Читать книгу Чужих гор пленники - Артем Каменистый - Страница 3

По роду своей деятельности Дмитрию Рогову приходилось общаться с самыми разными людьми. Всех их он мог условно разделить на две категории: те, с которыми договориться просто, и те, с которыми трудно или даже невозможно. И сейчас говорить пришлось с тем, кого сложно было отнести к какой-либо из групп. Коммуникабельный, разговорчивый в высшей мере, он мог обсуждать пустяковый вопрос чуть ли не часами, постоянно уводя нить диалога куда угодно, лишь бы в сторону от нужной темы.

В конце концов, договориться обычно удавалось, но ценой времени и нервов.

– Рогов, ты не понимаешь, – скороговоркой надрывалась «труба». – Через месяц мы должны ехать с готовым материалом, а у нас даже концепта нет. Ты понимаешь?! Да?!

Рогов был терпелив и отвечал спокойно, без надрывных ноток, то и дело проскакивающих в голосе собеседника:

– Извини, но я ничем не могу тебе помочь: высокое искусство не мое. Мне надо…

Попытка в пятнадцатый раз выяснить, когда именно можно будет устроить предварительный показ давно заказанного никчемного ролика, была грубо пресечена:

– Да пойми ты, Рог: фестиваль никто переносить не будет. И у Долгаева есть фильм. Уже готовый фильм. Готовый! Понимаешь?! А у нас ничего. Ни намека, ни идеи – ничего. Сроки, Рог, сроки. Мы не успеваем!

Рогов вклинился в микроскопическую паузу, продолжая столь же терпеливо:

– Ну раз у вас даже идеи нет по поводу шедевра, вы можете все силы направить на скучную рутину. В том числе и на наш заказ. Не так ли?

– Да забудь ты уже про свой заказ, я его сам на коленке смонтирую за вечерок. Но ты войди в мое положение: все мысли теперь об одном. Ты же знаешь Долгаева? Для нас это просто нож в спину. Вот ведь хитрая морда… У него как раз с идеями дефицита никогда нет. Ты вот знаешь, как он делал рекламу для дельфинария? Те еще даже не открылись, снимать нечего было, так он сделал без дельфинов. Ты можешь представить рекламу дельфинария без дельфинов?! Можешь?! Никто не мог представить, но он сделал. Теперь понимаешь меня?!

Честно говоря, Рогов собеседника не понимал и понимать не хотел. Он хотел узнать судьбу заказа, и ничего более. Не его вина, что приходится общаться с людьми, которые считают смыслом своего существования одно: капать ему на мозги, напрягая словоохотливостью или, того хуже, личными мелочными труднопонимаемыми проблемами.

Еще честнее говоря, Дмитрий все больше и больше убеждался, что находится не там, где ему следует находиться. Это место не для него. И этих людей он не хочет знать.

Но приходится…

Леночка, без слов все поняв, выразительно стукнула ногтем по кружке. Рогов едва заметно кивнул в ответ, надеясь только на одно: что кофе, который она приготовит себе и ему, не успеет превратиться в холодную жижу до конца разговора.

Быстрее бы эта трескотня стихла…

– …мне нужна идея! Хоть что-то! Вся голова забита только этим! Если мы завалим все и сейчас, останется только дешевое порно снимать! Это все – это конец! Можно забыть слово «творчество»! Ну ты разве сам не понимаешь?!

– Я хочу оказаться в другом месте… – непроизвольно вырвалось у Рогова.

– Что?! Ты о чем сейчас вообще?!

Обреченно вздохнув, Рогов неимоверным усилием воли вернулся к теме обсуждения:

– Послушай, я дам тебе идею, но мой материал должен быть уже завтра.

– Что?!

– Ты сейчас что-то про порно говорил? Так вот: сними порно.

– Шутишь?! Думаешь, мне сейчас смешно?!

Опять вздох и терпеливое разъяснение:

– Ты снимешь порно без актеров. Это будет концептуально.

– Без кого?! Дмитрий?..

– А чем ты хуже этого Долгаева? У него был дельфинарий без дельфинов, у тебя фильм для взрослых без взрослых. Без людей вообще. Гарантирую: в этом ты точно будешь самым первым. До такого еще никто не додумался. Идея не занята. Ни намека на плагиат. Памятник при жизни обеспечен.

Судя по тишине в трубке и отсутствию даже малейших попыток перебить, собеседник если не заинтересован, то как минимум сбит с тропы, на которой с маниакальной страстью выискивал следы новой величайшей идеи, и потому можно попытаться вернуть его к более прозаическим делам.

