Читать книгу Квартира Вострикова. 18+ - Артем Сагакьян - Страница 2

Эта квартира досталась Вострикову совсем просто. Про нее в свое время забыли.

Дядя Вострикова в 90-м году после красного диплома остался ненадолго на кафедре какой-то очень сложной физики, где некоторое время приторговывал красной ртутью, курил ганджубас и по факту хозяйничал во всех подсобных лабораториях в виду отсутствия на рабочем месте кого бы то ни было статусом повыше. Мягко и неизбежно, как и все в девяностые, дядя переключился на дела более дерзкие, организовав из способных студентов группу быстрого реагирования. Группа быстро реагировала на любой заезжий около института автомобиль отщелкивая колпаки на колесах. Дальше пошли дела совсем мутные о которых дядя предпочитал не трещать, и от скользкой дороги, ведущей прямиком в ближайшую лесополосу, его с сотоварищами уберегло только то, что вовремя расплатились с еще более дерзкими пацанами, всем что, собственно, было нажито за недолгий, но бурный сезон первоначального накопления. Дядя тогда про эту, купленную или отжатую в числе многих, квартиру забыл или сделал вид. А когда вспомнил на дворе уже были вегетарианские и полные надежд нулевые, и дядя, уже солидный бизнесмен весь в офшорах и уважаемых людях, уезжая на ПМЖ в Москву вдруг сказал пьяному Вострикову: «А хочешь я тебе квартиру подарю?». Востриков в тот момент только закончил университет и ждал от мира чего-то куда как более весомого, но все же сказал в ответ: «А давай», хотя понятия не имел, о чем они говорят. За распахнутой балконной дверью шумел ночной город, было лето – жарко, душно, хорошо; хотелось на море и принимать подарки судьбы.

Промелькнуло-пронеслось десять и еще чуть-чуть лет – тут и сам Востриков уже как-то пооблупился и особо на подарки судьбы всерьез не рассчитывал, но и злости не нажил, как мир вокруг него вдруг вздрогнул, пошел такой ледоход что только держись. Причем мир самого Вострикова наоборот представлял собой стоячую воду в жестяной ржавой бочки, а вокруг гремели снаряды и ухали взрывы – мир сотрясался новыми геополитическими вызовами и борьбой трансцендентного с насущным. Востриков со своим высшим биологическим образованием к этому моменту оформился в менеджера толи по закупкам, толи по качеству этих закупок – уже сам статус менеджера был Вострикову ненавистен, чтобы осознавать суть занимаемой должности, а слово «накладная» приводило Вострикова либо в бешенство, либо нагоняла тоску в зависимости от погоды. Ненависть также ставила крест на любом развитии в системе менеджмента и соответственно движению по вертикале иерархического успеха, так что Востриков довольствовался малым и иногда премиями, раз в месяц позволяя себе выпивать два бокала Гиннесса в дорогом баре, что находился в подбрюшье громоздкого офисного центра, где он трудился. В эти минуты Востриков остро ощущал нехватку чего-то важного, но не успевал для себя сформулировать чего. «Если что, уйду в бармены», обещал он себе, но не уходил, потому что, во-первых, у него не было таких татуировок на предплечьях, и он никогда их себе не набьет, потому что не так воспитан, во-вторых, сопьюсь, знал Востриков. Так что за окном мир обрастал татуировками и потрясениями, но все это проходило мимо Вострикова, которому и так было хорошо. Прямо почти также хорошо, как тогда в середине нулевых, едва вылупившемуся из университетской скорлупы, на летней ночной кухне с пьяным дядей в обнимку. Хорошо-то хорошо, но иногда почему-то плохо.

А тут дядя Вострикова вдруг умер. Или инсценировал свою смерть, вероятнее всего всплыв где-то незаметно в своих офшорно-пальмовых краях. Востриков особо не горевал, дядя был ему даже не родной и Востриков вообще был не совсем уверен, что он ему дядя. Но однажды в дверь к Вострикову постучали и вручили документы о праве собственности. Жена Вострикова, стесненная однокомнатной «хрущевкой», ощутимо обрадовалась, а сам Востриков немного заробел от вида синих печатей и казенных строк. Дареное имущество состояло из «пятикомнатной квартиры с подсобными помещениями», а на том месте, где обозначена площадь была раздавлена муха, но и так было понятно, что жилплощадь огромная раз пятикомнатная, да еще с подсобными помещениями.

