Читать книгу Николай II. Правда и ложь - Артур Александрович Токарев - Страница 1

Святой Праведный Иоанн Кронштадтский утверждал, что «русский царь, в силу своего Помазания, был Удерживающим, то есть удерживал мир от падения в пропасть апостасии1».

С момента отречения императора Николая II в марте 1917 года минуло более ста лет, и, оглядываясь на историю XX века, нельзя не признать правоту отца Иоанна: уход царя с политической сцены, а точнее его изгнание с этой сцены, привело сначала к разрушению православной России, а затем к ослаблению позиций всего христианства со всеми вытекающими из этого последствиями.

Император являлся своеобразным стержнем государства, которое занимало шестую часть света и было надеждой на мирное будущее как православных народов, так и иноверцев. «Выдернув стержень», февралисты не поняли, что они лишили страну самого главного – многовекового народного мировоззрения, заключавшегося в восприятии государства как «страны-семьи». А в каждой семье есть отец – глава семейства и хозяин. Таким хозяином и был русский царь. Более того, в народном представлении царь являлся ещё и помазанником Божьим.

Отец Павел Флоренский в 1916 г. писал по этому поводу следующее: «В сознании русского народа Самодержавие не есть юридическое право, а есть явленный самим Богом факт – милость Божия, а не человеческая условность, так что самодержавие царя относится к числу понятий не правовых, а вероучительных…».2, 3

Слова отца Павла прекрасно подтверждаются народными пословицами о царе: «Бог на небе, царь на земле», «Один Бог, один Государь», «Без Бога свет не стоит, без царя земля не правится», «Без царя – земля вдова», «Народ – тело, царь – голова».4 И это далеко не полный перечень подобных народных мудростей.

Подобные взгляды наших предков полностью согласовывались с жизнепониманием российских Государей, осознававших свою ответственность не только перед народом, но и перед Всевышним.

Отец последнего Государя, император Александр III, за несколько дней до своей смерти сказал сыну совершенно прозорливые и в то же время удивительные для нашего времени слова: «Тебе предстоит взять с плеч моих тяжёлый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как его нёс я и как несли наши предки. Я передаю тебе царство, Богом мне врученное… Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним и Россия рухнет. Падение исконно русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междуусобиц. Я завещаю тебе любить всё, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя притом, что Ты несёшь ответственность за судьбу твоих подданных пред Престолом Всевышнего. Вера в Бога и в святость твоего царского долга будет для тебя основой твоей жизни… В политике внутренней – прежде всего покровительствуй Церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед».5

Сам же Николай II говорил: «Я имею твёрдую и полную уверенность, что судьба России, точно так же, как судьба моя и моей семьи, находится в руках Бога, который поставил меня на моё место. Чтобы не случилось, я склоняюсь перед Его волей, полагая, что никогда я не имел другой мысли, как только служить стране, управление которой Он мне вверил».6

Таким образом, в 1917 году революционеры выбросили многовековую национальную идею в «историческую урну». Какой вывод мог сделать русский народ из всего этого? Один единственный: раз нет «Удерживающего», то можно всё! Можно отказываться идти в бой или вовсе уйти с фронта. Можно захватывать земли, можно жечь усадьбы, можно воровать. И самое главное – ничего за это не будет! Как прекрасен стал мир и как тяжело жилось при кровопийцах Романовых!

Этот «прекрасный» новый мир произвёл шокирующее впечатление на писателя Ивана Алексеевича Бунина, который оказался в Петрограде вскоре после революции и словесно запечатлел увиденное: «Невский был затоплен серой толпой, солдатнёй в шинелях внакидку, неработающими рабочими, гуляющей прислугой и всякими ярыгами, торговавшими с лотков и папиросами, и красными бантами, и похабными карточками, и сластями, и всем, чего попросишь. А на тротуарах был сор, шелуха подсолнухов, а на мостовой лежал навозный лед, были горбы и ухабы. И на полпути извозчик неожиданно сказал мне то, что тогда говорили уже многие мужики с бородами: „Теперь народ, как скотина без пастуха, всё перегадит и самого себя погубит“».7

«Мужики с бородами» сразу почувствовали наступление новой смуты, а вот остальная публика, зачарованная свалившейся на их голову свободой, смогла «протрезветь» лишь спустя несколько месяцев, когда разруха в стране достигла грандиозных масштабов. Уже летом 1917 года в Петрограде и Москве прошли массовые манифестации с портретами цесаревича Алексея Николаевича и несостоявшегося императора Михаила Александровича, однако действующая власть «разворачивать» курс не планировала. Тем не менее, многие люди не только желали, но и верили в скорое восстановление старых порядков, среди них была и поэтесса Марина Цветаева, которая за три месяца до убийства царской семьи написала следующее стихотворение:

«Это просто как, кровь и пот:

Царь – народу, царю – народ.

