Читать книгу Нью Эйдж и миф «Аполло» - Артур Аскеров - Страница 3

Где то в глубине бездны рождается огонь и мчится к небу, низвергая страшный жар и источая яркий шафрановый свет. Пламя так и тянется вверх, по металлическим плитам, а за ним следует лучезарный свет, который проходит сквозь синее небо и устремляется куда-то в самые небеса. Так, посреди огромного мегаполиса из небоскребов зажигается цитадель – сакральное место между жидким небом и густой землей, которое почти у всех жителей ассоциируется с величеством и незыблемостью власти Короля и его верных поданных. Немногие могут позволить находиться и уж тем более жить рядом с самой цитаделью; ведь нужно иметь статус человека избранного, что бы иметь право находится рядом с прекрасными сооружениями, окружающими гигантскую металлическую башню власти. Таковы были совсем немногие и наш герой – прекрасный молодой человек – был вовсе не из них и жил он вообще на периферии, совсем далеко от гигантской цитадели. Однако, и из своего района он мог спокойно видеть величественное вертикальное здание; и даже в одно знаменательное утро, которое, кроме полной светоносной луны на небе и белоснежного тумана на земле, ничем от других особо не отличалось – смог увидеть, как свет из цитадели прорывает лазурное небо и врезается куда-то в самую крышу небес.

– Красиво! – воскликнул юноша совсем бессознательно и как бы вовсе не задумываясь над символичностью и значением увиденного.

Вскоре холодный осенний ветер чуть потрепал юношу, заставив его пробудится и идти дальше своим путем по улицам Мёрджина – пригорода, который словно черный паук, окружал Шайн-сити, но при этом не мог с ним окончательно срастись из за Эпохальной стены.

Этим утром маленькие улочки Мёрджина окутала совсем жиденькая пелена тумана и наш герой, стройный и высокий молодой человек, иногда приглядывался, когда дело касалось небольших закоулков. Одет он был тепло, почти по-зимнему: синяя зимняя куртка, шерстяные чёрные джинсы и блестящие черные ботинки, на спине висел большой темно – зелёный рюкзак. Юноша прищуривал глаза и нервно оглядывался, стараясь увидеть вдали, через заслон из светлого тумана и черных домиков, летательных дронов. Встретить такие аппаратики ему не хотелось, поэтому перед каждым поворотом на улочку, юноша внимательно смотрел вдаль и сканировал не только землю, но и небо.

Еще больше наш герой не желал встретить на своём пути полицейского, который скорее всего, в случае незапланированной встречи, поинтересовался, почему это в такую рань наш молодой гражданин шатается по пустынным улочкам Мёрджина. Конечно, Шансов встретить полицейского намного меньше, чем к примеру дрона, но ведь дрон -просто небольшой летательный аппарат квадратной формы с ярким прожектором посредине лицевой части. Такой аппаратик запросто сфотографирует подозрительного человека и отправит фото в базу данных. В этом нет ничего болезненного, кроме того, что потом придется сознательно явиться по повестке и долго объяснять полиции свое местонахождение в такое-то время, в таком-то месте.

А вот если встретит юноша патрульного, тогда страж закона может начать задавать свои исполинские вопросы, интересуясь хотя бы блужданием по городу с набитым рюкзаком в такое раннее время; может патрульный к тому же начать обыск, и обнаружив что-то подозрительное, отправить молодого человек в департамент для выяснения различных обстоятельств.

Стоит сразу утешить и сказать, что встретить полицейского в Мёрджине, да еще и в такую рань – большая редкость; связанно это с тем, что появление стражей в форме, вызваны в основном сообщениями граждан о преступлениях или сигналами, который посылают дроны.

Однако, наш юноша, шатающийся по утреннему городу, несмотря даже на малую вероятность увидеть патрульного, бдительности не терял и старался всматриваться в каждый силуэт, виднеющийся вдали. По пути он уже успел разглядеть человек пять, которые просто блуждали и никакого отношения к полиции не имели.

Вот и пройдя к фонтану, наш герой заметил вдали силуэт высокого и довольного мощного на вид, человека. Юноша тут же замедлил ход и насторожился; ему показалось, что силуэт этот может принадлежать патрульному, который, скорее всего, охраняет проход через фонтан. Вскоре, взволнованный юноша обратил внимание на то, что силуэт неподвижен, а значит – он явно не принадлежал обычному прохожему. Юноша уже задумался над тем, что бы идти обратно, но просчитав в голове такой вариант, решил, что такое поведение вызвало бы еще большие подозрения у патрульного, который, возможно, уже заметил молодого человека. А там уже и до проблем будет недалеко! Поэтому-то наш герой сжал в кулак свои холодные ладони и быстро пошел через фонтан с мыслями: – «Да будь оно, что будет».

И вот, подойдя ближе и разглядев в силуэте бронзовую статую, юноша громко захохотал. Объяснялся его искренний смех тем, что его взору предстало бронзовое изваяние его величества Короля, которое находилось на этом месте уже с полгода. Сама статуя отображала, как король в бронзе, размером с человеческий рост, прижал к себе правой рукой, штурмовой шлем; на небольшом пьедестале, который предваряли 13 ступенек, было написано: " Его Величество Король – Гарант Закона и Правосудия».

Перестав забавляться над тем, как принял мертвую статую за живого человека, молодой человек надел капюшон, а потом перешёл через асфальтированную дорогу и, внимательно осмотрев широкую пешеходную улочку, быстрым шагом направился к одному примечательному местечку. Промозглый воздух и духота, сочетавшаяся с морозным холодом, только подбавляли ему ходу.

Место, напротив которого оказался молодой человек – маленькая продуктовая лавочка с прозрачной стеклянной витриной. Справа был небольшой узкий проулок, находившийся между лавочкой и двухметровой кирпичный стеной. Именно, в этот проулок и шмыгнул юноша, пиная своими большими ботинками, банки, бутылки, разноцветные бумажки – в общем весь мусор, небрежно валяющийся на грязном тротуаре. Белая кирпичная стена слева была полностью изрисована различными надписями, среди которых юноша, почему то, особое внимание уделил большой надписи, выполненной красным цветом. Надпись эта гласила – " Вся власть КРС»; задумчиво на нее посмотрев с минуту, юноша снова двинулся по проулку, а потом свернул налево и оказался позади продуктовой лавочки. Ничего кроме мусорных контейнеров, самого мусора из бутылок и алюминиевых банок, в этом месте не было. Зато на фоне светло-коричневатой стены располагалась, почти незаметная из за схожего со цвета, деревянная дверь. Туда то юноша и постучался, а через пять секунд ему открыл крупный жирноватый мужчина с большим животом. Лицо этого неопрятного на вид мужчины имело нездоровый землистый оттенок и оно будто было изрезано морщинами; одет он был так же отвратительно как и выглядел: грязная белая майка и рваные спортивные штаны.

– Сам Крисстал Грасиус к нам пожаловал, – восторженно воскликнул мужчина своим хриплым и немного противным голос, приветствуя юношу.

Юноша по имени Крисстал протянул свою руку, и его тоненькие пальцы тут же оказались в тисках массивной кисти толстоватого мужчины.

– Дэн, рад тебя видеть, – скромно сказал Крисстал.

– Пойдем уже.

Крисстал и Дэн спустились по крутой деревянной лестнице в подвал продуктового магазинчика; в подвал, который одновременно служил складом хранения продуктов питания. Оказавшись посреди этого плохо освященного помещения, Крисстал стал через тусклый свет смотреть на желтоватые коробки. А вот Дэн достал откуда-то небольшой нож и при юноше разрезал коробку; потом он стал доставать из нее бутылки, заполненные водой.

– Вот мой товар, – глухо произнес Дэн, – так сказать, можешь хоть здесь проверить качество.

– Не доверять тебе у меня нет никаких причин, ведь раньше ты мне никогда не подводил, – с улыбкой на лице сказал Крисстал.

– Ну знаешь ли: доверяй, но проверяй. Сколько возьмешь то?

– Десятку хотелось бы, как минимум десятку.

Дэн нахмурил свои мохнатые брови и сердито сказал:

– Так давай теперь показывай, что у тебя там в рюкзачке для меня нашлось.

Крисстал тут же скинул с плеч рюкзак и стал доставать из него различную аппаратуру, которую он приготовил для своего знакомого.

