Читать книгу Маракотова бездна - Артур Конан Дойл, Исмаил Шихлы - Страница 4

Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь. События предыдущего дня представлялись смутным ночным кошмаром: трудно было поверить, что все пережитое – не вымышленные картины воспаленного воображения, а реальные факты моей собственной биографии. Я недоуменно оглядел большую, почти пустую комнату с покрашенными в тусклый серо-коричневый цвет стенами, с линией мерцающего сиреневого света под потолком и кое-какой необходимой мебелью. Особое внимание привлекли две кровати: из одной явственно доносился высокий скрипучий храп, уже знакомый мне по пароходу “Стратфорд”. Так творчески умел храпеть только профессор Маракот. Обстоятельство это показалось невероятным, и только потрогав одеяло и обнаружив, что оно связано из странного, напоминающего высушенные волокна какого-то подводного растения материала, я вспомнил, какое фантастическое приключение выпало на нашу долю. Пока я обдумывал новую реальность, внезапно раздался громкий смех, и на третьей кровати возник Билл Сканлэн.

– Доброе утро, Хедли! – жизнерадостно воскликнул он, заметив, что я проснулся.

– Похоже, приятель, ты даже сегодня пребываешь в отличном расположении духа, – раздраженно отозвался я. – Честно говоря, не вижу в нашем положении ничего веселого.

– Глаза я открыл в таком же скверном настроении, как и ты, – бодро ответил Билл. – А потом мне в голову пришла одна забавная идейка, да такая, что никак не мог удержаться от смеха.

– Да? И какая же?

– Я подумал, как было бы замечательно, если бы вчера мы втроем обвязались тросом от лота. Скорее всего, прозрачные балахоны позволили бы свободно дышать по пути к поверхности. А дальше представь занятную картину: старик Хоуи смотрит за борт и вдруг видит, как из воды появляются те, кого он уже оплакал – причем живехоньки-здоровехоньки! Наверняка подумал бы, что поймал нас на крючок. Как тебе такое?

Наш дружный хохот разбудил профессора. Маракот сел в постели и осмотрелся с таким же ошеломленным выражением на лице, с каким только что я сам оглядывал комнату. Мы с Биллом увлеченно слушали несвязные восклицания наставника, выражавшие то бурную радость по поводу открывшегося бескрайнего поля для научной деятельности, то глубокое сожаление о том, что не удастся поделиться открытиями с коллегами-учеными на земле, а главное – поставить на место все того же самоуверенного профессора Бюлова из Гессенского университета. Спустя некоторое время, окончательно придя в себя, профессор Маракот обратился к насущным темам.

– Сейчас девять часов, – деловито констатировал он, взглянув на свои часы. Мы оба подтвердили, что так оно и есть, однако не смогли определенно установить, девять вечера или девять утра.

– Необходимо завести собственный календарь и строго следить за течением времени, – заявил Маракот. – Мы погрузились на дно третьего октября и вечером того же дня оказались здесь. Главный вопрос заключается в том, как долго мы спали.

– Бог свидетель, может быть, не меньше месяца, – предположил Сканлэн. – Честно признаюсь, что не отключался так капитально с тех самых пор, как на заводе “Меррибэнкс” в шестом раунде боксерского поединка один бузотер по имени Микки Скотт отправил меня в нокаут.

Поскольку в комнате присутствовали все современные удобства, мы привели себя в порядок и оделись. Решили было выйти к людям, но с огорчением выяснили, что дверь заперта: судя по всему, нас держали здесь не столько в качестве гостей, сколько в качестве пленников. Несмотря на отсутствие видимой вентиляции, воздух в комнате не застаивался, отличаясь исключительной свежестью. Очевидно, он поступал из маленьких отверстий в стенах. Наверное, присутствовало и своего рода центральное отопление: хотя ничего похожего на печку заметно не было, температура держалась на умеренно теплом уровне. Вскоре я заметил на одной из стен кнопку и осмелился нажать ее, предположив, что это звонок. Оказалось, что так оно и есть: дверь тут же открылась, появился невысокий смуглый человек в желтом одеянии и вопросительно взглянул на нас добрыми карими глазами.

– Мы проголодались, – сообщил Маракот. – Нельзя ли принести еду?

Показывая, что ничего не понял, человек с улыбкой покачал головой.