Квартиру не конь – надо было осмотреть. По дороге, в трамвае – а квартира находилась почти в заповедной зоне, среди памятников архитектуры и не пиленных тополей, хоть и несколько на отшибе – жена Вострикова почему-то говорила фразу «Продадим, купим новую и съедем. Сколько можно спать в проходной комнате». А Востриков размышлял над словом «рантье» и прикидывал можно ли так квартиру сдать, чтоб доход от сдачи перекрыл текущую Востриковскую зарплату, сам Востриков бы уволился и пошел в бармены. А дочь Вострикова пятилетняя Томочка ни о чем не думала. Она смотрела в окно, у нее болело горло и немного закладывало уши, так, что Томочка ощущала себя как в огромной многолитровой банке, навроде тех, что бабушка солила помидоры, но маме про уши и горло Томочка не говорила, потому как мама сразу бы потащила из тренькающего трамвая Томочку домой, поила бы кислым, как лимон, терафлю, пришел бы врач и стал совать деревянную лопаточку Томочке в рот.

Дом с квартирой Вострикова был большой, пятиэтажный и совсем старый на вид. Он возвышался среди дворовых тополей с искореженными стволами монументальной доминантой обрамленный россыпью ржавых гаражей и остатками ограды с редкими прутьями остроконечных железяк. Направо и налево торчали такие же дома с такими же точно тополями округ, а через звенящую трамвайную линию перед домом желтел осенний парк, насыщенный запахом прелой листвы, раскисших деревьев и бабушек с детьми.

Перед подъездом случилась разухабистая лужа, в которой Томочка, а вслед за ней и Востриков, недолго думая промочили ноги. Востриков случайно, а Томочка сознательно. Жена Вострикова занялась Томочкиными сапогами, выливая из них излишки воды, а Востриков потянул за дверную ручку. Дверь подъезда скрипела, в нос бил запах мышей, общей запущенности и каких-то щей, как подумалось Вострикову.

Востриков пыхтел и хлюпал ботинками поднимаясь по широченным пролетам на четвертый этаж, где находилась законная Востриковская собственность. Собственность была на месте, а вот ключей у Вострикова не было.

Востриков сунулся к соседней двери – высоченной и оббитой дешевым дерматином еще при советском режиме. Соседка, массивная женщина неопределенных, но уверенных пятьдесят плюс лет, в халате и тапочках с помпонами, долго и с удовольствием изучала документы на квартиру, паспорт Вострикова, Востриковское лицо, и наконец выдала Вострикову топор. Востриков топором поддел дверь и навалился всем телом. Но дверь устояла не жилая отворять перед Востриковым райские кущи. Через полчаса бесплотных попыток Востриков отступил.

Жена Вострикова за время его отсутствия как нельзя кстати встретила во дворе свою бывшую преподавательницу какого-то (Вострикову непостижимого) сценического мастерства, благодаря чему Востриков узнал, что вереница старых «сталинок» вдоль одинокой трамвайной линии до сих пор аутентичное прибежище и родовое гнездо старой городской интеллигенции с преобладанием бывших медицинских, бывших культурных и бывших педагогических работников. «И не удивительно,» подумал тогда Востриков, глядя на обильно поросший растительностью двор с истлевшим остовом «Запорожца» и двумя гипсовыми медведями. У медведей отсутствовали отбитые кем-то носы, и они как бы кланялись друг другу в замысловатых реверансах соединенные воображаемой скамейкой.

Востриков вызвал слесаря. Слесарь вскрыл дверь. Врезал новый замок и вручил Вострикову ключи. Но внутрь Востриков снова не попал – у него и Томочки поднялась температура, возможно от промоченных и озябших ног.

Востриков вернулся к квартире уже перед новогодними праздниками, сначала случайно забыв, а потом вдруг вспомнив что она у него есть.

