Читать книгу Стихия - Артем Викторович Никитин - Страница 2

Я хочу написать слово, мощное, как река:

Та, что тянет своё многотонье издалека,

Что гудит, надвигается и ревёт,

А прислушаешься – поёт.

Слово, что переворачивает века,

Сносит прежние берега, пока

Город строится на реке:

На просторе, на широке.

Я хочу услышать, хотя б на миг,

Мозговых ваших плит тектонический сдвиг,

Не ради славы, забавы и почестей —

Ради мира, в котором не хочется

Лгать, наказывать, воровать,

Обижаться и обижать,

Стоять с протянутою рукой,

Ожесточиться, теряя покой,

Смотреть снизу вверх или сверху вниз,

За высшую мудрость принять цинизм,

Служить деньгам и другим богам,

С любой стороны прикасаться к долгам,

Бездумно заучивая сотни гамм,

Создавать и поддерживать глупый гам

Из несто́ящих тем и телепрограмм

Хотя всё это и называют жизнью.

Я хочу написать слово, точное, как прибой,

Чтобы свериться с ним мог из нас любой.

Чтобы, даже если надежды нет,

Заблудившийся в нём увидел свет.

Чтобы в самые трудные времена

Ему такая Сила была дана:

Среди искушений стать подлецом

Сохранить человеческое лицо.

Чтоб за высшую меру в любом задании

Принималось условие Созидания.

Чтобы слово, как компас, как камертон,

Открывало путь. Задавало тон.

Раскрывая дар, освещало дорогу,

Полную счастья и вдохновения,

Растягивая на века мгновения

Свободы и радости сотворения.

Я хочу написать слово, чистое, как поток.

Освежающее, как источник.

Заряжающее, как ток.

Что выводит услышавшего на виток

Выше.

Оно только что прозвучало.

Слышишь?

Поле великой битвы

Экран моего монитора:

Есть молоток у Тора,

У батюшки есть молитвы…

Мои же бои негромки,

Мои же бои неслышны:

Меня не поймут потомки,

Меня не поймут и выше.

На прямоугольном поле

По моей полководческой воле,

Представьте, сражаются буквы,

Буквы о чём-то спорят.

Букв боевые отряды

Себя называют словами.

Буквы не ходят стадом,

Буквы знают своё призванье.

С понедельника и до субботы

Предложения строятся ротами,

Чтобы к концу недели

Абзацев полки созрели.

И тогда можно целыми главами

Вести смысловые армии

Туда, где шныряют нейроны

По линии обороны.

Полушариями располовинены,

Гуляют слова по извилинам:

Не требуя любви и признания

Они тихо меняют сознание.

Если петь – по-французски.

Уходить – по-английски.

Обниматься по-русски.

Замедляться по-фински.

Строить по-итальянски,

Служить по-японски,

Радоваться по-доминикански,

Греться – по-эскимосски.

Весь я в чем-то кубинском,

Весь я в чем-то арабском,

Танцую на аргентинском

И грущу на испанском.

Если спросят чужие

По-инопланетянски:

"Вы с какой целью жили

На планете смутьянской?"

Я отвечу им честно,

Без вранья и опаски:

«Сам я, братцы, не местный:

Учусь жить по-землянски.

Во мне спелись сто наций,

Им внутри меня тесно,

Им слегка африкански,

Им немного по-шведски.

Но на этом урок мой

Не закончится дерзкий:

Я хочу научиться

Жить по-вселенски».

Уничтожаю улики,

Наследил на земле я сильно:

Стремление стать великим,

Желание быть красивым,

Старое одеяло

Из лоскутов счастья,

Миры ненаучных фантастик,

Молчание перед властью,

Море, песок, ненастье,

Закат и другие виды,

Разобранные на запчасти

Кармические обиды.

Генетическое послание

В далекое светлое завтра

Останется в назидание

Ищущим кузинатру.

Миллион неудавшихся шуток,

Лишних слов, ненаписанных книг.

Непроснувшееся утро,

Не заведённый дневник.

Стираю лица, пейзажи, улицы,

Оставшиеся на сетчатке.

Только никак не стираются

Грубых слов моих отпечатки.

И если увидишь птицу,

Прилетевшую на Крещение,

Это я прилетел извиниться.

Сижу на ветке. Прошу прощения.

Люди становятся светом.

Море становится камнем.

Жёлтое – фиолетовым.

Радостное – печальным.

Новость становится старостью.

Мудрость выходит из глупости.

Огромное дело – из малости.

Далёкое – из близорукости.