Сканлэн попробовал объясниться на американском сленге, однако тоже потерпел неудачу. Тогда я решил прибегнуть к языку мимики и жестов: широко открыл рот и засунул за щеку палец. Человек тут же согласно закивал и поспешил прочь.

Не прошло и десяти минут, как дверь снова распахнулась, и двое одетых в желтую униформу служителей вкатили в комнату небольшой стол на колесиках. Даже отель “Билтмор” не смог бы предложить гостям более достойного обслуживания! Нам подали кофе, горячее молоко, свежие аппетитные булочки, вкуснейшую плоскую рыбу в запеченном виде и даже мед. На протяжении получаса мы были слишком заняты завтраком, чтобы обсуждать, что именно едим и откуда на океанском дне взялись такие продукты, а затем снова появились двое слуг, без единого слова укатили опустевший стол и старательно закрыли за собой дверь.

– Я уже весь покрылся синяками: постоянно щиплю себя, чтобы убедиться, что все эти чудеса происходят наяву, а не во сне, – пожаловался Сканлэн. – Может быть, мы дружно чего-то накурились и поймали коллективную галлюцинацию? Послушайте, профессор, вы нас сюда доставили, так что теперь разбирайтесь и объясняйте, что к чему.

Профессор Маракот покачал головой.

– Для меня это тоже сон, но, право, до чего же великолепный! Только представьте, какую удивительную историю мы поведали бы изумленному миру, если бы смогли вернуться на землю!

– Одно обстоятельство точно не подлежит сомнению, – заметил я. – Совершенно ясно, что легенда о затонувшей Атлантиде – чистая правда. Но особенно интересно, что какая-то часть обитателей древнего континента сумела чудесным образом выжить и продолжить свой род.

– Даже если они выжили, – воскликнул Билл Сканлэн, озадаченно почесав макушку, – никак не возьму в толк, откуда взялись в их доме воздух, пресная вода и все прочее, что для жизни нужно. Может быть, вчерашний чудак с длинной бородой и в черной шляпе придет, чтобы снова на нас взглянуть, а заодно что-нибудь объяснит?

– Как, по-твоему, он сможет что-нибудь растолковать, если мы с ним говорим на разных языках и совсем друг друга не понимаем?

– Придется положиться на собственные наблюдения, – заключил профессор Маракот, прерывая наш спор. – Одно мне ясно уже сейчас: я понял это, попробовав мед. Продукт синтетический; точно такой же, какой мы уже научились делать на земле. Но если мед синтетический, то почему не могут оказаться синтетическими кофе и мука? Молекулы всех элементов подобны кирпичам, и эти кирпичи хранятся повсюду вокруг нас. Достаточно научиться располагать составные части в определенном порядке, чтобы получить новое вещество. Порой бывает достаточно изменения одного ингредиента. Например, в результате определенного перемещения кирпичей сахар превращается в крахмал или в алкоголь. Что же способствует перемещению? Высокая температура. Электричество. Наверняка имеют место и другие факторы, о которых мы пока ничего не знаем. Часть кирпичей способна перемещаться самопроизвольно, и тогда без вмешательства человека радий превращается в свинец или уран становится радием.

– Значит, вы считаете, что эти люди продвинулись в химии значительно дальше землян?

– Уверен в этом! В конце концов, здесь, на дне океана, в изобилии присутствуют все необходимые составные элементы. Из морской воды появляются водород и кислород. Азот и углерод в достатке содержатся в массе подводной растительности, а фосфор и кальций постоянно накапливаются в донных отложениях. Следовательно, при умелом руководстве и глубоких знаниях предмета не составит особого труда произвести любой необходимый продукт. Разве не так?

Профессор с энтузиазмом углубился в теоретическую химию, но вскоре дверь снова открылась. Вошел Мэнд и дружески поздоровался с нами. Вместе с ним появился тот пожилой джентльмен благородной внешности, которого мы уже видели накануне. Должно быть, он обладал особой ученостью, а потому попробовал объясниться на различных языках, для чего произнес несколько совсем не сходных по звучанию предложений. К сожалению, мы не поняли ни одного из них. Седобородый доктор разочарованно пожал плечами и что-то коротко сказал Мэнду, а вождь немедленно отдал распоряжение двум ожидавшим возле двери слугам в желтых одеждах. Они исчезли, но вскоре вернулись со странным экраном на двух стойках, очень похожим на наши кинематографические экраны, однако покрытым каким-то блестящим, мерцающим на свету веществом. Непонятное, но внешне привлекательное приспособление поставили у одной из стен. Ученый джентльмен тщательно отмерил шагами одному ему известное расстояние и крестом отметил на полу нужное место. Стоя в этой точке, он повернулся к профессору Маракоту, коснулся ладонью лба и показал на экран.

