Читать книгу Странное воспоминание - Артур Дрейк - Страница 3
Глава 2. Pas de Calais1
ОглавлениеЕще издали показалась восьмигранная белая башня с замысловатой вершиной. Маяк.
Город Кале был первым портовым городом в жизни Жана-Антуана. Он никогда прежде не вдыхал запаха моря. Соленый морозный воздух он с волнением почувствовал прежде, чем въехал в город. Занесенные мокрым снегом домики с красными крышами быстро очаровали юношу. Однако он плохо ориентировался и часто терялся в расположении улиц. Архитектура здесь была по большей части однообразна, или наоборот местами слишком пестрой и сильно отличалась от Парижской.
День клонился к бесцветному закату. Стальное небо становилось тяжелее. Жан-Антуан пообедал в небольшом заведении, окна которого смотрели в сторону порта. Сначала кроме Жана-Антуана посетителей больше не было. Потом все полностью переменилось. За столиками стало шумно, а публика захаживала самая разномастная. Большая часть встречавшихся в порту людей вообще не производила на Жана-Антуана доверительного впечатления. В поношенных одеждах, пахнущие рыбой мужчины отпускали грубые шутки и пристально поглядывали по сторонам. На их фоне заметно отличались прибывшие в порт Кале британцы и путешествующие французы. Порт впечатлил Жана-Антуана ярким отличием от тихих предместий Парижа и своей спешной жизнью.
Здесь он почувствовал себя очень далеко от дома, но это не испугало его. В дороге, наедине с огромным величием природы, он чувствовал скрытую угрозу, исходившую от простирающихся во все стороны земель и бескрайнего неба. Увеличивающееся расстояние от дома подавляло юношу, привыкшего к размеренному и уютному домашнему образу жизни. В Кале он открыл для себя новые впечатления, заменившие привычные вещи, окружавшие Жана-Антуана раньше. По крайней мере, в порту, где кроме моряков все вокруг были друг другу чужими, он не был чужд обществу. Здесь у всех имелись разные цели, разный уровень доходов, и люди смешивались в непрерывном потоке дел.
Жан-Антуан не планировал задерживаться в Кале. Будучи человеком все же стремившимся к определенной жизни путешественника, он нигде не собирался подолгу задерживаться и направлялся в Лондон. Предполагая, что Лондон отличается от Парижа лишь тем, что он, возможно, даже лучше Парижа, а Париж, пусть и не идеально, но Жан-Антуан успел изучить и понять.
Лондон не являлся конечным пунктом назначения для него. Он собирался какое-то время провести в Лондоне, прежде чем пуститься в дальнейшие странствия, с направлением каковых еще предстояло определиться.
Корабль, следующий непосредственно в Лондон, отплывал только двумя днями позже, что совсем не подходило Жану-Антуану. Паром, которого ждал Жан-Антуан отходил в Дувр через час и был последним на сегодня.
В порту юноша заметил какую-то суматоху. Вокруг постоянно носились полицейские, тем самым вызывая ироничную реакцию работников порта и волнуя дам, которые тоже отплывали в Дувр в сопровождении своих мужей. Полицейские заговаривали с моряками, те пожимали плечами и показывали друг на друга, отправляя полицейских к своим товарищам, которые в свою очередь тоже пожимали плечами и показывали на кого-то другого. Потом моряки сбивались в кучки и начинали обсуждать полицейских и, очевидно, предмет их поисков, после чего раздавался дружный хохот, и все возвращались к своим делам.
Пароход прибыл с наступлением темноты. На борту горели фонари. Пассажиры неспешно взошли на паром, обсуждая виденное в порту. По обрывкам фраз Жан-Антуан понял, что полицейские искали какого-то вора, укравшего что-то у местного должностного лица. Известно, что вор скрылся в порту, вероятно на одном из суден, но самого вора никто не видел. Перед отплытием пароход проверили полицейские, но все так же безрезультатно. Никого не обыскивали, не расспрашивали. Вероятно, у них имелось описание вора.
Все это очень захватило Жана-Антуана. Он даже выбросил из головы свои беды и отчаянье. Теперь он жил другой жизнью, и все в ней имело другое значение. Как человек, которого недавно покинула надежда, он жил лишь настоящим мгновением и обращать мечтательный взор в будущее уже остерегался.
