Читать книгу Подсознательные гении и их неэволюционировавшие аналоги. В бездне безумия… - Артур Романов - Страница 4

Погожим субботним днём Настя и Фёдор тихо шли по московским улицам, мило беседуя и потихоньку сближаясь. Молодые люди уже были в объятиях друг друга и целовались. Они свернули за угол и перешли на другую улицу, отгороженную глухой стеной дома. Интимное расстояние возбуждало. Не в силах больше сопротивляться желанию, Настя потрогала Фёдора между ног, погладила возбудившийся кончик члена и, освободила ему проход, расстегнув ширинку. Затем задрала вверх свою кофту. Фёдор поднял Настину юбку, и они начали страстно целоваться, сладостно пыхтя, и лаская друг друга. Не прошло и пяти минут развития любовных событий, как девушка услышала невдалеке голоса молодых людей. Сексуальные игры прервались. Девушка запахнула кофту, слезла с Феди и опустила юбочку.

– Что такое? – удивлённо спросил Фёдор и тоже застегнулся.

– Федь, я слышала голоса.

– Какие голоса?

– По-моему, там какие-то алкашы.

– Ну и что из этого?

– А вдруг они на нас нападут?

– Не бойся, они этого не сделают, – Фёдор сам сильно испугался, но чтобы сохранить чувство собственного достоинства, начал строить из себя героя: – Я не позволю им тебя обидеть.

Показались шестеро крепких ребят лет двадцати, все стриженые «ёжиком». Двое были в джинсах и заправленных внутрь маечках, а остальные – в разных спортивных костюмах, с тремя полосками по бокам и без. На ногах блестели туфли и рыночные кроссовки из кожзаменителя. Кто-то вертел на пальцах ключи. Они медленно приближались, со смехом перебрасываясь фразами. Неподалеку от пары молодчики остановились и непринужденно встали кругом, как будто совещаясь. Почти сразу один из них, с толстым наглым лицом и складчатой шеей, окликнул Фёдора:

– Парень, слышь, поди-ка сюда.

– Кто? Я?

– Да, да ты.

– Зачем?

– Ну поди, чё те, трудно что ли?

– Ну зачем?

– Поди, сказал! – глаза незнакомца полезли на лоб. Остальные молча презрительно глядели на Фёдора.

– Чё, непонятливый? – вдруг вмешался другой парень.

– Не пойду, – робко сопротивлялся Фёдор.

– Ты чё, петух, ща я те харю разорву, – огрызнулся он, свирепея.

– Отстаньте от нас! – крикнула Настя.

– Завали хавло, коза, ща и до тя дойдет, – подался вперед громила.

Оцепеневший Фёдор покосился на беспокойное лицо Насти и дернул её за руку. Они побежали. За ними, как по команде, ринулись хулиганы.

– Стоять! Куда побежал! Козёл! – орал здоровяк. Все свистели, орали матом и громко издавали ртом звуки, похожие на булькающий смех. Складывалось впечатление, что в их ртах находилось по пол-литра пива, через которое они пытались рассмеяться.

Потенциальные жертвы, охваченные ужасом, без оглядки рвались вперёд и ставили рекорд скорости. Петляя по дворам, они резко забежали за угол какого-то дома и спрятались там, переводя дух. Рядом с ними высилось здание, похожее на поликлинику. Табличка на нём поистёрлась, поэтому точное название определить они не смогли. Слышался говор: преступники не отставали, нагоняя свою добычу с каждой секундой.

Настя и Фёдор заметили их и запаниковали. Бежать вперёд не имело смысла: там находилась высокая кирпичная стена какого-то строения, а если назад – там их ждала дружная команда алкоголиков-тунеядцев. Они приближались и уже предвкушали расправу за неповиновение. К счастью, вход в лечебное учреждение был открыт, и Настя с Фёдором влетели туда.

Внутри оказалось пусто и хмуро, людей из-за обеденного перерыва почти не было, старая гардеробщица тут же стала окликать их, но замолчала, когда в холл вошли преследователи. Слышались их громкие недовольные возгласы. Фёдор повёл Настю вглубь здания: единственным выходом было где-то пересидеть. Они пошли к лестнице и спустились вниз. Федя в темноте нащупал какую-то ручку, очевидно, это была дверь. Он попробовал её повернуть, дверь поддалась. Настя попыталась нащупать ладонью выключатель, но не нашла. Тёмным помещением оказался вход в подвал. Возлюбленные ринулись туда.