– Что за бестолковщина, – раздраженно пробормотал Билл Сканлэн. – Должно быть, у старикана не все дома.

Выражая недоумение, Маракот покачал головой. Но вскоре на нашего мудреца снизошло понимание: он ткнул себя пальцем в грудь, после чего повернулся к экрану, сосредоточил на нем взгляд и, судя по всему, максимально сконцентрировал внимание. Спустя мгновение перед нами появилось отражение его фигуры. Затем он показал на нас, приглашая подойти, и теперь на экране появились три образа. Вот только они не очень точно отражали нашу внешность. Сканлэн выглядел подобно маскарадному китайцу, Маракот напоминал полуразложившийся труп. И все же это определенно были мы – такие, какими нас видел длиннобородый оператор неведомого устройства.

– Это же отражение его мыслей! – воскликнул я.

– Верно, – согласился профессор. – Изобретение, несомненно, выдающееся: комбинация телепатии и телевидения, о которой мы, земные ученые, только начинаем задумываться.

– Вот уж никогда не ожидал увидеть себя в кино, если этот китаец с похожей на сырную головку физиономией действительно изображает меня, – сокрушенно посетовал Сканлэн. – Представить только: если бы удалось сообщить об удивительном приспособлении редактору “Леджера”, то он отсыпал бы столько деньжат, что хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Да, мы бы отлично заработали. Жаль только, что существует одна небольшая проблема: что-нибудь куда-нибудь сообщить абсолютно невозможно.

– В том-то и дело, – поддержал я. – Видит бог, если бы мы вернулись на землю, то сразу стали бы героями и знаменитостями. Но к чему же клонит ученый старик? Кажется, профессор, он хочет, чтобы вы продемонстрировали свои мысли.

Маракот занял указанное место, и его сильный, четкий ум немедленно в точности отразился на экране. Сначала мы увидели Мэнда, а потом возникло изображение парохода “Стратфорд” в том безупречном состоянии, в каком мы оставили борт.

При виде судна Мэнд и пожилой ученый одобрительно кивнули, а затем вождь указал сначала на нас, а потом на аппарат, видимо, желая увидеть подробную картину непонятного путешествия.

– Нас просят обо всем рассказать! Вот в чем заключается его замысел! – воскликнул я. – Местные жители хотят узнать, кто мы такие и как сюда попали.

Маракот кивнул в знак того, что понял просьбу, и принялся демонстрировать наше приключение, причем самым детальным образом, перебирая картину за картиной. Наконец Мэнд остановил мысленное повествование взмахом руки, приказал слугам унести экран и жестом пригласил нас следовать за ним и ученым доктором.

Подводное здание оказалось поистине огромным! Один нисходящий коридор сменялся другим, еще более глубоким, и так до тех пор, пока наконец мы пришли в большой зал. Скамьи здесь были расположены амфитеатром, как в лекционной аудитории. С одной стороны помещался широкий экран того же типа, что и первый, уже нам знакомый. Напротив него разместилось не меньше тысячи зрителей, и все они приветствовали нас дружелюбным гудением. Мужчины выглядели смуглыми, причем почти все они носили бороды; молодые женщины отличались редкой красотой, а достигшие солидного возраста дамы казались весьма почтенными особами. Однако рассмотреть людей подробно нам не удалось, так как сначала нас усадили в первом ряду, а потом пригласили профессора Маракота встать перед экраном, приглушили свет и знаком попросили его начать рассказ.

Надо заметить, что профессор блестяще справился с нелегкой задачей. Сначала перед зрителями появился выходящий из устья Темзы пароход “Стратфорд”; при виде большого современного города многочисленная аудитория восторженно ахнула. Затем на экране возникла подробная карта с обозначением нашего пути. И вот пришло время показать встреченный приветственными возгласами стальной спускаемый аппарат. Надо отметить, что люди сразу его узнали. Мы увидели собственное погружение и остановку на краю пропасти. Появилось то самое чудовище, которое напало на нас и разорвало трос, чем обрекло на верную смерть.

