Читать книгу Утопленник - Артур Сербин - Страница 2

– …Дио́льюм. – Олег Стрелков положил трубку на рычажки. Тяжело вздохнул, некоторое время не сводил глаз со старенького белого телефона. В прихожей он стоит «на страже» более тридцати лет. Ещё с детства. На пожелтевшем диске – герб Советского Союза: убитой Великой Страны, где всего лишь два имени – Ленин и Гагарин уже её ставили на небесный пьедестал над всем миром.

Правильно ли сделал, что назвал имя Диольюма? Что он сам от этого имеет? Хотел себя обезопасить? Смешно. Его взяли. Он сегодня уходит навсегда. Глубоко. Под землю. В громадную разрастающуюся подземную сеть лабораторий, где самые секретные и глубокие тоннели. И именно к Диольюму. Так что же он сейчас натворил? И главное – зачем?

В прихожей затрещало, что-то стрельнуло, так тихо и тонко, будто порвалась струна комариной домбры, если таковую можно себе представить. Олег повернулся к двери туалета. С правой стороны трельяжа на стене висела его домбра, подаренная ему Азаматом в честь друга, сгоревшего в бронетранспортёре на войне, в которой они почти два года выкуривали один косяк на троих перед едой и угорали со смеху над разными несуществующими байками. Олег покачал головой, уныло слабо улыбнулся.

Снова прострел – ещё тоньше, но резче, будто разряд микроскопической молнии. По шершавым обоям длинно провели невидимой ладонью и что-то шмякнулось на пол. Напоминало хлопок разорвавшегося шарика с водой. Олег Стрелков окинул взглядом плохо освещённый коридорчик. Ничего и никого.

– Тишина притаилась перед всемирным взрывом, – прошептал Олег. Он собирался пойти на кухню и поужинать, потянул пальцы к выключателю и, вскрикнув, отскочил в сторону, ударился плечом об угол стены, опрокинул табурет и упал на спину. С потолка ему на лицо просыпалась сотня сухих зелёных жирных мух. Он не верил глазам: мухи сыпались из-под потолка из ниоткуда. Появлялись из воздуха. Олег почувствовал, как длинная струя холодного пота поползла по спине. Он сильно зажмурил глаза, а когда открыл – завихрения ветра пронесли кучу мух по коричневому блеску пола и растворили в пространстве перед самым лицом.

– О нет, – произнёс он одними губами, часто моргая. – Это действительно сейчас было? – И сейчас Олег Стрелков уже жалел, что позвонил и сообщил имя. Предал. Имя – имя чьё? Кто он – Диольюм? Будет богом для них? Них – это тех, кто с ним. Но не для всех остальных. Для всего мира, для всего остального человечества, кроме нескольких сотен, а то и десятков тысяч «избранных», он, скорее всего, станет хуже сатаны. Хуже дьявола. Хуже Люцифера. Хотя… одно и то же рыло.

Олег не хотел воспринимать только что с ним случившееся. Сейчас он обманывал себя – это худшее, что делает человек в своей жизни. Он списал видение на обычную галлюцинацию от усталости, или остаточное явление после принятия ЛСД, которое принимал чрезвычайно редко как подскок для постижения новых знаний. И очень следил, чтобы не перекрыть канал связи подсознания – души с духом. Хотя понимал, что это бред, никаких психоактивных веществ в крови давно не осталось, но лучше пусть будет так.

За свою жизнь Олег не выпил ни капли алкоголя и не выкурил ни одной сигареты. Но сейчас он пристально посмотрел на бар в гостиной, предназначенный для гостей, и ему захотелось напиться. С какой-то необъяснимой надеждой он повёл глазами по портретам – портреты людей тем или иным образом повлиявшие на ход его жизни. Первым взирал со стены серб – Никола Тесла. За ним шли – Альберт Хофман, Менделеев, Ломоносов, Умберто Эко… Замыкал ряд из двадцати двух портретов – Ленин. Изначально Олег хотел поставить Ленина первым. Это его слова ещё в школе втемяшились намертво в мозг: учиться, учиться и ещё раз учиться. После каких Олег Стрелков шёл по жизни с фразой: «Только бесконечное движение ввысь!» Но Ленин из-за переворота семнадцатого года был причиной гибели его прадедов как по отцовской, так и по материнской линии.

На самом деле великих людей, повлиявших на сотворение собственного мира Олега, познания и понимания, было немного больше, но именно двадцать два портрета вывешены неслучайно. 22 июня, когда Германия напала на Советский Союз, 22 барана гоняют один мяч по широченному полю, 22… 22 – очень значимое число в Каббале.

И вновь Олегу показалось – тень спрыгнула с дальнего окна кухни, вытянулась к нему по доскам пола и застыла.

