Читать книгу Пока есть юность - Артем Каренович Галустов - Страница 2

Когда приехала к себе во двор, я будто попала в другой город. Ни взрывов, ни выстрелов, ни обгорелых зданий, ни дыма. Чистое небо. Звёзды. Луну ничего не закрывало. Она ярко светила и кружилась лишь только для меня. Там, в центре, ты практически не видишь снега. А здесь высокие сугробы, от которых на улице светлее.

Тихо и спокойно. Я оставила машину чуть поодаль от дома. И шла по пустому двору, кружась, слушая музыку в наушниках. Не знаю, почему у меня был такой настрой. Может потому, что я что-то сделала во всей этой ситуации. Не осталась в стороне. Помогла хоть одной, а может и не только ей.

Местами горел свет в окнах. Снег аккуратно лежал на подоконниках, на ветвях деревьев. Ни шороха, ни стука, ничто не скидывало его. Я шла вдоль подъездов. У каждого тепло горел желтый фонарь.

Рядом с моим крыльцом стояла рябина. Снег шапками лежал на гроздьях. Вдруг позади себя я услышала голос:

– Тина…

Но он прозвучал не столько за спиной, сколько у меня в голове, он был так отчётлив, несмотря на музыку, и исходил, словно из трубы. Я сняла один наушник и повернулась. Передо мной стояла моя мама.

Она очень красивая и вечно молодая женщина. Стояла в полуголом виде. Мантия, которая не обладала никаким цветом, веяла вокруг неё, закрывая интимные части тела. Чёрные волосы лежали на белых плечах. Тёмные зрачки ночи смотрели тебе прямо в душу. Она парила в воздухе. Её голые ступни почти касались земли. Сама она не просто стояла, а скорее восседала на куске ткани. Мы находились с ней прямо у подъезда. Её зовут Никта. Она богиня ночи.

– Дочь моя, я смотрю, ты очень весела в такой горький день.

– Нет… не сказать… просто я, наверное, не пала духом.

– Это приятно от тебя слышать.

– Ты хочешь со мной поговорить?

– Ну, во-первых, я захотела тебя увидеть. Я волнуюсь.

– А во-вторых? Вы, боги, приходите только тогда, когда это нужно вам.

– Что за манера дурацкая – делать из меня мегеру? Я богиня, а не ведьма. Как ты себя чувствуешь? Как твоё положение?

– Ты меня начинаешь пугать своей чуткостью. – усмехнулась я. – Где же мой любимый надменный тон?

– Не без него, моя дорогая. Но я всё же тоже мать. У меня есть дети. Ты поговорила с ним?

– Да, поговорила…

– И?

Я развела руками.

– Видимо, мне одной растить ребёнка.

– Видимо? – разозлилась она. – Ох, Тина, не буду скрывать, что я крайне разочарована тобой.

– Ма, оно и к лучшему. Сейчас мне хорошо. От меня ушло мое чувство одиночества, когда я узнала о беременности. Мне больше никто не нужен.

– И все же, я смотрю, тебе было очень сложно обратиться к брату. Ты слишком гордая!

– Вся в тебя, наверное.

– Не забывайся, Тина.

– Ма, ой да… это бесполезно с тобой разговаривать…

Я повернулась и открыла дверь.

– Что бесполезно? Не смей поворачиваться ко мне спиной!

– Бесполезно кого-то заставить любить себя, вот что! – я захлопнула дверь и поднялась к себе на этаж по лестничной площадке.

Вошла к себе домой. По стене гуляли зловещие тени от ветвей деревьев. Побыстрее захотелось включить свет. Я жила в однокомнатной квартире. Мебели у меня практически не было. В комнате стояла длинная вешалка со всей моей одеждой. Рядом туалетный столик с зеркалом. В углу ёлка, украшенная искусственными цветами. Спала я просто на матрасе. На нем лежал мой ноутбук. Перед постелью стоял небольшой белый столик с телевизором.

