводящий до Киева),

И наклонность сардин метить в банку с сардинами.

Кто из Сургута, а кто из Калуги, —

Кадры миксуются, ходят по кругу,

Но остаются на втоптанном месте

Двестиэтажные опен-спейсы.

И лучше так, – с цветными голограммами,

С нажористой мажорностью пижонов:

Хоть где-то шик и гордость повида́ем мы,

Одним глазком увидим, как жить можно!

Ты ведь вроде и сбоку, но в центре хаоса,

Ограждённый кусок

поперёк царства Бахуса,

Вопреки россиянам, за нас, но без нас…

Я люблю тебя, Сити,

хотя б за контраст.

Жест, интонацию, каждый изгиб

Чувства спесивого,

Каждое слово (услышал – погиб!)

Драматизирую.

О, сколько раз я взрывался, любя:

«Ты поразительна,

Но не моя, как назло не моя!» —

Драматизировал.

Девушку вижу, похожую на́

Некогда милую, —

Дёргаюсь, звякаю, словно струна,

Драматизирую.

Как же не выть с обнажённой душой,

Как не терза́ться мне? —

Весь состою из бездонной, большой

Драматизации.

Я излучаю её, как уран —

Фон микрозивертов.

В этих абзацах – Христовы пять ран,

Руки раскинуты.

Чехов – профан, я надсадней Театра

Юного зрителя.

Гляньте, как крючусь, сгораю нещадно,

Драматизируя!

Мне говорят: инфантил; в голове —

Ветер; капризен;

Сделал медвежью услугу себе

Сам – драматизмом.

Может, и так. Но тогда б не лились

Строчки и притчи,

Если бы мне не казалась жизнь

Столь драматичной!

Вот, что останется после: тетрадь,

Искр полнейша.

Внуки, простите, что много читать:

Дед был мятежный.

Если под танки прикажут мне слечь,

Пулю словивши,

Даже об этом – шустрей, чем картечь, —

Я сложу вирши.

Буду, прострелен, смотреть в небеса

Аустерлица —

И до краёв наберётся в глазах

Слёз драматизма.

Девочка с персиком… Нет, с нектарином, —

Ты в десять раз краше всякой картины,

О, полотно человекоискусства, —

Девочка с фруктом… Скажи, тебе вкусно?

Бархатная – с бархатным нектарином…

Как же боюсь, что проскочишь ты мимо,

Как опасаюсь, что где-то ошибка,

Что недопонята мною улыбка.

(Нет, – перепонята!) Девочка с че́м-либо,

Что б ни держала в ладошках кокетливых, —

Может, спешу, но уже я вознёс тебя

Выше небесной гравюры со звёздами,

Что над макушкой у всех нарисована.

Ты мной, как персик, покамест не сорвана

С ветки прямого, но тонкого флирта,

Не расцелована в золоте Климта.

Больно мне думать, что в нашем романе

Может возникнуть солдат с автоматом:

Он сожжёт краски, прострелит подрамники,

Стащит меня от натурщицы за́ ноги.

Девочка, деточка… Только успеть бы

Встретиться в Ялте очей твоих спелых,

Серенько-синих с морозным отливом,

Строгих и властных, но этим же милых.

Боязно, если меня прижмёшь к ногтю,

В крошку растопчешь хребет пасадоблем,

Но, невзирая на страх, меня втюрила

Статность твоя, как у всадников Дюрера.

Ешь нектаринку, сакральная девочка, —

Миг этот кисточкой увекове́чу я.

Бережнее будь со снедью, пожалуйста:

В пальцах

не фрукт, – моё сердце

сжимается.

Путь Млечный слишком необъятен,

Умом не вызнать его суть.

Куда земнее, и понятней,

И ближе к коже – Влечный Путь!

Он разный, свой у каждого:

Один – по девкам шляется,

Второй – женитьбы жаждает,

А третий – в замешательстве.

Ты догоняешь, а я убегаю…

Оппа, гляди, поменялись ролями:

Я догоняю, а ты убежала…

Замкнутый круг без конца и начала.