Читать книгу В памяти нашей гремит война. Книга 2. Часть третья. Служим Родине - Аскольд Засыпкин - Страница 5
Часть третья. Служим родине
Дорога до станции Манзовка
ОглавлениеРоссия – Русь, простор безбрежный.
Богатств не счесть. И удаль есть, и ум.
И нрав лихой, и бесшабашный.
Всё через край, всё на авось.
Россия – Русь, куда ни глянь
Повсюду пир, повсюду грусть.
(Автор)
В предписании, что получил по окончании училища, было указано место прибытия – штаб Воздушной армии, станция Манзовка, Приморский край. Название станции шокировало. Едва отыскав её на карте, впервые подумал: «Вот занесло меня».
Как и три года назад, но уже в купе вагона, ехали к месту службы два друга, два товарища; земляки, выпускники одной школы и военного училища, единомышленники, крепко связанные по жизни одной судьбой. Уже проехали город Новосибирск, поприветствовали своих «подружек» – молоденьких сосенок, что растут возле здания железнодорожного вокзала родного Ачинска. А дальше – дорога в неизвестную сторонку, в которой быть ещё только предстояло.
Поезд идёт на Восток
Время к полудню, мы ещё валяемся на верхних полках от безделья на свежих простынях министерства железнодорожного транспорта. Саша Диденко проснулся первым и сразу предложил пойти в вагон-ресторан пообедать. Двое суток, как питаемся тем, что положили нам в дальний путь заботливые мамы. Все столы в ресторане заняты, пришлось немного подождать. Финансы наши не позволяют ежедневно кушать в ресторане хотя бы первое блюдо. На станциях с длительными остановками прикупаем готовые продукты, что приносят местные жители к поезду в надежде заработать копеечку. Ассортимент небогат: варёная картошечка, солёные огурчики, грибочки, капуста, топлёное молочко. Словом, то, что производят сами из того, что собирают в своих огородах и сборов в лесу. Сидя за столиком, накрытым белой скатертью с небольшими следами пятен, любуемся быстроменяющимися пейзажами живой природы. За окном уже прохладная осень. Накануне выпал первый снег. Его пушистое покрывало нежно накрыло золотые косы берёз, что как дружные сёстры стоят у дороги. Верхние пряди их да непокорные боковые уже сбросили лёгкий наряд, устремились к солнцу только что выплывшему из хмурых туч. Серёжки красавиц тотчас замерцали тысячами разноцветных огней, утопив в этом сияющем море унылые тучи и грустное настроение.
Мы решили «раскошелиться» и заказали по бутылочке жигулёвского пива. Недалеко от дороги показались деревянные избы. Небольшое поселение с серыми крышами одинаковых строений, прижавшихся друг к другу, будто от холода, выглядело сиротливо и убого на бескрайней равнине. Контрастность увиденных картин побудила к размышлению. Тысячи вопросов задаю сам себе, лёжа на полке вагона, пытаясь самому себе же ответить.
Какая взаимосвязь между тем, что волнует меня от увиденного и есть ли она? А если есть, то где логика? Красоты, созданные природой, и убогость человеческого бытия. Почему такой дисбаланс? Человек, если не составная часть этой природы, тогда откуда он пришёл? Или зародился много позднее и отстаёт в своём развитии от окружающей его среды? Догоняя её, не погубит ли природу и себя? И зачем вообще человек пришёл сюда в холодную часть земли – Сибирь? Жил бы себе в тёплых краях припеваючи, беззаботно. Так нет же, попёрся на Север, на Восток. Когда в Сибирь пришли первые люди и что влекло их сюда?
В 1928 году в селе Мальта, что в 90 километрах от Иркутска, на правом берегу речки Белой, притока Ангары крестьяне Савельев и Брилин копали подполье в своём только что построенном доме и обнаружили кость. Так было открыто жилище сибирского охотника времён позднего палеолита. Радиоуглеродный анализ показал давность мальтийского жилища – около 24 тысяч лет.
