Читать книгу Любовники ездят в метро - Артур Грабовски - Страница 2

У него оказался резкий скрипучий голос. И первые несколько секунд Турин мог только осознавать, что слышит его, что «этот» обращается непосредственно к нему. Он столько дней думал о том, каким может быть голос у «этого», и сейчас, услышав его наконец, просто обалдел от его реальности, от того, что вот он на самом

все это может значить. Впереди действительно маячил железнодорожный мост. Все это напоминало начало какого-то второсортного фильма ужасов, и Турин уже пожалел, что ввязался в эту историю. Он не понимал, куда и зачем они идут, и что задумал «этот».

В голове деле такой – хорошо слышимый, с интонацией и тембром.

«Этот» быстро шагал по шпалам, передвигая свои тощие ноги, а Турин торопился за ним, панически соображая, что роились нехорошие мысли – например о том, что «этот» его сейчас пришьет. Турин тут же отвязался от них, напомнив себе, что это он бьет каждый вечер грушу, а «этот», судя по комплекции, все, что может – это таскать на плече свой мелкий тряпичный рюкзачок, полный конспектов. Потом пришли мысли совсем уж странные. Турин вспомнил свой сон, тут же не к месту разволновался, вспотел, разозлился на себя. Надо было немедленно развернуться и уйти, не влипать ни в какие сомнительные приключения.

«Этот» дошел до моста, свернул с путей и начал медленно спускаться по железнодорожной насыпи к берегу. Турин застыл, глядя на это, потом плюнул на все, обругал себя за трусость и, скользя по редко разбросанному щебню, спустился тоже.

Внизу текла мутная речка, валялся какой-то ржавый хлам. «Этот» стоял под мостом, подперев спиной закрашенные граффити опоры, курил. Турин подумал о том, что раньше никогда не видел его с сигаретой. Впрочем, в метро курить было запрещено, а на улице Турин за ним проследил всего раз.

– Ну? – «этот» резко окликнул его. – Чего встал?

– Что? – Турин замялся, не понимая, что «этот» от него хочет.

Ответ привел его в еще большее замешательство.

– Бей.

– Чего?

«Этот» вел себя как-то неправильно. В голове у Турина крутились самые разные сюжеты их возможного (только теоретически конечно) общения и поведения «этого» при знакомстве, но сейчас все складывалось как-то совсем неожиданно. Турин был уверен, что «этот» первым делом начнет предъявлять ему претензии за слежку, пытаться выяснить, что за этим стоит, угрожать полицией. Про подобное он успел прочитать на том форуме, где жертвы сталкеров давали друг другу советы.

– Слушай, – «этот» закатил глаза, видя, что Турин не двигается и молчит, выдохнул, будто успел устать от их разговора, глубоко затянулся, – ты таскаешься за мной уже месяц с лишним по метро, пышешь злобой, караулишь в вагонах и на пересадках. Кулаки чешутся, так? Ну давай, бей и отвали уже! В метро все равно не получится, там люди и камеры, а здесь никого нет – вперед!

Он отлепился от стены, сделал пару шагов к Турину и застыл с сигаретой в зубах. Глаза-щелочки были сейчас какие-то совсем темные, злые. Турин даже попятился от него. Стало сразу до обидного погано. Выходило, что «этот» все замечал и думал, что Турин караулит его, чтобы начистить рожу. А он караулил его, чтобы… Турин не знал ответ. «Этот» смотрел сердито, вел себя как-то неправильно, Турин хотел, чтобы то, что происходило сейчас, просто исчезло, чтобы можно было снова ездить в метро, караулить, смотреть издалека, а не быть здесь и отвечать на такие слова.

– Чего молчишь-то? – «этот» все наступал. – Кишка тонка оказалась, глядя в глаза человеку, который тебя не боится, сделать что-то?

