Читать книгу Стратегическая /ир/рациональность против таутентики. Поворотный момент к новейшей триаде политологии - Артур Викторович Шевененов - Страница 2
The Strategic /ir/Rationality Cusp versus Tauthenticity: Zeroing in on a Novel PolSci Triality (By Arthur Shevenyonov, KLA)
Вместо предисловия: в преддверии обнаружения Золотого Решения для Новейшей политологии
ОглавлениеНе правда ли, Великая Схизма 1054 года была не только предопределена (как именно, покажем позднее), но и предваряема отложенным довершением развала Римо-Ромейской империи? А если так, имелись ли возможности и средства избежать столь драматичного поворота событий? Ведь речь, разумеется, не о превозможении накопительных предпосылок чем-то поверхностно-ситуативным, как и не о волюнтаристской алхимии сдерживания инерции.
Все же, хотелось бы предложить нечто «третье» в «серой зоне» между (над!) двумя иррелевантными крайностями: охранительски-консервативным запретом на всякую сослагательность versus либерально-радикальным уклоном в контрфактическое и «альтернативное». Что-то, могущее возвыситься над сими полюсами слепоты или равно мертвыми зонами, предлагая задуматься о цене: каковы условия размена меж сими мета-сценариями, когда самая индуктивность необходимо носит вероятностный характер, но не всякая мера такового может быть приемлема для различных профилей исследователей. В известной степени, здесь далее будет угадываться неожиданная аналогия с обобщением и переосмыслением «теоретико-портфельного» подхода, когда и мера приемлемого риска варьируется в зависимости от риск-аверсии принимающего решение (языком Талеба, рискующего «собственной шкурой» или отвергающего неразличимость с лабораторными экспериментально-игровыми замерами). Кстати, полностью отметая сослагательное, не начать ли с запрет на мысленные эксперименты, связанные с путешествиями во времени (что впору и на самое физику распространить во избежание легковесной презумпции симметрии на временной оси): ускоренное движение назад невозможно по одной причине (немыслимость отмены массы кумулятивных изменений), вперед же – по совсем иной (ускорить накопление перемен, пребывая вне таковых, едва ли имеет какой-либо смысл, а не то что подразумевает допустимые средства).
Возьмем событие не менее судьбоносное, и все же куда более ограниченное на горизонте действия (в т.ч. формирования того, на что будем рутинно ссылаться как на непреднамеренные и не вполне контролируемые эффекты – «экстерналии»), а вместе не столь отдаленное во времени. Поговорим вкратце об Октябрьской революции, которая к перевороту как средству никак не сводится уж ввиду воспоследовавших тектонических институциональных сдвигов. Блеф о неподвозе хлеба, или булок определенного сорта, что ускорило лицемерную спираль саботажа и недовольства, – не рутина ли, по нынешним временам?
Наконец, не побрезгуем совсем уж свежими «сиюминутками». Заявленное отравление «солсберийских пациентов» на фоне отчета о новейших гиперзвуковых средствах подавления; подобные аллегации о «пациенте берлинском» в контексте не вполне явно выигрышных для внешних сил итогов президентских выборов в Беларуси; провокативный выход британского эсминца в территориальные воды Керченского залива, объявленные сторонами конфликта своими, на фоне уже прошедшего саммита и накануне форума военных из разных стран…
Настоящая книга задалась целью разработать единый язык, простой и полный инструментарий для изучения всех ключевых и переломных событий – эпохальных, вековых, как и видимо «проходных» – притом, что роль последних не стоит недооценивать ввиду их все возрастающей межрегиональности, потенциально глобального характера.