Толпа двинулась в тускло освещенный пассажирский салон на верхней палубе, и постепенно растворилась, когда все расположились на длинных сплошных лавочках, идущих в два ряда вдоль всего салона. Несколько мужчин раскрыли газеты и приготовились коротать время за чтением. Небольшая часть пассажиров поднялась на палубу надстроек, поплотнее запахнувшись от холодного ветра.
Разговоры о воре и меловых утесах по ту сторону пролива то и дело возобновлялись среди пассажиров парома. По большей части пассажирами были англичане и переговаривались на английском. Жан-Антуан ощутил чувство внутреннего покоя и умиротворения, слыша, как волны плещутся о борт, голоса людей, скрип раскачивающихся от качки фонарей и далекий звон буя. Все же ему удалось убежать, с улыбкой подумал он.
Как только швартовы были отданы, гребные колеса загудели в накрывавших их стальных барабанах, и пароход начал медленно удаляться от причала, Жан-Антуан окинул прощальным взглядом ночной берег и порт. Облака над городом, подсвеченные бледным заревом ночных огней напомнили о Париже.
– До скорого, моя Франция! – прошептал юноша, прощаясь, словно с близким другом. Отступать было некуда. Берег неизменно становился все дальше. Его родина казалась сейчас как никогда близкой и дружелюбной. Но это была привязанность только к понятию родины, которое олицетворял скорее ночной пейзаж оставшегося позади Кале, чем общество достойных мужей республики и достающихся им прекрасных женщин.
Мимо начали проноситься клочки тумана, и вскоре берег Нормандии скрылся в ночной мгле. Звуки на пароме стали ближе, звон морского буя растаял, а вокруг над плещущимися вблизи волнами воцарилась тишина настолько явственная, что впечатлительное воображение Жана-Антуана проложило путь парохода словно бы среди пустоты. Не успели они отплыть и на пару морских миль, как юноша вспомнил средневековые представления о мире, о том, что земля плоская, и всякий океан заканчивается безбрежной пустотой вселенной. Беспросветная туманная даль черным пятном обволакивала огромные пространства вокруг парома. Оттуда, издалека не доносилось ни звука, не пробивалось ни лучика с какого-нибудь другого судна, как и не пробивался свет звезд. Жан-Антуан протянул руку за борт, предполагая даже, что она так же могла бы исчезнуть в темноте, как и все вокруг парома, но этого не произошло. На ладонь попадали редкие ледяные брызги. Ветер проскальзывал между пальцев и трепал кудрявые волосы Жана-Антуана.
Постояв еще немного на палубе, он ушел в салон, чтобы согреться и отдохнуть на лавочке после долгого пути. Многие места пустовали. Он сел на свободную и с интересом принялся осматривать необычный корабельный интерьер в тусклом свете фонарей и пассажиров, говоривших на английском языке, чьи сдержанные, возможно даже суховатые манеры бросались в глаза на фоне более оживленных французов. Будучи обладателем порядочного количества свободного времени, Жан-Антуан все же не мог похвастаться обширными познаниями иностранных языков. Отчасти из-за расточительного отношения к времени. Он немного понимал по-итальянски – хуже дело обстояло с произношением – и сносно изъяснялся по-английски. На этом его знания ограничивались. Но в Лондон он решил направиться вовсе не поэтому. Проскакав три сотни километров, Жан-Антуан только в Кале принял решение насчет своего дальнейшего маршрута. И точно так же сейчас не имел представления о том, куда направится после Лондона.
Впрочем, нужно было еще спланировать детали его пребывания в Дувре. Найдя гостиницу, он предполагал переночевать одну ночь и днем отправится в путь, хотя допускал, что его отбытие из Дувра может задержаться на пару дней. Сначала он хотел расспросить кого-нибудь из пассажиров о том, где можно остановиться на ночлег и как удобнее добраться до Лондона, но потом принял решение узнать все на месте. Он посчитал, что так будет лучше, главным образом из-за своего неумения затевать разговор с незнакомыми ему людьми и предпочел отложить организационные вопросы к самому моменту их решения.
Когда Жан-Антуан вышел на палубу, чтобы прогуляться и осмотреть пароход, он увидел, как сильно сгустился туман, поглотив теперь корму и нос судна. Туман заглушал и голоса из салона, и размытый свет фонарей, и был призрачного бледно-зеленого оттенка. Высоко во мгле таяли мачты и дымовая труба. Много людей вышло на палубу посмотреть на туман.