В разгар ледниковой эпохи почти половина Европы от Британских островов до Уральского хребта покоилось под мощным ледовым покрывалом толщиною до двух километров. Севернее простирался лишённый жизни Таймырский щит. Только на окраине кристаллической пустыни в летнюю пору зеленела тундра с кустарниками и карликовыми берёзками, поблёскивали голубые озёра. Уж здесь-то была жизнь. Тут паслись и буйствовали дикие мускусные быки. Тяжело переваливались по кочкам сутулые мамонты. Но властителем древних животных был зверь пещерный лев – это было нечто между нынешним львом и тигром.
К Байкалу с юга и северо-запада примыкали холодные степи, болота, тундра, а местами уже шумели деревья с опадающей по осени листвой. В хвойно-лиственничных лесах бродили олени, качая огромными рогами. На соседних юго-восточных территориях климат был мягче и суше, там поселились кулан, антилопа, страус. На болотах и озёрах водились никем ещё не пуганые утки, гуси, гагары.
Переселенческое движение в Северную Азию происходило разными путями, но называют три главных исходных очага: из Северной Азии, с Юга и Юго-востока Азии, из Восточной Европы. По-видимому, эти первые сибирские переселенцы двинулись к неведомым северным краям, когда в Сибири образовались русла рек Оби, Енисея, Ангары и на их надпойменных террасах вблизи от воды можно было устраивать жилища, находить камни для высекания огня и копать яму для очага. Они присматривались к повадкам животных, к их биологическим циклам, путям миграции и придумали сети-ловушки, сплетённые из кожи и волос. Жилище, в которое нечаянно спустились мальтийские крестьяне, было сложено из крупных звериных костей.
К какому физическому типу принадлежал обитатель Мальты и Бурети? (Буреть – находка на правом берегу Ангары у села Нижняя Буреть). Костяной инвентарь Мальты и Бурети теснейшим образом связан с палеолитом Западной и Восточной Европы. Очевидно, в происхождении этой культуры принимали участие племена, которые населяли Восточную Европу, в частности, долину Дона, где известны погребения палеолитических людей. Там отчётливо выражены два типа: кроманьонец и негроид – представитель южного типа. Значит, кроманьонцы и негроиды принимали участие в формировании верхнее – палеолитической культуры Мальты и Бурети.
Охотник мезолита (переходной поры) жил на берегах Ангары у устья речки Белой в красивой лесостепи, которая много позже стала окрестностью Иркутска. А мезолитического человека можно назвать дедушкой сибирского рыболовства. В неолите охотники вышли к Ледовитому океану и поставили вдоль берегов свои жилища, которые у одних северян зовутся чумами, у других голомо, у третьих юртами, у четвёртых тордохами. Люди неолита рисовали на скалах фигуры обитателей тайги. Молодых охотников приучали быть особенно внимательными к самкам, ожидающим детёнышей. Существует много наскальных рисунков охоты, но не встретишь рисунка, где оружие направлено против самки, ожидающей детёныша. Вот и судите о проницательности людей, которых кое-кто зовёт дикарями.
В эпоху неолита на территории нынешнего Прибайкалья и Забайкалья обитали люди явно монголоидного типа, в отличие от Западной Сибири, где убедительно хозяйничал европеоидный тип. Граница между обеими расами проходила, по-видимому, по долине среднего течения Енисея.
В эпоху палеолита (послеледниковый период) человек шёл на север за стадами мамонтов. В ту эпоху физико-географические условия на побережье Тихого океана севернее Амура не были благоприятными для обитания крупных стадных животных.
Вдоль ледовито – морского побережья первобытные охотники промышляли моржей, нерп, голубых песцов, северных оленей, добирались до Медвежьих островов, расположенных севернее устья Колымы в Восточно-Сибирском море, обживали их и продолжали промысел в этих новых и ещё богатых зверем местах. Коренные жители Америки – эскимосы, алеуты, индейцы – действительно пришли в Новый Свет из Сибири. Первые поселенцы немногочисленны и от этого числа начался тот рост американского коренного населения, которое встречало Колумба.
