Читать книгу Душеполезные поучения и послания с присовокуплением вопросов его и ответов на оные Варсануфия Великого и Иоанна Пророка - Авва Дорофей - Страница 5

Блаженный поистине авва Дорофей, возлюбив иноческое по Богу житие, удалился в киновию[2] отца Серида, где нашел многих великих подвижников, пребывавших в безмолвии, из коих превосходнее всех были два великих старца: святые Варсануфий и его ученик и сподвижник авва Иоанн, названный Пророком по дару прозорливости, который он имел от Бога. Им предал себя святой Дорофей в повиновение с полной уверенностью и беседовал с великим старцем чрез святого отца Серида; отцу же Иоанну Пророку сподобился и послужить. Вышеупомянутые святые старцы нашли нужным, чтобы преподобный Дорофей устроил больницу и, поместившись там, сам имел о ней попечение, ибо братия очень скорбели о том, что, впадая в болезни, не имели никого, пекущегося о них. И так он, с помощью Божией, устроил больницу, при пособии родного брата своего, который снабдил его всем нужным для ее устройства, потому что был муж весьма христолюбивый и монахолюбивый.

И так авва Дорофей, как я сказал, с некоторыми другими благоговейными братиями служил больным и сам и как начальник больницы имел надзор над сим заведением. Однажды послал за ним и призвал его к себе игумен авва Серид. Войдя к нему, он нашел там некоторого юношу в воинской одежде, весьма молодого и красивого собою, который пришел тогда в монастырь вместе с людьми князя, которых любил отец Серид. Когда авва Дорофей вошел, то авва Серид, отведя его в сторону, сказал ему: «Эти люди привели ко мне сего юношу, говоря, что он хочет остаться в монастыре и быть монахом. Но я боюсь, не принадлежит ли он кому-нибудь из вельмож, и если украл что-нибудь или сделал что-либо подобное и хочет скрыться, а мы примем его, то попадем в беду, ибо ни одежда, ни вид его не показывают человека, желающего быть монахом». Юноша сей был сродник некоторого воеводы, жил в большой неге и роскоши (ибо сродники таких вельмож всегда живут в большой неге) и никогда не слыхал слова Божия. Однажды некоторые люди воеводы рассказывали при нем о Святом Граде (Иерусалиме). Услышав о нем, он возжелал видеть тамошнюю святыню и просил воеводу послать его посмотреть святые места. Воевода, не желая опечалить его, отыскал одного ближнего своего друга, отправлявшегося туда, и сказал ему: «Сделай мне милость, возьми сего юношу с собою посмотреть святые места». Он же, приняв от воеводы сего молодого человека, оказывал ему всякую честь, берег его и предлагал ему вкушать пищу вместе с собою и женою своею.

