Читать книгу Слэпшот - Ава Хоуп - Страница 4

GEORGE BARNETT – STONE COLD CLASSIC

Гаррет

Мэттью Дэвис меня ненавидит. И не только меня. Он презирает население планеты в целом. Кроме, вероятно, своей девушки. И, возможно, своих детей. Но последнее – спорно.

Подъезжаю к бортику, пытаясь отдышаться, пока по лицу струится пот. Эта тренировка чем-то напоминает попытку выжить в «Голодных играх». И сейчас я действительно уважаю Китнисс.

– Еще раз, – громыхает голос тренера, и я даже не закатываю в этот момент глаза, ведь у меня нет сил.

Нет, я понимаю, что лишь благодаря ему молодежная команда «Орлов» несколько раз становилась чемпионом – парни ведь просто до смерти боялись гнева тренера Дэвиса. Что ж, регулярный чемпионат начался меньше двух недель назад, а я уже тоже боюсь узнать, каким он бывает в гневе. Что, если он – как каннибал? Учитывая его ненависть к людям.

Возвращаюсь назад, чтобы в сотый раз за тренировку сделать ускорение с колен, а заодно и помолиться за здравие собственных ног. К ускорениям тут же прибавляются резкие торможения по свистку, а потом и виражи с подсечками. От последних уже дергается глаз.

Наконец тренер Дэвис решает, что он все же эмпат и у него присутствует чувство сострадания, пусть и очень глубоко спрятанное, и дает команду переходить к броскам.

Упражнение на отработку броска лишь одно: это и есть сам бросок. И в этом я определенно хорош. Я один из лучших атакующих защитников НХЛ. Но не могу сказать, что обязан успехом лишь удаче или воле случая. С трехлетнего возраста я буквально живу на льду, выкладываясь при этом на полную. Чтобы стать лучшим, как я, необходимо много работать. Даже когда уже нет сил, как сейчас. Даже когда хочется сдохнуть, опять же как сейчас. И даже когда кажется, что все это зря. Поскольку у всех бывают неудачи. И для того, чтобы стать победителем, нужно просто нагнуть эту самую неудачу и доказать самому себе, что ты можешь все.

Возвращаться на лед после межсезонья в этот раз было труднее всего. Мы вылетели из плей-офф, а потому дольше положенного страдали в межсезонье ерундой. И теперь расплачиваемся за это. Наш новый тренер и в самом деле, кажется, наказывает нас за то, что мы отдыхали слишком долго. Как будто это команда виновата, что наш вратарь получил травму в середине сезона, а потому мы впервые за много лет оказались в заднице турнирной таблицы.

Впрочем, все это неважно. Мэттью Дэвис – легенда «Орлов Лос-Анджелеса». И я как никто другой знаю, что он очень хорош, ведь он буквально вырастил меня как хоккеиста. Именно он был рядом со мной, когда я падал. И он же гордился мной, когда я поднимался.

Но я ушел из «Орлов» уже пять лет как. И мне хочется верить, что за эти годы он не стал психопатом и действительно знает, что делает, а не просто угорает над нами, снова и снова доводя до изнеможения.

Когда после тренировки мы с командой заходим в раздевалку, хочется сдохнуть. Никто не произносит ни слова, ведь, клянусь, говорить просто нет сил.

Сажусь на скамейку и вливаю в себя пол-литра воды залпом. Не то чтобы это как-то поможет мне захотеть жить, но я хотя бы смогу сказать, что сделал все, что мог.

Какое-то время я сижу, глядя в одну точку перед собой, а затем все же принимаюсь снимать с себя тяжеленную кипу.

– Ну что, кэп, – обращается ко мне наш вратарь Льюис. – Как тебе наш новый тренер? Прости за тавтологию, но я уже могу называть тебя «выжившим», раз ты уже был у него в «Орлах» и выжил?

Пронзаю его гневным взглядом, поскольку у него какого-то хрена есть силы шутить, и, проигнорировав его, прохожу в душевую. На следующей тренировке нужно будет пробить по воротам раз так сто.

Всегда интересовал вопрос, кто в здравом уме вообще захочет быть вратарем? Вот, кстати, теперь вы понимаете, почему я сомневаюсь в адекватности Мэттью Дэвиса – он же вратарь. Вес нашей экипировки и так добавляет определенных трудностей и дополнительной выносливости на льду, что уж говорить о защите вратарей. Я вообще не понимаю, как они могут двигаться.

Отбрасываю бестолковые мысли, захожу в душевую и тут же встаю под напор холодной воды, мечтая, что она приведет меня в чувство. Все тело ноет, а мышцы ломит после слишком большой нагрузки, ведь утром у нас уже была тренировка в зале. И, кажется, мой организм не был готов к подобному.