– Великая идея у тебя теперь есть, так что перейдем к нашим скучным делам. Так ты сможешь…

Закончить вопрос Дмитрий не успел. Краем глаза уловил вспышку за окном, столь яркую, что жалюзи не справились: резануло по нервам, будто преграды вовсе не было. А затем…

Затем ничего.

Похоже на сон, который забываешь в первый миг пробуждения.

Вроде бы кто-то насыпал ему полный рот едкой пыли. И он долго отплевывался, а потом еще дольше натужно кашлял. Было такое или сознание шутки шутило? Скорее всего второе.

Было и что-то другое, о чем он потом и вспомнить не мог. Какие-то смутные намеки непонятно на что. Одно можно сказать точно: когда сознание наконец вернуло способность хоть как-то запоминать события, Рогов обнаружил себя лежащим на левом боку. Один глаз оказался под поверхностью снега и ничего не видел, от второго толку было немногим больше, так как он вовсю щурился из-за ослепляющего солнечного света.

Вставать категорически не хотелось. Хотелось опять провалиться в забытье, где ничего не помнишь. И в первую очередь забыть о том, что у человека имеется голова. Потому что болела она дико. Настолько дико, что, окажись рядом палач в черной маске и при окровавленном топоре, Рогов бы молил его об одном: «Рубани меня от всей души по шее! Давай же! Не тяни!»

Говорят, человек не может испытывать сильную боль в нескольких местах одновременно. Но у Рогова это получилось на пять с плюсом: все его тело превратилось в средоточие страданий, и голова являлась не более чем эпицентром нестерпимого бедствия. Приходить в себя окончательно, чтобы начать разбираться с причинами недомогания, было страшно. При таких симптомах очевидно одно: с ним произошло нечто столь ужасное, после чего или остаются инвалидами-овощами, или уходят под землю в закрытых гробах.

Жить овощем не для него. Лучше полежать, подождать смерти.

Смерть вела себя как капризная дамочка на первом свидании. То есть запаздывала. Время шло, и с каждой минутой слабела уверенность в том, что он сумеет дождаться погибели. Да и мысли о неизлечимых травмах, нанесенных тушке, начали отходить на второй план. Как и боль. Или, что вероятнее, на смену ей пришло кое-что другое, тоже неприятное.

Не так просто безнаказанно валяться в снегу. Рано или поздно холод даст о себе знать.

Чем дальше, тем сильнее коченело тело. Мороз ли подействовал как анестезия или боль сама отступила, но в какой-то момент Рогов осознал, что более ни секунды не сможет терпеть. Желание свернуться калачиком, стараясь уменьшить потери тепла, он отбросил как бредовое. Будучи родом из куда более северных краев, он еще не забыл, что с холодом шутки плохи.

Сев, рукавом рубашки стряхнул подтаявший снег с лица, щурясь от жалящих солнечных лучей, уставился на открывшуюся картину. Надо признать, она не сильно походила на ту, что он видел до вспышки за окном. Ничего общего со скромным по площади и обстановке офисным помещением одной из бесчисленного множества фирмочек, которые производят лишь испорченную бумагу и суматоху.

А на что походила?

Рогову не доводилось бывать на горнолыжных курортах, но почему-то он почти не усомнился, что если посмотрит чуть правее, то обязательно увидит подъемник или накатанную трассу. Ну что-то эдакое.

Ни подъемника, ни накатанной трассы правее не оказалось. Все тот же снег и камень. Одно отличие: местность повышается в ту сторону, причем значительно.

Осторожно, боясь побеспокоить раскалывающуюся голову, он обернулся в одну сторону, затем в другую. После чего, как следует зажмурившись, посмотрел вверх, оценивая положение светила.

Увиденное его не обрадовало. Везде все тот же снег и камень, при этом ни малейших признаков лыжного курорта не наблюдалось.

Как и вообще каких-либо признаков человеческой деятельности.

Если точнее: один признак человеческого присутствия все же наличествовал. Сам Рогов. В туфлях, брюках и рубашке для куда более теплой обстановки. Пиджак остался на вешалке, и где эта самая вешалка сейчас находится, можно только догадываться. Да и не спасет он. Пока светит солнце и тело не отказывается двигаться, здесь, похоже, не превратишься в ледышку. Но это работает лишь днем. Как только стемнеет, возникнут по-настоящему серьезные проблемы.

