Читать книгу И грянул свет - Артем Гаямов - Страница 4

Испания, Малага / 25 декабря 1994 года

Костя так и просидел у себя безвылазно до самой ночи. Вещи раскидал по сумкам как попало, а плакат с Ducati даже со стены снимать не стал. Что толку обживаться, обустраивать какой-то интерьер? Что толку иметь мечты, когда твоё мнение вообще ничего не значит?!

История повторялась – как они втроём спешно уезжали из Москвы в конце прошлой зимы, так же теперь собирались бежать из Малаги. И становилось ясно, что подобное будет случаться снова и снова. Каждый раз внезапно, каждый раз безапелляционно и без каких-либо объяснений. И бесполезно привыкать к новым знакомым, новой школе, новой обстановке. Потому что «папе видней» и всё тут.

Костя больше не хотел этого слышать, не хотел видеть родителей и только рассердился, услышав, как отец топчется под дверью. Искренне пожелал, чтобы тот развернулся и ушёл. Желание исполнилось, больше родители в комнату не лезли. Только их голоса время от времени доносились через дверь, да «настоящий антиквариат» бешено громыхал в гостиной каждый час.

В десять вечера Костя валялся на кровати с тетрисом, к одиннадцати уже побил все рекорды, а к двенадцати почти ослеп и кинул надоевший тетрис в сумку с вещами. Чёрные угловатые фигурки ещё какое-то время по инерции сыпались перед внутренним взором, а Костя, размышляя о том, как обманчива реальность, вдруг вспомнил сегодняшнюю пустыню на море. Странно, конечно – ведь даже не думал ни о чём подобном, да и по телеку пустыня нигде не попадалась.

Часы пробили полночь торжественно, многозначительно, будто не новый день огласили, а целый Новый год. Родители наконец ушли спать, и Костя, крадучись, словно вор, прошмыгнул из своей комнаты в туалет. А оттуда спустился на кухню, где выудил из шкафа пакет чипсов, из холодильника – здоровенную бутыль колы, и с этим добром юркнул обратно в комнату, словно грызун в нору.

Напившись-наевшись, Костя заметно подобрел и отправился спать уже почти без злости на родителей. Едва прикрыл глаза, как сразу провалился в сон. Яркий, солнечный сон, в котором увидел записку с вопросом «Погуляем после географии?».

Почерк принадлежал Марии, и сердце бешено заколотилось. Костя схватил ручку, чтобы написать в ответ «конечно», «обязательно», «ну, если хочешь», «я тебя люблю» или что-то в таком духе, и тут пробили часы. Всего один раз, но этого хватило, чтобы разрушить идиллию.

Сон рассыпался, и Костя мысленно выругался. А потом злорадно подумал, что вряд ли отец потащит антикварную махину с собой. Ведь в машину войдут либо часы, либо все остальные вещи. Вот так – просто профукал деньги на бесполезную фигню.

В этот раз Костя даже не запомнил, как закрыл глаза. Возможно, уснул прямо с открытыми, а проснулся, когда часы пробили дважды.

«Мама не удивилась, – пронеслось вдруг в голове. – Она пожалела Кике, но совсем не удивилась, когда отец сказал собираться. Значит, она в курсе происходящего. В курсе всего».

Костя стал прикидывать, как лучше что-то выведать у мамы. Схитрить? Разжалобить? Или просто задать честный вопрос, надеясь на честный ответ?

«Ложь – извилистая тропа, а правда – прямой путь».

Сперва Костя не понял, откуда вынырнула эта мудрёная фраза, а потом вспомнил и покачал головой. Загадка, почему отец так испугался того инструктора. Неужели эти «я знаю всё» и «нос вемос» имели какой-то опасный подтекст, несли угрозу?

А ещё сказал, что солнце яркое с непривычки. Может, он тоже прилетел из Москвы? Из прошлой жизни, от которой Косте с родителями пришлось бежать. Всего десять месяцев назад, но с тех пор словно вечность прошла.

Костя вздохнул и повернулся на другой бок – лицом к окну. Там за стеклом, между прутьев решётки висела густая белая пелена тумана, и чудилось в ней что-то зловещее, неотвратимое. Будто нечто чужеродное, неведомое притаилось внутри и теперь незримо набирало силу, подкрадываясь ближе.

Прямо сквозь стекло туман, словно призрак, незаметно сочился в комнату, мягко окутывая всё внутри. Вначале поглотил письменный стол, потом шкаф и полки с книгами, пока наконец не подобрался к кровати. Сквозь плотную белую дымку почудился чей-то шёпот, и в ту же секунду набатом забили часы.