Придерживаясь за планшир, Жан-Антуан зашагал к носу судна. Позади слышался голос молодой женщины, спрашивающей, все ли время в Британии стоят такие угрюмые туманы. А мужской голос отвечал, что Британские туманы сильно преувеличены, чаще встречаются в Лондоне из-за смога промышленных предприятий, очень отличаются от морских и ничуть не кажутся угрюмыми. Еще один голос заговорил об опасностях, которые представляют для судов подобные погодные условия, и компания начала подниматься на палубу надстроек, затем их голоса стихли.
Пассажиры где-то в салоне вели оживленные разговоры, но ветер уносил их голоса прежде, чем слова долетали до Жана-Антуана. Члены команды спешно сновали в сосредоточенном молчании. Гребные колеса, расположенные посередине судна остались позади, закрыв своим шумом остатки голосов, и Жан-Антуан шел теперь один посреди усиливающейся качки. Только размеренный треск тросов то и дело слышался над головой. Стальная палуба и деревянный настил центральной дорожки, покрывшись мелкими капельками тумана, приглушенно блестели в свете газовых фонарей. Самый нос парохода по-прежнему скрывался в призрачной мгле, и чем дальше Жан-Антуан уходил на нос, тем темнее здесь становилось. Ему стало немного не по себе. Погода и вправду опасная для плаванья, тем более на подходе к портам, где ходит большое количество судов.
Внезапно юноше показалось, что он услышал голос, донесшийся откуда-то из-за борта. Протяжный, словно песнь призрака. Голос оборвался так быстро, что Жан-Антуан не успел его расслышать. Он огляделся, но никого на палубе не увидел, и продолжил приближаться к самому носу. А голос снова прозвучал и снова так же невнятно, так же протяжно и оборвался столь же быстро. Затем последовали хлопки, похожие на трепет крыльев. И снова взбудораженное воображение Жана-Антуана, питаясь впечатлениями уставшего с дороги ума, принялось рисовать страшные картины, фантасмагории, объясняющие природу звуков.
Удивительный зеленоватый туман перед Жаном-Антуаном расступился, и юноша увидел на самом носу темную фигуру, стоявшую широко расставив ноги, гордо разведя плечи и уперев одну руку в бок. Полы его пальто хлопали на ветру, а сам он без движения замер, неотрывно взирая в мглистую даль, простирающуюся прямо по курсу, и время от времени бормотал что-то похожее на не вполне связную песнь без выраженной мелодии.
От неожиданности юноша остановился, с удивлением рассматривая странные очертания одежды человека впереди. На нем темнело подбитое овчиной пальто с поднятым воротником, потрепанный цилиндр, из-под которого в разные стороны торчали спутанные волосы, а более странной обуви Жан-Антуан в жизни не видел. Почему-то он сначала принял человека на носу парохода за капитана корабля. Его не было в толпе при посадке, он определенно не походил на пассажира, но имел гордую стать и крепкий вид, чем напоминал членов экипажа. И все же человек на носу парохода, как и его обувь, показался юноше очень странным, и, поняв, что видит перед собой все же не капитана, Жан-Антуан решил поскорее вернуться обратно в салон.
Только он поднял ногу, чтобы сделать шаг, как фигура впереди развернулась к нему вполоборота, одним лишь торсом, и блестящие из-под цилиндра глаза встретили встревоженный взгляд Жана-Антуана. В ухе качалась увесистая золотая серьга кольцом. Незнакомец медленно убрал курительную трубку изо рта и выпустил густые клубы дыма, не сводя глаз с юноши.
Молча, он долго стоял так и смотрел в глаза застывшего на месте Жана-Антуана, потом, наконец, переступил с ноги на ногу, развернувшись к нему и чуть отклонившись назад, чтобы окинуть юношу изучающим взглядом. В этом движении было нечто дикое, порывистое и подтверждающее, что внимание незнакомца переключилось с покрытого туманом пролива Па-де-Кале теперь на Жана-Антуана. Он несколько мгновений разглядывал юношу с головы до ног, сохраняя давящее молчание, а когда заговорил, то ввел Жана-Антуана в еще более глубокое недоумение:
– Вы стоите на моем баке, – требовательно сообщил он.
Сначала Жану-Антуану потребовалось время, чтобы понять, что прозвучавшие слова были произнесены на английском языке, следовательно, незнакомец – британец, а потом ушла еще минута на то, чтобы Жан-Антуан разобрал смысл этих слов.
– Ах, да! Простите… – юноша отошел к борту носа, посмотрел себе под ноги, но ничего не увидел, затем поднял на незнакомца такой же недоуменный взгляд. – Что-что?