– Вот тебе два смартфона, – начал говорить он, – планшет один и есть один очень примечательный гаджет, который, вне всяких сомнений, должен тебя заинтересовать. Вот смотри, – достав прямоугольный прибор, похожий на смартфон, сказал Крисстал. – Этой штукой проводишь по всему телу, она тебя сканирует, а потом говорит о всех твоих недостатках в организме… Тебе, судя по размеру живота, такая штука, очень нужна…

Дэн язвительно засмеялся, а потом бросил:

– Очень смешно! Такс, а на какой черт она мне нужна?

– Как же? Будешь за здоровьем следить, а может болезнь, какую-нибудь, найдешь. Знаешь, как называется… Какой-то там сканер короче… Ну, я не припомню точно.

Дэн взял в свои массивные кисти прибор, который так нахваливал Крисстал, а потом язвительно произнес:

– Мне такая штука не нужна! Смысл мне на свои болячки глядеть, когда я ничего с этим поделать не могу? Это же надо, придумали: приборчик какой то маленький здоровье сканирует, а вот так что бы это здоровье сохранить – это слабо.

– Ну не хочешь, так и не бери. Дай мне только десяток литров и я пойду.

– Да бери уже! И спорить с тобой не буду. Знаю и так, какой ты торгаш…

Дэн быстро сгреб всю технику, которую выложил Крисстал, не забыв и про приборчик – сканер, а Крисстал стал не торопясь перекладывать в рюкзак бутылки.

– Благодарствую тебе, мой дорогой друг, – закончив перекладывание, сказал Крисстал.

– Давай-давай. Только меньше, чем через неделю не приходи, а то сам понимаешь, что начнут подозревать, – пожав руку нашего героя, сказал Дэн.

Крисстал ухмыляясь, произнес:

– Через неделю из краника моего вода будет течь чище, чем в твоих бутылках.

– Все шутишь. Дай Бог, что бы это так и было.

– Так то и будет, – уверенно сказал Крисстал и с серьезным лицом пошел к лестнице.

Вырвавшись на улицу и снова почувствовав промозглый сырой воздух, наш герой остановился и глянул на острые стрелки своих часов. И хотя Крисстал понимал, что никуда не торопиться, но почему-то он все равно захотел добраться до дома, пока часовая стрелка не добредёт до цифры восемь.

Поэтому обратно он шёл куда быстрее и оживленнее; это было вызвано тем, что он будто бы позабыл об опасности встретить на своем пути злобного дрона. К тому же его ходу добавляло отличное настроение, поднявшееся от той прекрасной мысли, что скоро можно будет добраться до любой квартирки и хорошенько позавтракать чаем с кашей.

Тем временем на улицах Мёрджина от утреннего тумана не осталось и следа, а поэтому появилось много прохожих; в основном это были серьезные граждане, облаченные в строгую одежду и спешившие на работу. Криссталу такие лица казались, почему-то, враждебными и он по типу своего опасливого менталитета, старался держаться от них подальше. Ну, а когда наш герой увидел вдали целую группу людей, которая вела себя довольно шумно и по внешним признакам напоминала мигрантов, он насторожился и попытался исключить любые возможности провокации; поэтому он с уверенным лицом прошел мимо, не обращая на них никакого внимания и тем самым показал свою внутреннюю стойкость.

Дальше Крисстал пошел с мыслями о тех людях, лица которых ему удалось совсем недавно разглядеть. В таких раздумьях, он быстро перешел через мост, а потом увидел вдали трех дронов, которые парили у небольшого окна третьего этажа светлого кирпичного дома.

– Не повезло же кому то, – сказал себе под нос Крисстал, – скоро будут неприятности.

Понаблюдав немного за роботами, бросающими своими прожекторами свет на окно одного из зданий, Крисстал глянул на часы и вдруг вспомнил, что хотел добраться домой до восьми. Поняв, что за несколько минут, смог забыть о таком желании, Крисстал немного обиделся на свою память, а потом помчался домой.

Дом, в котором находилась квартирка Крисстала, был расположен в восточной части Мёрджина, и по всем своим параметрам это было довольно бедное место для проживания с весьма непримечательным фасадом землистого цвета. Дом был небольшой – четырехэтажный с мансардам, и при этом был окружен с разных сторон такими же домами- клонами. Квартирка, в которой жил Крисстал находилась под самими мансардам и выходила окном на узкую улочку и схожий дом красного цвета.

Наконец, добравшись до этого своего домика, Крисстал потихоньку зашел в парадную дверь, посмотрел на часы, а потом с блеском в глазах рванул через площадку, к лестнице; после, он чуть ли не бегом стал по ней подниматься. Торопился наш молодой герой по причине того, что старался не привлекать к себе лишнего внимания; он всячески старался избежать встречи с кем либо, из жильцов.

Однако этого ему сделать не удалось. Поднявшись на последний, четвертый, этаж, он увидел на площадке своего соседа, жившего напротив. Крисстал сразу захотел быстро прошмыгнуть к своей квартире, не снимая капюшона и делая вид, что соседа вовсе не замечает; здороваться и заводить праздные разговоры Крисстал хотел меньше всего.

А вот сосед, стоявший у порога своей квартиры, завидев Крисстала, поздоровался и вежливо спросил:

– Эй, дружище. Не одолжишь ли ты мне литра три?

Сняв капюшон и показав свои растрёпанные темно – русые волосы, Крисстал ответил резко, даже немного грубо:

– Дайте мне хоть согреться и разуться!

Конечно, Крисстал мог своего соседа проигнорировать или обмануть, сказав, что воды нет; но наш герой прекрасно осознавал, что сосед Томас – это человек довольно приставучий и к тому же прекрасно знает о наличии бутылок с водой в его рюкзаке. А поэтому, наш герой с опаской подозревал, что в случае отказа помочь ближнему своему, сразу станет в глазах всех своих соседей последним негодяем.

Томас после слов Крисстала больше ничего не произнес, но при этом остался ждать у порога своей квартиры. Крисстал же, сделав немного недовольный вид, подставил левую ладонь к красному сенсору электрозамка, а когда дверь открылась, зашел в квартиру.

Первым делом, оказавшись в своей родной каморке, он скинул рюкзак, а потом уже снял ботинки, теплую куртку и помчался на кухню, дабы прокипятить воду и приготовить завтрак.

Общаться с Томасом Крисстал хотел, пожалую, меньше даже, чем еще раз его видеть; уж слишком не переносил своего соседа наш герой, считая его слишком наглым и хитрым. Такое мнение о Томасе объяснялось тем, что этот небедный сосед, живущий очень хорошо, имеющий прекрасную жену и двоих детей, существовал только за счет средств государственного обеспечения. Получал Томас эти средства за двоих детей и как ветеран – участник военных действий. По глупости своей он не раз говорил Криссталу, что не в каких военных действиях не участвовал, так как пацифист и не допустит ни только крови человеческой, но и слезы; это тоже не раз вызывало кипящий гнев в сердце Крисстала.

Ко всему прочему, у нашего героя сложилось о своем соседе впечатление, как о безработном тунеядце, который получает свои средства ни за что. Ну родил он детей и отслужил в вооруженных силах – для Крисстала это не было показателем человеческой значимости для общества.

Крисстал налил воды в большой прозрачный чайник, а после, поставил его на синее пламя, низвергающееся из конфорки плиты. Вдругон услышал негромкий стук в дверь и сразу, не торопясь, пошел из кухни в прихожую, дабы посмотреть на того, кто там так ломится. Слева от железной входной двери, на уровне пояса, располагался небольшой монитор, отображающий всю площадку, напротив квартиры; в этот-то монитор Крисстал и увидел Томаса, а потом со злостью произнес:

– Да что всё надо этому тюфяку? Достал он уже меня.

С большой неохотой Крисстал открыл дверь и сделал недовольное лицо человека, которого попусту побеспокоили.

– Господин Грасуис. Вы не позволите мне получить именно сейчас литра три воды, – проговорил Томас, почесывая свой короткий тонкий нос, – помню прекрасно, что занимал еще неделю назад, но поймите… Сейчас мне своего сына вести в садик, а мне даже кофе не сварить.

Про долг недельной давности и напоминать не стоило, ведь Крисстал все это желчно помнил, но при этом говорить на протяжении недели своем непутевому соседу не видел надобности; да и было бы такое напоминание для нашего героя ниже собственного достоинства.

– Сейчас, – согласился Крисстал, понимая, что лучше быстрее отдать воды и не видеть раздражающего соседа, – вы только мне немного кофе дайте. А то я и не против кофе выпить, но его то как раз у меня и нет.

Произнося это, Крисстал с хитринкой посмотрел на плотное тело Томаса, который в последнее время сильно разжирел и нисколько этого не стеснялся; из под светлой майки его торчало большое пузо, а лицо его уже с большие щеками стало шириной чуть ли не с плечи.