***
За убиение Флойда злосчастный Шовен (этот извечный символ беззаветной верности охраняемому строю с неизменной неблагодарностью) умудрился схлопотать 22 с половиной года заключения, притом что обвинение просило тридцать, а представляющие потерпевшую сторону истцы (мнимые жертвы, самим фактом избыточных требований предсказуемо представшие палачами) так и вовсе требовали пожизненного. Вопрос: как долго система, давно надругавшаяся над собственным правосудием, схлопнувшимся до сделки с оным (причем – и в широчайшем контексте экстерриториальности), рассчитывает топтать собственную прецедентность, опираться на которую становится все менее возможно, все более бессмысленно?
Недавно президент Байден, славящийся капитализацией на собственных недостатках (как и представляемый им клуб – на своих уродствах), в попытке слать сигнал-импликатуру подразумеваемому визави, выразил клишеватую уверенность в том, что того-де страна явно не заинтересована в том, чтоб слыть этакой «Верхней Вольтой с боеголовками». Признайтесь в тайном пороке, или комплексе (уверен, что изводит он не меня одного): вы ведь нередко ловите себя на том, что не можете вспомнить, что это за «Вольта», – даже если некогда знавали? И ведь не в том дело, что это историческое именование нынешней Буркина-Фасо (как известно, с непочтительными отсылами к почившему в анналах проще избежать судебных исков да нравственных взысков), в которой, если бы и объявился некий исток святости, мало кто потянулся бы именно к нему из нынешних фетишеискателей – верных идолопоклонников рынка, что конфузятся сознаться себе в очередном комплексе, а именно: раболепном искании (внутриклубного) престижа, пусть в худом, что мнится (кругом-клубом) вящей добродетелью в сравнении с исканием таковой вне круга рукопожатности. Итак, не в этом лишь дело; а в том еще, что старая гвардия цепных псов комфортно коснеет сознанием во временах невозбранного владычествования, с коими и ассоциируются анекдотические идиомы, как коррелируют и проекции-средствополагания будущего.
А приснопамятный план «Барбаросса», кажется, не перестанет вселять в нас комплекс недосказанности самым кодовым названием. Формально отсылая к имени легендарного крестоносца (не правда ли, пикантно для безбожников, возомнивших свою расу-клуб не столько богоносцем, сколько небожителями, чего не снилось и Меровингам с Капетингами), на деле может коннотировать и «варварскую» (не то «принимающую» сторону, не то собственную миссию), и «Рыжую Бороду» (Эрика Рыжего, как одного из успешных завоевателей), и – главным образом – «Браду России», своего рода новое руно, коим дОлжно было, восхитив как залог расцвета новой цивилизации (русско-сибирской, по Шпенглеру), не совсем чистоплотно доказать несостоятельность оной посредством ревнивого препятствования – ровно в той же манере, в которой Западный клуб в целом ныне действует на всех фронтах: в спорте, бизнесе, /гео/политике, соделав первые сило-сегментами последней.
Неизбывная клубная тоска по утраченному «адему/haden», где смысл и мера бытия сводится к властестяжательству, кажется, готова воплотиться – произлиться в этакой неоплатонической манере – в поиск реванша. Словно игнорируя давно пройденную точку невозврата, «глубинная» власть ищет самоповтора – «вечного возвращения», в ницшеанских терминах (а ведь и Ницше, кажется, верил, что Россия – едва ли не единственная из оставшихся жизнеспособными мод вечно похищаемой Европы), – будучи склонна генерировать то, что в данном тексте предлагаем именовать поворотными моментами, своего рода единицами истории и геополитики, минимальными средствами перелома относительно невыгодной ситуации в свою пользу, что одновременно позволяет (выдавая себя или свой близоруко-лукавый и столь же вдолгую бесхитростно-незатейливый замысел) оценивать связи меж иначе словно бы бессвязными явлениями-событиями-«фактами».