Внимательно себя осмотрев и ощупав голову, Рогов убедился, что страхи насчет не совместимых с жизнью или здоровьем увечий были преждевременными. Хоть и чувствует он себя не слишком хорошо, но ничего смертельного с ним не случилось: идти сможет. Это главное, потому как оставаться в царстве снега и замороженного камня не лучшая затея.

Не важно, как и куда он попал, важно как можно быстрее оказаться в более комфортном месте. Вопрос лишь в том, где такое можно найти.

Поднявшись, начал осматривать окрестности куда более внимательно, напрягая глаза, прикрывая их от света ладонями. На первый взгляд никаких перспектив. Везде все те же камни и снег. А еще вершины в высшей степени мрачных гор. Небо безупречной синевы: ни облачка, ни какого-либо намека на дымку, что вечно стелется над большими городами. Солнце печет будто лазер, похоже, несмотря на холод, он рискует здорово обгореть.

Быстро оценив общую картину, занялся мелочами. Каким бы однородным ни казалось это царство холода, на деле все не так. Вон вдалеке скала подозрительной формы. Рукотворная? Да нет, вряд ли, хотя очертания странные. А это что? А вот это?

Спустя несколько минут было замечено сразу два признака присутствия людей. Хотя с первым не все так очевидно. Просто из-за нагромождения камней и снега, что протягивается левее, к небу поднимается столб дыма. Не дыма даже – скорее дымки, но без огня его не бывает. А огонь – это дело рук человеческих. Обычно. А может, вулканическая деятельность или, допустим, источники гидротермальные. Или просто пожар, вызванный грозой. Хотя чему тут гореть…

В общем, дым – признак перспективный, но происхождение его сомнительно. Зато со вторым все совершенно очевидно: лучшим признаком человеческой деятельности является встреча с человеком – с этим не поспоришь.

Здесь были люди. Семь фигурок медленно поднимались вверх по склону. На фоне снега они выделялись не хуже жирных мух на белом потолке: не заметить трудно и перепутать со зверьем тоже непросто. Если не изменят маршрут, минут через пятнадцать окажутся на той же высоте, что и Рогов. Только гораздо левее его. И если он хочет с ними встретиться, надо срочно попрощаться с этим уже изрядно поднадоевшим местом и направиться на перехват.

Психика человека – сложная штука. Иногда работает как часы, иногда чудит на ровном месте. Ну а в кризисной обстановке обязательно сюрпризы выкинет, да такие, что сам себе потом удивляться будешь. Вот и сейчас Рогов совершенно не задумывался о том, какая чума его сюда занесла. Все мысли на первых шагах были примитивнее мировоззрения таракана: снег в туфли попадает, и с этим ничего не поделаешь, а значит, носки быстро станут мокрыми; шагать тяжело, ноги проваливаются чуть ли не по колено; наст толстый, но не держит, ломается с хрустом.

В царстве безмолвия зародился звук, хорошо знакомый каждому цивилизованному человеку. Да и дикари прекрасно знают, куда следует смотреть в таких случаях. Задрав голову, Рогов проследил за серебристым росчерком, промелькнувшим меж далеких вершин. Самолет шел быстро и, похоже, снижался. Может, где-то там внизу, в ущелье, куда отсюда не заглянуть, тянется взлетная полоса, устроенная для обслуживания туристов? Правда, смущают размеры воздушного судна: пусть Рогов и мало смыслит в таких делах, но высокие горы – не лучшее место для авиалайнеров. Здесь требуется техника поскоромнее.

Самолет начал разворачиваться в одну сторону, затем, передумав, в другую, пьяно при этом качнувшись и потеряв приличный кусок высоты. Совершив этот непонятный маневр, задрал нос, а двигатели загудели так, что, даже стоя вдали, Рогов проникся. Экипаж, похоже, пытался выжать из них всю мощность до капли, но или не успел, или не хватило ее. Огромная серебристая машина на полной скорости чиркнула брюхом по скальной гряде, после чего исчезла за ней в попытке изобразить нечто вроде кувырка.

Рогов, сам не осознавая зачем, начал считать. На цифре тридцать пять гул двигателей оборвался глухим ударом и вернулась прежняя тишина.

А еще он теперь видел два источника дыма. Один там, где и раньше, левее, а второй, куда более скромный, в стороне, где исчез самолет.

Вот тут в голову наконец как следует постучал неизбежный вопрос: что здесь происходит и как он во все это ухитрился вляпаться?