«Этот» смотрел зло, с пренебрежением, внутри Турина начал подниматься какой-то протест. Никогда его еще не обвиняли в том, что у него где-то «тонка кишка», тем более кто-то, кто выглядел бы подобным образом. Все очарование момента куда-то испарилось. Он понял, что действительно может врезать. Но не потому, что ему не нравилось что-то в «этом» раньше, а из-за его слов сейчас. «Этот» будто специально нарывался и, похоже, у него получалось.

– Так что? – «этот» затянулся, выдохнул дым Турину в лицо.

– Ничего, – Турин тоже хотел бы закурить, но доставать сигареты не стал – сейчас это почему-то казалось какой-то слабостью, будто «этот» тем самым выиграет еще больше.

Что он выиграет, Турин и сам не понимал.

– Ничего? – «этот» криво усмехнулся. – Зубоскалил столько дней и ничего? Слабак! Даже слов двух – и тех не связал, я так и думал.

– Ты – дешевая шлюха!

Слова вылетели сами собой. Турин ляпнул просто из вредности, разозлившись. Этот эпитет он раньше никогда не применял к «этом», и непонятно вообще, откуда взялось такое определение. Сейчас «этот» бесил Турина всем: уверенным тоном, глазами-щелочками, пирсингом в блядской губе. Бить его Турин бы не решился, но хотя бы обозвать хотелось очень за весь этот месяц безумия, и за то, что происходило сейчас.

«Этот» удивленно вскинул брови.

– Выглядишь как шлюха, – сердито повторил Турин, уже не собираясь отступать. – Смотреть противно!

– Да ну, – «этот» задумчиво посмотрел на Турина, зажевал свое кольцо в губе. – Поэтому столько ходил за мной и смотрел? Потому что я по-твоему шлюха?

Сам он смотрел сейчас так бесяче, провоцируя еще больше, что Турин уже не был уверен ни в чем. Очень хотелось ему врезать – стереть это высокомерное выражение с лица, заставить как-то по-другому общаться, как-то правильно, что ли, по-человечески. В метро «этот» никогда с таким лицом не ездил и на других так не смотрел. Это выводило Турина из себя все больше.

– Это интересно, конечно… А может, я и есть шлюха, – «этот» тем временем равнодушно пожал плечами, – почему сразу – «как»? Знаешь поговорку про «выглядит как утка, крякает как утка, можно поджарить как утку»? Оно и есть!

«Этот» уже откровенно издевался. Турин не помнил, чтобы хоть кто-то вообще позволял себе так долго испытывать его терпение. И так безнаказанно. Впрочем, с «этим» у них изначально были сложные «отношения».

Турин все так же молчал и не двигался – боялся, что сорвется и тогда сам не понимал, что сделает. «Этот» стоял так близко, можно было рассмотреть все: обе сережки в брови и губе, мелкие веснушки на прямом бледном носу, темные брови и ресницы, совершенно фантастические волосы. Сигарета в пальцах тлела быстро, «этот» сделал еще пару затяжек и щелчком отправил ее в реку.

– Так ты не въебать, получается, хотел, а выебать? – продолжил он свой изощренный допрос.

Турин поморщился от грубого определения. Сам он, конечно, и мысленно, и вслух говорил и не такое, но из уст «этого» мат звучал как-то слишком уж хамски. Будто бы он специально говорил так именно с Туриным – такими словами и тоном. Будто бы с другими он так не разговаривал.

– Так что? – «этот» все напирал. – Хочешь?!

– Эм, – Турин совсем растерялся, – я не…

Потеряв с первых наглых слов «этого» всю инициативу в беседе, Турин все никак не мог ее перехватить. «Этот» слишком уже нагло вел себя, слишком много позволял себе.

– А знаешь, что? – «этот» прищурился; в глазах мелькнуло что-то непонятное. – Если хочешь, то платить придется.

Турин вытаращил глаза. Такого поворота он никак не ожидал. Это звучало настолько абсурдно, что он не сдержался:

– Чего?! – переспросил он на всякий случай.

– Деньги есть? – «этот» окинул его неожиданно цепким взглядом.

– Ты меня на бабки опустить решил, что ли?!