Границы между предметами —

Иллюзия с точки зрения атомов:

Складываются уникальности

Из мириад одинаковых.

Устал умирать, намаявшись,

Кот Шрёдингера на подоконнике:

Его записали в покойники,

А он не мог умереть, не покаявшись.

Запутавшись в квантовой спутанности,

Он оставил свои искания,

Нацарапав с предельной грубостью:

«Жизнь – это перетекание».

Написать свою жизнь.

Перевести в буквы.

На русский язык,

Чтобы всем понятно.

Себе – себя объяснить внятно.

Вырастить дерево,

Наподобие клюквы.

Самый простой…

Нет, самый сложный вопрос: кто ты? —

Ставит меня в тупик.

И дальше – один огрызок.

Человек?

Так это только вид животного.

Мужчина?

Так это только половой признак…

Я говорил имя,

Но оно даже мне ничего не сказало.

Национальность?

Так таких еще сто миллионов.

Кто я? Дружище, выйди из зала,

Не прячься во мне,

Будем знакомы.

И даже если собрать всех Меня

В совокупности:

Человека, мужчину, отца, журналиста —

Будет ли Он делать те же самые глупости?

Будет ли Он мной

В эксперименте чистом?

И где этот Я:

В глубине черепной коробки?

Прячется, боится выйти на свет божий?

Управляет моими руками-ногами робко,

Пишет стихи или корчит рожи?

Или я где-то здесь,

В груди, за сердцем —

Там, где обычно обозначают душу?

Пересыпаю свою жизнь перцем,

Тяну себя за волосы,

Чтобы стать лучше?

И кто сейчас водит моей рукой,

Которая пишет эти самые строки?

Может, я у себя не один такой,

А потому и не стану никогда одиноким?

Я углеродная форма жизни.

Мои атомы бессмертны.

Когда-то они договорились между собою

Быть мною.

Простые честные работяги

Вращаются, даже пока я сплю.

В тесноте моей внутренней общаги

Невозможно пробиться к рулю.

И только правящая верхушка,

Курьеров с мигалками разослав,

Шлёт указующие сигналы

По нервным трассам моих держав.

Послушно сжимаются механизмы,

Детали работают, как весы,

И тикают, тикают неумолимо

Биологические часы.

Не знаю точно, не доложили мне,

Революция будет или переворот,

Но конституции расторжение

Обязательно произойдёт.

Атомы снова договорятся

Уже не мною быть, а другим.

Кому-то из них непременно удастся

Достичь захватывающих вершин.

Меня не волнует удачное бегство

Ныне властвующих элит,

Ценность имеет лишь их соседство

И оценке в отдельности не подлежит.

Сознание – это всего лишь связи,

И отношения разорвав,

Нейроны пополнят разнообразие

Лесных чернозёмов и горных трав.

Медленно силится понимание,

Можно ли жизнь прожить налегке…

Где сохранится моё сознание?

Возможно, только в этой строке.

Стихи. Стихия. Стих и я.

Такая схема бытия.

За каждой маленькой строкой

Стихи и боль. Стихии боль.

И роль, которая со мной.

И я – актер. Бездарность, так, —

Провинциальный середняк

С одною маленькой чертой:

Душой, которая со мной.

И пару книг, в которых я.

И пару песен, что во мне.

Тех, что пою я в тишине.

Когда один.

Когда вдвойне

Я становлюсь самим собой…

…А если этот "сам собой"

пока еще живет со мной,

То, значит, роль не так плоха.

Хотя что в ней? Одна труха…

Поднимаюсь ввысь —

Подо мною жизнь:

Город, как море,

И люди на дне:

Люди в его пучине,

Люди в его капучине,

Над ними слегка

Пенные облака…

Кто живет в капучине моря?

Какие-то маленькие зверьки:

Переживая о чём-то, спорят.

Может, поэтому так горьки

Переживания их на вкус?

Переживания пережевав,

Бог поморщился и сдул пену,

И людям внезапно открылось Небо,

И люди замерли от тоски:

Тонкая плёнка, нежный мениск,

Голубоглазый укор Вселенной,

А в нём плещутся стальные птицы:

Снизу – вверх, сверху – вниз.

Над заснеженной грядой облаков

Поднимаются невиданные рассветы,

Теряют силу любые декреты

И даже закон притяжения дураков.

Бог долго смотрел, как чудны́е зверьки,

Прикованные ко дну так крепко,

Преобразовывались в пузырьки

И оставляли свои клетки.

Как поднимались они легко,

И гравитация теряла цену.

Бог снова глянул поверх облаков…

Улыбнулся…

И сдул пену.