Читать книгу Любовница своего мужа - Ашира Хаан - Страница 8

Любимое зеленое платье – шерстяное, обтягивающее и льстящее моей фигуре совершенно непристойным образом.

У меня большая грудь, есть талия и широкие бедра. У платья – треугольный вырез, вытачки, мягкая тягучая шерсть – и просто грудь превращается в очень соблазнительную грудь, от которой не отвести глаз, а по изгибу талии самой хочется провести руками и продолжить дальше, к бедрам. А если в декольте висит золотой кулон с крошечным, но чистым изумрудом, мои болотно-коричневые глаза становятся по-настоящему зелеными с мерцающими в глубине искрами.

Даже длиной это платье было ровно до того места, где начиналась самая красивая часть моих ног.

В общем, это было второе и последнее мое торжественное платье, в котором я всегда была смертельно сногсшибательна.

Это немного меня утешило, когда выяснилось, что так торжественно оделась только я. Остальные решили, что вчерашней официальной части достаточно, сегодня можно не выпендриваться, и влезли обратно в джинсы.

Ну, зато головы в мою сторону сворачивали не только мужчины, но и женщины.

Компания разорилась аж на три музыкальные группы для дискотеки: одну из девяностых, чей расцвет большинство хоть и застало, но в весьма юном возрасте, одну из двухтысячных, еще недостаточно забытую, чтобы сходило за ретро, но достаточно надоевшую, чтобы расценки и райдеры были поскромнее. Третья была начинающей и, судя по слухам, играла здесь бесплатно. Но преподносили ее как звезду за секунду до начала.

Я слушала совершенно другую музыку, поэтому большую часть времени протусовалась в холле, где было неплохо со звукоизоляцией, а заодно с баром и закусками. И была даже стойка с высокими барными стульями, на которых я смотрелась немного эффектнее, чем на креслах-мешках, наваленных в чилл-зоне. Да, я попробовала и то, и другое, и выбираться из такого мешка в обтягивающем платье то еще удовольствие.

Без Антона, разумеется, не обошлось. Он был бы не он, если б пропустил такой роскошный повод для нетворкинга – обойти всех, со всеми перезнакомиться, перезнакомить всех с другими всеми, прослыть своим парнем, посплетничать и притереться под конец к самым полезным и высокопоставленным.

Впрочем, это я злобствовала по старой памяти. Сейчас-то он был одним из тех, с кем стремились знакомиться такие же, как он в былые времена, молодые акулята.

Завидовала я ему всегда, вот что. Даже сейчас, научившись не упускать ни единой возможности, я так не умела. Когда я еще мечтала стать настоящим фотохудожником, как большая, а не просто фоткать чужие дни рождения, я думала, что мне страшно повезло – мой муж был бы идеальным агентом. Он бы решал все официальные вопросы, обо всем договаривался, выбивал галереи, гонорары и публикации, а я бы просто творила! Увы, увы… Когда я наконец всерьез взяла в руки камеру, его в моей жизни больше не было.

Бесплатные коктейли, что-то шумное и ритмичное из зала, хорошие люди рядом – атмосфера становилась все приятнее и теплее. Кто-то уже начал танцевать под что придется – то ли под глухие ударные из зала, то ли под телефонный рингтон, и бармен быстро сообразил включить нормальную музыку.

Выходящие с концерта слушатели с удовольствием вливались в разврат. Я вытаскивала танцевать всех этих красивых задротов, которые уверяли, что никогда-никогда-никогда ни один мужик в их гордом роду не занимался такими ужасными вещами! Но всем в итоге нравилось, особенно Егору, который долго притворялся самым бестолковым, но потом ненароком выдал себя слишком ловкой связкой и вынужден был признаться, что до самого окончания школы занимался современными танцами.

Я уже почти устала и намеревалась все-таки упасть в мягкие кресла и гонять кого-нибудь из сегодняшних поклонников за добавкой коктейлей, когда на полпути меня сцапал… Конечно, Антон.

– А мне танец? – нагло затребовал он и потащил в гущу толпы, не слушая возражений.

Мы очень любили сорваться куда-нибудь потанцевать – даже неважно, куда. Районный клуб? Уроки сальсы? Дружеские вечеринки? Все подойдет.

Я обняла его, касаясь чуть ли не впервые за шесть лет. Если не считать того поцелуя в кладовке. Руки сами легли на плечи таким же движением, как всегда – если не вспоминать, что это «всегда» было много лет назад. Меня саму пугало, как легко включились, казалось, давно демонтированные механизмы, привлекающие меня к нему, все эти реакции и жесты. Будто только и ждали условного сигнала.

И вот сейчас начинается какая-то латина, я уже и не помню ни черта, и одна не станцую – а с ним – помню. Вот так повернуться, прижаться спиной, сползти по его ногам, повернуться и бросить яростный взгляд. Уйти – вернуться, стукнуть каблуками…

В этом месте раньше мы начинали творить совсем непристойное безумие – он прижимался сзади, клал ладони на низ моего живота и начинал медленно тащить вверх и так довольно короткое платье, вжимая пальцы прямо между ног и чувствуя-зная, что белья на мне нет. И то, что кто угодно мог повернуться и увидеть это, заводило невероятно.

Ну кому я вру – сейчас, когда он ничего подобного не делает, лишь символически обозначает это движение, когда ловит мой ответный жест, тоже оборванный на половине, меня это тоже заводит.

Я так давно не танцевала.

Что за глупости, я только что перетанцевала со всем мужским половозрелым составом компании!

Но я так давно не танцевала, когда танец – отражение мыслей. Когда танец – отражение того, что будет часом позже среди скомканных простыней. Когда вот этот жаркий выдох в шею повторится до последней ноты, но будешь чувствовать не трущуюся о бедра ткань легких брюк, а кое-что горячее и твердое.

Впрочем, я и сейчас чувствую кое-что твердое – оборачиваюсь и вижу, как расширяются зрачки Антона. И у него очень многообещающий взгляд.

Я уже собираюсь отнять у него свою руку и уйти, тем более что песня как раз кончилась, но Антон не дает это сделать. Наоборот, он притягивает меня к себе и шепчет на ухо:

– Давай поговорим?

– Мы обо всем уже поговорили. – Я заучивала эти слова наизусть, до автоматизма, чтобы не сдаться, когда он придет ползать на коленях и умолять простить.

Но он так и не пришел. Не пригодилось.

– Мы нехорошо расстались и плохо поговорили. – Он прижимает мою руку к своей груди, и я чувствую стук его сердца. Очень быстрый стук.

– Нет…

Но почему нет?

Чего я боюсь?

– Только не здесь, – продолжает он, как будто я уже согласилась. – Давай покатаемся по городу и…

– Солнц, я вчера уже все сказала про твой кабриолет! – выпаливаю я и испуганно зажимаю рот рукой.

Я не хотела! Это «солнц» вырвалось так же автоматически, как те жесты и касания.

– Сейчас попрошу у кого-нибудь нормальную машину, – улыбается он и крепко сжимает мою руку в своей, уводя из танцующей толпы, как маленькую девочку.

И я в полном шоке позволяю ему это сделать. В голове стучат оправдания, что мы просто поговорим, в сердце живет ничем не убиваемая надежда, а между ног разливается нереальное тепло, которому нужно другое такое же тепло. Кто же проснется во мне, чтобы вернуть в разумный мир?