– Так вы берите пару бутылок и идите к нам, – сказал Томас, шевеля своими толстыми губищами, – Роузи и я всегда рады гостям… Посидим, да позавтракаем вместе, пообщаемся, а заодно увидите моего сынишку Томасика – младшего. Он невероятно подрос в последнее время.

После этих слов, произнесенных с очень позитивной интонацией, на лице Крисстала появилась доброжелательная улыбка, а прежняя злость сменилась на радость. Даже презрительное отношение Крисстала к физическим недостаткам соседа вдруг куда то исчезло.

– Хорошо, сейчас я подойду. Минуток через пять, – подмигнув своими вострыми глазами, сказал Крисстал.

Томас тут же ушёл, долго не поворачиваясь спиной и как бы пятясь назад, а Крисстала посетила мысль, что не так уж плох его сосед.

– И как можно было назвать сына своим именем? – проговорил Крисстал, когда Томас уже убрался из виду, – совсем нет никакой фантазии у человека.

По прошествии пяти минут Крисстал уже садился за большой стеклянный столик овальной формы, расположенный в уютной и весьма просторной кухне семьи Томаса. Криссталу, как гостю, было позволено сесть за очень приятный диванчик, прямо напротив большого экрана; правда экран Томас предпочел не включать, возжелав больше пообщаться с соседом, чем наполнить тишину монотонными речами телевизора.

Пока все располагались вокруг овального столика, возле плиты возилась Роузи – миниатюрная жена Томаса очень приятной внешности. Это была худенькая блондинка с тонкими чертами лица. Она аккуратно кипятила воду и готовила завтрак. Потом прибежал Томас- младшенький, четырехлетний мальчишка со светлыми солнечными волосиками и ангельским, весьма умным лицом. На Томаса старшего он был похож только формой некоторых частей лица, но вот глаза говорили о совершенно другом менталитете этого мальчугана.

Роузи начала подавать кофе с риторического вопроса, обращенного непонятно кому:

– И как они могли допустить такую аварию?

– Аварию значит? – с удивлением сказал Крисстал, взяв на себя бремя ответа, – а я то слышал, что никакой аварии не было. Просто запасы пресной воды заканчиваются, поэтому такие вот меры.

Роузи искренне захохотала и произнесла:

– И как вы могли в такую чепуху поверить? Это же очередные бредни всяких там конспирологов и сторонников теории заговоров.

– Ну я слышал это от одного хорошего знакомого и он явно не является сторонником конспирологии, – немного обидевшись на такое возражение, сказал Крисстал.

– Да не может этого быть! – воскликнула Роузи.– Такие слухи очерняют правительство, а значит это вздор и ничего общего с действительностью не имеет. Мои родители еще прекрасно помнят, как все протестовали против чипизации. Говорили мол: «Будем все под колпаком, под контролем», раздували всякие необъяснимые слухи и что теперь? Никаких ненужных бумажек: ни паспорта, ни денег, ни другой ненужной ерунды. Весь этот анахронизм ушел в небытие и теперь всё в одной штучке, размером с зерно. И самое главное: мы не замечаем его и никакой бюрократии томительной уже нет. Это ведь сплошное удобство, а многие глупцы, верящие во всякую чушь, до сих пор поют песенки о тотальном контроле и порабощении человечества. Вздор, – уже с каким-то нелепым отвращением, сказала она, – наш младенец Джейсон. Ему всего пять месяцев, а у него уже есть чип и я полностью уверена, что наше правительство о нём сможет позаботиться. И никаких нелепых мифов, высосанных из пальца я не страшусь.

Крисстал слушал речь Роузи с умилением, одновременно поражаясь тому, что обычная домохозяйка с бледно-розоватым лицом так хорошо разбирается во всех тонкостях таких сложных политических вопросов и насколько в ее словах виднеется преданность правительству и режиму.

Поднеся чашечку кофе к своему рту, Крисстал с иронией произнес:

– Тут и добавить нечего: все сказанное очень логично и справедливо.

Томас кивнул головой, а Роузи, удовлетворившись такой реакцией, снова помчалась к плите выкладывать на тарелки приготовленный завтрак; она именно помчалась, так как слово «пошла» не может стоять рядом с этой энергичной импульсивной женщиной.

За столом никто не смел говорить и Крисстал от скуки начал осматривать хорошенькую кухоньку Томасов. Больше всего ему понравилось не столько современный интерьер и красивая отделка, сколько панорамное окно, открывающее прекрасный вид на утренний Мерджин и на лазоревое небо, накрывавшее сверху городок. Еще наш герой заметил на стене большой семейное фото в рамке, на котором в прекрасном одеянии были изображен Томас с супругой и двумя детьми.

Вскоре Криссталу от нудной тишины стало не столько скучно, сколько неловко и он вдруг решил, что единственной кто из этой семейки сможет его повеселить это домохозяйка Роузи.

– Я извиняюсь, а все-таки не могли бы вы выполнить мою очень странную просьбу, разъяснив очень интересующий меня вопрос, – повернувшись к упругим бёдрам Роузи, проговорил Крисстал, – насколько помню, ведь раньше детей чипировали с 3 лет, а теперь же…

– Вышла поправка, – махом ответила Роузи, отвернувшись от плиты и повернувшись к Крисстал своим приятным лицом, – теперь можно хоть с самого рождения его вшивать, прямо в роддоме. Конечно, требуется разрешение родителей, но…

– Ясно, – сказал Крисстал.

Когда Роузи, наконец, поднесла к столу завтрак из хлеба с яичницей, Крисстал с улыбкой на лице принялся завтракать, а вот семья Томаса к еде сначала не притрагивалась; они закрыли глаза, а спустя секунд тридцать Томас произнес:

– Аминь.

– Аминь – подтвердила Роузи.

– Аминь, – уважительно покачивая головой, произнес Крисстал, – молитва перед едой?

– Да, – ответил Томас, приступая к разрезанию яичницы на две части.

А вот Роузи есть не спешила; перед этим ей хотелось выговориться:

– Теперь мы всей семьёй ходим в церковь и вы не представляете как изменилась наша жизнь. Это же такое благое деяние ходить к священникам и учиться у них такой значимой вещи, как жизнь во имя торжества закона Божьего. А ведь наше правительство и особенно наш благороднейший Король, которого так часто ругают в маргинальных кругах нашего города, такие духовные начинания поддерживают. Значит благороднейший заботиться не только о нашем материальном благополучии, но и о духовном тоже… прямо святой, – без доли иронии сказала она.

Крисстал в ответ кивал, еле сдерживая недоумение.

– Вот сегодня тоже пойдем с сынулей, – сказала Роузи, посмотрев на Томаса – младшего.

В этот момент Крисстал вспомнил о молчаливом четырехлетнем мальчишке, который скромно сидел боку и будто бы был отторгнут невидимой стеной от всех остальных.

– Ты чего такой грустный? – спросил Крисстал у него.

Однако мальчик никак не отреагировал на слова.

– Молчун он, скромненький мальчик. – сказала Роузи потрепав его по густым приятным волосам.

– Пусть молчит. Он мелкий еще, что бы говорить тут с нами. Ума у него мало и ничего путного он сейчас не скажет. Пусть взрослых слушает и соблюдает субординацию, – с высокомерием, свойственным наглому взрослому, произнес Томас про своего сынулю.

– Строго с тобой, – сказал Крисстал, сделав немного печальное лицо.

Все вдруг уставились на этого ребёнка, а он опустил олову и продолжал смиренно молчать.

– Да не строго. Просто он недавно мне нагрубил, и отец его отругал немного. По справедливости отругал! Ребенок должен быть послушен – так церковь учит. Кстати, это и взрослых тоже касается. Как младенец должен служить своим родителям, так и взрослые должны служить церкви и правительству. Ну а для этого нужно много работать над собой, в церковь ходить и закон не нарушать. В общем жить в смирении со всем.

Почему то Крисстал вдруг воспринял эти слова как упрёк в свою сторону и немного нахмурил брови.

– Может вы, сегодня пойдете с нами? – спросила Роузи, перекладывая в свой ротик кусочек хлеба.

– Нет, извините. Не болен я этим. Уж лучше зомбоящик посмотрю, чем пойду на дедов в балахоне любоваться, – резко отказал наш герой.