Тот не торопился с ответом. Поднеся трубку ко рту, он вновь принялся изучать Жана-Антуана своим пристальным взглядом черных глаз, словно пытаясь разобраться, что с этим малым не так.
– Вы все еще стоите на моем баке, – наконец сказал он прежним требовательным тоном.
– А что такое бак?
– Это часть судна, где мы находимся, разумеется. Не посуда же!2
Объяснение озадачило несведущего в морских терминах Жана-Антуана не меньше, чем предшествующее незнание.
– Простите, вы, наверное, капитан? – уточнил юноша.
– Не совсем. Технически нет, кое что получше! Особый гость.
– Как странно, я вас не видел при посадке на паром. Хорошо, вы, должно быть, хотите побыть в одиночестве. Тогда я оставлю вас, приятного плаванья.
Незнакомец ничего не ответил, все так же пристально глядя на юношу блестящими черными глазами, и проводил его внимательным, даже подозрительным взглядом, когда Жан-Антуан направился обратно вдоль по палубе. Потом медленно развернулся в направлении следования парома и задумался, глядя сквозь туманную пелену.
Жана-Антуана настигли крики, доносившиеся с носа парохода, когда он только подходил к фок-мачте.
– Стойте! Сейчас же остановитесь! Вы что уже уходите?
Жан-Антуан обернулся и вгляделся в задымленный туманом нос судна. Не сходя с бака, из темноты показался незнакомец.
– Возвращайтесь, – дружественно позвал он.
Но юноша до того был рад, что ему разрешили вернуться в салон, что при мысли о возвращении на бак он внутренне напрягся. Неспроста это все. Возможно даже, этот незнакомец и не планировал всерьез отпускать Жана-Антуана.
– Ну же! Не вынуждайте меня сходить с моего бака. Мы проделали половину пути. Осталась еще целая вечность. Возвращайтесь, составите мне компанию. Я кое-что расскажу.
С минуту помешкав, Жан-Антуан зашагал обратно. Каждый шаг отдавался в мыслях юноши волной сомнений.
– Вы ведь родом не из Британии? – ткнув своей трубкой в сторону приближающегося Жана-Антуана, догадался незнакомец.
– Да, я француз.
– О! Это не страшно! – отмахнулся собеседник, словно закрывая глаза на какой-то существенный изъян. – Никто не идеален… Вы часто бываете в Англии?
– Вообще-то нет. Никогда раньше не бывал в Англии.
Незнакомец в ответ покивал, внимательно глядя на Жана-Антуана, потом задумчиво повернулся к встречному ветру и вернул трубку в рот. Стоя теперь рядом с незнакомцем, Жан-Антуан подивился, как богато была украшена его трубка. Темное полированное дерево оплетали серебряные ветви, имитирующие лозу. От дыма веяло странным, совсем не похожим на аромат табака запахом, который Жан-Антуан чувствовал впервые. Незнакомец вообще был до того не похож на всех встречавшихся ранее людей, так жестоко и пугающе легко разочаровавшихся в Жане-Антуане, что юноша невольно проникся симпатией к этому человеку. Но его манеры и бесцеремонное поведение не располагали к доверию. А одежда походила на облачение какого-нибудь разбойника. Под распахнутым пальто только и были что поношенная расшитая узорами кожаная жилетка, поверх расстегнутой до груди рубахи, видимо давным-давно считавшейся белой, и алый кушак. Жан-Антуан украдкой покосился вниз на обувь незнакомца, еще издали показавшуюся необычной и причудливой. Это были высокие сапоги из кожи с узорчатой выделкой, над которыми нависали складки заправленных в них штанов с широким кожаным ремнем. Жан-Антуан тут же перевел взгляд в сторону и больше старался не таращиться на незнакомца.
В тишине морозные клочья тумана неслись на гордо выдыхаемые им навстречу клубы дыма, пока человек рядом с Жаном-Антуаном глядел во тьму пролива пристальным взором, словно видя там вещи, недоступные глазу юноши.
– Так, о чем вы хотели рассказать? – наконец спросил Жан-Антуан, нарушив тишину.
Незнакомец прищурился, но не от звука произнесенного вопроса, а так, ели бы увидел прямо по курсу какую-нибудь опасность. Потом, убедившись, что путь не предвещает никакой явной угрозы, скосил глаза на Жана-Антуана и хитро улыбнулся на одну сторону.