– Ну её, – шёпотом произнёс Олег и мотнул головой, сбрасывая наваждение. Но, если Ди́ол узнает, что он сделал… Не хотелось даже представлять, какие изощрённые изобретения испробует на нём Диольюм. Они, в своём городе-лаборатории дошли до таких вещей, таких познаний и пониманий, таких опытов, что ужас неволей заливает твой разум. Что если эти знания попадут в руки – зверя. Но кто есть сам – Диольюм?

Олег сбросил марево воспоминаний, поднялся на ноги и подошёл к письменному столу, такому же древнему, как и пожелтевший телефон в прихожей. За этим столом он десять лет то успешно, то безуспешно рисовал карикатуры и чёртиков, изучал премудрости школьной программы, а иногда писал диктант под грозный голос отца и посматривал исподтишка на чёрно-белые фотокарточки голых женщин под тетрадкой: вот если батя заметил его порнушку – бедный Олежа летал бы по квартире как бешеная блоха под колпаком на раскалённой сковородке.

Олег выдвинул верхний ящик – и замер. Катька плюс Олег равно дураки – начертано корявым почерком шариковой ручкой на обрывке блокнотного листа, расположившегося поверх разных проводов для компьютера. Холодок пробежал по спине от затылка к ногам.

«Чёрт. Это откуда взялось?». Он вспомнил эту записку! Олег, естественно, он сам. Катюшка – его первая любовь. Эту записку в пятом классе написал и передал им на уроке литературы его друг – Виталик, сохнущий по Кате. Тогда это был целый листок. Под словами Виталик изобразил их трахающимися в позе «по-собачьи». Олегу было смешно. Он лишь с улыбкой до ушей повернулся к другу и показал кулак. Что не сказать было про Катю. Она поджала губы, оторвала нижнюю часть листка, встала из-за парты, подошла к Ви́талу, лизнула лист и, шлёпнув, прилепила к его лбу. Весь класс смеялся. Виталик не обиделся, смеялся вместе со всеми. Ещё показал им жест: соединил кольцом большой и указательный пальцы левой кисти, щёлкнул по ним указательным пальцем правой руки.

Олег не помнил, чтобы этот клочок листа положил себе в пакет. Этот «шедевр» Ви́тала давно должен сгинуть в утробе канализации или истлеть на городской свалке.

Олег нахмурил брови.

– Не-е-ет. – Он вспомнил. Сегодня ночью ему приснился сон. Да, точно. Ему снился этот эпизод из его жизни и эта записка. Он что?.. Её из сна принёс, как Мэгги – Крюгера? Диол может контролировать сны?! Что если это он – Диольюм?.. Но почерк – почерк Виталика?! Значит «шедевр» из минувших лет. Неужели Диол, наконец, сумел возвращаться… Диольюм всегда заветно мечтал стать «вором прошлого».

Олег задвинул ящик, присел на стул, замер с карандашом в руке. Глаза перенесли его взгляд на телефон.

Значит, Диольюм всё знает. Бежать! Не успеет! Ему нужно достать чип – микроскопический шарик, настолько маленький, что можно разглядеть только, наверное, под мощным микроскопом. А без посторонней профессиональной медицинской помощи из своего мозга он никак не извлечёт. Похоже, сейчас совершил вторую самую огромную ошибку в жизни. Первая – он продал свою душу Диольюму. Душу – эвфемизм. Но кратко лучше не охарактеризуешь. А мыслить не давала нарастающая головная боль, простреливающая в перепонки, казалось, раскалённые ножи медленно вводили в ушные раковины.

Его взгляд в панике метнулся к дверям и обратно на телефон. Мобильник, пронеслась мысль. Он никогда его не имел. Сейчас с помощью мобильника такое можно сотворить с твоими мозгами. Хотя… и без него уже могут. И кажется…

Тревога неукротимо нарастала вместе с головной болью.

Боль окутала голову металлическим прутом с вонзившимися в мозг иглами, и этот прут медленно неотвратимо сдавливался.

В мозге будто что-то порвалось. Олегу даже казалось, что он услышал эти рвущиеся, лопающиеся звуки. Кровь всего тела прилила к голове. Олег вскочил со стула и подбежал к зеркалу в прихожей.

Лицо! Он хотел вскрикнуть, но не смог. На него смотрел буро-красный раздувшийся урод. Олег начал задыхаться. Кровь изо рта брызнула на зеркало. Кровь из ноздрей частыми каплями пятнала серого цвета коврик перед трельяжем. Кровь сочилась по всему телу: из кожи, из громадных синих пятен, из мелких кровеносных, вылезших наружу как паутина, сосудов.