Происходит что-то из ряда вон выходящее – это очевидно. Можно, конечно, предположить, что все это безумный розыгрыш и его сейчас снимают скрытыми камерами. Кто-то вроде того неведомого Долгаева решил, что дельфины – слишком скучно, и придумал нечто совсем уж концептуальное. Но горы, разбивающиеся самолеты и прочее – чересчур скромно для такого ничем о себе не заявившего человека, как Рогов. Для столь масштабной постановки подыскали бы кого-нибудь другого: поизвестнее, поколоритнее. Или хотя бы посмешнее. Столь скучная физиономия, к тому же лишенная даже намека на фотогеничность, зрителям вряд ли придется по душе.

Остановившись, он долгим, изучающим взглядом оценил семерку незнакомцев, продолжавших подъем. К этому моменту расстояние до них заметно сократилось, и можно было различить подробности, ранее недоступные или казавшиеся обманом зрения.

Зрение не обманывало: летняя одежда, вид донельзя растерянный, походка характерная не для альпинистов на маршруте, а для кучки горожан, заблудившихся в лесу и понятия не имеющих, в какой стороне платформа электрички.

А еще он понял, куда они двигаются. Похоже, не к Дмитрию. Да они его не замечают даже. Скорее всего обходят нагромождение камней и льда, что граничит слева с гладким заснеженным склоном. И огибают его не просто так, а с целью шагать дальше, к источнику того самого дыма, который Дмитрий заметил первым делом.

Все ясно: они, как и он, ищут признаки человеческого присутствия.

Ничем от него не отличаются, в такой же непонятной ситуации.

Смотреть телевизор Рогов не любил, но полностью этого зла избежать невозможно. Даже если не посмотришь, непременно найдутся желающие рассказать. Он смутно помнил, что вроде есть или было популярное шоу, где группа людей оказывалась в диких условиях, и перипетии их тупых приключений снимали на камеры для потехи миллионов зрителей. Но попадали туда строго добровольно, еще и в длинную очередь выстраивались. К тому же современная съемочная аппаратура не бывает невидимой. Бывает, конечно, малозаметной, но такую надо как следует прятать, что проблематично на склоне, где нет ничего, кроме снега и камней. Да и камни встречаются лишь вдали, на границе этой ровной, будто вылизанной площади.

А если кто-то и ухитрился спрятать здесь аппаратуру, то где следы? Или он воспользовался ковром-самолетом? Тонкий слой рыхлого свежевыпавшего снега поверх наста – даже птичьих цепочек не разглядеть, куда ни посмотри. То есть о дрессированных канарейках, мастерски размещающих шпионские камеры, не может быть и речи. Пройди кто-то покрупнее здесь до снегопада, повредил бы наст, выдав свою деятельность многочисленными неровностями, оставшимися там, где ступали его ноги.

И вообще – все эти мысли полный бред.

Но ведь как-то объяснять надо…

И куда пропала Леночка?..

Глупо, но почему-то захотелось кофе. А еще стало страшно. Страшно, что сойдет с ума или уже сошел. В столь непонятную ситуацию Рогов попал впервые.

– Без камер кино не снять, – заявил он.

Звук собственного голоса подействовал странно: противоречивые и панические мысли покинули многострадальную голову, и, анализируя изрядно отступившую боль, Рогов заподозрил, что именно из-за нее он мыслит и действует не всегда адекватно. Ведь до сих пор проблем по этой части у него не случалось.

Зачерпнул снега, натер виски (а вдруг поможет?), продолжил движение. Вскоре, оценив расстояние, остановился, прижал рупором ладони к лицу, прокричал:

– Эй! Народ! Слышите меня?!

Народ услышал. Дружно остановившись, завертели головами в разные стороны, что Рогова слегка удивило: похоже, у них проблемы с определением направления на источники звуков. Сколько сейчас между ними? Двести метров? Вряд ли намного больше. Хотя крутизна склона может обманывать взгляд. Да и не стоит забывать о проблемах с головой. Ну уж не километр точно, а он орал так, что и дальше должны услышать. Никакого другого шума ведь нет, даже ветер не задувает.

Один из незнакомцев наконец заметил Рогова, замахал руками, закричал в ответ:

– Стойте! Стойте! Мы к вам! Пожалуйста, подождите!

– Стою! – легко согласился Рогов.

Бродить по снегу в легких туфлях не самое приятное занятие, так что предложение полезное.