Прежде чем расстаться с обитателями древних эпох на территории Сибири и подняться к новым историческим этажам, окинем последним взглядом воображаемую картину. Над вечерней степью стелется горький дымок костра; охотники сидят локоть к локтю, очищают скребками мездру сырой оленьей шкуры; первобытный литейщик ставит в яму с раскалённым углём глиняные тигли, плавит и разливает в формы медь; на горизонте высятся могильные курганы, встают укреплённые городища воинственных племён… И шевелится в душе тревога: где они, археологические памятники, уже отысканные, раскопанные, изученные – как добраться до них, как зачерпнуть в ладонь пыль минувших столетий?
Не доберётесь… В Мальте и Бурети на тех самых площадях, где проводились всемирно известные раскопки теперь сажают картофель. Гибнут и другие археологические памятники. Шишкинские скалы однажды вздрогнули от взрывов, как будто землетрясение всколыхнуло берег реки: это инициативные жители близлежащих селений рвали аммоналом камни для строительства коровников. Невежество обладает большими разрушительными способностями, чем стихийные силы природы. Горько сознавать эти невосполнимые утраты.
В древних сибирских летописях встречается забытое ныне слово, которое точно объясняет наше отношение к археологическим памятникам и окружающей нас природе – неразумство.
* * *
Как складывались в Сибири события ко времени появления русских?
Сибирские народности не были изолированы от многочисленных соседей. На их судьбах отражались возникновение и распад крупных государственных образований в Центральной Азии: хуннов, жужаней, уйгуров, хакасов… В начале XIII века смерчем пронеслись над сибирскими землями конники Чингисхана, разоряя местные народности, ломая привычный уклад их жизни. Было уничтожено первое государство кыргызов на Енисее. Пала «Золотая империя» чжурчжэней на Амуре и в Приморье. Некоторые сибирские племена погибли, другие снимались с места и перемещались в новые и неведомые им края.
В те времена понятие «Сибирь» не ограничивалось нынешним южным пределом (по-монгольски Сибери – Страна Лесов). И урочище Делиун-болдак на таёжной речке Онон тоже находилось на тогдашней сибирской земле. Но никто из сибиряков XII века, ни одно племя, ни даже шаманы их не могли предвидеть, что рождённый здесь около 1155 года в семье Есугэй-багатура мальчик Тэмуджин, стиснувший в правой руке сгусток крови – знак странного предзнаменования, станет грозою народов. И имя ему будет Чингисхан.
Великий завоеватель слыл образованным человеком, он велел князьям иметь при себе грамотных личных секретарей, сам писал стихи и афоризмы, свидетельствующие о гибкости ума. «Нельзя взять людей силой, – учил он, – забери их сердца, тогда они сами придут к тебе». Правда, мы знаем и другие примеры, когда слова правителей существовали отдельно от их поступков. Шестьдесят тысяч монгольских конников – почти половина ханского войска, разделённого по кочевничьи на десятки, сотни, тысячи, тьму шли на север и на запад, пополняя ряды сибирскими иноверцами, разбивая на берегах рек орды (военные лагеря). Ставили в круг кибитки на колёсах и сборно-разборные войлочные геры (юрты), жгли костры, а на рассвете двигались дальше, оставляя в пыли из-под копыт разруху и кровь.
Покорять сибирские народности послан был Чжочи старший сын Чингисхана. Его конница форсировала Енисей, Обь, Иртыш. Первым навстречу завоевателям вышел с выражением покорности ойратский предводитель Худуха-беки, привел своих соплеменников, предложил услуги – стать проводником монголов среди «лесных людей». Подчинив одну за другой разрозненные народности и племена Южной Сибири, Чжочи на обратном пути взял с собой несколько их князьков-нойонов, доставил к шатру могущественного отца и велел бить государю челом своими белыми кречетами, да белыми меринами, да белыми соболями. Чингисхан обратился к молодому полководцу: «Ты старший из моих сыновей. Не успел выйти из дому, как в добром здравии благополучно воротился, покорив без потерь людей и лошадей лесные народы. Жалую их тебе в подданство».