Итак, достигнув Святого Града и поклонившись святым местам, пришли они и в Гефсиманию, где было изображение Страшного Суда. Когда же юноша, остановясь пред сим изображением, смотрел на него со вниманием и удивлением, он увидел благолепную Жену, облеченную в багряницу, Которая стояла подле него и объясняла ему муку каждого из осужденных и давала при том некоторые другие наставления от Себя. Юноша, слыша сие, изумлялся и дивился, ибо, как я уже сказал, он никогда не слыхал ни слова Божия, ни того, что есть Суд. И так он сказал Ей: «Госпожа! Что должно делать, чтобы избавиться от сих мук?» Она отвечала ему: «Постись, не ешь мясо и молись часто – и избавишься от мук». Давши ему сии три заповеди, багряноносная Жена стала невидима и более не являлась ему. Юноша обошел все то место, ища Ее, полагая, что это была [обыкновенная] жена, но не нашел Ее: ибо то была Святая Мария Богородица. С тех пор юноша сей пребывал в умилении и хранил три заповеди, данные ему. А друг воеводы, видя, что он постится и не ест мяса, скорбел о сем за воеводу, ибо он знал, что воевода особенно берег сего юношу. Воины же, которые были с ним, видя, что он так себя ведет, сказали ему: «Юноша! То, что ты делаешь, неприлично человеку, хотящему жить в мире; если ты хочешь так жить, то иди в монастырь – и спасешь душу свою». А он, не зная ничего Божественного, ни того, что такое монастырь, и соблюдая только слышанное от оной Жены, сказал им: «Ведите меня, куда знаете, ибо я не знаю, куда идти». Некоторые из них были, как я сказал, любимы аввою Серидом и, придя в монастырь, привели сего юношу с собою. Когда же авва послал блаженного Дорофея поговорить с ним, авва Дорофей испытывал его и нашел, что юноша не мог ничего другого сказать ему, как только: «Хочу спастись». Тогда он пришел и сказал авве: «Если тебе угодно принять его, не бойся ничего, ибо в нем нет ничего злого». Авва сказал ему: «Сделай милость, прими его к себе для его спасения, ибо я не хочу, чтобы он был посреди братий». Авва Дорофей, по благоговению своему, долго отказывался от сего, говоря: «Выше силы моей принять на себя чью-либо тяготу, и не моей это меры». Авва отвечал ему: «Я ношу и твою, и его тяготу, о чем же ты скорбишь?» Тогда блаженный Дорофей сказал ему: «Когда ты решил таким образом, то возвести о сем старцу[3], если тебе угодно». Авва отвечал ему: «Хорошо, я скажу ему». И он пошел и возвестил о сем великому старцу. Старец же сказал блаженному Дорофею: «Прими сего юношу, ибо чрез тебя Бог спасет его». Тогда он принял его с радостью и поместил его с собой в больнице. Имя его было Досифей.

Когда пришло время вкушать пищу, авва Дорофей сказал ему: «Ешь до сытости, только скажи мне, сколько ты съешь». Он пришел и сказал ему: «Я съел полтора хлеба, а в хлебе было четыре литры»[4]. Авва Дорофей спросил его: «Довольно ли тебе сего, Досифей?» Тот отвечал: «Да, господин мой, мне довольно сего». Авва спросил его: «Не голоден ты, Досифей?» Он отвечал ему: «Нет, владыко, не голоден». Тогда авва Дорофей сказал ему: «В другой раз съешь один хлеб, а другую половину хлеба раздели пополам, съешь одну четверть, другую же четверть раздели надвое, съешь одну половину». Досифей исполнил так. Когда же авва Дорофей спросил его: «Голоден ли ты, Досифей?», он отвечал: «Да, господин, немного голоден». Чрез несколько дней опять говорил ему: «Каково тебе, Досифей? Продолжаешь ли ты чувствовать себя голодным?» Он отвечал ему: «Нет, господин, молитвами твоими мне хорошо». Говорит ему авва: «Итак, отложи и другую половину четверти». И он исполнил сие. Опять чрез несколько дней [авва Дорофей] спрашивает у него: «Каково тебе теперь, [Досифей], не голоден ли ты?» Он отвечал: «Мне хорошо, господин». Говорит ему авва: «Раздели и другую четверть надвое и съешь половину, а половину оставь». Он исполнил сие. И так с Божией помощью, мало-помалу, от шести литр (а литра имеет двенадцать унций), он остановился на восьми унциях, то есть шестидесяти четырех драхмах. Ибо и употребление пищи зависит от привычки.