Томас, улыбнувшись, сказал:

– Не слышал ли новость одну? Не знаю: слухи это или правда. Говорят, что новый департамент полиции появиться. Что-то вроде «полиции нравов»… Так вот те, кто не ходит, ни в церковь, ни в мечеть, ни в синагогу, короче, люди нерелигиозные, могут попасть в разряд потенциальных преступников. Мол, в церковь не ходишь – можешь вести аморальный и противозаконный образ жизни… Так что еще подумай над ее предложением, – с улыбкой на лице закончил Томас, ласково щипнув своими толстыми пальчиками жену.

Эти слова уже всерьез раззадорили Крисстала, и он уже не мог оставить эти замечания в свой адрес и продолжать спокойно есть яичницу. Однако благодаря своему природному холоднокровию, он смог остаться довольно рассудительным.

– Про полицию нравов я слышал еще когда в Академии учился, – начал атаковать он, – так вот, по-моему, всё это – бредятина редкостная! Такие идеи возвращают нас в средние века; тогда женщин на костре сжигали за то, что она была чрезмерно красива. Конечно, я не думаю, что у них ума хватит учреждать такой орган, ведь это нарушит и без того попираемые права нашего населения… А слух этот – скорее всего, просто страшилка.

– И всё таки жаль, что тебя выгнали из Академии, – с разочарованием произнес Томас.

Сказал он это, желая перевести разговор в другое русло, так как тема возвращения в средние века показалась ему очень болезненной и он, как ярый пацифист и человек очень неконфликтный, постарался избежать спора. А вот Роузи не желала соглашаться с мнением Крисстала, и жадно проглотив кусок твердого хлеба, резко возразила:

– Никакая это не бредятина! Вон та дрянь, которая живет на первом этаже – Мишель. Вытворяет она такое безобразие, что говорить стыдно и никакой управы на неё нет. А сделают полицию нравов и сразу же упекут ее за решетку, что бы знала.

Посмотрев на высокий, обеленный потолок Крисстал задумался, пытаясь вспомнить Мишель, с первого этажа; но он пришел к выводу, что не знает кто это.

– И как же она творит своё безобразие? – с иронией спросил он.

Призадумавшись, Роузи прикрыла ладонями уши младшего Томаса и тихо произнесла:

– Блудом, проституцией, – потом, убрав руки с ушей мальчика, Роузи продолжила, – к ней каждый день сброд ходит; в основном юноши кстати. И все это знают, но ничего сделать не могут. Поэтому и нужна полиция нравов, а вы говорите – не нужна.

– В этом случае – я согласен. Но ведь она просто закон нарушает, причём тут полиция нравов? Они как сказал ваш муж, будут в список подозреваемых заносить тех, кто не ходит по церквям. А я вот, например, не хочу туда идти, хоть и не атеист.

– Слава Богу хоть так, – выдохнув, сказала Роузи, а Крисстал продолжил свой напор:

– А не хожу туда, потому что вижу там руку государственную. Будто бы не Господу я молиться прихожу, а Королю нашему; будто и не в храм Божий прихожу, а в дворец королевский. А иногда мне вообще думается, что все эти святые в сутанах прямо на правительство и работают.

– Да правительство наше так прекрасно, что должны люди работать прежде всего на него и нет в этом ничего плохого, – пискляво заявила Роузи, – а возвращаясь к распутнице этой Мишель, стоит сказать, что раньше все люди жили в блуде, как и она. Даже не жили, а гнили в этом разврате, уподобляясь своим вожделением, грязным животным. Все заповеди нарушались и стали мы опускаться все ниже и ниже. Скатились даже до мерзкого либерализма, который и есть по природе своей содомия и разврат… И только сильное наше правительство и Король вернули нам веру, духовность и благородный консерватизм. И почему же теперь не славить нам нашего Короля в церквях? Это же он своей властью избавил нас от эпохи гнилого либерализма, в которой дети не знали своих отцов.

– Мужчины, воспитанные матерями одиночками, – добавил Томас – старший.

– Да, именно так, – подтвердила Роузи, – вcпомните, как институт семьи погибал от этой псевдо свободы. Еще вчера наши отцы дышали этим смрадным запахом разврата и лжеценностей… Даже омерзительные нацисты боролись с развратом, в отличие от грязных либералов, которые плевали в душу людям. Но это, как Садом и Гоморра, уже в прошлом, а теперь новой век и новая эпоха преобразований.

– Вас послушаешь и такое ощущение, что других проблем кроме разврат у нас нет. Должны ли мы так глубоко людям в душу то лезть? – нервно подергивая вилкой, спросил Крисстал.

– Не решены все проблемы! – согласилась Роузи, – а всё из-за таких Мишель, которые молодых людей растлевают. Да разве придет наш спаситель, Мессия, к таким развратникам, как мы?

Крисстал от удивления приоткрыл рот и чуть не подавился куском хлеба; его непроницаемое, как камень, и умиротворённое, как море, лицо, вдруг дало сбой и стало совсем очевидно показывать эмоции. Такая реакция Крисстала была вызвана огромным удивлением; слова о приходе Мессии не только, впрочем, его удивили, но и приподняли его дух и задор. Так, он еще раз внимательно осмотрел Роузи и заметил, что одета она довольно вульгарно. Раньше он на это внимание не обращал, но услышав упоминание о спасителе, почему то стал пристально искать в этой женщине какой то изъян и нашел светлую полупрозрачную блузку, облегающую стройное женственное тело; Криссталу тотчас пришлось отвернуться, да бы не любоваться на маленькую грудь Роузи, виднеющуюся через светлую просвечивающуюся ткань.

– Приход Мессии, то есть Иисуса? – спросил Крисстал. Он посмотрел на Томаса, ожидая, что тот подключиться к разговору.

Однако Томас продолжал закладывать в рот булочки, не проявляя интереса к разговору и заставляя своей апатией еще больше злиться гостя.

А отвечала опять Роузи:

– Мой священник не называет его по имени, а только словом Мессия. Прийти он должен, когда люди выполнят свой завет с Богом; здесь воцариться закон церковный и церковь станет миром, церковь станет всем. Тогда и придет спаситель, придет и новый мир настанет – новая эпоха.

– И он принесёт рай на нашу землю? – скептически играя скулой, спросил Крисстал.

Роузи торжественно ответила:

– Это будет Новая эпоха жизни всего человечества. Все будут богаты и счастливы, болезней не будет существовать… Эх, новая эра всеобщего благоденствия под властью великого Мессии. Самое главное: знатные лица говорят, что свершиться это должно очень и очень скоро. Разве вы не хотите жить в таком Царстве?

– Не знаю, может и хочу, – почесывая ладонью свою покрасневшую шею, произнес Крисстал.

– Так вот, для того, что бы наступила новая эпоха на этой грешной земле, нужно весь род человеческий к этому подготовить; так сказать, подготовить для этого почву. И сейчас так и делается: люди вернулись к традиционному укладу, завещанному нашими великими предками. А нам, простым мирянам, нужно людей в своё братство зазывать, да бы побольше спаслось, уверовав… А тогда воцарится Новый мир под властью Мессии.

Когда Роузи закончила, Крисстал захотел ей возразить, посчитав, что говорит она глупость, но немного подумав, не стал; он вдруг вместо этого возжелал поскорее идти к себе, что бы прилечь и обдумать этот разговор.

Когда все тарелки опустели и Роузи стала их собирать, она потянулась за тарелкой Крисстала так, что ему снова пришлось отворачивать свой взгляд, да бы не видеть её свисающую грудь, которая в этот момент стала полностью видна. Тут всякие нехорошие мысли стали возникать в голове у нашего героя и он решил встать со словами:

– Ладно, я, пожалуй, пойду.

– А десерт? – нежно спросила Роузи.

– Спасибо огромное, но я так сильно наелся, что боюсь десерт окажется для меня лишним. Так что извиняйте, но я пойду, – отказался Крисстал и быстро шмыгнул из квартиры соседей, не забыв перед этим попрощаться и с Томасом.

Вернувшись к себе, Крисстал сразу же направился в спальную комнату, в которой кроме невзрачного темного диванчика, деревянного стола, тумбы и шкафа – купе, ничего не было. Было, правда, ещё и небольшое окно, открывающее вид на маленькую улочку; Крисстал первым делом подошел именно к этому окну и стал, наблюдая за безмолвным тротуаром, размышлять о Томасе, его семье и той интересной беседе, которая развязалась во время общего завтрака.