Костя проснулся, коротко вскрикнув. Дёрнулся в постели, закрутил головой по сторонам. Из коридора донеслись торопливые шаги, и в комнату ворвался Игорь.

– Что?! – он щёлкнул выключателем.

– Да ничего, просто приснилось. Пап, погаси свет, – пробубнил Костя. Сонно морщась, заметил в руках отца бейсбольную биту. – Завтра. Завтра поиграем.

Тот шутку явно не оценил. Молча опустил биту, выключил свет и вышел из комнаты. В проёме на секунду застыла напряжённая, не по возрасту сгорбленная спина. Дверь остановилась, чуть-чуть не закрывшись до конца, и в узкую щель донеслось:

– Сынок, я всё решу. Обещаю.

После этого ручка торопливо щёлкнула, будто отец устыдился внезапной откровенности и ретировался, желая скорее отдалиться от своих слов, а Костя тяжело рухнул на подушку. Принялся вертеться с боку на бок, раздражённо пыхтя и стараясь устроиться удобнее.

Скомканная простыня лезла под руки, впивалась складками в бока, а плавающая в воздухе пыль противно щекотала лицо. Стоило прикрыть глаза на пару секунд, как тут же начинало казаться, что это вовсе не пыль, а туман. Снова, как в недавнем сне, подкрался, окутал и вот-вот выпустит из своей завесы нечто невообразимое. В довершение ко всему в тугой ночной тишине стали мерещиться какие-то шорохи, отчего сон испарился окончательно.

Костя перевернулся на спину и, почёсывая нос, таращился в потолок. В голове яростно роились мысли о предстоящем отъезде и очередной «новой жизни». Уже второй за этот год.

«А что же школа?! Опять менять?! Хоть бы остаться в Испании. Хоть бы не новая страна, не новый язык. Ухмылки, насмешки. Учёба днями и ночами напролёт, чтобы всё равно быть последним в классе. Белая ворона. Нелегко быть белой вороной».

Костя вдруг понял, что местная школа – со всеми её минусами, с сеньором Лопесом и Хорхе – всё же успела стать какой-то родной. А как же Мария? Получалось, что они больше никогда не увидятся? Мария… А ведь он так и не узнал…

«Хочешь знать, нравишься ли девочке – спроси её сам».

Костя резко сел в кровати. Кем бы ни был тот инструктор – другом или врагом, – но совет он дал правильный. Давно стоило поговорить с Марией.

«И ещё не поздно. Прямо сейчас. Перед отъездом».

Внезапная смелая мысль так захватила, зачаровала, что Костя тут же вскочил с постели и принялся торопливо натягивать джинсы. Сдерживая бешеное биение сердца, старался делать всё как можно тише, чтобы не разбудить родителей.

«И плевать, что ночь. Будь что будет! Чёрт! А если отец опять примчится с битой? Нет, он прибежит только на шум. А если не шуметь, то максимум заглянет потихоньку посмотреть, всё ли в порядке. Ну, и что увидит? Пустую кровать?»

Костя окинул взглядом комнату и не придумал ничего лучше, как сунуть в постель две сумки с вещами. Получилось не очень – плосковато, будто одеяло наполовину раздавило того, кто под ним лежал. Чуть поразмыслив, Костя пристроил поверх сумки пухлую бутыль газировки. Так вышло правдоподобней.

Он надел куртку, обулся в кроссовки и на цыпочках подкрался к двери. Хотел уже выскользнуть в коридор, как вдруг замер, прислушиваясь.

«Шаги или почудилось? Нет, точно шаги. Тихие, осторожные, мягкие. Отец так ходить не умеет. Значит, мама. Тоже не спится?»

Звуки шагов, едва слышные, прозвучали прямо под дверью и затухли, кажется, в родительской спальне. Похоже, это и правда была мама – наверняка вставала глянуть, как там Кике в вольере. Едва Костя об этом подумал, как услышал два глухих хлопка. Странные, инородные звуки буквально продырявили тишину. Словно теннисный мячик дважды ударился о стену, только как-то странно, с присвистом.

Затем шаги снова приблизились, и дверь в комнату начала открываться. Медленно, аккуратно, бесшумно. Костя, действуя в большей степени рефлекторно, интуитивно, отпрянул в сторону и затаился между дверью и шкафом.

Первым в появившуюся щель проскользнул пистолет с глушителем, крепко зажатый в маленькой жилистой руке. Настолько крепко, будто являлся её логическим продолжением. Указательный палец несколько раз нажал на спусковой крючок. Выстрелы вышли сдавленными, глухими, словно теннисный мячик трижды ударился о стену, только с присвистом. Костя еле успел прикрытьл рот рукой, блокируя удивлённый вздох.

