Читать книгу Уровень Сампи - Ая эН - Страница 5
Глава 3
Изгнание из фтопки
ОглавлениеБаю-баю, дурачок,
Не ложися на бочок.
Лучше ляг на попку,
Чтоб не взяли в Фтопку…
«Баю-баю, дурачок…» – пела мама каждый вечер, много-много раз за вечер, потому что так полагалось, потому что так повелели ангелы, давным-давно, много лет назад, и ослушаться никто не смел.
– О чем ты плачешь? – Аууарен Рен оторвался от созерцания темного, мокнущего под дождем дворика и повернулся к Пипе. – Ты не плачь. Ты не бойся. Мы выживем.
Он оторвался от окошка и прошелся по комнатке, в которую их час назад поселили.
– Мы будем выполнять задания и жить долго-долго!
– А если не будем, то попадем обратно в Фтопку. И это будет счастье! – сквозь слезы улыбнулась Пипа
(и, как только сил хватило, растянуть рот и пошутить). – Ау, ты не думай, я не боюсь. Я просто… колыбельную вспомнила.
– Что вспомнила?!
– Колыбельную. Тебе мама разве не пела колыбельную песенку перед сном? Должна была.
Но Ау отрицательно покачал головой:
– Не помню. Я маленький был. И младший в семье.
– А я в семье средняя была, самая средняя и самая умная, десять уколов мудрости! – Пипа промокнула глаза рукавом и в последний раз хлюпнула носом. – Хочешь, я тебе колыбельную спою? Там всего три куплета, я их помню, хотя прошло шестьдесят семь лет. Мама младшим пела, я потому и помню.
– Валяй, пой!
Диди. Теперь, когда Ау и Пипа покинули Желтый Дом, они узнали свой точный возраст. Пипе было шестьдесят семь лет (и пятнадцать – внешне). Аууарен оказался младше почти на два десятка, ему было сорок девять (и внешне также всего пятнадцать).
Ау плюхнулся на тахту, подложил под голову мутаку – жесткую подушку цилиндрической формы. Тахта была слишком короткая, ноги Ауурена не помещались и торчали.
– Баю-баю, дурачок… – затянула Пипа.
Ау лежал на спине, уставившись в потолок. Под потолком горела лампочка, и некое подобие абажура отбрасывало на кривые стены кривые тени.
Еще несколько часов назад все в жизни было так прекрасно! Милая, уютная Фтопка, родной Желтый Дом с едальнями, бассейнами, велосипедами… Праздник – День Обновления, пир горой, лазерное шоу… Друзья: Фыц, Жизелька… Ну и что, что целоваться нельзя, подумаешь! Раньше Аууарен частенько думал о поцелуйчиках, обнимашках, о сексе. Ему казалось – как только покинет Фтопку, бросится пробовать. Но сейчас ни капельки ничего из вышеперечисленного не хотелось. Да кто ж знал, что на этой гребаной свободе окажется такая засада!!!
– Не ложися на бочок…
«Может, все-таки поцеловать Пипетку? – вяло подумал Ау, поворачивая голову влево. – Все равно терять уже нечего. Жизку мне не дождаться, это факт. Ей до окончания еще лет пятьдесят потеть, не меньше. Я тут сто раз сдохнуть успею…»
– Лучше ляг на попку…
Ау фыркнул: он и так сейчас лежал «на попке»!
– Чтоб не взяли в Фтопку!
Ау проворно перевернулся «на бочок». Не факт, что метод сработает, но почему бы не попробовать?
– Баю…
Комната, в которую их поселили, была квадратная и, по местным меркам, большая. Им предоставили выбор: или в одной большой, а удобства во дворе, или подселять к другим людям. Пипу – к женщинам-ткачихам, по десять баб в комнате, но туалет рядом, Ау – отвезти за сотню километров на шахту, там рабочие руки нужны, работа тяжелая, удобств никаких, зато в комнате каждый один, и кроме кушетки стул помещается – его можно использовать, как стол.
– Баю…
«От шахты ты зря отказываешься, – сразу заявила их сопровождающая, Хэнн Гу. – Там задания стабильные. Сделал дневную норму – ни на день не состарился! Там есть мужики, которые не одну сотню лет так живут!»
Аууарен Рен представлял себе труд шахтеров по фильмам, которые смотрел в Фтопке. А два квадратных метра, с кушеткой и стулом, мог представить себе и без фильмов. И жить вот так сотни лет?!
