Читать книгу S-T-I-K-S. Цвет ее глаз - Артем Каменистый - Страница 7

Пришли если не все, то почти все, и не в таком уж маленьком помещении стало тесновато. Прощание Саманты со мной – не шутка, столь значимое событие подразумевает массовость.

Пока почти все охали и ахали, расспрашивая меня о самочувствии, Бритни заглянула куда только можно и нельзя, после чего разочарованно спросила:

– Лиска, а тебе разве ничего не приносили?

– Что мне должны были принести?

– В кино показывают, что больным вкусные вещи носят. Тортики разные, ну там пирожные, конфеты, шоколадное печенье. Или хотя бы фрукты. Моей бабушке тоже носили, у нее вся тумбочка была завалена.

Бритни у нас маленькая знаменитость, и на это есть две причины: у нее самый потрясающий голос в Цветнике, и она главная наша сладкоежка. Причем фигура у нее проблемная, так что приходится поддерживать ее разными способами, в том числе постоянными диетами. Но певунью то и дело ловят на забавных нарушениях режима. Например – на поедании сахара из сахарницы при помощи… ладошки, а однажды она пыталась разузнать – можно ли употреблять глюкозу из ампул в аптечке и насколько это вкусно.

Она готова засунуть в рот что угодно, лишь бы это хотя бы чуть-чуть было сладким.

– Да когда же ты уже нажрешься? – Ответ от Мии не заставил себя долго ждать.

– Если бы ты сидела на такой диете, как я, ты бы вечно думала только о еде, – вспыхнула Бритни.

– Я могу есть все что угодно, и мне от этого ничего не будет, а ты в один миг превратишься в корову, рядом с тобой даже Тина будет выглядеть шваброй.

– Девочки, не ссорьтесь, – попросила Рианна и затараторила: – Элли, ты даже не представляешь, что было. Такие смотрины, всем смотринам смотрины. Просто нечто.

Ну все, если Ри раскрыла рот, всем остальным лучше помалкивать или страдальчески вздыхать. Пока не выскажет все, что должна высказать, заткнуть ее почти невозможно. Перед такой словоохотливостью пасует даже Ворона.

Шоколадка продолжала трещать с той же невообразимой скоростью, и это не казалось некрасивым, наоборот – женственно получалось, я ей иногда даже завидую, моя манера говорить совсем не такая, да и голосом ужасно далека от Бритни. В нем, увы, вообще нет зрелости, хотя я старше всех в группе.

И самое неприятное заключается в том, что при моем смешном индексе возраста есть немаленький шанс, что голос навсегда останется несерьезным.

Резкое замедление роста, неменяющаяся внешность, слабый голос – все намекает на то, что я обречена на инфантильность, пусть даже только внешнюю. Это нельзя назвать недостатком, многие такому будут рады, но только не я.

Так уж сложилось, что мне с двенадцати лет пришлось неистово мечтать о необычном – хотела вырасти такой, чтобы во внешности не осталось ни малейшего намека на детство.

Но Улей решил по-своему.

– Элли, ты не поверишь – приехала делегация западников из Призападной Цепи. Только они ее называют Конфедерацией, а себя конфедератами, а не предателями, как их у нас здесь обзывают. И прикинь, наши их так и величали сегодня. Ну, то есть конфедератами. И ты бы видела эти смотрины. Ли, ты даже не представляешь, что там было. Они пришли без костюмов, прямо в зеленой одежде, как простые солдаты или даже дикие рейдеры – ни золоченого шитья, ни медалей, ни знаков различия, вообще ничего, просто тряпье. И одежда не первой чистоты, и неглаженая, к таким пугалам даже подходить не захочется, наверное, воняют, будто дохлые скунсы. Они пришли не просто посмотреть на орхидей, они пришли выбрать одну из нас и увезти к важному господину, какому-то из их вождей. Ты представляешь такое? Мы до сих пор в шоке. Я на них как глянула, сразу подумала, что грохнусь в обморок, если выберут меня. На них ведь смотреть невозможно, ты не поверишь, насколько они дикие. Нет, ну, красивые, конечно, пусть и не все, и улыбался там один так мило, даже немного понравился, приятная такая улыбка. Но я как подумаю о том… Ой, ладно, Лиска, я лучше промолчу, и так столько всякого наговорила, тебе тяжело слушать, ты совсем больная.