Семерка продолжила подъем куда шустрее, чем прежде, а тот, кто ответил, при этом не умолкал:

– Очень хорошо, что вы здесь! Мы уже не знаем, что и думать! Тут просто кошмар! Там, внизу, люди остались! Двое мертвых, а один очень плох и не может идти! Мы боялись его тронуть, оставили на месте, он может быстро замерзнуть! Надо поскорее вернуться по нашим следам, пока не поздно! Послать кого-нибудь к нему!

Настроение у Рогова и без того было не фонтан, а с каждым словом ухудшалось все сильнее и сильнее. Он не ошибся – эти люди в таком же непонятном положении и к тому же наивно надеются на его помощь. У них явные проблемы с восприятием действительности. И полное отсутствие способности анализа обстановки. Ведь одежду разглядеть нетрудно, а одного этого достаточно для правильных выводов. Но они ничего не осознавали, перли вверх радостно, с искренней надеждой на ценный приз, ждущий на финише.

Как ослы с привязанной перед носом морковкой.

Что-то в окружающем мире льда и снега начало меняться. Звук – в безмолвии холода зародился звук. Или даже не звук, а вибрация на грани слышимости. Рогов нечего не понял, но глубоко внутри уже проснулся инстинкт, который может сработать даже у человека, ни разу в жизни не видевшего высокие горы.

«Олух, вали отсюда, да поскорее!» – вот что Рогову сообщил этот самый инстинкт.

Предложение, возможно, и полезное, вот только поди пойми, куда именно следует валить. Куда ни глянь, ничего безопасного, надежного, ничего того, к чему хотелось бы побежать с целью спрятаться непонятно от чего.

Ноги заработали самостоятельно: Рогов попятился прочь от приближающейся группы, будто стараясь уйти от них наверх, к тому же спиной вперед. Подошва легко продавила тонкий слой рыхлого снега, хрустнул наст, голень скрылась на треть.

Треск. Он не стих после того, как нога продавила смерзшийся слой. Наоборот – начал усиливаться, и уже через считаные мгновения Рогов перестал понимать, откуда он раздается. Потому что звук шел не только снизу, а и слева, справа, спереди и сзади. И даже вверху, где только синь чистого горного неба, будто ломалась оледеневшая снежная корка.

Еще шаг назад, под опорной ногой при этом просел примятый снег, Рогов, пытаясь удержать равновесие, замахал руками, но безуспешно. Завалившись на бок, он хотел было тут же вскочить, но целый пласт подрезанного его следами наста сорвался вниз, с неожиданной силой толкнул в бедро, а дальше уже скользили все новые и новые массы. Тело потащило вниз, развернуло. Глаза на кратчайший миг увидели, что такой беспорядок начался повсюду: все вокруг пришло в движение, устремившись вниз, на кучку продолжавших подъем людей.

Неужели они ничего не видят и не слышат?!

Попытки встать на ноги Рогов прекратил, толком не начав. На склоне, пришедшем в движение, опоры для ног быть не может. «Лавина!» – промелькнула в голове бесполезная мысль. Почему бесполезная? Да потому что он понятия не имел, что делать в такой ситуации.

По сути все, что Рогов знал про лавины: если попал под нее, все может очень нехорошо закончиться.

Увлекаемый вниз неудержимой силой, он отчаянно барахтался, пытаясь оставаться на поверхности, не дать затянуть себя под массу пришедшего в движение снега и льда. Получалось примерно так же успешно, как у таракана, угодившего в унитаз в момент слива и противостоящего стремлению воды утащить его в неведомые дали.

Плохо получалось.

Тело крутило во все стороны одновременно, пластины наста больно били в ничем не защищенное лицо и руки. Да и телу доставалось: от легкой одежды толку мало. А затем Рогова приложило обо что-то с такой силой, что воздух выбило из легких, а рот разверзнулся в безмолвном вопле. Но боль и неизбежная паника не помешали ему ухватиться обеими руками за камень, оказавшийся на пути лавины.

Не просто камень – ни к чему не прикрепленные камни не могли существовать на этом склоне. Лишь только толщина снежного покрова превышала допустимую законом гор мощность, сходила очистительная лавина. Впрочем, она и по другим причинам легко сходила. Вот как сегодня, когда спокойствие ледяного мирка было нарушено далеко идущими последствиями падения метеорита. Цепочка следов Рогова, разрезавшая многослойный пирог из наста и снега, явилась последней каплей, спровоцировавшей преждевременный сход.

