Читать книгу Чудесные поэмы - Артур Арапов - Страница 9

День был солнечным, но не жарким.

Над бескрайним простором рея,

Ангел нёсся к своей доярке,

К своей сладкоголосой Фее.

Одиночества голос долгий

Единит человечьи души.

И ни склоки, ни кривотолки

Не способны их связь разрушить!

Непредвиденная разлука

Доказала ему и Фее,

Что нет смысла им друг без друга

Жить, от слёз усыхать, старея…

Ангел:

«Вот она! Вот Любовь! Здесь! Слышу

Голосов её всеобъятье!

Тише, ветры! Прошу вас, тише!

Ведь не вправе ей не внимать я!»

Незаметно сгустились тени.

Чернота кольцевала сферу.

Слаб землянин, в том нет сомнений,

Пред внезапной грозы Химерой.

Засигналили молний вспышки!

Загремела громада грома:

«Размечтался ты что-то слишком!

Полетал? – не мешай другому!»

Вот и ливень. Промокший Ангел

Опустился на землю тут же.

Местом вынужденной посадки

Оказалась большая лужа

Посреди десяти домишек,

Составляющих поселенье.

Три бабуси и пять детишек

Подбежали в одно мгновенье.

Бабуся:

– Он!!! Его я видала в хате!

Этот бес напугал нас в полночь!

Колька! ну-ка, беги за батей!

Колька:

– Ух! Задаст тебе батька, сволочь!

В грязной луже, размером с площадь,

Бедный Ангел, чернее чёрта,

Так увяз, что иная лошадь

Заявить не смогла бы твёрдо,

Что ей вынуть его под силу!

Собрались мужики и бабы.

Крепко держат лопаты, вилы.

Ангел:

– Что ж, представиться мне пора бы…

Не успел! Сбили с ног, избили,

Налетев оголтелой стаей.

Поломали, порвали крылья.

И закрыли, связав, в сарае.

«Что же вы – человекобесы —

Натворили? – он вслух промыслил.

– Мир – Театр… Кто ж ставит пьесы?

Заигрались… в людей ли? В крыс ли?

Сколько правд для любых событий!

Сколько гадостей вековечных!

Человек – сам актёр и зритель —

Что несёшь ты в горбах заплечных?

Крылья?! Нет… Роль, порой чужую…

А успел ли прочесть сценарий —

Тот, что сам начеркал вслепую,

Под мотивы всеобщей хмари?

Год за годом, как мыши в норах,

Как кроты. Всё – в свою темницу.

Врозь кулисы, а души в шторах…

Умирают в зашторье птицы!

Больно… Страх… там, внутри, под кожей.

За себя? Нет! За Представленье!

За неслаженность труппы божьей,

За спектакль людского тления…»

– Ха-ха-ха! Вот и я о том же! —

Донеслось из угла напротив:

Что-то чёрное, полулёжа,

Там сидело.

– Как в анекдоте:

Не живём, над собой хохочем!

Ангел:

– Кто тут?

Голос:

– Я тут – виновник шума,

Происшедшего этой ночью…

Отдохнуть здесь немного вздумал.

Он привстал, оперенье скинул.

Маску ворона снял – исчадье! —

И, ехидную скорчив мину,

Прокартавил:

– Привет, приятель!

Вот придурки – нашли с кем путать!

Я же – Ворон! А ты – цыпленок.

Что летаешь ты – просто чудо:

Нет ведь вовсе в тебе силёнок!

Слышал я, как мозги ты паришь

Недотёпам, о Высшей Сути.

Божьи твари есть божьи твари,

И какие там, к чёрту, люди!

Современной эпохи детям

В век безумств, где не счесть соблазнов,

Проповедовать добродетель

Глупо (даже небезопасно!).

Может, ныне живущей массе

И не нужно цветов и фруктов?!

Слаще – запах машинных масел

И отходы нефтепродуктов?!

Человечеству жизнь – охота.

Все на всех остро точат зубы.

Кто-то должен убить кого-то,

Чтоб насытиться мясом трупа!