Я скинула с ног кроссовки. Сняла дублёнку. Я не любила после работы включать свет. Всегда хотелось уюта в доме. Я зажгла ёлку, а также огоньки, которые у меня закрывали всю стену. Белые фонарики выгнали тени деревьев. Включила телевизор и лампочки на туалетном столике. На экране всё продолжали идти новости.

Я встала перед своим зеркалом. Взглянула на себя. На мне были джинсы и чёрный кроп-топ с рукавами. Я разделась. Осталась в своём нижнем белье. Села и сняла макияж. Внимательно посмотрела на своё отражение. Я в последнее время сама себе не нравилась, и слова девчонки заставляли меня присмотреться. На мраморную кожу, худобу, которая меня не устраивала, так как внутренне я себя такой не ощущала. Мне хотелось, чтобы у меня были самые настоящие женские руки и плечи. Мясистая ключица, а не эта – с выпирающими костями и ожерельем родинок на ней. Мне казалось, что у меня лоб чуть больше, а прямой волос только это подчеркивал. Даже губы совсем тонкие и худосочные. Мне приходилось их все время подкрашивать. Единственное, чем я завлекала, так это своей природной принадлежностью к богам. Я дочь мрака и ночи – Эреба и Никты. Я родилась у них лисицей. Мне был присущ хитрый взгляд, насыщенно-красный оттенок в карих глазах миндальной формы и тёмное-красные волосы. Испещрённый веснушками маленький нос. Я надеялась, что моя беременность предаст мне ещё и формы.

Я пошла принять душ. Мне нужно было смыть с себя этот день. Казалось, что я пропахла пороховым газом. Когда вышла в своём белом халате и с полотенцем на голове, я снова села у зеркала. Машинально рука прикоснулась к животу. Огоньки играли на моем лице.

Вдруг поднялась вьюга, окна с грохотом распахнулись, и моя мать верхом на мантии и метели протиснулась в комнату и босыми ногами ступила на дощатый пол. Одним мановением руки она захлопнула ставни обратно. Луна заинтересовано застыла среди облаков и смотрела на нас.

– Любишь ты эффектно появляться.

– Я тебе не всё сказала, что хотела.

– Что же ещё?

Она легла на мой матрас. Было видно, что ей не хотелось говорить.

– Из-за того, что происходит уже несколько дней, богами было принято решение. Зевс поручил всем нам спуститься, чтобы сообщить об этом своим ближайшим потомкам. Собственно говоря, я здесь. Однако хочу сказать, что мне совсем не нравится то, к чему мы пришли.

– И что же это за решение такое?

Она не сразу ответила, подержала паузу. Мне от этого стало не по себе. Не каждый день в комнату врывается богиня через окно, чтобы огласить будущее.

– Следующее восстание будет решающим в судьбах всех людей. Это нельзя продолжать до бесконечности.

– И как же оно станет решающим?

– С помощью вас?

– Нас? – изумлённо воскликнула я.

– Да, благодаря людям, наделённым даром юности.

– То есть с помощью героев.

– Да. Сегодня каждый бог вынужден придти к своему ребёнку или потомку и сказать, что его долг вступить в следующее восстание.

– Долг?

– А как иначе? Конечно, долг. Вы наделены силой юности. Вы герои. Вам покровительствуют Боги, вы ничего не боитесь. Вам всё подвластно. Даже жизнь. Даже судьбы людей. Ваш народ повергнут в тиранию. Разве вы не хотите освободить его? Вы можете стать искрой, которая исцелит в обществе страх от наложенных оков. Тина, разве ты этого не понимаешь?

– Да, понимаю.

– Когда вы начнёте восстание, произойдет цепная реакция, она поднимет людей, превратив их в единую силу.

– А если юнец откажется идти?

– Тогда он лишится юности. Навсегда.

– Навсегда… – прошептала я сама себе.