– Баю…
Что касается Пипы, тут сопровождающая не настаивала. Правда, ничего плохого в житье вдесятером она не видела, но считала, что при таком образе жизни Пипа вряд ли выйдет замуж.
«А если я не хочу замуж?» – спросила у нее Пипа.
«Не хоти, кто ж тебя заставляет? – повела плечами Хэнн Гу. – Но имей в виду, что замужним женщинам, а особенно мамочкам, задания-то куда полегче дают!»
В житье вместе, на взгляд Хэнн Гу, был один ужасный минус. И о нем она тоже сразу предупредила. «Вам еще нет восемнадцати, вы еще несовершеннолетние и…» – сказала она.
– Баю…
«… и вам ни в коем случае нельзя жениться и заводить детей!»
От этого заявления Ау оторопел: «Как же так, разве совершеннолетие наступает не в шестнадцать?!»
Оказалось, в Фтопке – в шестнадцать, а на свободе – в восемнадцать. Так что целоваться-обниматься никто не запрещает, но от поцелуев до более серьезных отношений, гхым…
– Баю…
«У нас не будет никаких отношений! – за них обоих мгновенно решила Пипа. – Я люблю другого, он любит другую… В любом случае лучше так, чем на шахту или к десяти ткачихам!»
Ау интенсивно закивал. И их оставили вдвоем.
«Завтра я приду, расскажу дальше, что у нас и как!» – пообещала Хэнн Гу и удалилась.
– Баю…
Была примерно середина ночи. Они не знали, который час, поскольку часов не было. Вообще с обстановкой был кошмарный кошмар. Представьте себе: комната в шестнадцать-семнадцать квадратных метров, одно окно (из рамы нещадно дуло), две тахты (по мутаке и верблюжьему пледу на каждой), круглый стол в центре, один на двоих шкаф со сломанной дверцей, притуленной рядом, к стене (второй дверцы не было), и нечто, похожее на старый буфет. «Буфет» был сварен из чугуна или какого-то тяжелого металла такого же рода, занимал целую стену и был завален разными предметами, которые находились в употреблении не один десяток лет. Среди предметов в буфете были в ассортименте: несколько жестяных тазиков, стаканы, тарелки, вилки-ложки и прочая посуда, десяток-другой потрепанных книг, пяток шкатулок, несколько корзин, стопка из трех кухонных полотенец далеко не первой свежести и прочая ерунда.
– Баю…
– Жрать хочется, сил нет! – зевнул Аууарен.
– Баю… – Пипа не стала отвечать, поскольку продуктов все равно никаких не было, а на улицу в ночное время им выходить не рекомендовали.
– Ни разу с самого детства не ложился голодным!
– Баю… А в детстве ложился, что ли? – удивилась Пипа. – Как такое может быть? Родители же обязаны кормить детей, не то – в Фтопку! В нашей деревне об этом всем было известно. Никто бы не стал рисковать…
– У нас в деревне все на еде экономили! – возразил Ау. – Главное, чтобы ребенок не жаловался, что голодный. Ну, чтобы родителей в Фтопку не забрали. Вот нас и учили не жаловаться. Нам говорили: «Кто просит каши, того заберут!»
– И что, вы верили?
– А как было не верить, когда один мальчик, через два огорода от нас, просил – его и забрали…
– Ха-ха! – рассмеялась Пипа. – А когда тебя забрали, все небось окончательно поверили! Ты же тоже просил есть, хоть и боялся?
– Ну… Было дело! – Ау улыбнулся. – Но ты не думай, что нас голодом морили! Не-е-ет. Так только, чуток экономили. Зато у нас самая богатая деревня во всей округе была!
– Да ладно! Сколько у твоей мамы новых платьев было?
– Девять!
– Ну да… Много. У моей меньше было. Ладно, давай спать, что ли…
– Давай. Утром придумаем, что делать.
А что тут будешь делать, если все под контролем ангелов? Ничего не изменить. Придется подчиняться местным правилам, приспосабливаться…
«Я не хочу подчиняться правилам!» – подумала Пипа.
Ау укрылся пледом и отвернулся к стене. Ему не пришло в голову пожелать подруге по несчастью спокойной ночи, поскольку в Фтопке не было подобной традиции: все расходились по своим комнатам в разное время.
Когда Ау задышал ровно, Пипа встала, тихонько подошла к окну и уставилась в мокроту и темноту.