В степях Прибайкалья монгольское воинство встретило сопротивление хоринских бурят. По легенде, которая и сегодня бытует в верховьях Лены в лесных улусах, хоринский род пошёл от предка Хоридэя, однажды спасённого на озере стаей белых лебедей. С тех пор хоринцы обожествляют лебедя и когда слушаешь древние предания, думаешь, не от этого ли общего поклонения красавице – птице укрепились гордые сердца хоринских бурят? В тот год Зайца (1207) во главе хоринцев стояла отважная Ботохой-Толстая. Под её предводительством хоринцы восстали против монголов. Чингисхану пришлось дважды посылать войска на их усмирение.
Триста лет монгольского ига сильно подорвали экономику сибирских народностей. Татарские улусы, разбросанные по Тоболу и среднему Иртышу, объединились в так называемое Сибирское ханство со столицей Кашлык. Владыки ханства унаследовали строй и традиции Золотой Орды, её воинственный дух. Но только со стороны ханство выглядело крепким сжатым кулаком, на самом же деле оно было как разрозненные пальцы, каждый из которых не хотел смыкаться с другими и претендовал на титул большого. Само государство постоянно находилось под угрозой набегов южных кочевников. Эту непрочность Сибирского ханства выявил поход Ермака. Присоединение Сибири к Русскому государству связывают с именем Ермака. Между тем этот отчаянный молодец и его товарищи всё же не были первыми россиянами, перевалившими за Урал-камень. По «чёрным рекам», что текут с запада в восточном направлении уже с XVI века, ставшими первой дорогой русских в Сибирь. При Иване III начались систематические и хорошо организованные походы Москвы на Восток.
(История заселения пространства Сибири, археологические исследования её взяты из книги Леонида Шинкарёва «Сибирь», изд. 1978 г.)
* * *
Поезд медленно катил по рельсам над синими водами могучего Енисея, пересекая условную границу Западной Сибири и Восточной. В сопровождении приветствующего шума ажурных конструкций моста над рекой плавно подъехали к железнодорожному вокзалу. Здравствуй, город Красноярск. Вот и встретились вновь. А сколько ещё будет таких встреч. От Енисея на Восток, как и от Волги до Енисея – необъятная Россея. Крутые горки да повороты. То медленно ползём вверх, то быстро катимся вниз до самого Байкала. Вот они горные хребты от широт южных аж до самых северных с красивыми названиями: Становой да Яблоневый, о которых знал что из школьного учебника географии да рассказов учителя незабвенного Ивана Ивановича Сырецеого. Жителя равнины Западной Сибири, увидевшего впервые горы, впечатляет. Горные пейзажи поражают и завораживают своей неповторимой красотой. Они более контрастны и горделивы, чем равнинные. Милая сердцу моему природа Прииртышья с синими озёрами под голубым небесным куполом с задумчивыми по их берегам берёзами да ивами. Или степь раздольная Барабинская в весеннюю пору. Невольно представляю табуны лошадей, пасущихся на зелёном лугу татаро-монгольского войска. Или полки генерала Белобородова, сформированные из дальневосточников и сибиряков, готовящихся к смертельной схватке под Москвой с очередным коварным врагом. Внутри одновременно поднимается гордость за Россию и грусть.
Чтобы отвлечь себя от нахлынувших дорожных чувств, начал рифмовать слова, спонтанно пришедшие на ум:
Рельсы – шпалы, рельсы – шпалы.
Есть начало, нет конца.
По Сибири до Байкала
От хребта и вдоль хребта
Ехал поезд с опозданьем
От Амура до конца.
Вверх ползёт, пыхтит бедняга.
Вниз бежит, вовсю свистя.
Остановки сокращая,
Быть ко времени спеша.
Пассажиру нет заботы
Хоть устал ты, не устал.
Пассажир приехать должен,
Давно дома не бывал.
