Читать книгу Черти лысые - Артем Ляхович - Страница 3

Впрочем, с Лянкой все оказалось сложнее. Я вообще заметил, что, если куда-то начинать вкапываться, оно все становится чересчур сложным, и потом жалеешь, что влез. У нас все началось с того, что… ну вот, наконец-то! Ура!.. Так и надо было сразу: «Все началось с того, что я случайно увидел, как она плачет».

Это было уже когда я проучился тут месяц или два. (Переехали-то мы зимой, и в новый класс я пошел после Нового года, в феврале.)

Подкараулить Лянку, то есть Милявку, Милюсечку и тэ дэ, в слезах – это все равно что увидеть, как Марья Голоплясова слезает с обложки и копает огород. И плакала Лянка как-то совсем не так, как ей надо было. Некрасиво плакала, без блеска, мне даже стремно стало, что подсмотрел. И красота на ней потекла вся.

Хотел я развернуться и сделать вид, что не видел ничего, как тут – здрасьте вам! Мобилка моя орет. Помните эту мелодию Nokia, от которой всех тошнит, – «Бородавка-бородавка-бородавочка»? Я ее специально для маминых звонков поставил, чтобы мама меня врасплох не застала. Она вообще не сильно часто звонит, но как вспомнит про меня – так сразу начинает строить из себя заботливую квочку. Поговоришь с ней, и потом мозги как после лоботомии…

Вот это как раз она и звонила. Лянка (ну то есть Милана тогда еще) подпрыгнула и посмотрела в мою сторону. Ну, я не такой дебил, конечно, чтобы с мамой говорить: сразу поставил на беззвучный, типа я на уроке и не могу ответить. Сунул проклятую мобилку обратно в карман, а Милана смотрит на меня и… вот не могу сказать, что очень ласково смотрит. Даже плакать перестала.

Я внушаемый тип: от таких взглядов сразу чувствую себя какашкой.

– Это мама звонила, – зачем-то говорю ей.

– Шпионим, да? – спрашивает она. – Выслеживаем?

– Да не, – растерялся я. – Да ты что… просто шел мимо, короче, и это самое…

– А теперь просто иди мимо обратно.

Так мне и надо было сделать.

Но, если бы я так сделал, потом ничего бы не было. Наверно, я это почувствовал и потому застыл как пень.

– Марк Баранович, – говорит она. – Вам особое приглашение надо? Глухой, да?

– Да уйду я, – говорю. – Вот только хотел спросить…

– Давай потом, а?

– Давай. Вот только ты это… Все хорошо?

– Не твое дело.

– Да знаю, что не мое… Но, может, я это… помочь могу?

Она посмотрела на меня как-то так – странно, длинно, будто это и не она вовсе. И тихо говорит, я еле услышал:

– Просто родаки у меня козлы.

– Родаки? – говорю. И стою как дебил.

Тут она встала:

– Вот правильно папа говорит про ваш народ, что вы любого задолбаете. Всю душу вы… выймете…

Прибавила матюк и ушла. А я вначале не понял: какой это «наш народ»?

И потом, когда понял, даже не обиделся, а наоборот – смешно стало. Смешно и кисло. Потому что это правда, и про маму мою, и про бабушку Зосю Абрамовну – та вообще как прилипнет со своими историями, так и не сбежишь до ночи… И вот, оказывается, про меня тоже. И на кликуху я не обиделся, потому что давно привык: в какую школу ни попаду – быть мне Марком Барановичем. Ничего умнее придумать не могут…

Но с Милявкой-Малявкой я все равно не разговаривал месяца полтора или два. Не уверен, что она заметила, но мне пофиг. Видно, не купили ей какой-нибудь стопицотый айфон или айпад, а я повелся.