– Прелестная ночка, не правда ли? Как вы собираетесь ее провести на том берегу?
– В гостинице, наверное.
– В какой?
Жан-Антуан нахмурил брови.
– Еще не знаю. Я никогда не был в Дувре.
– И не планировали детали своей поездки?
– В общем, нет. Мой отъезд не терпел отлагательств, и временем на разрешение вопросов связанных с этим отъездом я не располагал.
– Ну, это не важно, если вас встречают…
– На самом деле, это не так. Меня никто не встречает.
Человек в старом цилиндре медленно повернулся к Жану-Антуану и прищурил блестящие глаза.
– Вот как? – он подался вперед, пыхнув дымом себе и юноше в лицо. – А хотя бы кто-то знакомый в Англии у вас есть?
Жан-Антуан замялся с ответом, не желая выдавать себя. Но незнакомец уже понял, каков ответ на самом деле. И Жан-Антуан посчитал, что следует объяснить обстоятельства, чтобы не показаться совсем одиноким путником.
– Я путешествую. Сейчас намереваюсь посмотреть Британию и Лондон. Для этого не требуется предусматривать все детали. Причина, по которой я отправился в путь, весьма основательна, поверьте. Я нахожу свое предприятие делом сугубо личным и помощь моих друзей или поверенных в этом деле мне не нужна.
Незнакомец с тенью недоумения уставился на Жана-Антуана.
– Стало быть, вы спешно отправились в путь, не имея никаких конкретных (скажем финансовых) дел, не гонясь за наследством внезапно нашедшейся и не менее внезапно скончавшейся бабули-графини, не имея там никаких родственников или знакомых, не заручившись поддержкой людей, знающих страну, в которую вы отправляетесь на свой страх и риск, в страну, где вас никто не ждет? – попытался осмыслить он, размахивая трубкой в такт словам, и под конец чуть не потеряв нить собственного пересказа. – И все ради романтики путешествия?
Подумав над тем нелепым приключением, на которое юноша обрек себя, в отчаянной спешке покидая Париж, Жан-Антуан усомнился в том, что дальнейший его путь будет так же легок, как самое его начало по дороге в Кале.
– Я бы не стал выражаться именно таким образом, но в общем да… – признал Жан-Антуан.
– Да вы безумец, сударь! – со снисходительной иронией воскликнул незнакомец.
Жан-Антуан смешался и не нашел, что ответить, только пожал плечами, признавая несовершенство своего предприятия:
– Ну…
– А затея-то хороша! Чтоб мне провалиться на этом месте! Вам необходимо нанять гида! Человека, знакомого со всеми особенностями Англии, ее обычаями, опасностями и законами; знающего нужные места и, быть может, нужных людей!
– О да-да! Было бы чудесно, – согласился Жан-Антуан, – только я не знаю, где его найти.
На лице незнакомца безмолвно застыла многозначительная улыбка. Черные глаза навязчиво блестели из-под цилиндра до тех пор, пока Жан-Антуан ни начал догадываться, что его собеседник подразумевает под гидом себя самого.
– Погодите-ка! Вы хотите мне помочь?
– Скорее, оказать добрую услугу.
– Благодарю! Правда, я не планировал…
– Вот как раз это я заметил! Вам и не нужно. Планировать теперь буду я. Тем более нам с вами по пути. Я так же направляюсь в Лондон.
Осторожный Жан-Антуан задумался над предложением. С одной стороны, он уже свел знакомство с человеком, обладающим всеми сведениями, которые могут понадобиться в его путешествии, и этот человек был готов ему помочь. Что значительно упрощало многие нюансы его дальнейшего пути, о которых прежде он и не задумывался. С другой стороны, этот человек производил впечатление весьма противоречивое, и полностью довериться ему юноша опасался. Жан-Антуан предположил, что дело, скорее всего, было в финансовом вопросе.
– Какое вознаграждение вы хотите получить за свою услугу? – в деловом тоне поинтересовался юноша.
Человек в старом цилиндре отмахнулся:
– Да бросьте вы! Неужели все французы привыкли платить даже за сущие пустяки?
– Нет, однако, замечу, что в наше время практичный расчет не редкость. Это вопрос не национальности, а делового подхода. Если вы предлагаете услугу, я хочу обговорить все формальности, которые могут возникнуть в результате.