– Давай уже, выкладывай все, – с непонятным намеком выдала Миа.

– Не надо, – требовательно произнесла Кира, после чего зачем-то взяла молчаливую Саманту за руку и отвела на шаг от азиатки.

Наша главная блондиночка никогда не отличалась болтливостью, но сегодня сама себя превзошла. Помалкивает, будто рыба, слова не попыталась проронить за все это время, полностью в себя погружена. И дело тут явно не в том, что реакция у нее почти всегда замедленная, просто не каждый день узнаешь, что тебе придется покинуть привычный дом и отправиться туда, где ты никогда не была. Тем более что ехать будешь вынуждена в края, о которых ничего хорошего не слышала.

Но самое главное, что там, на опасном западе, тебя ждет человек, который не видел тебя ни разу, так же, как ты его, но, тем не менее, уже принято решение, что именно он станет твоим супругом. И решение это оспорить невозможно.

Я бы на ее месте вряд ли стала сыпать беззаботными словами направо и налево.

– Тогда я скажу! – воскликнула Миа.

Как-то странно воскликнула, в ее голосе прозвучала и злоба неугомонной стервы, и неугасимое желание сказать что-то гадкое, и почему-то нотки страха. А еще непонятный мрак, и, как это ни странно, нескрываемая радость. Будто только что сама избежала жуткой опасности и не может в себя прийти от нахлынувшего счастья, сдобренного немалой толикой не успевшего рассеяться кошмара.

– Миа, я тебя прибью! – разозленной кошкой прошипела Кира.

А та, сузив свои восточные глаза до узких щелочек, выдала ужасное:

– Уже завтра наша Саманта станет женой самого уродливого в мире кваза, который командует западниками. Вот такие, Лиса, у нас были смотрины. Хорошо, что ты так вовремя заболела, а то могли запросто выбрать тебя, ты же у нас тоже светленькая, а страшила заказывал как раз такую. До чего же хорошо, что я родилась брюнеткой, как представлю, что меня целует сморщенный мертвяк с желтыми клыками в вонючей пасти, начинает тошнить.

– Замолчи! – с большим трудом и не своим голосом я сумела выдавить из себя всего лишь одно слово.

Губы Мии искривились совсем уж уродливо:

– Что? Испугалась за себя? Да ты не бойся, Лиса, они заказывали блондинку с голубыми глазами. А кто у нас в группе самая главная блондинка? И кто вечно хвасталась, что у нее самые голубые в мире глаза? Саманта, меньше надо себя нахваливать, таких, как ты, сама судьба любит наказывать, вот и получила, что заслужила. Радуйся теперь, дура болтливая.

Я уже почти не прислушивалась к той грязи, которую несла эта восточная красотка, по непонятной всем причине непрерывно пребывающая в шаге от грандиозной истерики, до которой, впрочем, доходило очень редко, обычно разряжалась по мелочам. Миа вечно на взводе, она не упускает ни единой возможности задеть других, но то, что высказала сейчас…

Это затмевает все. Абсолютно все. Это даже не жутко. Это гораздо хуже.

Это и есть тот мрак, который проскакивал в ее голосе.

Так вот что подразумевали Селедка и Ворона, когда упоминали урода и чудовище. Как же я сразу не догадалась…

Воспитанницы не вправе выбирать себе понравившихся мужчин. Мы можем лишь беспрекословно подчиняться и радоваться по-настоящему или обманывая себя и других, когда нам сообщают самые важные в жизни известия. У некоторых они приятные или почти приятные, у некоторых не очень, а кому-то ужасно не везет.

Каждая мечтает о добром, верном, ласковом и сильном. И, само собой, о красивом.