До Камчатки нет дороги,
До неё не добежать.
До Камчатки бездорожье.
Нет и шпал, как нет гонца.
До Камчатки бездорожье
От начала до конца.
Иркутск позади. Медленно движемся по обрывистому берегу старой железной дороги над водами седого Байкала. Вот ты какой? Самый великий на планете с запасами прозрачных, пресных вод. Воспетый в песнях и былинах, доселе загадочный о своём происхождении. Пытаюсь представить, на каком километре опасного участка пути изволил появиться на свет мой дядя Александр Петрович Пономарёв.
Пассажиры прилипли к окнам, пытаясь увидеть и запомнить великое творение природы. Ещё раннее, тихое утро, над водной гладью повис туман. Байкал не спешит показать себя во всей красе. Видна лишь небольшая прибрежная часть воды, а дальше белая мгла.
Стация Слюдянка. Короткая остановка. Все устремились на перрон, на котором с нетерпением поджидают поезд местные жители в надежде продать омуль. Знаменитый на всю страну байкальский омуль водится только здесь и нигде во всём мире. Торговцы предлагают: омуль свежий, омуль солёный, омуль копчёный, омуль с душком и без душка – на все вкусы. Покупай не робей хоть на последний рубль. К рыбке и свежеварённая картошечка вам, пожалуйста. Да разве устоишь от такого соблазна, ещё и бутылочку водки в синем ларёчке неподалёку непременно прихватишь. Как говорят испокон на Руси: «Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец». Кстати, солёные огурчики тоже на рыночке имеются, тут как тут и груздочки, мимо не пройдёшь. От остановки Слюдянка колёса застучали веселее. В вагоне оживление. Взволнованный разговор в каждом купе. Чуть позднее кое-где послышалась песня о бродяге, Байкал переплывшем. Наше купе тоже праздновало под стопочку с омульком да груздём солёным. Пригласили к своему столу земляка Виктора Власенко. Он ехал в соседнем купе. Видел, как на перроне в сопровождении мне незнакомой дамы, Витя со знанием дела помогал своей попутчице выбрать огурчики, грибочки.
После необычной трапезы захотелось выпить горячего чая. Прихватив пустые стаканы в подстаканниках, набирая горячую воду, изредка поглядывал в отрытую дверь на проводницу вагона. Она сидела в своём отсеке ко мне левым боком, поглощённая чтением книги, ничего и никого не замечая. Мне не терпелось спросить у неё как долго еще будем ехать до станции Манзовка. Почусвовав присутствие пассажира, хозяйка вагона нехотя повернула голову в мою сторону. Смущаясь, задал ей свой вопрос. Долго не приходя в осознание от книги, женщина неадекватно глянула на меня. Потом нехотя, как от назойливой мухи, изрекла: «Успеешь ещё не раз выспаться». Возвращаясь в своё купе с чаем, соображал, как понимать то, что сказала женщина, сидя на своём рабочем месте. И понял. Значит, ехать еще не одни сутки. А понял, обрадовался. О чём поспешил доложить Александру.
Вот и земли Бурятии, её административный центр город Улан-Удэ, за ним Петровский Завод. Места эти на слуху ещё со школьной программы. Здесь отбывали каторгу особоопасные царскому режиму политзаключённые. Здесь томились и умирали восставшие декабристы. Сюда на далёкую окраину вслед за своими мужьями добровольно отправились жёны декабристов, разделив их судьбу. Они не просто отбывали каторгу. Они несли в тёмную окраину свет просвещения, культуру, основы современного земледелия, медицины. На память пришли слова из стихотворения, посвящённые подвигу декабристов, великого поэта, их современника А. С. Пушкина: «Не пропадёт ваш скорбный труд…»
Невольно с благодарностью вспомнил школу, учителей своих. Не зря учили нас. Ваш благодатный труд всегда в памяти нашей.