Юноша сей был тих и искусен во всяком деле, которое исполнял. Он служил в больнице больным, и каждый был успокоен его служением, ибо он все делал тщательно. Если же случалось ему оскорбиться на кого-нибудь из больных и сказать что-либо с гневом, то он оставлял все, уходил в келарню (кладовую) и плакал. Когда же другие служители больницы входили утешать его и он оставался неутешным, то они приходили к отцу Дорофею и говорили ему: «Сделай милость, отче, пойди и узнай, что случилось с этим братом: он плачет, и мы не знаем, отчего». Тогда авва Дорофей входил к нему и, найдя его сидящим на земле и плачущим, говорил ему: «Что такое, Досифей, что с тобою? О чем ты плачешь?» Досифей отвечал: «Прости меня, отче, я разгневался и худо говорил с братом моим». Отец отвечал ему на это: «Так-то, Досифей, ты гневаешься и не стыдишься, что гневаешься и обижаешь брата своего? Разве ты не знаешь, что он есть Христос и что ты оскорбляешь Христа?» Досифей преклонял с плачем голову и ничего не отвечал. И когда авва Дорофей видел, что он уже довольно плакал, то говорил ему тихо: «Бог простит тебя. Встань, отныне положим начало [исправления себя]; постараемся, и Бог поможет». Услышав это, Досифей тотчас же вставал и с радостью спешил к своему служению, как бы поистине от Бога получил прощение и извещение. Таким образом, служащие в больнице, узнав его обыкновение, когда видели его плачущим, говорили: «Что-нибудь случилось с Досифеем, он опять в чем-нибудь согрешил». И говорили блаженному Дорофею: «Отче, войди в кладовую, там тебе есть дело». Когда же он входил и находил Досифея, сидящего на земле и плачущего, то догадывался, что он сказал кому-нибудь худое слово. И говорил ему: «Что такое, Досифей? Или ты опять оскорбил Христа? Или опять разгневался? Не стыдно ли тебе? Почему ты не исправляешься?» А тот продолжал плакать. Когда же [авва Дорофей] опять видел, что он насытился плачем, то говорил ему: «Встань, Бог да простит тебя; опять положи начало и исправься наконец». Досифей тотчас же с верою отвергал печаль оную и шел на дело свое. Он очень хорошо постилал больным постели и имел такую свободу в исповедании своих помыслов, что часто, когда постилал постель и видел, что блаженный Дорофей проходит мимо, говорил ему: «Отче, отче, помысл говорит мне: ты хорошо постилаешь». И отвечал ему авва Дорофей: «О диво! Ты стал хорошим рабом, отличным постельничим[5]. А хороший ли ты монах?»

Никогда авва Дорофей не позволял ему иметь пристрастие к какой-либо вещи или к чему бы то ни было: и все, что он говорил, Досифей принимал с верою и любовью, и во всем усердно слушал его. Когда ему нужна была одежда, авва Дорофей давал ему оную [шить самому], и он уходил и шил ее с большим старанием и усердием. Когда же он оканчивал ее, блаженный призывал его и говорил: «Досифей, сшил ли ты ту одежду?» Он отвечал: «Да, отче, сшил и хорошо ее отделал». Авва Дорофей говорил ему: «Поди и отдай ее такому-то брату или тому-то больному». Тот шел и отдавал ее с радостью. [Блаженный] опять давал ему другую и также, когда тот сшивал и оканчивал ее, говорил ему: «Отдай ее сему брату». Он отдавал тотчас и никогда не поскорбел и не пороптал, говоря: «Всякий раз, когда я сошью и старательно отделаю одежду, он отнимает ее от меня и отдает другому», но все хорошее, что он слышал, исполнял с усердием.

Однажды некто из посылаемых на послушание вне монастыря принес хороший и очень красивый нож. Досифей взял его и показал отцу Дорофею, говоря: «Такой-то брат принес этот нож, и я взял его, чтобы, если повелишь, иметь его в больнице, потому что он хорош». Блаженный же Дорофей никогда не приобретал для больницы ничего красивого, но только то, что было хорошо в деле. И [потому] сказал Досифею: «Покажи, я посмотрю, хорош ли он?» Он подал ему, говоря: «Да, отче, он хорош». Авва увидел, что это действительно вещь хорошая, но так как не хотел, чтобы Досифей имел пристрастие к какой-либо вещи, то и не велел ему носить сего ножа и сказал: «Досифей! Ужели тебе угодно быть рабом ножу сему, а не рабом Богу? Или тебе угодно связать себя пристрастием к ножу сему? Или ты не стыдишься, желая, чтобы обладал тобою сей нож, а не Бог?» Он же, слыша это, не поднимал головы, но, поникнув лицом долу, молчал. Наконец, побранив его довольно, авва Дорофей сказал ему: «Пойди и положи нож в больнице и никогда не прикасайся к нему». И Досифей так остерегался прикасаться к ножу сему, что не дерзал его брать и для того, чтобы подать когда-нибудь другому. И тогда как другие служители брали его, он один не прикасался к нему. И никогда не сказал: «Не таков ли и я, как все прочие?» Но все, что он ни слышал от отца, исполнял с радостью.