Это был не просто камень, а выступ скалы. Эдакий гранитный зуб, проткнувший слой снега. Их мало было на склоне, и Рогову повезло вдвойне: в том, что он оказался в верхней части, а не на пути уже хорошенько разогнавшейся лавины, и в том, что такой подарок подвернулся у него на пути.

Все стихло так же быстро, как и началось. До ушей все еще доносились отзвуки эха, не успокаивавшегося после неожиданного концерта, но окружающий мир вновь застыл.

Рогов выплюнул изо рта невесть как оказавшийся там ледяной кляп, после чего с куда большим трудом избавил нос от двух пробок из того же материала. Уши тоже пришлось прочистить. Присел на колено, наскоро проинспектировал состояние. Щека в крови, но серьезных ран вроде бы нет; рубашка лишилась половины пуговиц, на левом боку изорвана, на коже там красуется коллекция свежих ссадин, парочка из них кровоточит, но помереть от этого вряд ли получится. Удивительно, но неудачно купленные туфли (чуть больше по размеру, чем следовало бы) остались на месте, а ведь прежде они норовили при малейшей возможности соскочить. Пусть несерьезная для гор обувь, но босым здесь ходить – это китайская пытка. Изрежешься о наст.

Осматривая себя, Рогов не забывал бросать взгляды по сторонам. Он понятия не имел, как далеко его снесло вниз по склону, но подозревал, что не слишком: долгую «прогулку» такого рода он бы, может, и перенес, но с куда худшими последствиями.

Ничего. Вообще ничего нового не увидел. А вот из старого кое-что исчезло. Люди. Та группа, к которой он спускался. Ни следа от них Рогов так и не увидел. Встал во весь рост, но это тоже не помогло – никаких признаков человека.

Куда они исчезли? Мозг предложил два варианта ответа: людей отнесло вниз, за границу, после которой склон, похоже, становится гораздо круче. Дальше нее Рогов ничего не мог разглядеть. Точнее, мог – провал ущелья, разделяющего две горы. Или скорее хребта, он понятия не имел, как будет правильнее.

Второй вариант был хуже: люди остались где-то рядом, но им повезло меньше, чем Рогову. Они здесь, в пределах видимости. Возможно, в считаных шагах. Заваленные смесью снега и ледяных обломков. Возможно, сильно покалеченные, потерявшие сознание, задыхающиеся.

Как их разыскать, Рогов понятия не имел. Пришла мысль покричать, но он колебался. Вроде бы громкого звука иногда бывает достаточно, чтобы спровоцировать сход лавины. Нет, это полный бред. В смысле что сейчас не сработает. После того, что здесь произошло, спровоцировать новую лавину может разве что близкий ядерный взрыв.

Тем не менее первые его крики были скорее громкими словами. Опасался. А зря. Даже когда устал надрывать горло, не сумел ни снежинки с места сдвинуть.

Никто не ответил.

А затем Рогов понял, что он не кто иной, как идиот. Потому что после лавины снег здесь если и остался, то в количествах, достаточных для погребения кошки, при условии что она не слишком упитанная. Его снесло вниз, и если людей погребло, то искать их следует именно там, а не разоряться впустую.

Вздохнув, Рогов начал спускаться к той границе, за которую не мог проникнуть взгляд. Может, найдет пропавших там. А не найдет, так что-нибудь другое увидит. Он ведь до сих пор не знал, в какую сторону следует идти. Но то, что оставаться здесь нельзя, – очевидно.

Лавина, потрепав Рогова, сделала и доброе дело: после нее стало гораздо легче идти. Ступни теперь не надо было выдирать из снежного плена на каждом шагу, правда, появилась другая проблема: оголилось обледеневшее основание склона. Летняя обувь не лучший вариант для такого «катка». Потеряв равновесие на крутом участке, рискуешь скатиться неизвестно куда, и кто знает, чем все это закончится. Хорошо, если всего-то новыми ссадинами.

В общем, быстро идти не получалось.

Рогов брел и брел, без остановок, все вниз и вниз, непрестанно оглядываясь в напрасной надежде увидеть хоть кого-нибудь. И наконец дошел. Заглянул за ту черту, куда прежде не мог проникнуть взглядом.

И отшатнулся.

Пропасть столь глубокая, что можно не преувеличивая сказать: без дна. Если упасть, то, пока долетишь, оглохнешь от собственного крика. И свихнешься к тому же.

Лавина очистила склон от снега, сбросила его вниз вместе со всем, что увлекла за собой. Поиски закончены, про бедолаг, оказавшихся на ее пути, можно забыть.