Квартира поразила Вострикова. Во-первых, она была большой, во-вторых, она была огромной. При наличии трех с половиной метровых потолков, скрипучей основательной мебели и повсеместной тишины квартира производила впечатление музея. Редко посещаемого, заброшенного музея никому не нужных вещей. Востриков всерьез заплутал, сунувшись сначала в один из коридоров, из коридора в комнату, из комнаты в еще одну, а потом уткнувшись в развилку, которая делилась еще на несколько развилок, и дальше минуя повороты, чередуя комнаты и коридоры лишь иногда тормозя в глухих без окон отростках. Востриков ходил по кругу все время попадая на кухню, которая как раз была узкая, длинная и неудобная с потрескавшейся побелкой и черными паутинными углами. Из кухни можно было попасть в ванную комнату, но только минуя туалет со стоящим на высоком пьедестале унитазе под нависающим над ним как фонарь или повешенный урчащим бачком. Сама ванная была сидячая. Таким ванн Востриков раньше не видел, но слышал, что такие существуют, поэтому не удивился. По дну ванны ползали мокрицы, а с короткого краника свисала мочалка похожая на комок сена-соломы. Востриков поковырял пальцем в кранике, и на этом его знакомство с квартирой закончилось.

С тех пор Востриков наведывался в квартиру раз в месяц, для профилактики, каждый раз путаясь в планировке и так до конца не осмотрев все пять комнат и подсобные помещения. Обычно Востриков с энтузиазмом владельца лишней пятикомнатной квартиры лихо проехавшись по замерзшей луже перед подъездом влетал к себе на четвертый этаж, распахивал высоченную дверь, доходил до сидячей ванны, смотрел на мокриц и вздохнув уходил.

В хваткой обывательской логике квартиру нужно было сдать в аренду, чтобы извлекать доход, это Востриков понимал. Но вот как осуществить задуманное, это Востриков не понимал. Кто согласится жить в такой квартире с сидячей ванной и ползающими по ней мокрицами, Востриков не представлял. Квартира требовала ремонта. На ремонт были нужны деньги. Лишних денег у Вострикова не было потому, что излишки денег у него могут появиться только после сдачи квартиры в аренду. Востриков постоянно размышлял над этой цепочкой в целом, так и над отдельными ее звеньями. Размышлял и никак ничего не мог размыслить.

Жена Вострикова, с которой он решил обсудить набившую оскомину логику предпринимательства, сказала Вострикову: «Ты хозяин, ты и думай». А потом еще сказала: «Хорошо бы ее продать и купить новую побольше, но непременно в центре чтобы до работы не далеко». Востриков не мог разобраться с арендой, и при мысли о продаже совсем сбился с мысли и пути. Поэтому он отодвинул решение квартирного вопроса на потом. Потом еще на потом. И еще. Когда кто-нибудь интересовался у Вострикова судьбой квартиры, он отвечал: «До фига делов».

Время шло и в семье Востриковых приключилось. Младший брат жены Вострикова, навязчивый балагур с девизом «будь проще и люди к тебе потянутся», но с «добрым и отзывчивым сердцем» (как всегда с упреком когда дело касалось ее родственников, глядя на Вострикова утверждала жена, как будто это Востриков виноват в том, что все ее родственники ему неприятны и он вынужден прятать эту «неприятность» за холодной вежливостью) и который всегда при встрече настойчиво предлагал побрататься, а выпив побороться, сыграл в народную забаву потребительского кредитования и проиграл.

Об этом семья Востриковых узнала рано утром в воскресенье и пока Востриков, придерживая спадающие без ремня джинсы, опухший со сна пробовал вникнуть в суть наскакивающих друг на друга букв, подписей и печатей, ухватистые парни в камуфляжах и с казенной надписью «Пристав» во всю спину, выносили Востриковскую мебель прямо в размокший весенний снег. «Не усугубляйте ваше положение», – сказала тетка в пилотке из-под которой торчали рыжие, как пережжённые кудряшки и шмыгнула красным носом.

Процесс выселения Востриковых из квартиры в которой они прожили всю свою семейную жизнь, и которую Востриков всегда считал квартирой жены, а как следствие и немного своей, но принадлежащей на самом деле по бумагам младшему брату жены Вострикова по прихоти их сумасшедшей бабки, был приостановлен Востриковским соседом. Сосед Вострикова был мужчина внушительный, почти седой и к тому же серьезный военный, хоть и бывший. Хотя сосед навряд ли вписался бы за Вострикова если бы не Востриковская жена. Сосед Вострикова был завзятым театралом крутого провинциального пошиба. Он ходил только в театр Драмы и из всех постановок выбирал строго олдскул, например Островского или Чехова, а там как никак постоянно блистала жена Вострикова, которая специализировалась на амплуа и типаже героинь 19 века средней русской полосы.