Ветер завывал в щели окна. Свист звучал в комнате все громче и громче.

– Да, навсегда. Вы больше никогда не увидите богов. Они не будут вам покровительствовать. Вы лишитесь силы. Вы больше не будете лучшими. Вы останетесь одни. Ваши жизни отдадут в поруки случаю. Случайности. Вы потеряете свои чувства. И нас. Понимаешь?

– Да. Это суровое наказание. – говорила я задумчиво, глядя куда-то в пол. – Ведь юность это не просто покровительство, это наш дух. Можно ли прожить без юности?

– Можно. Многие живут. Как я тебя когда-то учила: молодость – это отсутсвие морщин, а юность – наличие души. Ничего не поделаешь, моя дорогая Тина, ты знаешь, как я тебя люблю, но боюсь такова плата за страх. И она высока. Представь, ты можешь меня больше никогда не увидеть. Потерять свои чувства, своё нутро.

– Так вы готовите революцию?

– Что? Революцию? Нет, моя дорогая. Конечно же, нет. Давай лучше назовём это демонстрацией силы. Революция происходит сама по себе. Она всего лишь природа. Ну знаешь, одни умирают, другие рождаются. Предоставь всё времени и терпению, но в которых нужно искать или даже отвоёвывать чувство собственного достоинства.

Я не могла больше сидеть. Мне сдавливало горло, будто что-то душило. Я положила руку себе на шею и стала медленно ходить по комнате. Никак не понимала своё положение и ощущала животный страх.

– Зачем всё это? Ради свободы?

– Ты понимаешь, я не очень знаю и, если честно, не понимаю, что это такое – ваша свобода. Дело ведь не в том, что она не работает. Что она построена не из механизмов и людей, а из картонных декораций. Дело в том, что вас унижают, хотят вытереть ноги об ваши трупы, дабы беспрепятственно войти в свой мир вседозволенности, а ты знаешь, как мы, боги, терпеть не можем вседозволенность. Это плесень, гной, который затрагивает людей и проникает так глубоко, что ни одним скребком не выскоблить. Когда человек живет в унижении, он перестаёт уважать ближнего. Уходит само единство. Целостность. Они создали для вас тюрьму. Искусственную жизнь. А в ней навряд ли можно найти что-то подлинное. В подобных вещах не отыскать правды, красоты, свободы. Но всё искусственное – это театр боевых действий, и на сцену выходят только самые смелые. Те, кто не боится. И играют они не ради себя, а ради публики. А те, кто дойдут до конца, смерти будут больше неподвластны.

– Велика ли разница? Нас всех перебьют, и ты это знаешь. Не говори, что это не так. Вы хотите принести нас в жертву! – теперь эти огоньки раздражали меня, мне захотелось их выключить.

– Ты права… – сказала она спокойно. – Умрут многие, но не надо думать, что мы этому рады. Что мы жаждем отдать вас на убой.

– Одни умрут, других лишат юности. Сколько останутся?

– Мало, но останутся. И этого будет вполне достаточно. Будут рождаться другие. А те, что выживут, будут самыми лучшими.

– Тебе легко говорить, у тебя будут ещё дети. Какая я у тебя по счету? А у меня один. И он даже ещё не родился. А ты говоришь мне, что мы вскоре должны умереть?

– Мне не безразлична судьба внука, Тина. – я вопросительно посмотрела на неё. – Да, любовь моя, это внук. И должна сказать, он куда воинственнее и решительнее, чем ты. Поэтому я пришла к тебе не для того, чтобы лишь только поставить перед фактом, но натолкнуть тебя на выбор, хоть это мне и запрещено.

Я пристально посмотрела на неё.

– Ты покажешь мне будущее?