– Маракс! Маракс! – закричали зрители при первом же взгляде на огромное членистоногое существо. Не возникло ни малейших сомнений: здесь, в подводном мире, все его знали и боялись. Когда зверь занялся нашим тросом, в зале раздался испуганный вздох, сменившийся стоном ужаса: это Маракот показал местным жителям, как трос порвался, а мы свалились в пропасть. Целый месяц устных рассказов не позволил бы нам так ясно объяснить свою историю, как профессор Маракот сделал это за полчаса наглядной мысленной демонстрации.

Когда сеанс телепатии закончился, обитатели океанского дна окружили нас, бурно выражая сочувствие, а в знак дружбы и гостеприимства щедро похлопывая по плечам и спинам. Затем нас по очереди представили нескольким предводителям более низкого, чем Мэнд, ранга. Судя по всему, на важные посты в этом обществе выдвигали мудрых, пользующихся всеобщим уважением людей, поскольку все присутствующие относились к одному социальному слою и одевались в едином стиле. На мужчинах мы увидели подпоясанные туники шафранного цвета длиною по колено и высокие сапоги из прочного чешуйчатого материала – очевидно, из кожи какого-то подводного животного. Наряд женщин состоял из легких свободных платьев классического покроя, отличавшихся разнообразными оттенками розового, синего, зеленого цветов. Платья были украшены затейливыми узорами из жемчуга и накладками из переливающихся опаловых раковин. Многие дамы поражали поистине неземной прелестью. Среди них выделялась одна молодая леди… но к чему вносить в предназначенное всеобщему вниманию повествование личную ноту? Скажу только, что Мона – единственная дочь вождя подводного народа Мэнда и что с первого же дня знакомства… нет, с первого же взгляда я прочитал в темных глазах симпатию и понимание, проникшие в мое сердце точно так же, как моя благодарность и восхищение проникли в ее сердце. Пока больше ничего не скажу об этой благородной молодой особе. Достаточно признаться, что в жизнь мою вошло новое, не испытанное прежде глубокое чувство. Увидев, как профессор Маракот с редким для него воодушевлением общается на языке жестов с очаровательной особой средних лет, а Билл Сканлэн с помощью пантомимы признается в симпатии группе окруживших его смеющихся девушек, я сразу понял, что спутники мои тоже успели обнаружить светлую сторону нашего общего трагического положения. Пусть мы и погибли для земного мира, но, по крайней мере, обрели новую жизнь, обещавшую в некоторой степени компенсировать утрату.

В тот же день Мэнд и другие друзья показали нам некоторые помещения обширного здания. По прошествии множества веков подводного существования оно успело настолько глубоко уйти в океанское дно, что попасть внутрь можно было только через крышу. От входа длинные коридоры вели все ниже и ниже, пока не достигали отрицательного уровня в несколько сотен футов относительно первого, входного зала. В полу были выкопаны наклонные ходы, ведущие в недра земли. Нам показали вырабатывающий воздух аппарат с насосами, распределяющими по всему зданию необходимый для дыхания субстрат. Профессор Маракот с изумлением и восхищением обратил внимание на тот важный факт, что машина не просто смешивала кислород с азотом, но и добавляла в состав воздуха небольшое количество таких газов, как аргон, неон и другие малоизвестные составляющие атмосферы, которые на земле мы только начинаем постигать. Дистилляционные баки для производства пресной воды также вызвали огромный интерес, равно как и мощные электрические установки. Жаль только, что значительная часть оборудования отличалась такой сложностью, что понять тонкости его действия было затруднительно. Однако должен с гордостью отметить, что собственными глазами увидел и даже попробовал на вкус муку, чай, кофе и вино, жидкие и газообразные химические ингредиенты для которых поступали в различные машины, обрабатывались высокой температурой, высоким давлением, электричеством и в результате сложного технологического процесса превращались в полноценные продукты питания. В результате подробного знакомства с доступными нашему вниманию помещениями у нас возникло твердое убеждение, что ужасное погружение в морскую пучину древние люди предвидели заранее, задолго до того, как их земля ушла под воду, и не поленились продумать, а затем создать надежную защиту против затопления. Конечно, нетрудно представить, что в разгар катастрофического события любые меры противодействия были бы невозможны, но сейчас мы со всей очевидностью поняли, что все это огромное великолепное здание с самого начала возводилось, чтобы служить прочным “Ноевым ковчегом” для спасения определенного числа избранных представителей населения Атлантиды. Реторты, баки, трубы для производства воздуха, воды и пищи были заранее встроены в стены и являлись составной частью гениального технического замысла. То же самое относится к входным зонам со стеклянными куполами и контролирующими уровень воды мощными насосами. Каждая из этих идей была создана и воплощена предвидением и мастерством далекого талантливого народа, сумевшего, насколько стало известно впоследствии, протянуть одну руку к Центральной Америке, а вторую к Египту и, несмотря на то что страна его ушла под воду, оставившего след даже на нашей земле! Что же касается потомков, которых мы застали, то они, очевидно, в определенной степени деградировали, что вполне естественно, а в лучшем случае застыли на прежнем уровне сознания, лишь сохраняя достижения предков, однако не обладая творческой энергией для развития и преумножения гениальных идей. Обитатели подводного мира располагали поразительными возможностями, но при этом, как нам показалось, странным образом отличались недостатком инициативы, а потому не находили сил для плодотворного усовершенствования полученного от предков драгоценного наследия. Я уверен, что если бы профессор Маракот смог разделить с ними глубокие знания, то очень скоро достиг бы убедительных успехов. Что же касается Билла Сканлэна с его острым умом и непревзойденным мастерством механика, то он постоянно удивлял подводных жителей ничуть не меньше, чем изобретения их предков удивляли нас. Перед погружением Билл не забыл положить в карман куртки любимую губную гармонику, с которой нигде и никогда не расставался, и теперь своей искусной игрой доставлял огромную радость нашим добрым хозяевам. Они слушали с глубоким вниманием, словно Билл исполнял произведения Моцарта, в то время как он играл всего лишь незамысловатые народные мелодии родного края.