«Томас – настоящий боров, причем как снаружи, так и внутри; он апатичный, ленивый и словно корова, ко всему безразличен, – подумал Крисстал, – его сын загадочен своими умными и грустными глазами; наверное, он несчастен из за этих глупых предписаний, который есть в его семье. А вот Роузи, – Крисстал скривил лицо, вспомнив о ней, – та еще штучка: такая правильная и в тоже время сексуальна на вид. Она смела даже со мной начать спор и хоть зла я не держу, но все же на душе моей остался неприятный осадок… Неужели и впрямь есть у этой дамочки убеждение в том, что вот-вот появится Мессия и мир изменится до неузнаваемости? Это теоретически возможно, но мне только в это не особо верится; слишком уж похоже это на очередную ересь, которую подбрасывают нормальным людям мудрые деды в сутанах… Нет, вздор это, ведь слишком не похоже, что эпоха, в которой мы живем самая благоприятная для прихода спасителя или Мессии; много проблем явных на наших улицах, что бы вдруг кто то пришел и озарил своим светом заблудшие души. Хотя и такое возможно; отрицать из за своего незнания я не могу, поэтому и спорить нет смысла.»

После недолгих размышлений Крисстал, почувствовав приятную слабость по всему телу, упал в диван и тут же с хорошими мыслями преспокойно уснул.

Проснулся он только самым вечером и уже через пять минут после своего пробуждения вырвался из душного дома на узенькую неосвящённую улочку.

На улице он сразу почувствовал насколько свежим и прекрасным к вечеру стал воздух. Быстро пройдя к широкой пешеходной улице, оказавшейся в этот момент абсолютно безлюдной, Крисстал обратил внимание на яркий электронный билборд, в центре которого было довольно мрачное серое изображение человека, в анфас. Лицо изображенного низвергало всем своим видом злобу, ненависть и презрение – в общем, сразу все самые дурные чувства человеческой души. Между прочим, и само строение лица было очень вострое: особенно вострыми были большие злобные глаза; вострым был и длинный орлиный нос, да и сама форма худощавого лица с волевым подбородком, большими скулами, впалыми щеками. Ко всему прочему на голове у изображенного была копна растрепанных волос, доходившая до самых плеч. В общем, весь вид этого человека был страшен, инфернален и как бы заключал в себе таинственную, почти потустороннюю энергию. Поэтому не удивительно, что под изображением была надпись ярко-черными буквами: «Разыскивается особо опасный террорист, изображенный на данном фото. Если увидите данное лицо, немедленно сообщите в ближайший пункт полиции. Помните, что несообщение о расположении особо опасных лиц является уголовным преступлением».

Около минуты Крисстал со всех ракурсов рассматривал билборд сверлящим взглядом, будто бы пытаясь узнать в этом лице знакомого человека. Потом он чуть улыбнулся и пошел дальше; пройдя немного вперед и завернув в сторону Западного парка, Крисстал вдруг обнаружил, что ночное тёмное небо украшает не только изумительная мириада звёзд, но и полная светлая луна, казавшаяся в этот вечер, особенно яркой и огромной. Немного полюбовавшись изумительно красотой таинственной луны, Крисстал прошел по, освященному лунным сиянием, тротуару к мосту. А пройдя через него, он снова обратил свое внимание на изображение мужчины, которое теперь располагалось на белой кирпичной стене и было совсем небольшим в размерах.

– Опять ты, – с какой-то досадой произнес Крисстал, посмотрев на плакат, сияющий от тусклого лунного света.

После этого наш герой с некоторой злостью в лице, отвел взгляд от плаката и тут же его внимание привлек яркий золотистый свет, образованный в несколько равных цилиндров и падающий на стену вдали; без сомнения, это от рыскающих дронов падал свет прожекторов. Наблюдать за летающими роботами, которые уныло просматривали всё подозрительное, Крисстал не любил, поскольку вид этого зрелища вызывал у него только негативные эмоции; поэтому он решил быстрее завернуть в один из проулочков. Выйдя к большой улице, он снова встретил освещенный билборд, только теперь с изображением его величество Короля. На этот билборд Крисстал не обратил особого внимания и с большим воодушевлением направился в известный на весь Мёрджин паб.

Паб с виду был небольшим и непримечательным заведением. Только неоновая вывеска синего цвета с надписью» Бар Сандерса» выглядела более или менее прилично, остальное же не вызывало никаких эмоций. Но популярным это место делал не экстерьер, а совсем другое; поэтому Крисстал, посмотрел на своё размытое отражение в луже на фоне луны, а потом со счастливым лицом зашел в Бар Сандерса.

Внутри бар был маленький и имел очень бедный интерьер: деревянные стены, барная стойка из массива дерева, высокие барные стулья; слева от входа располагались столы, а справа большая барная стойка. В общем, все традиции лучших баров прошлого в этом заведении были соблюдены.

Народу в баре было довольно много: слева, за столом, сидело трое, а справа, за барной стойкой, четверо, не считая бармена, который ловкими движениями наливал пиво. С теми, кто стоял за барной стойкой Крисстал раньше пересекался, однако, зайдя, первым здороваться он не стал и прошел мимо, будто бы их не замечая. После Крисстал присел за барный стул, протянул руку бармену и по совместительству владельцу бара – старику Сандерсу. В это время четверо молодых людей за барной стойкой громко и оживлённо о чем-то беседовали, создавая гул и шум. Крисстала это стало раздражать, и он захотел переплюнуть их возгласы; он торжественно воскликнул, почти выкрикнул:

– Дружище Сандерс. Давай-ка одну кружку!

Все в баре замолчали и посмотрели на Крисстала, который спокойно уставился на маленького, но очень живого старичка, орудующего с пивным краном.

Один молодой человек, сидящий за барной стойкой и казавшийся самым возбуждённым, вскочил с места и быстро рванул к Криссталу, что бы протянуть свою короткую бледную ладонь. Этого грязноватого и неряшливого на вид человека все звали Мелоун, особым авторитетом он не пользовался и считался среди прочего грязнулей, да пьяницей. Одет Мелоун был даже не столько бедно, сколько грязно, неаккуратно и походил он от этого на закоренелого бродягу и попрошайку. К тому же этот бродяга был ужасно небрит: длинные редкие волосики немного росли на его остром подбородке, над верхней губой и совсем немного на щеках. От таких вот подростковых сорнячков его лицо казалось чудовищно неумытым.

Когда Крисстал увидел Мелоуна, то совсем не торопясь пожал его руку, да так, что его длинные пальцы сомкнули в круг совсем маленькую ладонь.

– Ну как ты? – начал Мелоун.

– Всё отлично, – неохотно произнес Крисстал, стараясь даже не смотреть на неумытое лицо Мелоуна.

– Давно я тебя не видел, – быстро произнес Мелоун и присел рядом на стул.

В это время Сандерс – маленький седой старик в очках, принёс Криссталу кружку пива.

– Да, я просто приболел. Так сказать, соблюдал кроватный режим, – объяснил Крисстал, а потом вдруг посмотрел на Мелоуна, – слушай-ка Мелоун. Ты же здесь с рождения живешь и знаешь всех лучше любого дрона…

– Ну, быть может не лучше дрона, но многое знаю.

– Не помнишь девчонку одну? Звать Мишель. Живёт она в моём доме, на первом этаже.

– Что-то знакомое, – сделав задумчивый вид, сказал Мелоун.

– Она же типа куртизанки?

– Ах да, работает. Да еще как работает! Та еще проститутка эта девица.

– А что-нибудь знаешь о ней конкретнее?

– Ну, с ней история одна произошла и весь район об этом говорил. Знакома она была с одним типом… Как их там нам называют? Ну, которые фильмы снимают?

– Режиссер?

– Именно. Так вот он ее и снимал в фильмах очень интересных, что для взрослых. Думаю, ты знаешь, о чем речь, – улыбнулся Мелоун, – так вот этого типа казнили, оставив ее без работы. Однако в тюрьме ей даже не удалось побывать за свой срам, так как у нее ребенок маленький и к ней государство милость проявило. А потом она снова блудом занялась, а дальше уже не знаю ничего… Хотя нет, помню один рассказывал недавно, что к ней ходил по делам. Сам понимаешь по каким, – тут он сделал паузу, а потом спросил, – а чего спрашиваешь то? Уж не думал ли связываться с ней?

– Нет, не думал, да и зачем мне это? Спрашиваю только из интереса к этой персоне.

– А то, можем сходить к ней. Она девица очень красивая говорят.

– Тьфу, – с презрением плюнул Крисстал на пол, вызвав этим действием порицающий взгляд Сандерса, – да я же к ней теперь на миль не подойду. Я же спрашивал, что бы подтвердить слова, что о ней были мне сказаны.

– Понятно. Да и лучше к ней не приближаться, а то говорят, что скоро у всех наших куртизанок начнутся проблемы с законом.

– И давно пора! – стукнув по стойке, воскликнул Крисстал.