– И да, и нет. Я подскажу тебе, но я не могу тебе сказать, что выбрать. – она встала с матраса, и я приблизилась к ней. Она подняла руку, и луна вдали оказалась на ладони. – Смотри, Тина, смотри…

Луна быстро закрутилась по часовой стрелки. Мне казалось, что я вылетела из окна, оказалась внутри кратера, а потом меня снова выкинуло в квартиру. На кровати лежала другая я. На мне были мои бежевые спортивные штаны и серый топ. Комната другая, но почти не отличалась, однако рядом стояла детская люлька с висящими побрякушками. Стоило мне её заметить в темноте, как в ней заплакал ребенок. Я проснулась, взяла карапуза на руки и стала ходить по тёмной комнате.

Я стала ходить хвостом за собой. Было сложно поверить, что это я со своим сыном. Я ходила, как тень. Пыталась заглянуть себе за плечо и увидеть лицо ребёнка. Машинально я дотянулась до своей спины. Другая я обернулась, и Никта отдёрнула мою руку.

– Это ближайшее будущее?

– Да.

– Время это настанет, если я выберу восстание или откажусь от него?

– Я не могу тебя сказать. Я показываю будушее, чтобы ты сама догадалась. Это первый путь. Давай покажу второй.

Мне не хотелось уходить, но луна на её руке закрутилась в обратную сторону, и нас обоих выкинуло сильном толчком из окна. Мы пролетели весь город и оказались в центре. В переулке колонн. Я стояла в одном халате посреди разрушенной улицы. Брусчатка была усеяна трупами. Эта братская могила растягивалась далеко вперёд. Почерневшие колонны служили для людей надгробиями. Ко мне подошла мать, ступая по телам.

– Среди них есть я?

– Таков твой второй выбор. Но я так же не могу сказать тебе – эта минута наступила впоследствии твоего согласия или отказа.И да, ты здесь. Мертвая.

Удушье снова подобралось к горлу. У меня закружилась голова. Потемнело в глазах. «Ну почему я не могу знать. Я просто не хочу умирать. Просто скажи, как сделать так, чтобы убежать от всего этого?»

Я пошла вперёд, ступая по юнцам, и нашла себя. Я так же спала, но уже мертвым сном. Одно из тел, что громоздилось во всей общей массе убитых. Я присела и тронула свои волосы. Они казались самым живым, что было вокруг. Я их пригладила, словно хотела успокоить. «Почему я просто не могу знать правду? Потому что никто не может знать, к чему приведёт выбор, но каждый должен найти в себе силы нести за него ответственность. Это и значит быть сильной личностью. Но я не такая. Я не стану умирать ради призрачных целей».

– Прошу тебя, верни меня назад.

– Как скажешь.

Мы вновь пролетели город, и я оказалась снова дома. Приземлилась на свой стул прямо у своего столика. Я посмотрела в зеркало. На свои черно-красные глаза. Такие же волосы. На заострённые черты лица. На свои скулы. Жива, но без ребёнка. Я снова прикоснулась к своему животу. «Так странно. Он находится сейчас прямо там. И что же мне делать? Как теперь быть? Невозможно сделать выбор».

– Я знаю, о чем ты думаешь. – я дернулась от голоса матери.

– Ты все ещё здесь?

– У тебя есть ещё время. Восстание произойдёт семнадцатого января. Ложись спать. Я уверена, что ты сделаешь правильный выбор.

– Я уже его сделала. Я не пойду на восстание. Ни под каким предлогом не заявляюсь туда. Уеду. И спасу себя и ребёнка. – я встала и посмотрела на неё. – Давай, ты можешь забрать мою юность.

– Рано у тебя её забирать, ложись спать, Тина. Знай, я поддержу тебя в любом случае.

Она подошла ко мне и поцеловала в лоб. После этого она вылетела и растворилась в ночи. Я легла на свой матрас. Силы покинули меня. Я не стала выключать огоньки и заснула вместе с ними. Мне не снились сны. Хотя я бы хотела снова оказаться рядом с кроваткой своего сына.