Так провел он недолгое время своего пребывания в монастыре. Ибо он прожил в нем только пять лет и скончался в послушании, никогда и ни в чем не исполнив своей воли и не сделав ничего по пристрастию. Когда же он впал в болезнь и стал харкать кровью [отчего и умер], услышал он от кого-то, что недоваренные яйца полезны харкающим кровью. Это было известно и блаженному Дорофею, который заботился о его исцелении, но, по множеству дел, средство это не пришло ему на ум. Досифей сказал ему: «Отче, хочу сказать тебе, что я слышал о вещи, полезной для меня, но не хочу, чтобы ты дал мне ее, потому что помысл о ней беспокоит меня». Дорофей отвечал ему [на это]: «Скажи мне, чадо, какая эта вещь?» Он отвечал ему: «Дай мне слово, что ты не дашь ее, потому что, как я сказал, помысл смущает меня о сем». Авва Дорофей говорит ему: «Хорошо, я сделаю, как ты желаешь». Тогда больной сказал ему: «Я слышал от некоторых, что недоваренные яйца полезны харкающим кровью; но Господа ради, если тебе угодно, чего ты прежде не дал мне сам от себя, того не давай мне и теперь ради моего помысла». Авва отвечал ему: «Хорошо, если ты не хочешь, то я не дам тебе, только не скорби». И он старался вместо яиц давать ему другие полезные для него лекарства, ибо Досифей прежде сказал, что помысл смущает его касательно яиц. Вот как он подвизался отсечь свою волю, даже и в такой болезни.

Он имел всегда и память Божию, ибо [авва Дорофей] заповедал ему постоянно говорить: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» – и между этим: «Сыне Божий, помози ми». Так он всегда произносил эту молитву. Когда же болезнь его весьма усилилась, блаженный сказал ему: «Досифей, заботься о молитве, смотри, чтобы не лишиться ее». Он отвечал: «Хорошо, отче, [только] молись о мне». Опять, когда ему сделалось еще хуже, [блаженный] сказал ему: «Что, Досифей, как молитва? Продолжается ли по-прежнему?» Он отвечал ему: «Да, отче, твоими молитвами». Когда же ему стало весьма трудно и болезнь так усилилась, что его носили на простыне, авва Дорофей спросил у него: «Как молитва, Досифей?» Он отвечал: «Прости, отче, более не могу держать ее». Тогда сказал ему [авва Дорофей]: «Итак, оставь молитву, только вспоминай Бога и представляй себе Его как сущего пред тобою». Страдая сильно, Досифей возвестил об этом великому старцу[6], говоря: «Отпусти меня, более не могу терпеть». На это старец отвечал ему: «Терпи, чадо, ибо близка милость Божия». Блаженный же Дорофей, видя, что он так сильно страдал, скорбел об этом, боясь, чтобы он не повредился умом. Через несколько дней Досифей опять возвестил о себе старцу, говоря: «Владыко мой, не могу более [жить]». Тогда старец отвечал ему: «Иди, чадо, с миром, предстань Святой Троице и молись о нас».