* * *
Проснулся, уже светало – раннее утро. Мои соседи по купе ещё крепко спят под стук колёс. Меня настойчиво преследует странное ощущение ожидания встречи. Что могло бы это означать? Никак не могу взять в толк, раздумывал, глядя в потолок вагона. И вдруг осенило. Это от долгой езды. Жду встречи с несуществующей границей Дальнего Востока. Её просто нет в природе. Это условное понятие и возникло оно, вероятно, у таких же путешественников от долгого, утомительного движения на Восток. Рубеж между Европой и Азией (Западом и Востоком) обозначен только на Урале. Вспомнив про полосатый столб, который совсем недавно видел при поездке на стажировку в город Бобруйск. Вспомнил, ужаснулся и успокоился.
Боже ж мой, как велика Россия! Чтобы понять это, нужно прошагать по ней ногами или отмахать веслом по реке на лодке. В лучшем случае в седле на лошади или хотя бы в вагоне поезда. Ползая носом только на географической карте, никогда не ощутишь величия России, её разнообразия.
Русь, просторы твои бескрайние, красота твоя дивная, убогость твоя непонятная
За окном мелькают покосившиеся от времени деревянные столбы с проводами вдоль дороги да пожелтевшая по осени степь даурская. Солнце только что взошло над горизонтом. В стороне, сливаясь с ясным небом, видны величавые гряды горных хребтов. Степь просыпается от ночи и как бы нехотя ненадолго оживает. Вдали большое село. Крыши домов в золотом цвете от первых лучей. Замшелые плетни огородов. Небольшое стадо коров уже в степи, пасётся, подбирая позднюю траву. На фоне красных кустарников перелеска отчётливо, словно высечена из камня, видна фигура всадника, скачущего на серой лошади. В левой руке его узда, правой он круговыми движениями машет над головой, будто приветствует меня. Непроизвольно пытаюсь ответить ему. Внезапно нахлынувшие чувства бросили меня на страницы книги К. Седых «Даурия». Главный герой её озорной Ромка Улыбин спешит на заимку, где ждет его любимая Дашутка.
Вокзал города Чита – столицы Бурятии выглядит серо и уныло. На перрон выходить не хочется да и прохладно там. Лучше лёжа, до завтрака «прошуршать» в памяти страницы книг о Дальнем Востоке. Прочитано много романов и повестей, рассказов и былин, но всё это может только побудить виртуальное представление в зависимости от способности каждого рисовать свои воображаемые картины. А здесь реальность, вот оно всё живое, кажется, даже знакомое, можно потрогать, прикоснуться, но увиденное впервые. Как можно было представить себе, высеченных на вершинах двух соседствующих гор, бюсты вождей наших – Ленина и Сталина, высвеченных прожекторами в ночном небе. Ваяли бюсты зубилами и кувалдой двое политических каторжан от «большой любви» к вождям, повиснув на верёвках в стужу над пропастью. Позднее, когда не стало последнего вождя всё те же неразумные ученики их и тоже от большой «любви» к своей истории взорвали бюсты.
Поезд покатил вдоль очередного хребта у обрывистого берега Шилки до самого Нерчинска. За окном солнечно и холодно, снега нет. Голые, каменистые вершины сопок, пустынно и безлюдно. Только после станции Чернышевск забайкальский до самого Ерофея Павловича природа ожила осенней красотой. Почему-то стало светло и радостно. Мы въехали на землю Приамурья равнинную и не менее суровую.
* * *
Слава одного из первых землепроходцев Приамурья, заложивших основу хозяйственной деятельности на восточной окраине России, принадлежит Ерофею Хабарову. Его по праву называют основателем русского пашенного хозяйства на Лене и Илиме, оборотистого человека с Устюга Великого.
В 1628 году Ерофей Хабаров и брат его Никифор оставляют в Устюге своё привычное пашенное хозяйство под кабальные грамоты. На сколоченные средства закупают снаряжение, продовольствие и товары, пригодные для обмена с «инородцами». Привлекают к своей затее десять малоимущих промышленников, которым не слишком везло в одиночных стараниях. И вся эта небольшая и полная надежд артель прибывает на мангазейские земли.