Турин, наконец, отмер и сам уже шагнул вперед. Пора было прекращать этот цирк, фарс, провокацию, чем бы это ни являлось. Что бы там ни думал себе этот придурок, Турин собирался немедленно объяснить ему, что он здесь совершенно не за этим.

– Почему опустить? – «этот» пожал плечами. – Я же вижу, как ты на меня смотришь. Хочешь, отсосу?

Это было уже слишком. У Турина перед глазами полыхнуло красным. Через секунду он уже прижимал локтем горло «этого», прижав его к опоре моста.

– Ты что несешь, пидор?! – зашипел он зло. – Совсем охренел?!

– Значит, все-таки хочешь избить? – «этот» дернул бровью. – Тогда бей сейчас и отвали, чтоб я тебя не видел больше в вагоне!

– А если не отвалю?!

Турина как-то странно вело от происходящего: что он сейчас касается его, что говорит с ним, наконец, а не молчит, охреневая, что «этот» – реальный. Злой, дерзкий, чересчур грубый, но совершенно реальный. От него шла волна тепла, чувствовался едва уловимый запах то ли парфюма, то ли дезодоранта, растрепавшиеся волосы сейчас лезли в нос Турину и тоже пахли чем-то, наверное, шампунем. Турин сглотнул. Бить его сейчас совершенно не хотелось. Хотелось понюхать, изучить, попробовать. Дальше мысли Турина уходили в какое-то совсем неправильное русло. Он испугался их, отпустил руку и сделал шаг назад.

Пару секунд они сверлили друг друга злым взглядом. Потом «этот» снова заговорил первым:

– Мой маршрут ты знаешь, – произнес он, одергивая свитер. – Захочешь, находишь меня в метро. Платить будешь наличкой.

– Мне это не нужно.

– Сомневаюсь, – «этот» только усмехнулся.

– Я тебе вломлю сейчас, – пригрозил Турин зачем-то.

– Не вломишь, – «этот» прикурил новую сигарету, – хотел бы – давно вломил.

– Я здесь не за этим, – упрямо повторил Турин. – Я вообще не…

– Если я еду не один, – перебил его «этот», – значит сегодня не твой день – ко мне не подходишь и не отсвечиваешь.

– А…

– Телефон я тебе не дам, – отбил он тут же. – Минет стоит пятеру. Про что-то большее договоримся отдельно.

Он отлепился от стены, и, проходя мимо Турина, неожиданно скользнул рукой по внутренней стороне его бедра и чуть сжал пах. Это длилось всего миг; через секунду он уже взбирался по насыпи к путям. Турин стоял совершенно ошалевший и красный от стыда. Заметив, что «этот» уходит, он кинулся его догонять.

– Я сказал не ходить за мной! – сердито бросил тот, заметив его.

– Подожди! – Турин запыхался, взбираясь наверх. – Я хотел спросить…

– Что еще? – он все-таки обернулся.

– Как тебя зовут?

Пару секунд они снова смотрели друг на друга. В этот раз злобы в узких глазах было будто бы чуть меньше, но Турин не был так уверен, уже сильно стемнело. Казалось, тот не ответит, но он все-таки пожал плечами и выдал:

– Лёня. Не ходи за мной.

Турин остался стоять на путях, провожая взглядом тонкую фигурку, быстро удаляющуюся от него. Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько глупо.

Он дождался, когда фигура «этого» (теперь у него было имя – Лёня) исчезла в дали рельс, дрожащими руками достал сигарету, прикурил не с первого раза. Сумерки сгущались очень быстро, Турин неожиданно понял, что жутко замерз. На часах было уже половина десятого, и он понял, что в качалку сегодня не попадает.

Это почему-то расстроило его больше всего. Очень хотелось сейчас выместить все свои сжатые в тугой комок эмоции на чем-то понятном и знакомом. Турин попытался пинать камни, попадавшиеся по дороге от моста, но это не приносило никакого облегчения.