Подвал казался странным. Не было бомжей, лишь из углов изредка доносился негромкий треск, что, наверное, издавали шебаршащиеся крысы. Ещё один звук издавался немного посильней, поэтому ребята насторожились и притихли. Именно в этот момент в голове Фёдора появилась мысль, точнее воспоминание: он вспомнил интересное кино, которое смотрел ещё в детстве:

«Когда тёплый летний воздух погас в черноте сентября, а чистое небо наполнилось тьмой, дети пошли в школу. Они не подозревали и не думали о том, во что им предстоит окунуться. Раннее утро понедельника имело свой определённый характер. Руслану было очень странно видеть в сентябре иней. Морозное утро без снега. Он уже подходил к школе, и его нога переступала полуразрушенный порог, как вдруг со стороны его окликнули:

– Русел!

Руслан оглянулся и увидел трёх своих знакомых. Коля, Миша и Саша стояли возле школьной ограды, смоля дешёвые папиросы, настрелянные у местных алкашей.

– Что надо? Я в школу опаздываю!

– Не парься, Рус, не опоздаешь.

– Ну ладно, привет. Что хотели-то?

– Здорово, пойдём пивка попьём. – Друзья мужественно побратались.

– Да ты, что, Колян, мне же в школу. Потом.

– И что?

– А ничего, пошёл я.

– Погоди-погоди, бутылочку с нами дерябнешь, а потом поедешь, ой, тьфу, пойдёшь.

– Ладно, но только одну бутылку.

В предчувствии сильной попойки Руслан предварительно захмелел и понял, что если он куда-то, как выразился Николай, поедет, то по дороге осознает, насколько помутнён его рассудок. Зайдя в магазин «Ельник», ребята купили два ящика пива и три бутылки водки. Через пять минут они уже сидели на «своём месте» в лесу и распивали спиртное. Прошло два часа.

– Рус, – прыснул Миша, запинаясь и заикаясь, – А ты в школу не опоздаешь?

– Что?

– Я говорю, в школу не опоздаешь?

– А…

– Ну, так что?

– Что-что?

– Ну, это…

– В школу ты опоздаешь, – подытожил Саша, который всё это время молчал, жадно глотая из бутылки пенистую жёлтую жидкость.

– Какая, на хрен, школа, ты что, опух?

– Ладно, как знаешь, швальни тогда ещё пивка.

– Ага, давай – только и успел произнести Руслан, тут же принявшись усердно блевать. Рвота лилась, как манная каша из кастрюли в тарелку, а потом как вода из бутылки: выходил поток желчи. Руслан, жадно давясь этим свиным винегретом, вываливал непереваренные массы наружу. Спустя несколько минут он очистил свой желудок и снова приложился к горлышку.

– Давайте зайдём за бабами?

– А как же моя школа?

– Ты ж сказал, что ну её, – махнул рукой Коля.

– А, точно. Есть ещё пиво?

– Да, Рус, есть, конечно, вот ещё пол-ящика.

– А водка?

– А вот водки-то и нет совсем…

– Как это так?

– Да так, была водка – и нету её. Лучше дёрни «Поручика».

– Так башка болит, будто по ней кувалдой били…

– Я говорю «Ржевского», вон, тяпни, полегчает.

Он ничего не ответил, а лишь протянул руку уже к открытой бутылке.

– Интересно, а сколько ща времени?

– Михалыч, спросил бы чего полегче.

– Санёк, у тебя же часы с собой, не пропил ещё? У тя ж они такие, командирские…

– А ты думаешь, на что мы ща квасим?

Проплыло несколько минут недоумённой тишины. Вскоре Руслан понял, что в лесу смеркается.

– Ладно, пойду к последнему уроку, – сказал он, попрощавшись со своими собутыльниками, детьми-алкоголиками. Все они громко заржали. Их крякающий грудной хохот разносился далеко по всей округе, сопровождая Руслана до самых дверей учебного заведения.

Посёлок городского типа Морковино умер в забвении. Мерзкие крылатые создания кружили над мрачной школой. Они будто слетались на трупы.