Пока Крисстал разговаривал с Мелоуном, в бар зашел высокий светловолосый мужчина, показывающий всем своим видом свое высокое положение. Мужчина этот был будто живой карикатурой на аристократа: он имел худощавое бледное лицо с правильными чертами, высокий морщинистый лоб и надменные, чуть низвергающие высокомерие, глаза. Одет был этот осанистый человек также эстетично: в длинный плащ, из-под которого виделся темный классический костюм, с синим галстуком и белой рубашкой.

Мужчина прошелся по тем трём, кто сидел за стойкой, крепкими рукопожатиями, которые в его исполнении были похожи на скрещивание мечей. Потом он подошел к Криссталу, раскинул в стороны свои руки и принялся его обнимать; Крисстал сразу сделал вид приветливого друга, обрадовавшегося увидеть старого приятеля.

Пока они дружественно обнимались, Мелоун встал со стула и смиренно ждал, пока ему подадут руку.

– Ну как помолился Ольсон? – почти смеясь, спросил Крисстал. Но Ольсон никак на это не отреагировал и пройдя мимо Мелоуна, будто не замечая, протянул руку Старику Сандерсу.

Крисстал вдруг заметил что, Ольсон какой-то странный: слишком серьезный задумчивый и, как будто, чем-то озабоченный.

Казалось, что Ольсону вообще нет никакого дела до тех, кто находился в пабе. Заказав себе кружку пива, он торжественно воскликнул на все помещение со всем своим ораторским мастерством священника:

– Внимание новость! Все слушаем очень внимательно! – при этом Ольсон именно воскликнул, а не закричал.

Тут же все замолчали и даже перестали подносить к своим ртам кружки пива. Потом Ольсон обратил внимание на трёх блуждающих путников, сидящих за столиком в самом конце бара. Сверкув в их сторону своим надменным взглядом, он подозвал их:

– Вы тоже слушайте!

Те обернулись произнося:

– Говори уже.

– Слушаем!

Все остальные навязчиво повторяли тоже самое, одновременно ожидая услышать невероятную новость, способную изменить их настрой. Особенно горячо кричал старичок Сандерс – у него от этого действа даже немного скривилось лицо.

Спокойным оставался, пожалуй, только Крисстал, который продолжил сидеть и хлестать из кружки пиво.

Сначала Ольсон, как человек, которому было присуще умение говорить на публике, помолчал, желая увидеть спокойный настрой всех окружающих. А когда все угомонились и замолчали, он очень негромко, будто заставляя прислушиваться, начал свою речь:

– Итак, Все вы наверное слышали, а если и не слышали, то уж точно видели такого харизматичного, и даже, можно сказать, что в какой то мере и культового персонажа нашего города, как Скайдо Хезли, – все вокруг молчали, слушая внимательно, а Ольсон стал говорить с другой интонацией и намного громче, будто подражая лучшим политическим ораторам, – его фото висит на каждой стене! На каждом рекламном билборде! И все вы знаете, насколько опасен это человек… Террорист, убийца детей, подстрекатель и правокатор, радикальный фанатик и презренный маргинал – столько лестных эпитетов предоставляет ему наше правительственное телевидение. От многих я, правда, слышал, что он не так уж и плох, что все это клевета и наговор. Говорят, что истина где то посередине, но я лично думаю, что это не подходит к случаю с Хезли, Уж слишком он противен обычному гражданину – даже тому, который не отличается патриотизмом, набожностью и любовью к своей стране… Этот, без преувеличения сказать, падонок вызывает у людей рвотный рефлекс своим радикализмом, человеконенавистничеством, готовностью любой ценой, даже самой ужасной и кровавой, достигать своей цели. Не мне его судить и у каждого из вас может быть насчет него свое мнение, но это уже ваше интимное, личное. А так, спешу доложить до вас, что Скайдо Хезли был задержан и доставлен в тюрьму Деладор. А если выразиться более конкретно: повязали нашего героя террора!

Наконец, после долгого вступления, когда все услышали долгожданную новость, в баре развязались бурные обсуждения и от этого воцарился неприятный шум. Даже те трое, сидевшие за дальним столом, возбужденно начали беседовать, а потом и вовсе пошли ко всем. Кто то из них даже сказал:

– Да врёт он всё.

Потом все посетители бара, кроме Крисстала, который скучал в сторонке, начали донимать Ольсона разными вопросами:

– Откуда информация?

– Кто задержал и когда?

– Что сделают с преступником?

Ольсону оставалось только всматриваться в лица, пытаясь найти того, кто задал ему вопрос. Из всего этого кипящего – бурлящего котла эмоций, вопящего в ожидании узнать какие-то подробности, по прежнему выделялся спокойный и непринуждённый Крисстал, который спокойно сидел за стойкой; он уставился на деревянную стену, допивая при этом кружку пива. Казалось, что ему никакого дела до происходящего нет и новость о поимке Хезли ему никак не интересна.

Спустя какое-то время все вдруг замолчали, и снова слово взял Ольсон:

– Началось всё с того, что кто-то начал проникать через Эпохальную стену в Шайн-сити. Проше говоря, какие-то смельчаки с помощью крюка через нее перелезали. Место их выхода, а именно небольшой подвал в старом заброшенном домике отследили дроны и они же все просканировали. Потом вызвали самых обыкновенных патрульных, даже не предполагая, что встретят в маленьком крысином подвальчике семерых вооруженных до зубов, хищных и опасных бойцов КРС… Правда, по иронии судьбы все эти хищники тихо спали, когда патрульные зашли и вкололи им снотворного, да бы сон им был еще слаще, – Ольсон широко улыбнулся, – в общем, что было дальше я не знаю, но представляю, как проснулся Хезли и сильно удивился тому месту, в котором он оказался. Теперь им прочно взялся Комитет Расследований и вскоре думаю, на эшафот поведут зверя. По поводу источников, они у меня предельно точные. Достоверность информации гарантирую. Завтра, возможно, будет выброс в СМИ, и тогда сами убедитесь.

Когда Ольсон закончил свою речь, один из слушателей – плотный мужичок с густой щетиной и выпученными глазами, совсем тихо сказал:

– Да и чем вообще этот ваш Хезли так интересен?

– Тем, что поезд взорвал год назад, – сказал тёмненький молодой человек восточной внешности.

– Да враньё это всё! Ничего он не взрывал! – противным писклявым голосом воскликнул Мелоун, навлекая на себя недружелюбные презрительный взгляды, – мало вы чего знаете, и о нём, и о КРС; а у меня в среде радикалов друг погиб, сражаясь за правду. Так вот и знайте, что никакого поезда Хезли никогда не взрывал.

Многие посмотрели на Мелоуна, как на идиота и сумасшедшего, а старик Сандерс вообще перестал слушать; он подошел к скучающему в стороне Криссталу и громко спросил во всеуслышание:

– А ведь ты, Крисстал, сам лично знал его. Так расскажи нам что-нибудь.

Когда все четко услышали эти слова Сандерса, реакция была живее, чем на новость о самой поимке беглого преступника; все вдруг уже окружили Крисстала, создавая вокруг него некий дискомфорт.

– Лично знал? – спросил кто то, из людей.

– Когда ты его в последний раз видел? – спросил другой.

– Расскажи нам о нём, – попросил Ольсон.

В смущении от непривычного интереса к собственной персоне, Крисстал с большой неохотой начал рассказывать:

– Лично я его не знал. Но много раз мы с ним пересекались…

– А раньше же все трезвонил, как был чуть ли не его лучшим другом – желчно перебил Сандерс, отвернувшись.

– Ты чего перепил, что ли? Ничего тебе я такого не говорил, – уверенно кинул Крисстал, – я тебе рассказывал про то, что мы вместе работали и я много раз видел по молодости. Запомнился он мне, как физически крепкий, мощный и сильный человек с лицом несокрушимого ястреба; и без этих длинных волос, как на фото. А вот насчёт личных взаимоотношение, это ты явно приврал…

– Да ну тебя! Сам же говорил, – с разочарованием сказал Сандерс.

– А где работали-то? – спросил темненький юноша.

– В исследовательском центре. Я был юнцом, кем-то вроде мальчика на побегушках. И хоть я понимал в свои 18 много чего по физике и математике, но для реальной помощи в осуществлении интересных и очень важных проектов моих сил не хватило бы. Работали тогда у нас очень крутые ученые – настоящие мастадонты и церберы науки. Фамилия Амальгаймер говорит что-то?