Там Ерофей устроился целовальником – сборщиком таможенной пошлины и, как видно, немало преуспел. А через два с половиной года со многими сороками соболей вернулся в Устюг, чтобы после отдыха и торговли снова отправиться в Сибирь уже навсегда.
В 1632 году всё с тем же неразлучным братом Никифором и племянником Артёмом Ерофей Хабаров обследовал верховья и среднее течение Лены, побывал на Куте, на Чечуе, на Киренге, Витиме, Олекме, Алдане. Он приискивал пашенные места, а попутно промышлял соболя, разворачивал торговлю. Скоро и звание ему присвоили новое – торгового человека.
Весной 1640 года Ерофей Хабаров и его товарищи впервые бросили семена в ленскую землю и осенью получили урожай. На следующий год у устья реки Куты уже было около двадцати шести десятин пашни. Пока покрученики – наёмные крестьяне обрабатывали землю, Хабаров открыл соляные варницы в районе Усть-Кута и снабжал солью почти весь бассейн Лены и Витима. Скоро он перебрался в устье Киренги, создал и там крупное пашенное хозяйство, пустил капитал в оборот.
Воевода Головин решил поставить Хабарова на место способом, не вызывающим удивления в тот далёкий и грубый век: сперва соляные варницы конфисковали в пользу казны, а несколько лет спустя их создателя посадили за решётку. Предлогом для сурового наказания судя по документам была крупная драка между казаками, а среди участников того рукоприкладства был и Ерофей, которого бог не обидел кулаками. По другим данным, основанием для ареста послужил отказ Ерофея Хабарова ссужать деньгами воеводскую казну.
Выйдя из тюрьмы, Хабаров предпринимает поход на Восток. С семьюдесятью товарищами в лодках поднялся по Лене вверх по Олекме и притокам, к Амуру.
Год спустя ставит укреплённый городок и спускается вниз по реке. У устья реки Уссури зимует, проведывает окрестные земли, отражает нападение маньчжурского войска и весною снова поднимается по Амуру.
Хождение по рекам, связи с дальневосточными племенами, строительство укреплений и решительная их защита – всё это было в духе времени и не отличало Ерофея Хабарова от других известных землепроходцев.
Новые же черты стали проявляться в нём поначалу в делах безобидных: он завёз на Лену лошадей, основал регулярный извоз и стал вести обманную торговлю пушниной – обходя построенную близ Усть-Кута государеву таможню. Этими операциями он занимался вместе с напарником Парфеном Ходыревым. Оба наживали барыши, но, когда махинация раскрылась, перед судом оказался Парфен Ходырев… Хабаров же выступал на суде в качестве свидетеля.
Ходырева с позором выслали с берегов Лены, а Хабаров процветал, принимал на свою пашню пришлых людей при этом на кабальных условиях. Судился с теми, кто не мог ему вовремя выплатить долг и начал практиковать ростовщические операции – давал деньги взаймы под проценты. Это был предприимчивый, отважный, деятельный землепроходец с мышлением и хваткой, типичной скорее для капиталистических отношений XIX века. Он был предтечей таких фигур русской промышленности, как горнозаводчики Демидовы, купцы Сибиряковы…
Умер Ерофей Хабаров по преданию на родной ему Лене, но где его могила – не знает пока никто. (Выписка из книги Л. Шинкарёва «Сибирь».)
* * *
Город Благовещенск остался в стороне. Некоторые из наших выпускников получили предписания прибыть туда. А нам дальше, дальше до конца.
Между станциями Белогорск и Серышево степь да степь кругом ровная и голая как голенище сапога, но обрадовала. В ясном небе показался военный самолёт, он шёл на большой высоте с явным снижением – вероятно, на посадку. Значит, здесь неподалёку есть аэродром. Чем-то приятным отозвалось внутри. Появилось ощущение скорого окончания дорожной одиссеи.