Цепни практически неподвижны, поэтому им не требуется так много энергии, как человеку или животному. Некоторые говорят, что эти черви выходят из организма, когда им нечем питаться, но это неправда. Вы сами подумайте: как такое возможно? Животное или человек перестанут принимать воду и пищу? Тогда как же они будут жить? Конечно же, известно, что в среднем человек обходится без воды три дня, а без пищи – две-три недели. Но потом он всё равно умрёт. Если вы думаете, что глист выйдет наружу в период голодовки, то сильно ошибаетесь. Такое бывает очень редко, поэтому морить себя голодом бессмысленно. На самом деле всё происходит иначе: человек умирает тогда и только тогда, когда глист, уже матёрый, вылезает через анальное отверстие либо через рот. Рассказывают, будто бы один вид глистов, что существовал ещё до нашей эры при первобытных людях, прогрызал кишечник и живот, таким образом вылезая на поверхность. Солитёр достигает величину до двенадцати метров в длину. Длина человеческого кишечника только десять. Питаются глисты тем, что съест хозяин. Они анаэробные существа и питательные вещества всасывают любым местом: отсюда следует, что если бы человек имел такое же свойство, то мог бы есть даже ухом или, скажем, пяткой.

Никто и никогда не мог подумать, что дорогой и всеми уважаемый учёный-физик Оскар Григорьевич Фролов совершит ужасное преступление. Но это преступление – большое достижение в науке. Удивительные скрещивания быков с овцами покажутся ерундой по сравнению с тем, чем занимался Оскар Григорьевич в своём кабинете на каникулах, выходных и поздно ночью.

Долгими ночами он работал над своим открытием. Он хотел скрестить солитёра с обычным земляным червём, но ничего не получалось. Тогда, поразмыслив, он решил, что может сделать гораздо больше. И сделал.

Последним уроком 9 «А» была физика. Оскар Григорьевич объяснил параграф и дал ученикам задание. Дети без особых затруднений выполнили его и после звонка начали расходиться. Все, кроме Вовы Батареева. Гидроцефал Вова остался после урока доделывать то, что не успел решить своими малюсенькими извилинами в огромных мозгах. Он очень обрадовался, когда услышал от учителя, что может ничего сегодня не делать, но с одним условием.

– Каким?

– Вова, ты должен поучаствовать в моём открытии.

– А что за открытие?

– Тебе интересно?

– Ужасно, Оскар Григорьевич.

– Так соглашайся.

– Я согласен!

– Тогда пошли! – ехидно улыбнулся педагог.

Физик отвёл Вову в лаборантскую.

– Ложись, Вов, вот сюда, – он указал на какую-то каталку, которая служила операционным столом. – Я сейчас.

Парень с увлечением разглядывал склянки и приборы, расставленные на высоких стеллажах. Вскоре появился переодетый Григорич. На нём были обтягивающие кожаные трусы, через которые выпирали средних размеров гениталии, ремень с круглыми заклёпками, чёрная фуражка и блестящие женские сапоги до колена. В руке он махал тоненьким, как крысиный хвостик, хлыстом. Вова опешил. Оскар с улыбкой подошёл к нему, ткнул хлыстом в подбородок и начал щекотать, шлёпая себя по ягодицам и прикрикивая «Гурно!».

Вова услышал шаги. Вошёл переодетый Григорич. На его волосатых ногах были длинные атласные чулки, висящие на подтяжках. В руках у него был длинный черенок от лопаты. Между ног торчал гладко выбритый крошечный пенис. Вова вскочил со стола, но Оскар бросился на него, ткнув дрыном в живот.

Вова поморщился. Дверь открылась, и шагнул переодетый Григорич. Он был голым, но на голову была натянута вязаная шапка с прорезями для глаз и рта. На сосках висели большие металлические кольца, а к ним от пупка шли две увесистые цепочки. Он ухнул, как филин, бросился на Вову и стал целовать его в губы.

Вова еле слышно взвизгнул и сморщил щёки. В кабинет ввалился Чёрный Григорич: он был целиком выкрашен в чёрный цвет, только глаза, нос, рот и член блестели серебрянкой. В правой руке он держал колбу с белой жидкостью, а в левой – свёрнутую в трубочку наждачную бумагу, которой мастурбировал. На шее у него висел пластмассовый шланг для откачки воды. Оскар прыгал, расплёскивая жидкость, щекотал свой копчик и оргазмировал, медленно просовывая шланг в Вовин рот.

Володя ужаснулся. Заиграла популярная дискотечная музыка, и Григорич, толкнув деревянную дверь, въехал на инвалидной коляске с примотанным на липкой ленте мотором, который трещал, как мотоблок. В руках Григорич держал двухкассетный магнитофон. Коляска остановилась и затихла. «Опять заглох!» – крикнул Оскар, нажал «стоп» и кинул магнитофон в Вову.

Так озорному детскому уму ошибочно представлялось то, что с ним будет.