Услышав сей ответ старца, братия начали негодовать и говорить: «Что он сделал особенного или каков был подвиг его, что он услышал сии слова?» Ибо они действительно не видели, чтобы Досифей особенно подвизался или вкушал пищу через день, как делали некоторые из бывших там, или чтобы он бодрствовал прежде обычного бдения, но и на самое бдение вставал не к началу. Также не видели, чтобы он имел особенное воздержание, но, напротив, примечали, что если случайно оставалось от больных немного соку или рыбьих голов или чего-нибудь подобного, то он ел это. А там были иноки, которые, как я сказал, долгое время вкушали пищу через день и удваивали свои бдения и воздержание. Они-то, услышав, что старец послал таковой ответ юноше, пробывшему в монастыре только пять лет, смущались, не зная делания его и несомненного во всем послушания: что он никогда ни в чем не исполнил своей воли, что, если случалось когда-нибудь блаженному Дорофею сказать ему слово, смеясь над ним (и как бы что-нибудь приказывая), то он поспешно шел и исполнял это без рассуждения. Например, сначала он по привычке говорил громко. Блаженный Дорофей, смеясь над ним, однажды сказал ему: «Тебе нужен вукократ, Досифей? Хорошо, пойди же, возьми вукократ». Он, услышав это, пошел и принес чашу с вином и хлебом[7]  и подал ему, чтобы принять благословение. Авва Дорофей, не понимая этого, посмотрел на него с удивлением, и сказал: «Чего ты хочешь?» Он отвечал: «Ты велел мне взять вукократ, так дай мне благословение». Тогда он сказал: «Бессмысленный, так как ты кричишь подобно готфам, которые кричат, когда [напьются и] рассердятся, то я и сказал тебе: «Возьми вукократ. Ибо ты говоришь, как готф». Досифей же, услышав это, поклонился и отнес обратно принесенное им.

Однажды пришел он также спросить [авву Дорофея] об одном изречении Святого Писания, ибо ради чистоты своей он начал понимать Святое Писание. Блаженный же Дорофей не хотел, чтобы он вдавался в это, но чтобы лучше охранялся смирением. Итак, когда Досифей спросил его, он отвечал ему: «Не знаю». Но тот, не поняв [намерения отца своего], опять пришел и спросил его о другой главе. Тогда он сказал ему: «Не знаю, но пойди и спроси отца игумена». И Досифей пошел, уже нимало не рассуждая. Авва же Дорофей предварительно сказал игумену: «Если Досифей придет к тебе спросить что-нибудь из Писания, то побей его слегка». Итак, когда он пришел и спросил [игумена], тот начал толкать его, говоря: «Зачем ты не сидишь спокойно [в своей келии] и не молчишь, когда ты ничего не знаешь? Как смеешь ты спрашивать о таких предметах? Что не заботишься о нечистоте своей?» И, сказав ему еще несколько подобных выражений, игумен отослал его, дав ему и два легких удара по щекам. Досифей, возвратясь к авве Дорофею, показал ему свои щеки, покрасневшие от ударений, и сказал: «Вот я получил, чего просил»[8]. Но не сказал ему: «Зачем ты сам не вразумил меня, а послал к отцу [игумену]?» Он не сказал ничего подобного, но все, что говорил ему отец его, принимал с верою и исполнял, не рассуждая. Когда же он вопрошал авву Дорофея о каком-либо помысле, то с такою уверенностью принимал слышанное и так соблюдал оное, что во второй раз уже не спрашивал [старца] о том же помысле.

Итак, не понимая, как я сказал, чудного сего делания, некоторые из братии роптали о сказанном Досифею от великого старца. Когда же Бог восхотел явить славу, уготованную ему за святое его послушание, а также и дар ко спасению душ, который имел блаженный авва Дорофей, хотя и был еще учеником, сподобившись так верно и скоро наставить Досифея к Богу, тогда в скором времени по блаженной кончине Досифея случилось

следующее. Один великий старец, из другого места пришедши к находившимся там [в киновии аввы Серида] братиям, возжелал видеть прежде почивших святых отцов сей киновии и помолился Богу, чтобы Он открыл ему о них. И увидел их всех вместе, стоящих как бы в лике, посреди же их был некоторый юноша. Старец после спросил: «Кто тот юноша, которого я видел среди святых отцов?» И когда он описал приметы лица его, то все узнали, что это был Досифей, и прославили Бога, удивляясь, от какой жизни и от какого прежнего пребывания, в какую меру сподобился он достигнуть в столь короткое время тем, что имел послушание и отсекал свою волю. За них всех воздадим славу человеколюбивому Богу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.