«Этот»… Не «этот» – Лёня сотворил с ним только что что-то очень странное. Он будто бы вывернул Турина наизнанку, рассмотрел, потыкал, поковырял, а потом, не особенно стараясь, запихнул все обратно и плохо зашил. Турину даже казалось, будто у него на самом деле болят какие-то несросшиеся швы где-то в районе груди.

– Дрянь такая, такая шлюха, – бормотал Турин, пробираясь по дворам к метро.

Он никак не мог объяснить себе того, что произошло. Поведение «этого» не вписывалось ни в какие хоть отчасти знакомые Турину стандарты. Он понял бы что угодно, но не это. От начала и до конца их странного знакомства Турин не понимал ничего. Спускаясь на эскалаторе он, воровато оглядевшись, даже вбил в поисковик запрос «парень предлагает секс за деньги», но получил только сомнительное порно в ответ.

Почему-то ему не хотелось верить, что предмет его мыслей действительно шлюха. Турину казалось, что он хорошо изучил «этого», что будто бы он знает его. Поверить в то, что Лёня действительно выглядит так, потому что он такой, было трудно. Думать о нем в контексте «шлюхи» как профессии или образа жизни не хотелось, только как в ругательном, обидном.

Лёня казался не таким. Каким – не таким, Турин не знал, но не таким – точно. Да, он выглядел так; да, Турин обзывал его про себя и вслух такими словами, но все равно не верилось. Турину виделось все иначе. Лёня выглядел так, потому что он такой. Не шлюха, а просто вот такой – выделяющийся и странный, и это ему, в общем-то шло. До сегодняшнего момента.

Сейчас, шагая от метро к дому, Турин ругал себя за все несформировавшиеся и очень наивные фантазии. Ему ясно дали понять, кто есть кто.

«Если хочешь, то платить придется».

Это звучало так цинично и гадко, будто бы Турин только и мог рассчитывать на такое вот – за деньги.

– Да я вообще ничего не хотел! – сообщил Турин сердито своему отражению в зеркале в прихожей.

На него смотрел всклоченный мужик с бешеным взглядом. Строго говоря, мужиком Турин, конечно, не был. Ему всего-то недавно стукнуло двадцать шесть, и собственное бессмертие еще сидело в его сознании плотно. Сейчас же ему казалось, что он умудрился постареть за сутки лет на пять, а то и десять. Под карими глазами залегли синюшные круги, темные волосы, прибитые неожиданным вечерним дождем, налипли на лоб, нос покраснел на холоде, а щеки наоборот как-то посерели. Весь он был какой-то скукоженный, сжатый. Будто бы это его чуть не избили или ему угрожали. Турин похлопал себя по щекам, пытаясь собраться хоть как-то – выходило очень плохо.

Он завалился на диван, попытался было позалипать в телефоне, но быстро откинул его в сторону. Все равно все мысли были о том, что случилось, хотя по-хорошему не случилось ничего. Стоило бы отбросить этот эпизод, забыть как нечто, не имеющее никакого отношения к Турину, как что-то, что совершенно случайно коснулось его – и только. Случается ведь порой натолкнуться на ссору в очереди, например или вроде того – случайно оказаться не в том месте не в то время.

Не случайно. Турин мысленно застонал. То, что проделал напоследок этот Лёня, было уже за какой-то гранью всего. Никогда в жизни, никто не вел себя с Туриным подобным образом. Девчонки – да, разумеется, но не парни. Даже на пьяных вечеринках, где шутки про геев и приколы на эту тему были всегда в ходу, все ограничивалось одними разговорами и подколами. Никто никогда не вел себя так…конкретно.

Вот! Турин даже сел. Он нашел верное определение. Самое странное, что было в Лёне – конкретика. Тот называл вещи своими именами, глядя в глаза. Предлагал избить его прямым текстом, и Турин был уверен, что тот позволил бы избить себя, захоти Турин этого. Тоже самое касалось и второго пункта. Турин почувствовал, как краска заливает его лицо и разозлился. Не хватало еще в двадцать шесть лет называть секс «вторым пунктом», блин.