Человек, который должен стать моим мужем, не лишен недостатков. Да что уж тут скрывать – у него их огромное множество. Это можно сказать практически обо всех мужчинах, приходящих в смотровой зал. Да, к великому нашему сожалению, они нечасто похожи на завидных женихов. У них дурные манеры, скверные характеры, вредные привычки, лишний вес, далеко не самые прекрасные лица и фигуры. Почти все они старые и скучные, не умеют ценить домашний очаг, и верность для них – пустой звук, во всех случаях, если это не касается верности их элитных избранниц.

Но при всех своих недостатках они все же остаются людьми.

Как бы мне ни доказывали, никогда не признаю кваза таким же человеком, как я. Мне неоднократно приходилось видеть этих жутких типов. Таких любят набирать в вооруженные силы, они даже в гвардии встречаются. В некоторых случаях разумные монстры незаменимы благодаря своей силе, ловкости, живучести и почти полной невосприимчивости к боли. Иногда их даже объявляют героями, я видела трансляцию двух церемоний награждения чудовищ, но даже это ни на капельку не поколебало мое отношение к ним.

Основная причина появления уродливых измененных – жемчуг. Высокоактивный биологический материал, с большими трудностями получаемый из споровых вместилищ высших зараженных. Как все прочие трофеи такого рода, его нельзя улучшить, синтезировать или скопировать, при попытке разделения он превращается в бесполезный мусор, а механизм его действия – великая тайна. Зато все прекрасно знают, как нужно им пользоваться, наука несложная – достаточно просто проглотить, можно даже водичкой не запивать. И вуаля – через несколько часов или дней ты ощутишь, что имеющиеся у тебя умения Улья стали работать эффективнее или даже раскрылись их новые грани. А в некоторых случаях самое время отправиться к ближайшему знахарю, чтобы он активировал новое – это высший приз.

Жемчуг – самое дорогое, что можно найти в этом мире. Так считается повсеместно.

Но не все с ним так радужно. Говорят, что и на небесных светилах внешних миров можно отыскать пятна, так вот – на жемчуге они тоже есть: черные, омерзительные, непредсказуемые в своем проявлении.

Некоторые иммунные после приема жемчуга начинают меняться внешне. Со временем они перерождаются, почти как развитые мертвяки, но при этом в большинстве случаев полностью сохраняют разум и прежние привычки, в том числе и гастрономические. То есть не бросаются на других людей с голодным урчанием, не пытаются оторвать им головы или что-нибудь отгрызть. Да, такие предпочитают любой пище мясную, желательно не очень прожаренную, но и от обычной картошки с укропом не станут отказываться.

Этих уродов называют квазами, они, меняясь все больше и больше, обычно останавливаются приблизительно на середине желтой части классификационной шкалы, то есть примерно соответствуют мертвякам на средней стадии развития заражения или чуть ниже. Внешним видом очень на них походят, разве что в лицах сохраняется больше человеческих черт, скелет деформируется не настолько сильно и ткани его остаются почти неизменными, внешние пластины армировано-костистой брони могут не развиваться вообще или развиваются фрагментарно.

Квазы ужасны на вид, но они полезны, и потому их повсеместно терпят. Проживая среди людей, они постоянно вынуждены подчеркивать свою человеческую сущность всеми возможными способами. К примеру, не может быть и речи, чтобы выйти из дома в одних шортах и шлепанцах. Какая бы жара ни стояла на улице, будь добр одевайся как следует и обязательно в чистое, в таком случае тебя вряд ли перепутают с настоящим зараженным. Если ты хотя бы слегка изменишь этим несложным правилам на территории цивилизованного стаба, это пусть и рискованно, но еще куда ни шло; а вот если такое случится на обычном кластере, ты рискуешь получить пулю от кого угодно, без малейшей попытки разобраться в твоей подлинной сущности.

В одиночку за границу стаба квазу лучше не выбираться, ведь основная причина смертности этих чудовищ – дикие рейдеры и прочие живущие оружием иммунные сперва стреляют, а потом начинают думать.

Или не думают вообще.