Помянем точки поворота и невозвращения
Как один из вопиющих случаев беззастенчивого навязывания повестки с искажением всех мыслимых этических и логических критериев, напомним повторяющиеся инциденты обвинения «Белыми касками» – извне спонсируемыми и аффилиированными с оппозиционными парамилитарными структурами – правительственных сил САР в якобы организации химических атак с применением запрещенных спецсредств против мирного населения. Всякий добросовестный наблюдатель должен бы задаться вопросом – нет, даже не достоинства обвинения из уст агента, представляющего противную, заинтересованную сторону, – но сакраментальное qui prodest, кому выгодно? Какой резон было бы правительственным силам не только навлекать на себя гнев лицемерно-ревнивых наблюдателей, но совершать подобную ошибку в контексте и без того наблюдаемого собственного военного перевеса, явного преимущества? На что у наигрывающих простодушие один ответ: о да, дескать, все это крайне безрассудно; но на то они и антидемократические тираны, чтоб вершить зло и совершать ошибку за ошибкой!
Сам по себе это не рядовой частный случай лицемерия с подтасовыванием «фактов» (наиболее благодатной почвы для разведения зловредных бактериално-виральных штаммов, памятуя, что с «фикцией» сие мета-обозначение роднит исконная латинская этимология: factum, fictio <facere= «делать, производить»). Хуже того: сие являет «апофеоз самоиссечения» позитивистским «научным» методом (который, между прочим, лежал в основе и инквизиторских процессов), что никак не наполняет логики или структуры образования гипотез, коль скоро таковые сообразуются с представленными или наблюдаемыми «фактами». Или желанием верить – отсылкой ли к авторитетам (deference to authority), конгруэнтностью таковым (congruity), или же избирательным цитированием и «намыванием» данных (data mining).
Которые, как было и еще будет показано, подвержены конструированию в части манипулятивной рациональности. Не все подобные «факты» создаются, но многие из уже возникших превратно интерпретируются. Здесь любопытна родственность меж подразумеваемой дихотомией – construct (концептуальное построение, обозначение, «наречение имен») и construe (толкование) – и вышеуказанной.
Что ж, дьявол чаще правдоподобен; иначе многие ли за ипостасью – мамоной (семит. m*mn=букв. «квази-истинный, псевдо-духовный, отмеряющий») всевознаграждающим, многосулящим – последовали бы? То же касается его миньонов – наместников или распорядителей вольных и невольных. Среди прочего, куда опаснее ныне отмечаемого образования фактов (в эпоху послеправдия) представляются /пер/мутации более стабильно-самовоспроизводящих структур и механизмов, каналов и мостов влияния: институтов как наборов правил относительно постоянно-поступательных, пока и на их место не пришли некие «правила подразумеваемые» и порядок, на оных зиждущийся (rules-based order). Сие пугающе относит к давно устоявшейся в политологии концепции конструктивизма, ныне удобоперетолкуемого. Кем – и куда? Узревающими в том источник власти (утрата коей и означает крах экзистенциальный, коль скоро новых смыслов не генерируют) – к удержанию. «Ценности» – как рекуррентно-самоценное, неозвучиваемо-самодовлеющее нечто – против животворящего логоса?
К русским: идее-логосу, пути-этосу, первофеномену, архетипу, духу
Русь еще не явила миру всех смыслов, которые способна и должна снискать, и коими еще предстоит поделиться – тоном отнюдь не учительственным, не непогрешимым будто с амвона, а скорее дружеским, как подобает тому быть меж равными. И значит, ее пакистановление скорее неизбывно продолжается, нежели близко к завершению. Но не стоит брезговать иными из наиболее ярких и «плотных», пусть небесспорных, этапов становления или перехода, среди коих выделяется Советский. Возможно, постижение его роли и вкушение его цивилизационно-культурного задела станет для Руси и всего мира примерно тем же, чем стал Византий Ромейский для Эллады, поздней Римской империи (бифокально-дуумвиратной) и всех им наследующих либо противящихся. Русь, надо сказать, ни то, ни другое, но – словно бы восполняющее третье, надстоящее, одновременно служа образом вмещения и превосхождения дихотомии Востока-Запада прежде пакибытия да к оному.