«Этот» предлагал секс за деньги.

– Минет, – вслух поправил себя Турин.

Впрочем, было понятно, что дальнейшее тоже возможно за определенную сумму. Ему дали понять, что да – можно договориться. Это звучало так мерзко, так унизительно. Турин не выдержал и саданул ногой по дивану, чтобы хоть как-то выместить свою злость.

В этом предложении было столько издевательства, грязи, унижения, что Турину хотелось вскочить, добежать до метро, выйти на Новочеркасской и бегать по району, пока не найдется нужный дом, чтобы ворваться в квартиру и все объяснить этому обнаглевшему в край длинноволосому придурку. Больше всего Турин злился как раз на себя за то, что ничего толком не сказал ему, что почему-то позволил подумать о себе подобные вещи, что все вообще пошло так странно и неправильно.

При этом он не был уверен, что знает, как правильно. Где-то он был рад, что Лёня не спросил его, например, о причине его за ним слежки. А ведь это бы самый логичный вопрос. Только Турин сам не знал на него ответа.

Все свои фантазии о том, как он внезапно знакомится с «этим» были о том, что он, Турин, например как-то помогает ему. «Этот» оступается в метро, а Турин его подхватыват, у них начинается диалог, – и вот они уже идут вместе в бар пропустить там по стаканчику. В баре Турин узнает все, что ему так хотелось выяснить все это время, например – действительно ли он студент, где учится, как живет, какая музыка у него вечно играет в наушниках и как другие относятся к его волосам. Вот, чего он хотел на самом деле, а не… это.

Называть секс «этим» тоже было не очень по-взрослому. Турин тяжело вздохнул, сел, нашарил в кармане сигареты, вышел на балкон. «Этот» тоже курил, как выяснилось. Почему-то это Турину понравилось. Будто бы было что-то в нем человеческое и понятное. В остальном Турин не понимал ничего.

***

Выходные Турин провел как в бреду. Он честно пытался отвлечься – сходил в зал, на пробежку, закупил продуктов на неделю, отстояв огромную очередь в супермаркете, скачал сериал, который советовал коллега, и несколько часов провел за ноутбуком, изучая полезные по работе данные: сравнивал цены в других сервисах, оценивал преимущества конторы, в которой работал сам, попытался составить бизнес-план для возможного открытия собственного бизнеса, как давно хотел. Всего этого хватило почти на целую субботу. К ночи занятия закончились, и перед глазами снова возникло узкое лицо, обрамленное длинными волосами, сережка в губе и злые глаза-щелочки.

В этот раз Турин не смог сопротивляться. Он отдрочил себе быстро, рвано, так же зло, как с ним разговаривал сегодня Лёня. Представлял себе Турин все так же – только его лицо, ему не потребовалось даже «раздевать» никого в своем воображении.

После этого Турин долго курил, глядя в огни ночного города. В голове роились странные мысли, но в них не было идеи воспользоваться предложением, несмотря на очевидное желание, которое вызывал у него этот Лёня. Турин думал только о том, что хотел бы изменить их встречу, поговорить как-то иначе, может, что-то рассказать о себе. Когда он думал о том, что мог бы за деньги получить что-то, первой мыслью почему-то оказался поцелуй. Это звучало очень по-детски и до смешного романтичным (Турин и сам удивился), но, вспоминая их стычку и близость чужого лица, он думал именно о губах с сережкой. Хотелось попробовать их самому. Хотелось знать вкус.

К вечеру воскресенья Турин принял решение. Он прошел через все сомнения, даже написал спискок «за» и «против» из кучи пунктов, который на всякий случай сжег, долго бил грушу, много курил, часто зависал с дурацкой улыбкой на лице, но итогом стала уверенность, которая была ему так нужна все эти дни, полные странной мании.

