Читать книгу Предпоследний крестовый поход - Артур Кинк - Страница 6

– Возлюби ближнего своего! Так говорил господь! Хьюго седьмой врет! Иисус не отправил бы нас на смерть. Он любит нас!

– Он любит нас! – кричала в ответ толпа.

Ричард подсвистывал их возгласам и периодически зевал. Это было третье собрание. На одном собирали деньги, на другом выпотрошили курицу на грудь обнаженной молоденькой девочки, после чего начали бисексуальную оргию. Денег у Ричарда не было, жена была хороша собой и молода. Поэтому дальнейшее участие не представляла ни личного, ни государственного интереса.

От табака, что дал магистр от тошноты и головной боли, рот онемел. Тело обмякло, как мокрая тряпка. Злость сменилась безразличием. Желудок засосало от голода. Толпа танцевала и уверяла себя, что Иисус их любит. Ричард этого не понимал. За что их любить? За песни и пляски? Они не держали в руках меча, не убивали ради господа своего.

– А, по-моему, весело. На наших то проповедях скука. – Бруно притоптывал ногой в такт музыке.

– Господь вложил в наши руки оружие, а не микрофоны. Идем отсюда.

Бруно пинал камни и предлагал выпить каждые пять минут. Из-за густых туч, выглянуло слабое осеннее солнце. Ричарда разобрала усталость. Все собрания орденов проводились поздно. Когда город погружался во тьму, и уменьшали подачу электричества. Серьезные собирались в старых бомбоубежищах, что строили до священного атомного огня. Простаки в заброшенных зданиях.

Ричард искал без сна уже второй день. Карман брюк жег наполовину пустой спичечный коробок, данный магистром для бодрости тела.

Ричард огляделся. Прохожие смотрели себе под ноги. Бруно был увлечен телефоном – новой игрушкой, подаренной кардиналом. Сержант быстро научился с ним обращаться. Делать снимки на собраниях, писать сообщения, даже скачал каких-то старых популярных песен.

Ричард быстро вытряс коробок в рот и размазал безвкусный порошок по деснам. Бодрость была кстати. Возле городской больницы собралась толпа. И собралась явно не проведать больных друзей или родных. Городские еле сдерживали их. За слабым живым щитом из городской кавалерии, стояли солдаты и младшие офицеры. Ричард узнал среди них и своих. Алекс, Брендон, Юджин.

Из какофонии криков, можно было разобрать, что благословлённые на поход воины, распустились. Они не платили в пивных, ломали мебель, нападали на молодых девушек, отбирали деньги и воровали на рынках одежду и еду.

Командиры, держа наготове оружие защищали своих солдат смачной бранью. Мол, девицы сами провоцировали их, а хозяева пивных пытались обсчитать.

– Вот он! Он зарезал посреди улицы Пауля Грезяна! Ричард семнадцатый!

Ричарду на секунду показалось, что обе стороны умолкли и уставились на него. Горожане смотрели со злостью, сослуживцы с недоверием. На самом деле, они продолжали перепалку, зажимая кавалеристов, не обращая на капитана никакого внимания. Кто-то из-толпы бросил камень.

Но Ричард уже этого не видел. Охваченный страхом и бодростью из спичечного коробка он побежал вниз по улице.

Толпа прорвалась. Послышались выстрелы. Кавалерии разрешили применить спорное в последнее время оружие. И это пока Папа в дороге. У Ричарда все смешалось в голове. Ему стало казаться, будто стреляют по нему. Будто бы он не оплатил пиво, дебоширил на рынке и даже кого-то изнасиловал.

Ричард задыхался. К горлу подступила вода, которую он пил еще утром, но ноги продолжали нести его прочь. Пот заливал глаза, и Ричард врезался в металлический забор.

Слабость вновь охватила его чресла. В голове звенело от удара. Ричард лежал в мусоре. Обглоданные кости, остатки пищи, банки, бутылки. Вонь стояла жуткая, но Ричард ее не чувствовал он проваливался в темноту.

Когда святой атомный огонь стер карты, их нарисовали заново. Красными и черными маркерами, углем и простыми ручками по старым границам. Папские области. Священная германо-австрийско-чешская, французское и испанское королевства. Мелкие государства, что не были присоединены силой на картах не обозначались. Рано или поздно они отойдут империям или погибнут. Толстыми, неровными крестами были зачеркнуты северная и южная Америки, Китай, две Кореи. Россия, Украина. Африка заштрихована синим. Большая ее половина ушла под воду из-за вызванных священным атомным огнем. Оставшаяся часть отмечена черным пунктиром, как безжизненная и ядовитая земля, где не сможет жить ни человек, ни зверь.