«Какой все это бред, безумный бред! – думала она, прислонившись лбом к холодному стеклу. – Ненавижу эту жизнь! Ненавижу ангелов! Не-на-ви-жу!!!»
Сквозь эту ненависть проступали совсем другие мысли и эмоции: «Отличный эксперимент с этой Фтопкой! Особенно любопытно наблюдать изнутри…»
Пипе Мумуш было страшно и не страшно. Ей было одновременно: шестьдесят семь лет, пятнадцать лет и… гм… и очень много лет, неважно сколько, ибо она была… вечной.
«Я сошла с ума!» – поняла Пипа.
Она долго смотрела в темноту двора, раздумывая о разных разностях, пытаясь вспомнить, когда стала считать себя вечным существом, ангелом. Осознала, что, даже если это так, она ни капельки не хочет быть ангелом! Что то, что в ней, – это не она! Затем Пипа стала вспоминать разные разности из детства, из того, что было с ней до Фтопки.
Пожалуй, самым хорошим воспоминанием были мамины колыбельные. И еще Лещща. Да, Пипа отлично помнила свою подружку. Их семью ангелы поселили в заброшенном соседнем доме. Ненадолго поселили, примерно на месяц. Но чего только за этот месяц не произошло! Как здорово было скакать с Ле через скакалочку! А потом Ле придумала игру: скакать сразу через две скакалки. Ле была очень умная, настоящая фантазерка. Она считала, что скакалки продолжаются в их руках невидимыми ниточками. Что это ниточки дружбы, что они магическим образом связывают их навсегда. Пипа не верила в скачки и в магию. А существу, сидящему в ее голове, верить или не верить и не надо было: ангел Старк, даже распавшись на крохотные частички, точно знал, что никакой магии в природе не существует… Интересно, почему Ле и ее родители так быстро уехали? И почему Лещщу не взяли в Фтопку?
Ответ появился в голове сам собой: «Жителей Земли-28 не забирают в Фтопку!» Одновременно с ответом в голове Пипы возникла и досада: она так и не знает толком, что произошло в тот момент, когда Ле превратилась в крысу!
– Как – в крысу?! – Пипа не выдержала и проговорила это вслух.
Тут же осеклась, огляделась: Ау спал, больше в комнате никого не было. Пипа почувствовала, как ее волнами окатывают холод и страх. С каждой минутой она вспоминала все больше и больше. Память ангела-эксперта Старка наполняла ее мозг, при этом теперь она четко осознавала, что она – не он. На мгновение ей тоже захотелось стать хоть крысой, хоть кем угодно, только бы все это поскорее окончилось! Неприятны были не сами по себе чужие воспоминания, немного похожие на кино. Неприятны были эмоции постороннего существа: с одной стороны, он как бы сочувствовал и ей, и Лещще, с другой – не собирался помогать. Это было какое-то очень странное сочувствие, не близкое Пипе Мумуш!
Темноту за стеклом внезапно продырявил луч света – в одном из окон соседнего дома зажглась лампочка. Пипа всмотрелась, но ничего толком не разглядела за пеленой слез, – она не заметила, что плачет.
Бедная Ле! Ее не забрали в Фтопку, но ей пришлось стать крысой!
«Она сама захотела, никто ее не трогал! Она могла выйти замуж, жить сколько угодно и…»
– И знать, что где-то в мире есть я, которую забрали в Фтопку! – прошептала Пипа.
«Она не думала о тебе! Она стала крысой, потому что хотела найти в подвалах замка меня, свою игрушку! Она полагала, что меня утащила крыса, поскольку прибор-поисковик указал на подвал, а…»
– А меня в подвале никогда не было! – воскликнула Пипа.
– Шч… Что? – Ау от вскрика проснулся.
– Ничего, спи.
– А ты чего, уже встала?
– Я… я в туалет…
– А-ау-уа… – Аууарен Рен громко зевнул и вылез из-под одеяла. – Давай я тебя провожу.
– Куда?! В туалет???
– Ну да-а-уа… – Ау опять зевнул. – Там же улица. И ночь. Хэнн Гу предупреждала, что по ночам опасно…
Он протопал босиком к окну, выглянул:
– Ага, уже рассвет скоро, вон два окна горят. Ну тогда не страшно. Иди одна, а я – дальше спать.
Ау вернулся на свою тахту, поворчал о том, что ноги не помещаются, и затих. А Пипа на самом деле решила спуститься вниз.