Полагаю, всем понятно, что с существами со столь проблемной внешностью случаются и другие неприятности. Ну да, без жизненных сложностей их существование немыслимо. Я вот не верю, что во всем мире найдется женщина, которая без принуждения согласится стать подругой кваза или, тем более, супругой. То есть разумные монстры обречены на одиночество.

Но Саманту никто не спрашивал. Нас никогда о таком не спрашивают, даже хотя бы ради пустой формальности. На брачной церемонии орхидеи помалкивают, от них не требуется слов, все уже высказано другими. Мы всего лишь ценные приобретения, а кому придет в голову интересоваться мнением своей покупки?

Наша глупенькая тихоня стала собственностью чудовища.

– Миа! – выкрикнула я не своим голосом, сама не понимая, откуда взялись на это силы. – Заткнись и больше не открывай рот!

– А то что?! – вскинулась черноволосая, агрессивно уперев кулаки в бока.

Да уж, обнаглела вкрай, почуяв мою беспомощность. И ведь никто другой не сумеет заткнуть ее лучше, чем я, вот только сейчас это не сработает, для нее немощная воспитанница – не авторитет. Если остальные не придумают способ, как побыстрее заткнуть нашу восточную красавицу, все может закончиться грандиозной массовой ссорой с интенсивным обменом плохими словами, а то и дракой.

Они, увы, такой способ вряд ли придумают.

Кира слегка глуповата, но Миу не любит, так что сейчас ей даже не пришлось заводить себя, с ходу заверещала, костеря мерзавку на все лады. Да и остальные зашумели, ведь то, что сказала восточная красотка – просто ужасно. Пусть это и чистая правда, но о таком следует помалкивать, мы не должны публично придираться к кандидатурам тех, кто нас выбирает.

На деле, конечно, придираемся, но аккуратно, без лишних грубостей, в меру.

То, что высказала Миа, вышло далеко за рамки меры. Саманте и без того сейчас несладко, а тут такое…

Шум поднялся грандиозный, хоть уши затыкай. Мне даже показалось, что голова заболела втрое сильнее. Все орали на Миу, Миа отвечала в том же стиле, и, похоже, всеобщее негативное внимание ей даже нравилось, она заводилась все больше и больше.

А Саманта, внезапно наклонившись и почти прижавшись своим лицом к моему лицу, с горячечной поспешностью прошептала:

– Лиска, можно тебя спросить? Важное спросить, мне очень нужно знать.

Глаза у светленькой горят нездорово, ее будто лихорадит. И вообще они какие-то не такие. Нет, вовсе не заплаканные, что в ее ситуации можно счесть вполне естественным, но с ними явно что-то не так, в них поселилось непонятное, несвойственное ей, чуждое и неописуемое. Я не понимала, что это такое, но почему-то перестала прислушиваться к истеричным выкрикам Мии, ругающейся со всеми одновременно и при этом не опаздывающей отвечать на сыплющиеся на нее со всех сторон выпады.

Я почувствовала смутное беспокойство, но не могла понять, в чем его причина.

– Саманта, ты ведь прекрасно знаешь, что наши избранники не идеальные, не нужно слушать эту пустоголовую истеричку.

– Я не о ней хочу спросить. То есть не насчет того, о чем она сейчас говорила. Ты ответишь, Элли? Пожалуйста, мне очень нужно знать. Мы ведь больше никогда не увидимся, а я очень ценю все, что ты говоришь. Ты не представляешь, насколько для меня это важно. Элли, ты не любишь высказываться попусту, и тебе знакомы слова «нет» и «не знаю». Ты совсем не такая, как другие, тебя даже Миа не трогает. Сможешь ответить? Всего лишь один вопрос.

– Спрашивай, конечно.

Странно, но я ничуть не волновалась по поводу ее вопроса при этом прекрасно понимая, что он, скорее всего, мне не понравится. Уж слишком много уговоров со стороны Саманты, это крайне необычно и явно неспроста. Она со всеми общается в высшей степени корректно, не считая Миу, но я у нее на особом счету, всегда говорит со мной подчеркнуто осторожно, будто боится задеть. Я думаю, что таким поведением она хочет заслужить наше сближение, стать если не подругой, то хотя бы такой же приближенной, как Тина. Жаль, что я не пошла ей в этом навстречу, никогда не тянуло сходиться с людьми, которые меня совершенно не понимают.