Как я уже заметил, хозяева показали нам далеко не все здание, и сейчас хочу остановиться на этой теме немного подробнее. Я обратил внимание на один изрядно затертый множеством ног коридор, по которому постоянно ходили люди. Однако во время экскурсий наши провожатые упорно избегали этого направления. Вполне естественно, что от подобной избирательной тактики любознательность наша особенно разыгралась. Однажды вечером мы решили отправиться на экскурсию без любезных хозяев, чтобы все-таки выяснить, почему этот коридор столь старательно от нас скрывали. Выгадав время, когда вокруг никого не было, мы выскользнули из своей комнаты и осторожно, едва ли не на цыпочках, пробрались в таинственный отсек.

Коридор привел нас к высокой двери в виде арки, на вид сделанной из чистого золота. Осмелившись ее открыть и переступить порог, мы оказались в обширной комнате площадью не меньше двухсот квадратных футов. Стены были снизу доверху выкрашены в яркие тона; отовсюду на нас смотрели необыкновенные изображения гротескных существ в огромных головных уборах, напоминавших праздничные регалии наших американских индейцев. В конце огромного зала возвышалась массивная фигура, сидящая со скрещенными, как у Будды, ногами, однако без тени свойственной Будде безмятежной доброты. Напротив, лицо статуи воплощало неукротимый гнев: открытый в крике рот, горящие яростным огнем красные глаза, еще более страшные от внутренней подсветки электрическими лампочками. Грозное существо держало на коленях большую печь. Подойдя ближе, мы заметили в топке свежий пепел.

– Молох! – сразу определил профессор Маракот. – Молох или Баал, древний бог финикийского народа.

– Господи помилуй! – в страхе воскликнул я, живо вспомнив кровавые обычаи Карфагена. – Только не говорите, что эти милые люди способны приносить своему божеству человеческие жертвы.

– Похоже на то, – с тревогой заметил Сканлэн. – Надеюсь, впрочем, что дьявольский ритуал касается только соотечественников. Не хотелось бы, чтобы суровые жрецы использовали нас в качестве агнцев для заклания.

– Думаю, атланты хорошо запомнили свой урок, – успокоил я. – Несчастье учит людей сочувствию и жалости к другим.