Вчера вечером она уже успела побывать в кошмарном заведении под названием «Санстанция». Серая приземистая постройка без окон и дверей (да-да, ни одной двери, даже вместо входной – арка). Внутри – несколько помещений. Самое большое, разделенное стеночками, – «очковая комната», как ее назвала Дддд; далее – раздевальная, далее – душевая. Чтобы попасть в душевую, требовалось пройти очковую и раздевальную. Кроме того, направо от очковой находилась кранная, там над одним длинным как бы корытом, тянущимся по периметру вдоль стен, нависали краны. Вода из них шла холодная.
Пипа беспрепятственно спустилась по скрипучей деревянной лестнице, пересекла двор и вошла в очковую. Санстанция освещалась неплохо, но внутри было довольно холодно. Пипа подумала о том, что сейчас осень, а зимой, в морозы, тут будет совершеннейший дубак. И тут же подумала о том, что дубак – полезно для здоровья. Вторая мысль ей не понравилась. Настолько не понравилась, что, сделав кое-как свои дела в очковой и отправившись мыть руки, не выдержала и ругнулась вслух:
– Козлятина! Холера, итить! А не пошел бы ты…
Разумеется, она имела в виду ангела, удобно устроившегося в ее голове, и больше никого. Но…
Но Пипетке не повезло. Дело в том, что кранная находилась между мужской частью санстанции и женской; она была общая, хоть ее и делил символически на две части выступ стены длиной метра в два. Так вот, в столь ранний час за этим выступом спокойно стирал свое белье мрачного вида парень, обитающий в соседнем доме.
– Чего-о-о? Что за… – Парень выглянул из-за стены.
Видок у него был зачетный: штаны закатаны до колен, голый торс (точнее – груда мышц над веревочным поясом), в левой руке – тряпка, вся в мыле, мыло капает на пол. И глазки над всем этим, красные, с мешками под.
Убедившись в том, что в кранной, кроме него самого, находится одна-единственная девчонка, парень мгновенно осознал, кто мог обозвать его холерой и козлятиной.
– Ой! – сказала Пипа. – Извините, я ду…
– Ага! – сказал парень.
– Я не вам, а…
Договорить и объяснить что-либо Пипе не удалось: плюх! – мыльная тряпка довольно сильно втрескалась в ее лицо. От неожиданности Пипа потеряла равновесие, попыталась удержаться на ногах, но безуспешно. Ее развернуло, и она грохнулась на пол самым неудачным образом, предварительно как следует приложившись виском об острый угол раковины-желоба. Еще и ногу подвернула.
– Эй, ты что?! Я не…
– А, ты мне еще и тыкаешь?! Урою!!!
Парень озверел не на шутку и «урыл» бы, но, по счастью, тут за его спиной вырос Аууарен Рен, и они принялись урывать друг друга, не обращая внимания на забившуюся в угол Пипу.
Спустя час Пипа и Ау выслушивали бодрую ругань Хэнн Гу, которая стала на день старше из-за их невозможного хулиганского поведения.
– Как вам в головы только пришло? Вечером прибыли, утром драку устроили! Только посмотрите, на кого вы похожи?
Посмотреть было на что. Пипа – с отекшей щекой, раной в районе виска и, что хуже, опухающей ногой. Вывих не вывих, но ушиб серьезный, неизвестно, сколько дней не сможет нормально ходить. Аууарен – вообще красавец, с разбитой губой и кучей синяков и ссадин, весь в крови, одежда разодрана, ладно, что кости целы.
– Ну вы придурки! Эх… делать нечего, задание мое вы наполовину провалили, но есть шанс спасти второй из двух дней. Пошли в город. Я вам покажу, где биржа работы и где контора заданий.
– А переодеться можно? – робко поинтересовалась Пипа.
– А во что, интересно мне знать, ты собираешься переодеваться? На одежду вам еще заработать нужно!
Оказалось, что на свободе за все надо платить. Эту комнату им, правда, предоставили бесплатно, но только до исполнения восемнадцати лет. И барахло тут от прошлых жильцов осталось – можно пользоваться. А за все остальное – гоните денежки.
– Это вам, считайте, повезло! – объяснила Хэнн Гу, не скрывая зависти. – Вас из Желтого Дома досрочно освободили, если б не это…
– Да уж, – хмыкнул Ау. – Повезло так повезло. Привалило счастья. Ну, пошли на экскурсию, что ли…