– А вы человек хваткий, сразу видно! – с той же косой улыбкой на одну сторону помахал пальцем незнакомец. – Вы мне нравитесь, и вы правы! Англия сейчас не самая безопасная страна. Не то, что на континенте… не хотелось бы добираться до Лондона в одиночку, когда вы направляетесь туда же, куда и я. Вместе было бы безопаснее.
– Правда? – лицо Жана-Антуана тут же переменилось.
– О, несомненно!
– Вот в чем дело.
– А вы подумали, я хочу на вас нажиться?
Жан-Антуан смешался, пожал плечами и проговорил что-то вроде:
– Не так, чтобы вы производили подобное впечатление, но откровенно говоря, да.
Человек в старом цилиндре разразился веселым смехом, закинув голову назад, и чуть не уронил трубку за борт.
– Что вы, я человек чести! – посерьезнев, тихо заверил он.
Теперь юноша с бо́льшим доверием отнесся к своему собеседнику. Но тут вспомнил слова, показавшиеся ему очень важными, и вернулся к теме, прозвучавшей вскользь.
– Так вы говорите, в Англии сейчас опасно?
– Что? А, да… довольно скверно, – незнакомец сокрушенно покачал головой. – Не то, что раньше.
– Но почему?
– Много развелось нечестных людей. Мародеров, жуликов, мошенников, грабителей, душегубов. Иногда они и убивают за хорошую наживу, не моргнув и глазом. А еще хуже, что они объединяются в банды и устраивают настоящую головную боль властям. Такое, конечно не везде творится. Но это еще не самое страшное.
– Разве?
Человек в старом цилиндре кивнул, глядя в туман отстраненным взглядом. Потом вдруг решительно шагнул к Жану-Антуану, уставившись на него горящими, словно от умопомешательства глазами, и прошептал замогильным голосом:
– Скажите, что вы слышали о разбойнике по имени Чарли Бродячие Штаны?
Юноша во все глаза уставился на него, услышав нелепое и оттого еще более пугающее имя.
– Ничего, – настороженно прошептал Жан-Антуан. – А кто он?
Незнакомец огляделся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает и еще ближе придвинулся к Жану-Антуану, чуть не уткнувшись в юношу ободранными полями своего цилиндра.
– Разбойник.
У Жана-Антуана невольно вырвался сдавленный вздох.
– Самый ужасный разбойник в истории Англии! – продолжил шепот, дыша на Жана-Антуана странным дымом от своей трубки. – Намного более ужасный, чем Эдуард II3.
От дыма юноша начал чувствовать, будто становится бестелесным и проваливается в палубу.
– Его еще не поймали?
Собеседник в ответ лишь усмехнулся.
– Чем же он так ужасен?
Хотевший сунуть трубку в рот незнакомец внезапно прервался и поглядел на юношу с мрачным видом, словно хотел сказать: о таком даже не принято спрашивать.
– Да кто ж управу-то на него найдет! Он неуловим. О нем все знают, но не многие смогут похвалиться тем, что видели его и уцелели. Большинство тех, кто с ним повстречался, в состоянии рассказать об этом лишь червям в своей могиле. И еще больше тех, чья судьба осталась неизвестной. Более коварного преступника Англия еще не встречала. Говорят, однажды… – все знают эту историю, но мало кто осмелится ее рассказать. Я расскажу, потому что здесь нас никто кроме утопленников не услышит – …так вот, однажды Чарли Бродячие Штаны совершил вопиющее нападение на полицейский экипаж, доставлявший королеве Виктории ценнейшую вещицу из восточной Европы. Якобы очень старую шкатулку, украшенную золотом, янтарем и жемчужинами, в которой хранился византийский камень. Чудом сохранившийся во времена бесчинств и разграблений войнами оттоманской империи, способный исцелять неизлечимые болезни и раны. Втайне привезенная в Англию реликвия охранялась в пути самыми крепкими и опытными полицейскими. А коней запрягли самых быстрых и выносливых, каких смогли отыскать. Для пущей секретности вместо того, чтобы поехать прямо в Лондон, из графства Кент экипаж направился в графство Суррей, где под покровом ночи сменился другим экипажем с конями другого цвета. Первый экипаж уже пустой отправился дальше в графство Беркшир, а второй, в который перенесли шкатулку, в Лондон. И вот среди ночи их настиг Чарли Бродячие Штаны. Никто не знает, что там произошло. Но полицейских тех больше никогда не видели. И, что самое страшное, никем не управляемый экипаж прибыл в Лондон, точно в назначенное место, словно призраки замученных полицейских исполнили свой последний долг. Когда открыли дверцу, внутри было пусто. Шкатулка пропала. Страшно подумать, для каких бездушных целей шкатулка с чудо-камнем могла понадобиться этому извергу.