– Совершенно верно, – согласился профессор, внимательно разглядывая пепел. – Бог этот, конечно, очень древний и злой, но сейчас культ стал значительно мягче. Теперь в печах жгут буханки хлеба и тому подобное, но было время…

Договорить он не успел: наши размышления прервал грозный окрик. Обернувшись, мы обнаружили рядом нескольких мужчин в ярко-желтых одеяниях и высоких шляпах – несомненно, служителей храма. Выражение лиц священников подсказало, что мы можем стать последними жертвами Баала, а один из них даже вытащил из-за пояса нож. Яростно размахивая руками, хозяева святилища грубо, с громкими враждебными криками принялись выдворять нас прочь.

– Черт возьми! – возмутился Билл Сканлэн. – Если эти парни не прекратят распускать руки, то нарвутся на хорошую взбучку! Ну-ка, приятель, отцепись от моей куртки!

На миг я испугался, что прямо здесь, в священном месте, состоится то, что Сканлэн обычно скромно называет “потасовкой”. К счастью, нам удалось сдержать пыл механика и благополучно скрыться в своей комнате, однако поведение Мэнда и других наших новых друзей показало, что происшествие получило известность и вызвало всеобщее осуждение.

Однако в подводном мире существовало еще одно святилище, которое не только свободно открылось нашим взорам, но и представило пусть медленный, несовершенный, но все же действенный способ общения с местными жителями. Это была просторная комната в нижней части ковчега, единственным украшением которой служила вырезанная из слоновой кости, пожелтевшая от времени статуя, изображающая женщину с копьем в руке и совой на плече. Помещение охранял древний старец. Несмотря на следы возраста на лице и в фигуре, сразу стало понятно, что почтенный жрец принадлежит к иному народу – более красивому, рослому, утонченному и благородному, чем драчливые ревнители первого храма.

В то время как мы с профессором Маракотом с уважением рассматривали статую и пытались вспомнить, почему образ кажется знакомым, старец обратился к нам с единственным коротким словом.

– Теа (богиня), – произнес он, указывая на изваяние.

– О боже! – изумленно воскликнул я. – Этот человек говорит по-гречески!

– Теа! Афина! – повторил старец.

Сомнений не осталось. Богиня Афина: слова прозвучали абсолютно внятно, так что ошибиться было невозможно. Профессор, чей невероятный ум вмещал частицу каждой отрасли человеческого знания, сразу начал задавать вопросы на классическом греческом языке. Однако священник понял далеко не все, а ответил на почти непостижимом архаичном диалекте. И все же кое-что Маракот узнал, а главное, нашел посредника, с чьей помощью мы могли хотя бы отрывочно и приблизительно общаться с местными жителями.

– Друзья мои! Нам посчастливилось получить неопровержимое доказательство справедливости самой знаменитой легенды человечества, – высоким зычным голосом, как будто обращаясь к многочисленной аудитории, провозгласил профессор тем же вечером. – Любая легенда всегда основана на реальных фактах, даже если толща веков успела их исказить. Вам известно… а может быть, и неизвестно (“Второе вернее”, – пробормотал Сканлэн), что во время катастрофы на великом острове атланты воевали с древними греками. Исторический факт изложен Солоном в описании бесед со жрецами из египетского города Саиса. Справедливо предположить, что среди захваченных атлантами пленников были греческие священники, сохранившие свою религию. Насколько я понимаю, этот человек – потомственный служитель древнего культа. Не исключено, что с его помощью нам удастся узнать что-нибудь новое и о древнегреческом народе.

– Надо отдать должное здравому смыслу греков, – вставил Сканлэн. – Уж если приспичило поклоняться идолу, то лучше возвести на пьедестал красотку, чем образину с красными глазами и жертвенной печкой на коленях.

– К счастью, из-за разности языков эти люди не в состоянии понять твои взгляды, – заметил я. – А если бы поняли, ты наверняка закончил бы свои дни христианским мучеником.

– Пока я играю им на гармонике, ничего подобного не произойдет, – самодовольно ухмыльнулся уверенный в собственном успехе Билл. – Кажется, они уже так привыкли к этому, что не смогут обойтись без меня и моих песенок.

Подводные жители оказались добрыми, жизнерадостными людьми; жить с ними легко и приятно, но случаются минуты грусти, когда сердце неудержимо рвется домой, в утраченные родные края, а перед глазами возникают то милые квадратные дворики седого Оксфорда, то рослые вязы и знакомый кампус Гарварда. В первые дни подводного обитания утраченные места казались мне такими же далекими и недостижимыми, как лунный пейзаж, и только сейчас каким-то странным образом в душе проросла надежда когда-нибудь увидеть их снова.