Это ясно, как тайна двух:

Двое рядом, а третий – Дух

Царь с небес на престол взведён:

Это чисто, как снег и сон.

Царь опять на престол взойдёт –

Это свято, как кровь и пот».8

Религиозный философ, литературный критик и публицист Василий Васильевич Розанов надеялся на то же самое: «Никогда я не думал, что Государь так нужен для меня: но вот его нет – и для меня как нет России… Без царя я не могу жить. Посему я думаю, что царь непременно вернётся, что без царя не выживет Россия, задохнётся».9

Тоска по старой России ощущалась и среди некоторых политических и военных деятелей. Адмирал Колчак на вопрос: «Как Вы представляете себе, Ваше Высокопревосходительство, будущее?», ответил: «Так же, как и каждый честный русский. Вы же знаете не хуже меня настроения армии и народа. Это – сплошная тоска по старой, прежней России, тоска и стыд за то, что с ней сделали…».10 Но, тем не менее, тоскующий адмирал, будучи Верховным правителем и Верховным главнокомандующим, даже и не думал идти по пути реставрации монархии, а напротив, обращаясь к населению заявил: «Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю, что не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности».

Вся деятельность новой власти объявлялась нацеленной на то, чтобы «временная верховная власть Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего могла бы передать судьбу государства в руки народа, предоставив ему устроить государственное управление по своей воле».11

Если даже руководитель белого движения не ставил своей целью восстановление монархии, то что оставалось делать простым людям, которые ощущали себя обманутыми, и «носились», как герой романа «Тихий Дон» Григорий Мелехов между двух огней, устав, в конце концов, от всех этих властей и желая только одного – поскорее вернуться в родной дом и жить спокойно со своей семьёй. Но спокойствия в России больше не было. Ненависть, насилие и убийства прочно вошли в реалии нового мира, в котором миллионам людей, в том числе и августейшей семье, была уготована страшная участь.

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года в столице Красного Урала – Екатеринбурге, в доме инженера Ипатьева, вся царская семья и члены её свиты были безжалостно ликвидированы.12 Через несколько дней в прессе официально объявили о казни Государя13, но к удивлению, это сообщение особого эффекта на общество не произвело. Марина Цветаева записала об этом следующее: «Стоим, ждём трамвая. Дождь. И дерзкий мальчишеский петушиный выкрик: „Расстрел Николая Романова!.. Николай Романов расстрелян рабочим Белобродовым!“ Смотрю на людей, тоже ждущих трамвая и тоже (тоже!) слышащих. Рабочие, рваная интеллигенция, солдаты, женщины с детьми. Ничего. Хоть бы что! Покупают газету, проглядывают мельком, отворачивают глаза – куда? Да так, в пустоту…». Полное равнодушие одних и глубокое молчание других!

Некоторые могут преподнести это равнодушие, как факт, доказывающий народную усталость от монархии. Но это было далеко не так. Российский народ, по сути, ничего другого кроме монархии не знал, и никакой другой формы правления не желал. Однако отношения конкретно с Николаем II были, так сказать, «натянутыми». Виновником такого отношения был не сам царь, а те государственные, общественные и революционные деятели, которые на протяжении ряда лет внедряли в народные массы образ недалёкого правителя, подверженного влиянию жены и Распутина. Вот что в своих воспоминаниях писал великий князь Александр Михайлович: «Мне приходилось по моей должности часто бывать в Петербурге, и я каждый раз возвращался на фронт с подорванными моральными силами и отравленным слухами умом. „Правда ли, что Царь запил?“, „А вы слышали, что Государя пользует какой-то бурят и он прописал ему монгольское лекарство, которое разрушает мозг?“, „Известно ли вам что Штюрмер14, которого поставили во главе нашего правительства, регулярно общается с германскими агентами в Стокгольме?“, „А вам рассказали о последней выходке Распутина?“ И никогда ни одного вопроса об армии! И ни слова радости о победе Брусилова! Ничего, кроме лжи и сплетен, выдаваемых за истину только потому, что их распускают высшие придворные чины».15

Дело дошло до того, что даже некоторые представители императорской фамилии не только верили во все эти небылицы, но и активно их распространяли. К сожалению, некоторым сплетням поверила и мама Николая II, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Вот что она записала в своем дневнике: «Он [Николай II – прим. А. Т.] сказал, что возьмёт на себя командование вместо Николаши16. Я так ужаснулась, что у меня чуть не случился удар. Я сказала ему, что это было бы большой ошибкой, умоляла не делать этого особенно сейчас, когда всё плохо для нас. И добавила, что, если он сделает это, все увидят, что это приказ Распутина». Далее императрица-мать пишет, как Государь «сильно покраснел».17

А вот что писал флигель-адъютант Государя Анатолий Александрович Мордвинов: «Государь бывал недоволен некоторыми государственными деятелями не за то, что они не симпатизировали Распутину, а за то, что позволяли себе верить и распространять эту веру в какую-то особенную силу Распутина в государственных делах. В глазах Его Величества одна возможность такого предположения была оскорбительной, унижающей его достоинство».18

Теперь становится понятно, почему Государь так «сильно покраснел» – можно только представить, каких усилий ему стоило сдерживать своё негодование. А иначе и поступить было нельзя – он хорошо знал, что всякие попытки переубедить императрицу-мать обречены на провал, да к тому же, «переубеждения» могли обернуться большой ссорой, чего он совершенно не желал.