Вообще-то меня здесь никто не понимает или даже побаиваются понять. Но Саманта в этом стоит особняком, мы с ней, очевидно, полные противоположности.

Склонившись к моему уху, невеста чудовища напряженно прошептала:

– Твоя история, та, которую Мишель все время просит рассказать. Про тебя на диких землях и зараженного. Ты в последние разы иногда рассказывала, что мертвяков не надо бить по глазам. То есть это не самый лучший способ их убивать.

– Ага, – подтвердила я. – Туда не так уж просто попасть и еще труднее пробить кости, если те еще не ослабли или уже усилились. Если не повезет, просто оставишь одноглазым. И что с того, ведь даже полностью ослепленные мертвяки могут оставаться опасными, слух у них нечеловеческий. Да и попробуй их еще ослепи, ведь для этого придется бить два раза.

– Элли, я не о том. Вот скажи, а ты бы смогла? Ну если очень надо, смогла бы?

– Что смогла? Я не понимаю, о чем ты?

– У тебя было стекло. Ты бы могла стеклом в глаз? Я не о мертвяке, с ними все понятно, я о другом. Смогла бы ударить так человека? Скажи, пожалуйста, мне это очень нужно знать.

Странный вопрос и в высшей степени странное поведение Саманты. Не потому, что совершенно нетипичное для нее, а потому что сейчас я жду от нее совершенно другое. Мне хочется как-то проявить участие, врагу не пожелаешь настолько кошмарную участь, но вместо этого придется отвечать жуткую ерунду.

Зачем ей это нужно?!

Куча вопросов роится в голове, но спрашиваю не я – спрашивают у меня. Сама не поняла, как громко прошептала ответ:

– Да, сделала бы. Не задумываясь, сделала. Но только в самом крайнем случае.

Саманта, несмотря на громкую ругань девочек, все поняла, потерянно улыбнулась, едва заметно кивнула и, уже выпрямляясь, произнесла:

– Спасибо тебе, Лиска. За все спасибо. Ты лучшая. Я, конечно, не такая, но попробовать тоже могу.

– Куда ты? Что с тобой такое? Не надо держать это в себе, присядь, давай поговорим.

– Хватит, уже наговорилась… – с неожиданным равнодушием произнесла светлая, разворачиваясь.

Я едва ее услышала, потому что ссора за время нашего короткого разговора не только не стихла, она заметно усилилась. Миа визжала так, что, начни рядом с Цветником опять взрываться снаряды, мы бы вряд ли это услышали. Остальные тоже не молчали, но им до нее далеко, она сегодня сама не своя. Не такая, конечно, как Саманта, но с ней тоже что-то не так.

Странно, что наша азиатская экзотика до сих пор не впала в истерику, похоже, она немаленький заряд нервов накопила, не припомню, чтобы когда-нибудь настолько повышала голос.

Саманта скрылась за дверью, где перед этим пряталась Тина. Разумеется, она могла туда пойти из-за возникших потребностей и при этом некрасиво присутствовать посторонним. Но я, сама не знаю почему, была твердо уверена, что сейчас нужно выбросить из головы любые правила приличия, кто-нибудь все время должен находиться рядом с ней.

Саманте нельзя оставаться одной. Нигде нельзя.

Напрягая все силы, крикнула, попытавшись заглушить визг Мии:

– Тинка!

Не получилось, но все равно громко вышло, она должна была услышать.

Ноль реакции, пришлось повторить:

– Тина, быстрее иди за Самантой, не оставляй ее одну!

Реакции все тот же ноль, Тинка, как все остальные, всецело занята перебранкой с Мией. Как раз выдала фразу, «украшенную» множеством слов, которые истинная леди знать не должна.

Но мы их почему-то знаем все до единого. Как бы нам ни внушали обратное, никакие мы не истинные леди, мы насквозь фальшивые.