Не услышав должной реакции, Крисстал с еще более серьезным лицом продолжил:

– Вот к этим ученым и внедрился один физик-ядерщик, специалист по квантовой механике, человек – энергии, то есть тот самый – грозный и ужасный Скайдо Хезли… Я был обычным ассистентом, работал там, а потом научно исследовательскую работу прикрыли. Да говорят, что службы силовые. В общем, проект закрыли, а Хезли стал… – Крисстал остановился, не зная то, каким словом его назвать.

– Террористом! Пока не стал Террористом! – громко воскликнул Ольсон.

– Да не террорист он никакой! – судорожно закричал Мелоун, – это же неправда все. Этот Хезли против самого короля пошел, вот его и в человекоубийцу превратили. Славу то дурную сложно ли подарить? А теперь под Эшафот, ну и вздор несусветный.

– Ну ты и бред несёшь! – разъяренно возгласил Ольсон, – а кто же устроил эту кровавую резню в парке?! А поезд? Этот Хезли – исчадие ада, он – есть само воплощение зла и такие защитники как ты – его пособники!

Мелоун попятился назад от этого мощного рыка Ольсона, он никак не ожидал от священника такой яростной реакции. А Ольсон, почувствовав свою силу, продолжил напористо атаковать:

– Не дружки ли Хезли вытворяют в этом городе бесчинства? Хотя они даже не дружки, а его самые, что ни на есть его подчиненные… выполняют работенку своего босса. Этот Хезли – сам дьявол и сатана в человеческом обличии.

– Бред, бред, бред, – отрицал Мелоун, – сущность этого Хезли и его предназначение не так просто, как вам может показаться.

– И чем же его сущность так не проста? – спросил кто-то из людей.

Мелоун тут же поспешил ответить:

– А тем, что пусть он, возможно, и последний негодяй, но борется со злом великим, что несет людям наша новая система. Уж, неужели вы не видите? Или ваш разум затуманен, а вы сами обезумели?.. Какое же зло нас окружает!

Все остальные вдруг стали смотреть только на Ольсона и Мелоуна, внимательно следя за тем, кому же снова достанется слово; такие наблюдатели были кем-то вроде зрителей на теннисе, отслеживающие переход мяча от одного игрока к другому.

Тут мяч перешел к Ольсону и он грубо сказал:

– И какое же зло тебе принесло наше правительство? Не умыло твое грязное рыло, не почистила тебе ботинки, не заштопало тебе дыру в штанах; или же не подтерло твою грязную вонючую задницу? Ты хоть за всю жизнь на кружку пиво себе заработал?.. Еще тут несет всякую чушь.

В порыве ярости Ольсон уже совсем не походил на скромного набожного священника; в его лице виднелась ярость, злость, да и все другие негативные эмоции. Разъяренный не на шутку, он уже стал больше походить на выпившего футбольного фаната, готового перерезать оппоненту горло за приверженность к другой команде. Мелоун же после унизительных слов пал духом, замолчал, чуть покраснел, а лицо его стало немного потерянное. Ему понадобилось проявить в себе недюжинные волевые усилия, дабы выстоять, набраться сил и быть готовым к новой словесной дуэли.

Ситуация таким образом накалялась. В холодных расчетливых глазах Ольсона виднелась неугасаемая злость. Мелоун дал заднюю, но уже был готов ответить. Крисстал же просто сидел в стороне и смотрел на все это представлением с неистовым изумлением.

Вот именно за такие вот зрелищные эмоциональные встречи этот бар и пользовался популярностью; за эту свободу слова, за то, что каждый мог выговориться и сказать все, что у него в голове… Здесь не раз оскорбляли самого Короля! И делали это, не опасаясь публичного порицания, ведь это был маленький бар свободы, куда не доходила контролирующая десница правительства и куда не может заглянуть всевидящее око летательных дронов. Ну а самое примечательное, что это была просто пивнушка и те, кто произносил резкие и яростные речи в адрес власти мог впоследствии оправдаться за свое свинское поведение состоянием сильного опьянения. Однако по факту, все разборки, праздные разговоры и неодобрительные высказывания в адрес Короля оставались за стенками бара. Объяснялось это отчасти тем, что в состоянии опьянения большинству людей такие высказывания казались слишком незначительным и отчасти тем, что доносительство у постояльцев данного заведения было явно не в почёте.

Полюбовавшись на всех, Крисстал вдруг забеспокоился, что ситуация с Мелоуном и Ольсоном вскоре может преобразиться не только в словесную, но и в кулачную дуэль. А вот, именно, этого он не хотел, так как это могло бы создать определенные проблемы для бара.

«Сейчас подерутся, – подумал Крисстал, – потом полицию вызовут, а там станут допрашивать об обстоятельствах. Спросят и про это разговор. Нет, лучше уж их утихомирить».

Крисстал попытался как можно быстрее разрешить проблемную ситуацию; он встал, подошел к Ольсону и попросил о разговоре наедине. Ольсон тут же перевел свое внимание на него и казалось уже позабыл про спор с Мелоуном.

Крисстал стал перебираться к самому дальнему столику, а вот Ольсон сначала подошел к дрожащему Мелоуну, показавшемуся рядом с огромным двухметровым Ольсоном маленьким мальчишкой. Посмотрев на Мелонуа сверху вниз и тыкнув своим длиннющим указательным пальцем в его потрёпанную клатчатую рубашку, Ольсон дерзко сказал:

– Ты черт! Несёшь ты то, чего не понимаешь. Лучше тебе молчать – так ты сойдешь за умного… Хотя с твоим плачевным видом вряд- ли сойдешь.

После этого, Ольсон пошел к Криссталу и Мелоун выдохнул с облегчением – сил на то, что бы что то ответить у него не было.

Ольсон присел напротив Крисстала, не скрывая своего тревожного выражения лица.

– Зачем так грубо? – начал Крисстал, внимательно рассматривая качественную ткань, из который был сшит пиджак Ольсона.

– А так вот и надо с таким отребьем …Ух, чернь, да сволота.

– Да я его давно знаю, нормальный он парень, пусть и радикальных взглядов.

– А по нему и видно, какой он нормальный. Спорит, ругается, судорожно защищает своего кумира. Хезли гниёт в тюрьме, а все равно люди некоторые о нем пекутся. Правильно говорят, что если дьявола нет, человек его сам находит, ибо по глупости своей стремиться к страданиям. Трагедию и трэш им подавай… Будто бы жизнь игра и будто бы мы в ней актёры?

– Да вы чуть было, друг друга не перегрызли там, если честно. Я думал вот-вот и будет что-то такое горячее.

– Да нет же! Я в руках себя держал и если что успокоил бы его пыл. Давай уже забывать об этом. Ты лучше поведай мне, зачем меня сюда позвал? О чем поговорить то хотел?

Крисстал посмотрел на барную стойку, вокруг которой становилось все меньше и меньше людей, а потом, поднеся к своему рту кружку пива, произнес:

– Давай тогда и новость об этом Хезли забудем и не будем вообще эту персону обсуждать. Это ведь не для нас забота. Я вот предлагаю вернуться к нашим спорам о режиме…

– О власти, – аккуратно поправил Ольсон и тут же подобрел лицом.

– Ну хорошо, о власти. Поговаривают, что новый департамент при полиции будет создан, – Крисстал сделал небольшую паузу, ожидая, что Ольсон начнет говорить, но не дождался и продолжил, – будет этот департамент заниматься делами исключительно нравственного характера. Вот ты как священник скажи, как к этому относишься?

Ольсон внимательно выслушал, облокотился на заднюю спинку и стал с умным лицом объяснять:

– Во-первых, указ уже лично Король подписал и скоро этот департамент начнет свою деятельность. Лично я к этому отношусь очень хорошо. Этот указ реально переход на новый уровень, на новый этап в создании сильного нравственного достойного, а самое главное высокодуховного общества. Сказать честно, сначала я был удивлен такой поправке, поскольку она выделяется на фоне других, малозначительных, тем, что играет роль этакого мощного пинка для глобальных подвижек, исторических процессов. Эта поправка- революция, новелла, что-то новое и неизведанное, по-моему.

– Даже так! – удивился Крисстал. – Ты так говоришь, будто мы не указ обсуждаем, а создание машины для телепортации. Чем же так все это ново? Ведь, насколько я понимаю, закон этот, наоборот, разрешает государству свою руку запускать в дела личные интимные, сугубо совестные. Так почему же указик этот новьем пахнет и почему он так тебя вдохновляет?