Настоящий Оскар Григорьевич в белом халате и оранжевом респираторе спешно подошёл к Володе, туго затянул кожаные ремни на его конечностях и заткнул рот липкой лентой. Мальчишка занервничал, начал мычать и безуспешно пытался освободить конечности от ремней. Когда физик взял в руки шприц, то не смог ввести его содержимое в вену Вовы, потому что тот всё время дергался и мычал. Тогда физик нажал на кнопку, находившуюся на подлокотниках импровизированного операционного стола, и Володя скукожился от боли. В его руки и ноги вонзились острые шипы, которые постепенно вылезали из ремней с внешней стороны. Кровь заструилась по запястьям. Затем Григорьевич надел резиновые перчатки, взял шприц и ввёл иглу в вену уже спокойного Вовы. Оскар пояснил, что если тот будет дергаться, отпилит ему ноги. Вова был спокоен, как никогда.

Через десять минут наркоз подействовал и Володя отключился. Физик зачем-то надел новые перчатки, взял в руки поднос с хирургическими инструментами и положил его рядом со столом. Вооружившись скальпелем, он прямо через рубашку сделал большой разрез брюшной полости. Расширив его, Григорич схватил кишечник и вытянул из тела на пол, потом закрепил зажимом прямую кишку и отрезал её скальпелем. После чего захватил пинцетом ещё несколько органов и тоже удалил. Ампутированная печень, содрогаясь, скользила в ладонях, как холодец. Затем учёный прикатил пластиковую бочку и, открыв её, достал оттуда начало Солитёра. Он был просто гигантских размеров: не двенадцать метров, а каких-нибудь шестьдесят; но в ширину такой же, как и обычно. Григорич начал тянуть глиста метр за метром, погружая его в тело Володи.

Спустя семь часов сложнейшей операции физик зашил ученику то место, где раньше располагалась прямая кишка. Чёрный Григорич подсоединил глиста к Вовиному мозгу. Тело Вовы дышало.

Затем Оскар Григорьевич подстриг Вовину голову налысо и снял одежду. Потом снова взял скальпель и отсек половые органы, после чего отпилил хирургической ножовкой ноги и руки. Все отходы физик свалил в бочку и закупорил. Вслед за тем залил через отверстие в крышке серную кислоту…

У преподавательницы русского языка Серафимы Ольговны шёл юбилей. 10 «А» класс, руководительницей которого она была, после занятий в полном составе пришел поздравить её и, как полагается, отметить.

В школе находилось человек сорок: ученики, их родители, учителя и охранник Владимир Петрович, которого даже ребята звали просто Петровичем. Все собрались в актовом зале, открыли шампанское и разлили игристый напиток по бокалам. Начались детские и недетские пьянки. По всей школе носились звуки модной поп-музыки.

Стол около сцены ломился от спиртного и еды, вокруг него сидели напившиеся воспитанники и несколько учителей. В зале на сгрудившихся рядами стульях можно было увидеть подвыпивших учеников. Кто-то целовался и тискал подругу, кто-то дремал, а кто-то пил неизвестный напиток из кружки.

Панельная трёхэтажная школа была выстроена по типовому проекту: актовый зал находился на втором этаже напротив спортивного, на первом этаже располагались раздевалки, кабинет техничек, холл с деревянными лавочками, резная скульптура медведя с сапогом во рту, много лет назад смастерённая учениками одиннадцатых классов, и два туалета (с левой стороны – женский, а с правой – мужской). Здесь же были три кабинета, в том числе и класс физики. Прямо рядом с ним стояла лаборатория, а напротив неё – медпункт. У выхода за столом всегда сидел заплывший жиром пожилой Владимир Петрович. Около женского туалета находился кабинет директора и канцелярия. Также на первом этаже размещались: комната домоводства, библиотека и столовая, в которой помимо приготовления однообразных блюд велись монотонные совокупления персонала со старшими классами. На втором этаже рядом с двумя залами были расположены мужской туалет и раздевалка, а на третьем – женские уборные. Что касается верхних этажей, то на них, кроме учительской и кабинетов, ничего интересного не было.

Внезапно веселье прекратилось, хотя на самом деле только начиналось. Машенька, зайдя в мужской туалет с Дионисом, увидела на полу кровь и сильно закричала. Она завизжала ещё сильней, когда из-под двери кабинки высунулась окровавленная рука. Дионис остановился, но Маша не переставала кричать.

– Маш, что с тобой, ты девственница, что ли?

– Нет… – ответила она дрожащим, сбивчивым голосом.