Еще несколько минут назад я была уверена, что громко говорить не смогу никогда в жизни. Но ведь нашла силы, два раза крикнула, пытаясь достучаться до Тины.

Сейчас я решилась на куда большее – подняться.

И должна признать, что это вышло почти здорово. Да, ни капли не женственно, но с учетом моего состояния – отлично, теперь я стояла у изголовья ортопедической кровати, крепко держась за спинку.

Сейчас мне предстоит новое героическое свершение – я должна добраться до двери, за которой скрылась Саманта. Изнутри там нет щеколды, значит, она не закрылась. Просто потянуть на себя – и увижу крохотное помещение, спрятаться от меня там негде.

Там меньше бьют по ушам крики разбушевавшихся девчонок, может, даже удастся хоть немного приободрить Саманту. Правда, не представляю, какие слова сейчас можно подобрать.

И существуют ли вообще слова, способные приободрить в столь гадкой ситуации.

Она такое не заслужила, но разве нас кто-нибудь спрашивает…

Самое главное и трудное – пройти несколько шагов, ни за что не держась. Никто не торопится броситься мне на помощь, все заняты перебранкой, значит, придется выкручиваться самостоятельно. Но не очень-то уверена, что это получится.

А что, если обмануть планировку помещения? Если воспользоваться длинным, но куда более безопасным маршрутом? То есть пройтись вдоль стены, придерживаясь за нее. Пара поворотов, и я окажусь на месте, ни разу не потеряв опору.

Отличная идея, при таком способе передвижения есть шанс добраться до двери, не грохнувшись головой о пол.

Приблизительно через десять секунд мой оптимизм начал сильно нервничать, а затем предательски сбежал, не попрощавшись. Еще пара шагов, и последовал столь жесточайший приступ головокружения, что я не упала лишь по оригинальной причине – не сумела сразу сообразить, в какую сторону выгоднее заваливаться.

При втором приступе удержалась благодаря тому, что успела добраться до угла и надежно уперлась руками в две сходящиеся стены.

Да я просто супер, ни разу не брякнулась, а ведь уже половину пути прошла. Ну теперь я точно смогу, мне все под силу.

Каждый шаг давался с такими муками и напряжением, что даже подзабыла – ради чего именно затеяла этот тяжелейший поход. В голове лишь одно засело – надо обязательно добраться до двери и открыть ее.

Всего лишь добраться и открыть – смешной пустяк для здорового человека, и тот еще подвиг для меня.

Я сделаю это. Я смогу. Я само воплощение упрямства, если я что-то решила, рано или поздно так и будет.

Так и есть – у меня все получилось. Держась одной рукой за ручку, другой упираясь в дверной косяк, уставилась на квадратную комнатку, где не было ничего, кроме тесной душевой кабинки, раковины и унитаза.

А еще там была Саманта, и, глядя на нее, я вспомнила – зачем меня сюда понесло. Все связные мысли вылетели, пока с муками пробиралась вдоль стен. Мне ведь надо было с ней поговорить, не оставлять наедине с размышлениями о не самом веселом будущем. Я наконец пришла, вот только говорить уже ничего не надо.

– Ли, что ты делаешь?! – ударил по ушам недоуменный крик Тины.

Я уже долгое время не реагировала на вопли сцепившихся орхидей, но этот врезался в сознание, он сильно выбивался из ритма грандиозной ссоры. Наконец-то хоть кто-то заметил, что лежачая больная нарушает строгий постельный режим.

– Заткнитесь, пожалуйста, все заткнитесь.

Я произнесла это усталым негромким голосом смертельно вымотавшегося человека, но все присутствующие, должно быть, что-то в нем уловили. Что-то такое, после чего даже самая грандиозная ссора теряет всякий смысл. Затихли, как по команде, развернулись в мою сторону, глаза у всех стали необычными, будто на меня уставились пойманные с поличным нашкодившие котята.