– Так тем и вдохновляет, что общество становится при нем совсем традиционным; у него появляется смысл, цель. Такими методами кардинальными мы низвергнем всю грязь, все нечистоты из человека… Понимаешь, что теперь государство наше не просто будет порицать весь тот ужас и смрад, что происходит в обществе, но и будет против него законно бороться.

– Вот именно этого я и боюсь, – опустив свой взгляд в пол, сказал Крисстал.

– Чего боишься то? Против пороков идем, против разврата, содомии. Да разве можно ли говорить о прогрессе, о космосе, когда духовно деградируешь, падаешь? Стремиться нужно к свету, а не наоборот, – Ольсон воодушевленно говорил, а потом достал из кармана смартфон, – вот смотри: заходишь в интернет и не найдешь сейчас в нем никакого зла, ни нечисти порнографической, ни сайтов для всяких там негодяев – извращенцев. А все это благодаря вовремя предпринятым мерам МинИнфо. А что раньше? С молодого возраста сознание людей отравляла всякая дьявольская зараза, – Ольсон снова тыкнул в смартфон, – кстати, вот из за такой вот мерзости люди и вырастали подонками, преступниками и ленивыми жлобами. А вот ввели тотальный контроль за интернетом и спасли целое поколение. А тогда все твердили об опасности этого шага, ведь по мнению защитников всяких там псевдосвобод, нужно было оставить порождение такого поколения слабых мужчин- онанистов и легкодоступных женщин, которые ходили с открытой грудью! Но это же было бы преступлением против всего человечества, а это самое-самое скверное, что может быть.

– Все то ладно у тебя Ольсон и прям не жизнь у нас будет а сказка после очередной реформы. Хотя на самом деле ничего кроме навязывания своей идеологии в этом акте я не вижу. Также не вижу я у нашей власти никакого желания сближаться с народом. Одна только Эпохальная стена чего стоит! Это же какой век, а у нас по-прежнему стоит стена и разделяет город господ от города нищих, маргиналов и прочих…

– Нищих значит, – улыбаясь, перебил Ольсон, – это я-то Нищий? Или маргинал?

– Ты может и не маргинал, но не из господ, и жить в Шайн-сити позволить не можешь. Поэтому пока это стена стоит, она будет олицетворять неравенство и несправедливость.

– Может неравенство и будет, но справедливость тут причем? Там ведь живут люди самой чистой крови, приближенные к цитадели, к самому королю. Они разве могут быть равны обычным плебеям с окраины?

– Да это все абсурдно же: чистая кровь, аристократия. Нет в этом справедливости и точка, а возвращаясь к этому закону, скажу, что теперь будут судить за промискуитет, гомосексуализм и прочий разврат. И хоть мне эта нечисть противна, но я ведь уверен, что не получат много преступники. Ну арестуют их ненадолго, а потом выпустят, только уже лояльными режиму государственному; выйдут они и будут исступленно целовать плакат короля и петь ему оды.

– Домыслы это твои, – возразил Ольсон, скривив лицо, – будут бояться, а значит, не будут совершать своих деяний. Это и есть закон. А если и будут совершать, то не станут везде об этом болтать, а значит и призывать других не смогут. В общем, хватит уже словоблудием заниматься. Что будет – то будет.

Ольсон встал и пошел к барной стойке, там он попросил у старика Сандерса две кружки пива.

В это время оставшаяся часть людей у барной стойки бурно обсуждала новость о поимке Хезли, а другая сидела за столами и тоже о чем-то разговаривала; среди них, как то сбоку с потерянным видом сидел и Мелоун. Старик Сандерс что-то подпевая себе под нос, ловко справлялся с пивными кранами, а Ольсон в это время бросил холодный взгляд на унылого Мелоуна, а потом взял кружки с пивом и пошел к Криссталу.

– Ну, на чем мы там остановились, – сказал Ольсон, передавая кружку Криссталу.

– Слушай Ольсон. Как уже раньше говорил, я выступаю за соблюдение основополагающих прав человека. Мне это ближе по духу. Уж люблю свободу я и никто, наверное, так ее не любит, как люблю ее я. Судить меня никто не сможет, потому что люблю ее настолько, что готов умереть за нее.

– Ну, вот уж этого не надо, – шутя, сказал Ольсон.

– Так вот. Вмешательство нашего уважаемого государства в дела сугубо совестные нарушают такой принцип, который нарушать нельзя – принцип свободы совести. И дух выбора, который может сделать человек от этого пропадает.

– Ты говорил ведь, что веришь в Бога?

Крисстал от неожиданности услышать данный вопрос оцепенел, и на лице его ясно появилась гримаса удивления. Он спросил:

– Ну да, а это тут причём?

– Так веришь или нет? Говори прямо.

– Ну, знаешь, смотрю я на букашек разных и вижу в них руку Творца. Вот на стаю пчел или муравьев, например. Вот вроде бы роются они себе и роются, а ведь вдумайся о том, как они взаимодействуют друг с другом. Это же феноменально. А ведь они говорить не умеют, и разума у них нет, так значит по чьей-то воле. Значит по воле Божьей. И на все смотрю я: и на стаю птиц, и на сходных существ; и вижу в этом руку Господню. Но вот одно меня смущает…

– И что же? – спросил Ольсон, посмотрев на Крисстала с высока.

– Не вижу руки Творца я в этой системе иерархичной, системе несправедливой, системе уродливой до безобразия. Неравенство не может быть поставлено как главный принцип человеческого устройства, несправедливость тоже… И вот, когда вижу я лик этой системы, то сразу поневоле дьявола вспоминаю, и на меня страх нападает и думы. Тем ли путём мы идем или мы блуждаем давно и до пути истинного нам не добраться? А пророчество из Библии про знак зверя…

– Его интерпретирую так, что бы очернить наше правительство, – перебил Ольсон.

– Не важно! Важно другое; одни люди восседают на тронах в роскошных дворцах, а другие пухнут с голода за Эпохальной стеной.

Ольсон выслушал, стараясь не перебивать; все-таки он на рассуждения Крисстала реагировал сдержанно, поскольку относился к нему уважительно и считал, что этот человек имеет право на свое мнение.

Как только Крисстал закончил, Ольсон выдержал паузу, а потом сказал:

– Ваша либеральная модель гласит…

– Я не совсем либерал, – тотчас поправил Крисстал.

– Ну не ваша, без разницы. Либеральная идеология декларирует, что все от рождения равны и у всех должны быть одинаковые права. Это, вне всякого сомнения, абсурд или ты действительно считаешь, что все вокруг равны? Если это так, то в чем тогда смысл и в чем тогда разница между нами? Кто-то выше, кто-то сильнее, кто-то отличается своей красотой, а кто-то умом и набожностью – все это неравенство.

– Это понятно, но перед лицом закона все должны быть равны.

– Как показывают уроки истории и в грёбаном либерализме все были равны, а кто-то равнее; те же министры, например. Так что чушь все это и никакого отношения к реальности такие декларации не имеют. Написать то что угодно можно, но вот время показывает, что историей правит иерархия, закон власти – подчинения, закон раб – господин и каждый в этой системе должен занять свое правильное место. А на твои недовольства я вправе спросить: разве равен благородный аристократ известного семейства, какому-то оборванцу типа Мелоуна? А равен ли грешник и праведник?

– Разумные рассуждения, – согласился Крисстал, – ну а правительство…

– Ну а что правительство? – с блеском в глаза спросил Ольсон.– Его в Мёрджине все ругают, а вот сказать сколько всего оно для нас делает, забывают.

Тут Крисстал с некоторым раздражением бросил:

– Что же она такого сделало, кроме своих узурпаторских законов?

– О чём ты, мой друг? Очнись! Ты немного только вдумайся и сам поймешь! Вот ты, Крисстал, сколько за всю жизнь всего съел? А сколько рубашек износил и носков? Потом ты все выкинул, а то, что съел, в канализацию отправил. Все потребил. А что же ты сделал? Что произвел своими усилиями?

Задав этот страшный вопрос порицающим голосом, Ольсон остановился, поскольку так заметил, что Крисстал нахмурился и будто бы о чем-то задумался.

Еще минуты три Крисстал сидел с непроницаемым лицом и стеклянными глазами, в которых ничего кроме недоумения прочитать было невозможно. Внутри же он ощущал неприятный жар, заставляющий его сердце сжиматься в боли. Вызваны эти неприятные ощущения были одним единственным вопросом, который он навязчиво себе задавал: " Что же, кроме сумятицы их домыслов я произвел?».

После этого, такой же оживленной беседы не вышло и Крисстал, допив пиво и попрощавшись со всеми, с мрачным лицом пошел на выход, а потом скрылся под покровом, освященной светом луны, ночи.