Воцарилось молчание. Пораженный историей Жан-Антуан слушал собеседника, затаив дыхание. Вскоре он полушепотом спросил, откуда известно, что это дело рук Чарли Бродячие Штаны, порядочно озадачив человека в старом цилиндре. Тот долго обдумывал вопрос, переводя глаза с одного предмета на другой вдоль всей палубы, что не терялась в тумане, потом, неожиданно, оживленно заключил:
– Вероятно… только он… мог такое совершить. Молва правду толкует. Я лично не безосновательно верю в эти истории.
Жан-Антуан покивал.
– Его преступления славятся зловещими вещами! – продолжил его собеседник. – Не раз ему удавалось обставлять все так, что за совершенные им бесчинства на виселицу отправлялись его же жертвы по обвинению в разбойных ограблениях и убийствах под именем Чарли Бродячие Штаны. Ходят слухи, он себе на потеху всегда приходит посмотреть на казнь людей, которых он сначала использовал в своих диких целях, а потом выставил за себя самого. Ну, разве это не кошмарно!
– А почему его так прозвали? Чарли Бродячие Штаны?
Незнакомец набрал было в грудь побольше воздуха, чтобы быстро ответить, но потом запнулся и застыл, нахмурившись, потому что понял, что никто никогда раньше не задавался этим вопросом.
– Я без понятия, – наконец сказал он.
Оба задумались над этой загадкой.
– Однажды и я его повстречал, – осторожно произнес незнакомец.
– Кого? Этого разбойника?!
– Да!
– Не может быть! И что же произошло?
Тот покосился на взволнованного Жана-Антуана.
– Вам лучше не знать, поверьте. После того события я закрашиваю седину.
Разыгравшееся воображение юноши принялось изобретать дикие картины всевозможных жестокостей, и Жан-Антуан решил поскорее переключить свои мысли на что-то другое.
– Ладно, оставим эти мрачные истории, – предложил он. – Кстати, меня зовут Ревельер. Жан-Антуан Ревельер.
Он протянул руку человеку в старом цилиндре. Тот с непониманием улыбнулся:
– Простите, так Жан или Антуан?
Юноша смешался, снова застигнутый врасплох бестактным и нелепым вопросом.
– Жан-Антуан. Это двойное имя, – с достоинством сообщил он.
– Ах, вот как… ну бывает. Гай Фокс, – улыбка незнакомца вновь перешла на одну сторону.
Они пожали друг другу руки.
– Очень приятно, мсье Фокс. Что привело вас во Францию?
– Куда? – ошеломленно переспросил он, но не как человек необразованный и слышавший название этой страны впервые, а так, словно никогда прежде не был во Франции, невзирая на то обстоятельство, что оба они стояли на носу парохода, следующего из французского порта Кале в Дувр английского графства Кент. – А! Туда? – он смущенно улыбнулся, показывая в направлении оставшегося позади порта Кале. – Дела, которые я не мог поручить поверенному. Важные дела… денежные, – подумав, добавил он, потом задумчиво скосил глаза в сторону, раздумывая над этим вопросом, потом утвердительно кивнул. – Все же нет. О! Вижу меловые утесы! Мы подплываем!
Жан-Антуан сколько ни всматривался в туман, так ничего и не увидел. Но вскоре и правда что-то большое и светлое начало появляться в темноте высокой неясной полосой. Внезапно мглистую темноту высоко впереди прорезал свет маяка. Человек в старом цилиндре подставил смуглое лицо в холодный луч, как если бы это было теплое солнце. Попытки юноши разглядеть город и порт с палубы парома не увенчались успехом. Из тумана по бортам показывались неясные очертания не то причалов, не то бортов других судов, не то берега у подножья утесов. Далекий звон буя одиноко разносился где-то над волнами. Незнакомец вновь принялся бормотать себе под нос свою невнятную песню, в ожидании, когда паром подойдет к причалу.
В Дувре Гай Фокс помог Жану-Антуану разместиться в дешевой гостинице, после чего повел его в таверну через улицу. Сквозь широкие окна Жан-Антуан увидел относительно небольшое многолюдное помещение, заставленное столами и полнившееся разговорами и возгласами посетителей. Внутри было тепло и непривычно шумно. Простая несколько грубоватая обстановка смущала юношу, привыкшего к неспешным тихим обедам в столовой.