Простояв в душе некоторое время, с шумным выдохом выхожу и обматываю полотенце вокруг бедер. Слышу, как по раздевалке проносятся голоса, и среди них различаю до боли знакомый. Зажмурившись, стискиваю зубы, матерясь при этом про себя.

Какого хрена она здесь забыла?

Оказавшись в раздевалке, вижу, с каким интересом команда разглядывает Лиззи. На ней нежно-розовые твидовые шорты, которые я бы назвал скорее трусами, укороченный топ с огромным декольте, из которого, как обычно, вываливаются ее огромные сиськи, вдобавок еще и натертые какими-то блестками, а на длинных загорелых ногах – босоножки на толстом каблуке. По ее плечам струятся локоны светлых волос, а в руках – сумочка с ее псиной.

Заметив меня, Лиззи широко улыбается. Ее губы сегодня алого цвета, и, когда она раскрывает их, у меня начинает вставать.

Ненавижу ее за то, что она так действует на меня. И ненавижу себя. Опять же за то, что она так действует на меня.

– Сладусик! – вдруг кричит Лиззи, обращаясь ко мне, и стояк как рукой снимает.

Сладусик?

– Ты, наверное, так устал на тренировке, забивая все эти шайбы. – Подойдя ко мне и положив ладонь на мой голый торс, она громко шепчет на ухо так, чтобы при этом все услышали: – Но ты ведь не прочь забить еще и мне, правда?

Лиззи отстраняется и начинает глупо хихикать, прикидываясь дурочкой, чего я искренне не понимаю. Невинно хлопая глазами, она проводит ноготками по моему прессу, наслаждаясь тем, как по нему проносятся мурашки, и широко улыбается.

Я уже говорил, что ненавижу то, что она меня возбуждает?

Кажется, в ближайшем будущем придется повторять это слишком часто.

Обычно во время сезона я ни с кем не трахаюсь. Я должен быть сосредоточен. Сезон начался меньше двух недель назад, и не то чтобы я уже умирал от воздержания. Так какого черта тогда у меня стоит?

– Куколка? – недоверчиво спрашивает появившийся из душевой Ноа.

– Ой, котик, привет. Ты получил мое сообщение? – Лиззи переводит на него взгляд, не убирая своей ладони от моего мокрого пресса.

– Что за сообщение? – хмурится Ноа, даже не пытаясь спрятать полотенцем свой член.

Придурок.

С широкой улыбкой Лиззи достает из сумочки телефон и что-то быстро печатает своими длинными ярко-розовыми ногтями, а затем восклицает:

– Готово, пупсик!

Ноа берет свой телефон, и меж его бровей появляется складка.

– Мы расстаемся?!

Его интонация меня смешит.

– Упс. Познакомься с моим новым парнем. А… – Она прикрывает рот ладонью и в очередной раз глупо смеется. – Вы же знакомы.

Пытаюсь взглядом передать ей вопрос «какого хрена ты делаешь», но мне прекрасно известен ответ. Лиззи определенно знает, что я хороший капитан и не закачу истерику в раздевалке. И в отличие от ее бывшего придурка я никогда не стану выяснять отношения на людях.

Сейчас я в безвыходном положении, ей это известно. И мне это известно. И от этого не легче. Но стоит мне увидеть в дверях тренера, мои губы расплываются в ехидной улыбке. Остается надеяться на то, что сейчас он вышвырнет ее из раздевалки.

– Лиззи? – хмурится он, заметив ее. – Это мужская раздевалка.

– Жду тебя на парковке, сладусик. – Лиззи коротко целует меня в губы, заставляя тем самым широко распахнуть глаза и меня и всех присутствующих, после чего, громко стуча каблуками, идет к Мэттью Дэвису.

Я не слышу, о чем они говорят, но, вопреки моим ожиданиям, он вдруг ей улыбается.

Стою, раскрыв рот, озадаченный происходящим.

У него заклинило мышцу? Ну не может он улыбаться. Тренер, которого я знаю, убил бы ее одним взглядом.

Лиззи, очевидно, искренне забавляет моя реакция. Она перебрасывается с Дэвисом парой фраз, а затем подмигивает мне и выходит из раздевалки, виляя бедрами.

Какого хрена?!

– Чего застыли? Вечером жду вас в зале, – громыхает голос тренера, и каждый из нас в очередной раз хочет умереть.

– Но у нас же уже было две тренировки, тренер? – разводит руками Фолкнер, наш нападающий.

– Я, по-твоему, не умею считать? – вскидывает бровь Дэвис, от чего мои волосы встают дыбом. – В восемь вечера.

И вот я снова хочу сдохнуть.

Вот только теперь к этому желанию прибавилось еще одно: придушить собственными руками Элизабет Морган.