До недавнего времени тем же пунктиром отмечали Турцию и Египет. Ирак, Иран, Сирия штриховались так же черным. Еще до первого священного атомного огня, грешники уничтожили эти земли. Изорвали, изрыли, выкачали и оставили иссыхать.

Новые и новые карты отпечатывались почти каждый месяц для школ. То разрушат дикие поселения атеистов на границах Хорватии, то захватят православных Болгар. Взрослые об изменениях в картах узнавали из новостей. И сами исправляли если было время.

В отравленные безжизненные земли новых карт не посылали. Ибо некому. Единственное папское учреждение в тех местах, это приют для христианских паломников и разведчиков.

Карты в Шанлыурфе были старые, не тронутые. Еще на турецком языке. Америка была оторвана за ненадобностью. Вместо крестов, красные круги, и расстояния от них, до самой жирной точки – больницы, при храме святых Петра и Павла. Храм выстоял после священного атомного огня, но был разрушен землетрясением.

Карта в Шанлыурфе была, наверное, одна. У доктора Хейфиц. На карте появилась новая красная линия и новый круг. Ватикан был в его центре. Хейфиц взяла линейку и измерила расстояние. Стряхнула крошки с мелкого шрифта, где был указан масштаб карты, посчитала на старом калькуляторе с выломанными кнопками.

– Доктор Хейфиц. У ворот двадцать восемь армянских паломников. Говорят, что хотят попасть на историческую родину – Стамбул, искать остатки цивилизации. – Савелий стоял в дверях со свечой.

– Армяне? – переспросила Хейфиц и оттянула край линейки. – В Стамбул? – она отпустила линейку, и та звонко шлепнула по столу. – Двадцать восемь? Нужно минимум сорок, чтобы восстановить цивилизацию.

– Сказать им об этом?

– Не… – Хейфиц с улыбкой отмахнулась. – Дай им еды и скажи, чтобы собирались в путь. Оружие у них есть?

– Русские автоматы и простые ножи. Я приказал все сдать на склад.

– Я уеду на ночь. Двадцать восемь. Ну надо же. – Хейфиц еле сдерживала улыбку при Савелии.

Солнце садилось, но жары это не убавляло. Хейфиц прошла через старый коридор церкви. Проходы были завалены обрушенными стенами. Приходилось на коленях проползать под плитами.

Соломон и Диана Хейфиц собирались восстановить храм. Маленький маяк христианства в сухих и опасных землях. Все, кто искали убежище в госпитале святого Петра и Павла, охотно жертвовали на восстановление храма. Предлагали физическую помощь и моральную. Соломон надеялся, что папские области расширяются в Турции, в теплом климате, где урожай и скот не погибнет от ядерной зимы, а люди смогут ходить в сандалиях и легких платьях. Диана надеялась, что вдали от папского надзора, сможет пробовать новые методы лечения, проводить вскрытия умерших, использовать рентген аппарат не только по пятницам, но и по любым другим дням. Все их мечты и планы перечеркнула одна эпидемия, оставившая от всего ордена, троих человек. Молодого студента врача Савелия, сестру Сильвию и дочь Дианы и Соломона – Марго, которой на момент эпидемии было двенадцать лет.

Соломон и Диана были людьми хозяйственными и не уничтожали даже то, что запрещала церковь. Авось, пригодится. И Марго унаследовала эту привычку.

В расчищенном от завала молебном зале стоял старый американский джип, накрытый брезентом. Трофей от искавших ночлега паломников.

Хейфиц сняла брезент. Автомобиль был еще теплый, от дневного солнца. Загрузив канистры прямо на сидение доктор Хейфиц двинулась по бездорожью, развернув карту, закрывая себе почти весь обзор.

В таких местах водить уметь даже не обязательно. Остатки дорог пусты и безжизненны. Можно встретить старые, выцветшие знаки об ограничении скорости, да высохшие кусты.

В машине была даже магнитола. Кнопки не реагировали, но можно было вставлять диски. У нее была целая коллекция рока шестидесятых, которую Хейфиц нашла у какого-то трупа в сумке. Диски подписанные маркером. Марго особенно нравилась «Сын удачи» и «Зеленая река». Когда она еще не умела ездить и едва доставала ногами до педалей, то часто пробиралась к машине и включала музыку. После болезни, убившей всех членов ордена госпитальеров и родителей Марго, можно было слушать их на полную громкость, не боясь быть отчитанной отцом или матерью.

Миновав знак Суруч, Хейфиц свернула и приглушила музыку Асфальт, изуродованный корнями, совсем исчез.