Новый знакомый заметил, что его французский спутник напряжен и заказал для него пинту светлого пива. Когда на стол вместе с остывшим жарким из курицы, ветчиной и печеной картошкой поставили две пенящиеся кружки пива, юноша вопросительно взглянул на человека в старом цилиндре.
– Это чтоб согнать усталость, – пояснил Фокс, ободряюще кивнув и отхлебнув глоток. – Вам нужно хорошенько отдохнуть с дороги, Джон. Завтра предстоит славное путешествие!
– Я Жан-Антуан, – перекрывая общий галдеж, напомнил он.
Его собеседник заговорщицки улыбнулся и подмигнул юноше:
– Ну, конечно, – произнес он, словно подыгрывая французу.
Жан-Антуан хотел было что-то сказать, но промолчал.
Наслаждаясь сытной едой, пивом и обстановкой, новый знакомый охотно участвовал в разговоре и отвечал на вопросы, то и дело напоминая Жану-Антуану о его почти не тронутой пинте. Сегодня пьем всего по одной, говорил он. Ел человек в старом цилиндре удивительно быстро, торопливо, поглядывая на посетителей, особенно тех, что расположились где-то по краю поля зрения и за спиной. Первым делом он съел все самое вкусное, после чего отвалился на спинку стула и, смакуя остатки жаркого, запил все пивом.
Как только Жан-Антуан, наконец, расправился с пинтой пива, по просьбе Фокса принесли теперь теплый глинтвейн. Пиршество путников продолжилось до полуночи, после чего порядком захмелевший Жан-Антуан и его новый друг, пританцовывая, вернулись в гостиницу и разошлись по своим комнатам. Как только голова юноши коснулась подушки, он тут же уплыл в кровати, раскачивающейся на волнах усталости, пива и глинтвейна в глубокий мирный сон.
Ночью он проснулся только раз, от звука громко скрипнувшей двери его комнаты. Но звук показался настолько странным и чужим, что юноша принял его за осколки собственного сна и, не открывая глаз, продолжил взбираться по зеленоватой дымчатой лестнице к яркой ночной Луне, сплетенной из светящихся волос Полин.
Когда он проснулся, за узеньким окошком в сухой деревянной раме синел пасмурный день. Близкий шорох моросящего дождя за окном и тянущий по кровати ледяной сквозняк не дали юноше заснуть вновь. Сев в кровати и расправив плечи, Жан-Антуан сонными глазами оглядел свою скромную небольшую комнатку и медленно начал обуваться.
Уставшие ноги очень неохотно влезли в сапоги, в которых Жан-Антуан провел уже целую вечность. Обувшись, он медленно прошелся по комнате от кровати к окну и обратно. Поискал взглядом свои вещи. Его сюртук почему-то валялся под кроватью. Расправив и надев его, Жан-Антуан не нашел кошелька с деньгами, большая часть из которых была выручена в Кале за проданную лошадь. Он обыскал все карманы, залез под кровать, посмотрел в ящике столика, стоявшего справа от окна, и чуть не довел себя до сумасшествия, пытаясь вспомнить, что он делал вчера в комнате и куда мог деть все свои финансовые средства. Не нашел он также и свой шарф-галстук, который, вероятнее всего мог бы лежать рядом на кровати.
Внезапно остановившись посреди комнаты, он вдруг понял, что стал жертвой вора. Сначала эта мысль испугала юношу, но потом он вспомнил о своем новом друге и поспешил рассказать ему о случившемся.
– Мсье Фокс, меня обокрали! – ворвался в комнату британца встревоженный Жан-Антуан и в ужасе остановился на пороге, увидев, что комната его нового знакомого пуста, кровать прибрана и никаких свидетельств пребывания в ней какого-либо постояльца уже не осталось.
2
На самом деле, бак – действительно, также обозначает посуду, употребляемую для приема пищи команды на корабле, но он, очевидно, этого не знал.
3
Эдуард II – английский король из династии Плантагенетов, правил с 1307 по 1327 годы. Во время правления создал о себе противоречивую репутацию, благодаря ряду непопулярных решений и военных неудач в Шотландии. Использовал репрессивные меры по отношению к внутренним врагам, конфискуя их земли и прибегая к показательным казням. Его собственная жена примкнула к оппозиционным силам и способствовала его отречению от престола в пользу их сына, Эдуарда III.