– Тогда, что?

– Вон в той кабинке…

– Что, ты хочешь, чтобы мы занялись этим там? – произнёс Дионис, держа перед собой ноги Маши.

– Нет!

– Я продолжу.

– Нет, не надо, я же сказала: нет! – возмутилась Маша, а Дионис с удовольствием вошёл в жаркое нутро.

Он кричала, что её насилуют, а он, пытаясь не обращать внимание на пустяки, слегка сопел под её забавный голосок. Когда он застегнулся и уже хотел выйти, мощный удар тупым предметом по голове остановил его. Дионис упал на пол. Алая кровь растеклась по свежевымытому белому кафелю. Она затекла в кабинку №4 и слилась с кровью трупа.

Через пять минут, а может, чуть позже, Андрей тоже вышел в туалет, но застыл в ужасе и страхе. Из санузла кровавые следы вели вниз по ступенькам. Он решил посмотреть, что там такое творится.

Кто-то, облаченный в красное одеяние с капюшоном, тащил два мешка вниз по ступеням. Мешки оставляли за собой много крови. Следы, оставленные на бетонных ступеньках, явно принадлежали не человеку.

Андрей ужаснулся и со стоном побежал оттуда. По пути он врезался в охранника, отчего закричал ещё больше.

– Смотри, куда бежишь, малец!

– Ой, простите, я не хотел… – задыхаясь и не останавливаясь, прошептал Андрей, побежав дальше.

Праздник Серафимы Ольговны продолжался. Долбили басы музыкального центра, все пили, ели, плясали, целовались и поздравляли учительницу. Неожиданно Оля Осинина заметила, что сверху на неё что-то капает. Она подняла голову и увидела красные разводы на белом потолке. Оля провела рукой по волосам, посмотрела на неё и душераздирающе закричала:

– И-и-и-и-и-е!

Кто-то подхватил крик, увидев его причину. Началась паника. Все побежали прочь из актового зала, но некоторые остались, потому что сильно напились и уснули за столами.

Брежнев Миша проснулся в актовом зале очень пьяным, у него болела голова. Он вышел из зала, в котором на всю катушку продолжала орать музыка, чтобы сходить в туалет. Громкий звук давил на раздражённую кожу черепа, вызывая слабые порывы гнева, вызванные похмельем. Кало- и мочеиспускание прошло удачно. После этого он решил прогуляться по школе и отрезвиться.

На третьем этаже у туалета Миша присел на корточки и, оглядевшись, закурил. Густой белесый дым медленно выпускался то из носа, то изо рта, клубясь вокруг. Мише казалось, что сейчас станет ничего не видно.

Тут он услышал какой-то шум. Из кабинета информатики донесся утробный визг Петра Валерьевича. Миша зажался в угол. В следующую секунду стальная дверь слетела с петель, снесла дверь кабинета напротив, выломала оконную раму и упала в проём. Миша обмер. Вдруг из кабинета под потоком крови поползло что-то большое и длинное. Оно взмыло, поднимая алые стоки вверх. Кровавое месиво размазалось по потолку и шмякнулось рядом с Мишей. Он испуганно задёргал ногой. Из-под огромного количества красноты вынырнуло призрачное существо. Кровь стекала по нему, как капля слезы по щеке девственницы. На нём начало проявляться лицо человека, в котором Миша узнал своего одноклассника Вову. Вместо рук и ног у Володи начали отрастать конечности в виде жирных, плоских, полупрозрачных червей. Одной конечностью тварь прикоснулась к Мише. Он вздрогнул от холода, а потом завизжал, почувствовав боль. Червеобразное существо начало соскабливать с него кожу и мясо; оно впитывало в себя плоть, поглощая Мишу, который тяжко визжал, отхаркивая ферментированную кровь, пока, наконец, его рот не успокоился. Последние куски мяса были съедены. Школа наполнилась многозначительной тишиной, нарушаемой лишь капаньем крови с последнего этажа.

Мёртвое затишье пугало и сводило с ума. Потолки на втором и третьем этажах окончательно затопились. Где-то в дремучих коридорах и тёмных углах от неизвестности прятались люди. Та неизвестность, которая несёт смерть, которая всех обоготворит, которую создал Фролов.

Инна посмотрела на поцарапанное стеклышко часов и сказала:

– Уже полвторого.

– И чего из этого? Ты предлагаешь пойти по домам? – ухмыльнулся Коля.

– Да, иди ты, урод!