Нужно также признать, что помимо слухов, воспринимаемых многими за истину, были и другие, действительно объективные причины народного недовольства, снижавшие популярность царя: усталость от войны, военная инфляция, социальные проблемы. Но, во-первых, военные проблемы и усталость испытывала не только Россия; а во-вторых, земельный вопрос и другие социальные противоречия требовали тщательной проработки и грамотного решения. Большевики попытались все это решить наскоком, за что и получили гражданское противостояние.

Тем не менее, можно смело утверждать, что доминирующую роль в охлаждении народной любви к своему царю сыграл именно поток домыслов и лжи, который щедро изливался на Николая II и его окружение с самого начала двадцатого века, а во время Первой мировой войны достиг своего апогея.

Зачем все это делалось? Ради 2 марта 1917 года. Ради получения власти! Но, даже захватив власть, никто и не собирался успокаиваться. Здесь следует вспомнить Временное правительство с его чрезвычайной следственной комиссией19, которая расследовала преступления «проклятого царского режима», а пресса, освещающая ход следствия, публиковала одну нелепицу за другой. В качестве примера можно привести истерию с телефонным проводом, который якобы соединял Царское Село и Берлин, и по которому императрица передавала военные секреты. Или же историю с пулемётами, установленными по приказу Николая II на чердаках, чтобы при необходимости расстреливать народ. И ведь искали, и кабель, и пулемёты.20 Что можно сказать? Клевета на клевете, клеветой же и погоняется.21

К величайшему сожалению, вся эта кампания по опошливанию венценосцев давала прекрасные результаты как до, так и после революции. Правда, спустя время, некоторые противники царя всё же прозрели и раскаялись. Среди них была и княгиня Ольга Валериановна Палей, отдавшая в своё время щедрую дань слухам и сплетням. В своих мемуарах, написанных в 1922 году, она заметила: «То, что рассорило царя и общество, не стоило выеденного яйца! А сегодня любой из нас отдал бы всё, чтобы этого не случилось, чтобы Государь с Государыней жили и царили нам на радость и чтобы красный террор, который сегодня давит и душит Россию, рассеялся бы, наконец, как кошмарный сон».22

Однако уже ничего нельзя было вернуть. Советская власть беспощадно расправлялась с последними «белыми» пятнами на карте страны, а Российская империя, и всё что было с ней связано, теперь могли существовать лишь на страницах книг, да и то, только в большевистском толковании.

На одной такой интерпретации можно и остановиться. Речь идёт о взглядах новой власти на личность Николая II, которые, конечно же, надлежало разделять всему советскому народу: «Николай II был так же ограничен и невежествен, как его отец… Присущие Николаю II черты тупого, недалёкого, мнительного и самолюбивого деспота в период его пребывания на престоле получили особенно яркое выражение… Умственное убожество и моральное разложение придворных кругов достигли крайних пределов. Режим гнил на корню… До последней минуты Николай II оставался тем, чем был – тупым самодержцем, неспособным понять ни окружающей обстановки, ни даже своей выгоды…».23 Комментарии, как говорится, излишни.

Сегодня огромное количество людей продолжают смаковать мифы, сочинённые в период царствования Николая II, а в советское время дополненные и возведённые в ранг официальной истории, однако появилась положительная тенденция – интерес современных историков к этой теме и критический взгляд на проблему, что приводит к развенчиванию всякого рода домыслов. Конечно, этот процесс медленный и трудный, но никто и не обещал, что путь к исторической правде через «многослойную мифическую штукатурку» будет лёгок.

В этой книге будут приведены самые знаменитые обвинительные выпады в адрес Государя и его семьи. Некоторые из них уже подробно исследованы и опровергнуты историками, и мне предстоит лишь скомпилировать их выводы, дополнив при необходимости своими комментариями. Другие же – требуют детального изучения, что и будет отражено в этом скромном труде.

Эта книга предназначена, прежде всего, для людей, которые чтят память Святых Страстотерпцев, однако испытывают большие трудности в дискуссиях с агрессивно настроенными по отношению к Государю людьми, приводящими в качестве своих неопровержимых аргументов одни и те же мифические установки, которые при детальном рассмотрении обнаруживают свою полную несостоятельность.