После города Биробиджана вновь приятная встреча. Величавый Амур-батюшка и чудо инженерного творения железнодорожный мост через него. Чуть пофыркивая парами, наш поезд, не спеша, «поплыл» по рельсам к далёкому противоположному берегу над волнами с белым гребешком далеко внизу. Мы словно парим над водной бездной с чувством восхищения, волнения и трепета. Так и «причалили» вскоре незаметно к железнодорожному вокзалу с разинутыми ртами от восторга.
Ерофей Хабаров.
Ж.Д. вокзал, город Хабаровск. Это ещё не конец пути
Вокзал как вокзал, ничего необычного. Но это второе здание, первое деревянное сгорело в 1926 году. На его месте был выстроен новый каменный в два этажа по центру с башней и два крыла. Выглядел он прочно и кряжисто, будто навечно.
Благодарные хабаровчане, в честь 100-летия со дня основания города (31 мая 1958 г.) на привокзальной площади через два года откроют первому основателю пашенного дела в Приамурье и землепроходцу Е. П. Хабарову памятник.
От Хабаровска строго на Юг, рельсы петляли между сопок. Наш поезд мотал хвостом, словно рыжая лиса в кустах. Осень в Приморье догорала разноцветьем. Было ещё тепло, светло-голубое небо и вокруг, куда ни глянь, словно один огромный увядающий букет.
* * *
На станцию Манзовка прибыли ранним утром. Было прохладно и сыро. Серый безлюдный перрон выглядел сиротливо и неприветливо. Нас молодых лейтенантов было около двух десятков, на лицах у всех разочарование. Холостяки, у каждого пара чемоданов. Только Лёша Горчеев великан больше двух метров роста приехал служить с молодой женой. Под стать мужу – высокая стройная брюнетка с длинными косами.
В штабе ВВС Армии ещё не начался рабочий день. Дежурный офицер предложил нам расположиться в скверике на скамейки. Скоро к зданию потекли одиночки и группами офицеры и штатские служащие. К нам подошёл подполковник, как оказалось позднее, начальник отдела кадров. «Вы ачинцы?» – спросил он.
Получив ответ, удовлетворённо вымолвил: «Вот хорошо, давно ждём». И пригласил всех следовать за ним. В кабинет кадровика входили по одному, робко, после приглашения. Когда приспела моя очередь, доложил о прибытии и подал приготовленные документы. Подполковник внимательно долго читал, потом, глядя на меня, изрёк: «Поедите обратно». Я почувствовал, что вспотел от волнения, но ничего не мог вымолвить. Заметив замешательство лейтенанта, кадровик с улыбкой на лице начал объяснять. Обратно – это значит нужно ехать в гарнизон Белая, что под Иркутском. Вероятно, на лице моём появилась непонятная собеседнику гримаса, что он вынужден был спросить: «Что-то не так?» Окончательно смущённый, начал сумбурно объяснять ему о своём желании служить ближе к Тихому океану, к Уссурийской тайге. Удивлённый подполковник уточнил:
– Вы охотник?
– Нет, – сказал я.
После длительной паузы, окончательно сбитый с толку, начальник вновь попытался убедить необычного лейтенанта в том, что гарнизон Белая – хорошее место и находится почти рядом с городом Иркутск и озером Байкал и то, что до Москвы ближе и добраться просто. Я отрицательно покачал головой в знак несогласия.
Тогда кадровик сдался: «Самое близкое место к океану из того, что имеем – это аэродром Воздвиженка, рядом с городом Ворошилов – Уссурийский». Засияв от радости, совсем не представляя, где это и что за место. Начальник отдела кадров, как мне показалось, с облегчением вдохнул и приказал солдату-писарю выписать положенные документы.
А где-то в Приморье, в городе Уссурийске живёт девочка Тома
и её брат Николай
В гарнизон Воздвиженка ехали почти той же командой, что до Манзовки, на грузовом такси в кузове под брезентом. Через маленькие стеклянные оконца с любопытством смотрел на ровные улицы города с высокими тополями с полуопавшей листвой. Город скорее похож был на большое село.