– Волдырин! Ты даже в такой ужасной ситуации не можешь куда-нибудь убрать свой юмор! Даже в такой обстановке тебе весело!

– Серафима Ольговна…

– Всё! Хватит! Сиди и молчи, пока тебя не спросят, понял?

– Да, Серафима Ольговна.

В живых остались только восьмеро: три девушки, четыре юноши и Серафима Ольговна Стушенко. Представительниц прекрасного пола звали Инна Галдырина, Лена Сардель, Юля Чесничко; ребят – Саша Монгол, Коля Волдырин, Лёша Хорошев и Рома Микшер. Внезапная тишина поразила Стушенко, и она хотела открыть рот, чтобы что-то сказать, но не сделала этого. По разноцветной стене сквозь кровоподтёки пробиралась чья-то тень. Стоял отвратительный запах. Что-то огромное, сильно похожее на гигантскую гусеницу, ползло по окровавленной стене, как тень. Некоторым удалось спастись бегством, потеряв при этом руки или ноги, которые прожевывал мутант.

Сам Фролов никак не воздействовал на чудовище. Он просто сидел в своём кабинете и читал повесть Лермонтова «Герой нашего времени».

Ровно в четыре часа ночи из актового зала раздался будоражащий гул. За ним последовал бой часовни. Раньше поговаривали, что ещё до революции на этом месте стоял монастырь. Как рассказывали старые монахи, священник Матвей спустился в погреб, чтобы взять кагора, но не вернулся. Монахи утверждали, что там он нашёл свою смерть.

Минули десятилетия, и монахи написали исторический том, где говорилось о кончине Матвея и о его душе, которой завладел дьявол, обратив священника в демона. Ещё рассказывалось, что в селе бесследно пропадали люди и народ видел, как поздно ночью около церкви стоял человек в рясе и, смотря на часовню, громко смеялся. И однажды в ней зазвонил колокол. Обычно в это время он молчал. Крестьянин бил в него и громко кричал: «Беда, беда в селе! Церковь горит! Беда, беда!». Сбежавшийся народ наблюдал, как страшно полыхала старорусская деревянная церковь, и вместе с огнём в небо плыли души людей. Они звали о помощи и тянули свои руки к живым, а в небе над горящей церковью парил погибший священник.

Уцелела лишь старая часовня. Она стояла уже второй век и давно начала гнить. Страшно было забираться наверх по проваливавшимся трухлявым ступеням. Однажды ночью девять детей из богатых семей убежали из дома и направились туда. Это было уже после того, как церковь сгорела. С детьми был тот самый священник, теперь управлявший их разумами. Он хотел совершить обряд, который сделал бы его могущественным, а на земле настал бы хаос. И обряд во имя Сатаны был совершён.

Пророчество Люцифера гласило: «Девять детей и батюшка зайдут в старую часовню. Священник отрежет детям руки и сошьёт их в единое целое, а самих детишек разложит в часовне вокруг колокола. Девятого же повесит над колоколом, разрежет ему жилы, чтобы ручеёк стекал вниз на остальных. Потом священник вспорет себе брюшину и ляжет под девятым ребёнком, дабы его кровь смешалась с кровью дитяти. Тогда он станет могущественным. Но силы зла будут находиться в служителе не вечно, поэтому он ежегодно будет совершать жертвоприношение: класть младенца на полу и оставлять на сутки, за которые он успеет простудить внутренние органы и умереть. Затем тёмный властитель встанет из могилы и заберёт жертву. В итоге Сатана будет царствовать на земле, а священник займёт место Люцифера в аду».

И вот, сегодня пророчество совершилось. Школьные кабинеты наполнились холодом, всё в округе превратилось в лёд. На третьем этаже, в крови, в углу, дрожа от страха, сидели шесть человек. Учительница и её ученики. Они ждали свой мрачный конец. Откуда столько много крови, не ясно. Ясно было одно: третий этаж постоянно пополнялся ей. Эти шестеро видели лишь, как из конца коридора приближались тьма и холод.

Многие думали: как же выглядит Армагеддон? Как же выглядит Апокалипсис? Апокалипсис выглядит так, как выглядит сегодня.

Поглощённый тьмою и льдом посёлок Морковино навеки стал домом Сатаны. Околдованные холодом, закованные в цепи, люди и теперь работают на хозяина.

Шестиэтажные дома и забросанные гравием дороги навсегда стали ниже нуля. Зло всегда победит – верь в это, и ты останешься в живых. Вечная темнота заняла всю планету, и на Земле воцарился ад. Это всё, что теперь здесь».