Нет, не у всех – есть одно исключение, – Миа все еще не сказала свое последнее слово. А тут подвернулась такая уникальная удача – я стою в трех шагах, вся из себя беспомощная и потерянная. Ну просто идеальная мишень для словоизвержения, упустить такое – зря жизнь прожить. Не понимая, что всяким ссорам теперь здесь не место, она, развернувшись, стремительно приблизилась, агрессивно скалясь, чуть ли не в лоб ткнула пальцем.

– Ты! Лиса драная! Ты кем себя возомнила?! Да кто ты вообще такая, чтобы приказывать мне заткнуться?! Ты же дешевка, ты дрянь, ничего не стоящая, да тебе место на помойке с дикими рейдерами, ты ведь не зря так к ним рвалась! Ты такая никчемная, что тебя твой Портос даже не стал забирать из Цветника! Тебе, дешевке, дали шанс, не выперли под зад коленом, так что сиди тихо и рот не разевай! Ты все поняла?! Лучше бы тебя сделали подстилкой кваза, а не Саманту! Хотя что я говорю, ты ведь даже квазам не нужна! Ты так и будешь тут торчать вечной засохшей орхидеей, ты провоняешь здесь все собой! Никчемность ты ходячая, идиотка уродливая, у которой нет ничего, кроме дурацкой мордашки с глазами тупой куклы! Молчишь?! Вот и молчи, а то моду взяла, рты другим затыкать! Да ты грязи под моими ногами не стоишь, дура никчемная!..

Ну и так далее, в том же духе…

А я просто стояла под нескончаемым словесным водопадом, собирая в один комок последние силы. Спокойно стояла, мне сейчас ни говорить лишнего нельзя, ни напрягаться даже чуть-чуть. Недолго мне осталось, накатывает очередной приступ, и я почему-то твердо уверена, что удержаться на ногах не смогу, несмотря на любые усилия, – невеликие запасы моей устойчивости исчерпаны.

Я слишком много себе позволила, и вот-вот буду за это наказана.

И лишь когда поняла, что выжала из себя все силы до последней капли, уставилась в глаза Мии и спокойно произнесла:

– Ты случайно не забыла наш последний разговор?

Та осеклась на полуслове, сбитая с толку как моим ледяным голосом, так и словами, никак не вписывающимися в рамки ссоры. Я ведь далеко не в том состоянии, чтобы напоминать о взбучке, которую исхитрилась ей тогда устроить втайне от всех. И в ее темных глазах что-то промелькнуло. Она ничего не забыла, боится меня даже такую беспомощную, но все же придется ей напомнить, обязательно придется.

Очень может быть – это будет последнее, что я успею сделать в своей жизни. Это плохо, это неженственно, но это нужно как мне, так и ей.

Это всем нам нужно.

Одно время меня на совесть учили калечить и даже убивать людей, да и потом этому уделяли внимание, мы ведь должны уметь защищать своих избранников (ну и себя заодно). Вот только на все эти ухищрения меня сейчас не хватит. И потому, продолжая придерживаться за дверной косяк, до упора выгнула ладонь второй руки и хлестко врезала Мие в нос. Сил у меня, конечно, осталось всего ничего, мускулатура несерьезная, но и эта мерзавка по телосложению ушла недалеко от трубочки для коктейлей и к тому же стоит на туфлях с высоченными каблуками, а это самая коварная в мире штука.

Что-то тихо хрустнуло, Миа, издав непередаваемый писк, завалилась назад так стремительно, что в задравшемся подоле короткого красного платья я успела разглядеть такого же цвета трусы. Должно быть, ноги ее при этом взлетели кверху, нацелив громадные каблуки на потолок, но это я уже не осознала, потому что тоже не удержалась, ввалилась спиной вперед в дверной проем, рухнула на пол с жутким звуком, стукнувшись головой о кафель, и успела подумать, что мне повезло, ведь могла приложиться затылком о край унитаза.

Потом уже смутно увидела склонившуюся надо мной Тину и почти сразу услышала ее истошный крик, и даже догадалась о том, по какой причине она орет.

Тина разглядела Саманту.

Под этот крик я и закрыла глаза, позволив накатывающей тьме унести меня туда, где всегда тихо.