Собираясь утром на работу, он с особенной тщательностью брился, попытался даже как-то уложить свои не слишком длинные волосы, поискал толстовку поновее. Весь рабочий день он провел в приподнятом настроении, улыбался клиентам, делал отличные продажи. К метро он летел как на крыльях, заранее зная, сколько времени ему необходимо, чтобы оказаться в нужном вагоне вовремя. Он залетел туда не с улыбкой, но с полным решимости лицом, будто нырял в ледяную воду.

Лёня был не один. Турин понял это сразу по тому, как тот, заметив его, насмешливо улыбнулся и изогнул бровь с сережкой.

«Специально! – сообразил Турин, с досадой плюхаясь на сидение. – Он это подстроил»!

Рядом с Лёне с двух сторон сидели уже знакомые Турину пацаны, которые через голову Лёни обсуждали что-то веселое. Лёня, видимо, до этого принимавший участие в общем разговоре, теперь смотрел только на Турина и улыбался. Турин сжал в руках мобильник, опасаясь, что сейчас со злости швырнет его прямо в наглую рожу.

Если бы «этот» знал, через какой ад из мучений и сомнений прошел Турин, чтобы прийти сейчас сюда, интересно, он бы так же улыбался? Турину почему-то казалось, что нет. А может это и был план – свести его с ума? Турин не был ни в чем уверен.

На переходе Турин не выдержал, догнал Лёню и, подхватив под локоть, вырвал из людского потока.

– Какого хрена?! – тут же зашипел тот, пытаясь вырваться. – Я не один! Правила!

– Я хотел уточнить по цене, – Турин оттеснил его к стене, закрывая спиной от чужих глаз.

– Я уже сказал все, – Лёня привычно сузил глаза, – скидки только постоянным клиентам, ты еще не в их числе.

– Мне это не нужно! – рыкнул Турин, продолжая сжимать его локоть.

– Тогда чего пристал?

– Я хотел спросить, – Турин сглотнул, вдруг пугаясь того, что готов был произнести еще каких-то четверть часа назад с полной уверенностью, что это то, что ему на самом деле нужно.

– Ну? – Лёня нетерпеливо поднял брови.

– Сколько стоит поцелуй? – быстро проговорил Турин. – Я хочу только поцелуй.

Лёня с удивлением распахнул глаза и резко дернулся в бок, будто бы Турин собирался осуществить задуманное прямо здесь. Турин наслаждался произведенным эффектом. Он предполагал нечто подобное, но вживую видеть это было в разы приятнее. Эмоция! Живая, настоящая – не злость, не сарказм, не весь этот напускной выпендреж, а удивление и будто бы… страх?

Турин нахмурился. Он не понимал, откуда мог взяться страх, когда тот сам добровольно и уверенно предлагал вещи гораздо серьезнее и позорнее этого. Лёня уставился на него, открыл было рот, чтобы что-то ответить, но тут его окликнул один из дружков:

– Эй, мужик, все нормально?!

Турин тут же отступил, понимая, как со стороны может выглядеть их общение. Лёня отлепился от стены, покосился на него странным взглядом, подошел к друзьям.

– Все в порядке?

– Да, – он мотнул головой, – пошли.

Турин остался стоять. Он решил подождать следующий поезд.

Конец ознакомительного фрагмента

Ознакомительный фрагмент является обязательным элементом каждой книги. Если книга бесплатна – то читатель его не увидит. Если книга платная, либо станет платной в будущем, то в данном месте читатель получит предложение оплатить доступ к остальному тексту.

Выбирайте место для окончания ознакомительного фрагмента вдумчиво. Правильное позиционирование способно в разы увеличить количество продаж. Ищите точку наивысшего эмоционального накала.

В англоязычной литературе такой прием называется Клиффхэнгер (англ. cliffhanger, букв. «висящий над обрывом») – идиома, означающая захватывающий сюжетный поворот с неопределённым исходом, задуманный так, чтобы зацепить читателя и заставить его волноваться в ожидании развязки. Например, в кульминационной битве злодей спихнул героя с обрыва, и тот висит, из последних сил цепляясь за край. «А-а-а, что же будет?»