В воздухе медленно закружился пух из простреленного одеяла, а в комнату тем временем осторожно проскользнул незнакомый человек. Мягко, бесшумно, будто змея вползла. Да и не человек, а скорее человечек. Щуплый, низкорослый, с пышной бородой и колпаком на голове, он походил на тощего садового гнома. Держа двумя руками пистолет наизготовку, уставился на кровать и застыл как бы в нерешительности. Словно и ближе подходить не хотел, но и уйти что-то не давало. Может, звук, с которым пули прошили постель, вышел не таким, как человечек ожидал. Или же его смутило, что возле кровати не стояли…

Тапочки! С нарастающим ужасом Костя взглянул себе на ноги, мысленно проклял кроссовки и крепко зажмурился в ожидании смерти. А когда решился приоткрыть глаза, в комнате уже никого не было. Из коридора снова донеслись шаги, но звучали они теперь иначе. Гулким, уверенным эхом разнеслись по коридору и стихли на лестнице.

«Почему он не крадётся? Почему больше не прячется?»

Костя вдруг заметил, что на постели растёт в размерах тёмное пятно. Похоже, пуля пробила бутылку с газировкой, и человечек ушёл, приняв колу за кровь. За его, Костину, кровь. Ушёл, посчитав Костю мёртвым.

Это объяснение казалось совершенно диким, и если что-то и объясняло, то лишь частично. В доме живёт трое, а не только Костя. Но этот, с пистолетом, больше не прячется. Так почему? Почему он не крадётся?!

Тяжело переставляя непослушные ноги, Костя сгорбленно – совсем, как недавно отец – вышел в коридор. И чем ближе подходил к распахнутой двери родительской спальни, тем сильнее горело в груди, тем настырнее звучали в ушах два удара с присвистом. Костя яростно гнал эти звуки прочь и продолжал надеяться. До последней секунды, до самого порога. До того как вошёл в комнату и застыл не дыша.

Родители лежали с закрытыми глазами. Отец обнимал маму со спины, а она вжалась в него всем телом. Маленькая, будто ребёнок, ищущий защиты.

На растёкшуюся по подушкам кровь Костя старался не смотреть, а повисший в воздухе резкий металлический запах – не вдыхать. Просто стоял и пытался запомнить родителей такими – спокойными, безмятежно спящими, так и не узнавшими, что случилось.

На отцовской тумбочке лежали очки, на маминой – русско-испанский разговорник. Мама до сих пор отставала по языку, и учись она в одном классе с Костей, он бы наверняка был предпоследним по успеваемости.

Неожиданно что-то больно ткнулось в поясницу, и тихий, змеиный голос прошелестел:

– Пошёл вниз.

Костя толком не помнил, как спустился по лестнице. Кружилась голова, шатало из стороны в сторону. Лишь когда ноги заплелись, боль от падения заставила чуть опомниться.

Человечек выжидающе маячил позади на безопасном расстоянии и только в гостиной вышел из-за спины Кости и остановился напротив в паре метров. Ни на миг не отводя нацеленного дула, свободной рукой снял с лица белую накладную бороду, а с головы – красный колпак. И то, и другое запихнул в карман просторного красного полушубка, тонкие кожаные перчатки снимать не стал. Вытер рукавом блестящий от пота лоб, а потом вдруг скривился:

– Плохой заказ, – он помолчал и добавил: – Спецзаказ.

– Ты убил родителей, – глухо сказал Костя.

Человечек усмехнулся. Коротко, резко, одними губами, будто рот дёрнулся от удара током. Костюм Папа Ноэля он, похоже, напялил, чтобы оставаться неприметным в ночебуэну. Но по большому счёту внешность у человечка и так была неприметная. Всё в ней казалось каким-то обычным, среднестатистическим. Губы не толстые и не тонкие, нос не большой и не маленький. Волосы не длинные и не короткие, не густые и не редкие, тёмные, но не слишком. Лицо не круглое и не вытянутое, может, чуть загорелое, а может, нет. Карие глаза – не узкие и не широкие – были под стать остальному облику и смотрели совершенно бесстрастно, без какого-либо выражения.

– Ты убил, – повторил Костя.

– Технически убивает пуля, – человечек хмыкнул и чуть махнул пистолетом. – Но её ведь никто не спрашивает, верно? Да, на спусковой крючок нажал я, если ты об этом. Но  это тоже технически. Ведь и меня никто не спрашивал. Позвонили, сказали: «Дядя Слава, спецзаказ». И неважно им, что женщин я беру редко, а детей – никогда. От спецзаказа не откажешься.

– Чей заказ? – голос Кости дрогнул.