На поверхности подсознанья,

Там, где Дьявол щекочет мысли,

Все мы – Грязи и Тьмы создания,

Нашей грешности рой бесчислен.

Мир, как блохами пёс, взъерошен.

Человечья душа – берлога.

Эти твари, под толщей кожи, —

Жертвы алчности и порока!

Ангел:

– Ты не прав.

Демон:

– Чем докажешь? Нечем!

Ангел:

– Оттого-то мне и обидней,

Что пред чёртом бессильны речи:

Смысл Слова не виден злыдню!

А прибей чёрта, за чертою

Будешь сам…

Демон:

– Полужив, а учит!

Раздавить бы, одной ногою,

Да пусть эти глумятся лучше.

Всё. Прощай, добродушный слизень!

Ангел:

– Я прощу… жаль, не станет проще…

Бес исчез в необъятной выси.

А судьба потянула вожжи…

Из-за стен, уже слышно было,

Расшумелся народ горячий:

«Сжечь нечистую эту силу!

Вместе с хлевом, к чертям собачьим!»

Сиротка:

– Ну а, может, не надо всё же?

Строил хлев мой покойный батя…

Мужики:

– Тебе что, твой сарай дороже

Мирной жизни твоих собратьев?!

Сиротка:

– Батя мой, Долгогоров Павел,

Не имея талантов дюжих,

Всё что после себя оставил —

Этот хлев, возле этой лужи.

Мужики:

– Ну а если, собравшись с силой,

Этот бес разорвёт верёвку?

Что тогда?!

Бабуси:

– Господи помилуй!

Да не слушайте вы плутовку!

Жгите!

…Как же! Дождь. Мокнет лето,

В небе – серо, под небом – сыро…

Мужик:

– Жаль, бензина в деревне нету!

Бабуся:

– Может, спиртом?

Мужики:

– Неси, Глафира!

Не жалей! Для благого дела!

Принесли самогона флягу.

По 100 грамм – для сугрева тела,

И, готовые на отвагу,

С песней в бой!

Мужики:

– Бабы, бабки, детки!

Разбегайтесь по избам, щас же!

Притащили солому, ветки…

– А для храбрости, может, вмажем?!

По 100 грамм – для поднятья духа!

А потом… За детей, жен, птичек…

За Глафиру! За ту проруху,

Что нашла на старуху нынче…

Мужики:

– Ты, Федот, хорошо скумекал:

Не сжигать самогон. Ты – гений!

Мысли мудрого человека

В черепке твоём, нет сомнений!

Федот:

– Повторяю! Войдём негромко,

Бесу в пасть самогонки брызнем,

Спичкой – чирк! И чуть-чуть в сторонку…

Всё! – останется бес без жизни.

Мужики:

– Грандиозно! За это – надо! —

Грех не выпить! Аплодисменты!

Да качайте его, ребята!

Федот:

– Дело выгорит – 100 процентов!

Вечерело… Да, вечерело.

Мужики как один все спали.

Где-то малая птаха пела

О великой своей печали.

Ангел бдел, угнетённый болью.

Вдруг чуть слышный он слышит шорох.

Нет, не мышь вышла из подполья,

И не призрачный Долгогоров:

Его дочка – борец за память —

Просочилась спасать наследие.

Так герои спасали Знамя

В лихолетье, под страхом смерти.

Взгляд отчаянный у девчонки,

Про такую не скажешь «рёва».

Нож зловеще мелькнул в ручонке.

Р-раз! – и нет на ногах верёвок.

Ангел:

– Ну, а руки?

Сиротка:

– Я что, больная?

Чтобы ты меня схапал тут же?!

Дудки! Я эти штуки знаю,

Я и так потеряю душу!

Ангел:

– Хорошо. И на том спасибо!

Только знай, я не бес. Напротив.

Просто птица любого типа

Станет чёрной у вас в болоте.

Меж хмельными, как меж тюками,

Ангел выбрался за деревню

И, со связанными руками,

Растворился в закате тенью.