– Нет, так не пойдёт, – губы дяди Славы дёрнулись. – Ты спросил – я ответил. Мой черёд. – Он похлопал ладонью по сейфу. – Вот этого здесь раньше не стояло. Ещё три дня назад не было. А деньги лежали в шкафу, теперь их там нет. Потому вот мой вопрос. Какой код от сейфа?

– Не знаю. Отец называл, но я не запомнил, – Костя чуть пожал плечами. – Мне было всё равно.

Ему и сейчас было всё равно. Происходящее воспринималось как сон. Или игра. Или галлюцинация. Что-то важное, значительное оторвалось от Кости и осталось там, в родительской спальне. А то, что творилось здесь и сейчас, казалось чем-то совершенно незначительным. Костя смотрел на киллера в упор, не отводя взгляда, и тот нехотя признал:

– Говоришь правду. Похвально, но, – он медленно приподнял пистолет, – фатально. Не знаешь код, значит, бесполезен.

– Ты спросил – я ответил, – холодно напомнил Костя. – Мой черёд.

– А ты – не промах, пацан. – На лице киллера промелькнуло одобрение. – Ладно, валяй.

– Кто заказал моих родителей?

– Твоих родителей и тебя, – уточнил дядя Слава. – Заказчик затребовал всю семью. Имя тебе ни к чему, и подумай лучше вот о чём. Как сильно нужно кого-то достать, чтобы он заказал такое? Как надо постараться, а? – губы киллера дёрнулись. – Но твой отец сумел. Хочешь знать, кто убил родителей? Так вот это был он. Убил себя, жену и сына. И не оружием, а одной только тупостью.

Киллер говорил негромко и размеренно, но слова звучали всё более отрывисто, хлёстко, как пощёчины.

– Врагов серьёзных нажил и надеялся, за бугром не найдут? Наивный. Да и тут начудил. Решётки везде понаставил, а про окошко в ванной позабыл. Оно-то маленькое, конечно, для вытяжки. Но я, как видишь, тоже небольшой – мне хватило. Ещё и пёс… – дядя Слава покачал головой. – Когда хотят сторожа, заводят овчарку, ротвейлера, добермана. А здесь ретривер, добрая псина. Да к тому же во дворе. Вольер от дома – справа, ванная с окошком – слева. Так удачно, словно специально для меня, – он издевательски прищурился. – Может, твой отец хотел умереть?

«Сынок, я всё решу. Обещаю», – пронеслось в голове, и Костю захлестнули эмоции.

Ударили волной, завертели в безумном вихре, заметались в груди, сменяя друг друга, и среди всех прочих обжигающе запылала ненависть. Нельзя позволить этому ублюдку победить и остаться безнаказанным. А значит, нельзя умирать.

Быстрым, цепким взглядом Костя окинул гостиную, выискивая, что могло бы помочь. Глаза скользнули по сейфу – киллера явно озадачило его появление. «Три дня назад этого не было».

Значит, он уже залазил в дом. Три дня назад, когда Костя с родителями ходили на рождественский концерт. А что ещё нового появилось с тех пор? Что, кроме сейфа, могло стать неожиданностью? Взгляд остановился на антикварных часах – стрелки показывали без одной минуты четыре. А вот это уже интересно…

– Не кипишуй, – посоветовал дядя Слава. – Дверь заперта, ключ у меня. На окнах – решётки. Деваться некуда.

– Я убью тебя, – процедил Костя сквозь зубы. – Обязательно убью.

– Даже немного жаль, – киллер дёрнул губами. – Из тебя мог выйти толк. Ну что уж теперь! – он сжал рукоять пистолета обеими руками. – Задачу ты мне упростил. Базаришь, как взрослый, угрожаешь смертью. Так работать легче.

Внезапный оглушительный бой часов заставил дядю Славу вздрогнуть, и Костя, не медля ни секунды, побежал. За спиной хлопнул выстрел. Послышался звон стекла, и перед лицом, словно в замедленной съёмке, пролетел осколок с розовым поросячьим пузом и надписью «Feliz Navidad!». Костя со всех ног вылетел из гостиной в прихожую. По дороге снёс вазу с красными гвоздиками, залил водой футболку и штаны. Дёрнул входную дверь – заперто! Рванул в коридор, за спиной снова хлопнуло.

В голове заметался план. Простой, безумный и вряд ли выполнимый, но рискнуть стоило. Хоть раз в жизни. Напоследок.

Окно в ванной. Да – маленькое, да – узкое, но единственное без решётки. И если пролез дядя Слава, может, протиснется и Костя. Он резко дёрнул ручку, распахивая дверь в ванную. В тот же миг в уши ворвался раскатистый, давящий гул, а в лицо ударил такой ослепительный свет, что Костя зажмурился, покачнулся и потерял сознание.