Читать книгу Нецелованный странник - Аякко Стамм - Страница 26

…В ту ночь я так и не смог уснуть. Музыка, тот самый скрипичный плач, который приснился мне в дороге, который вместе с моей путеводной звёздочкой привёл меня сюда, к этому дому, снова запел в воздухе. Я опять слышал его, слышал так же отчетливо, как там, в машине, во сне. Или не во сне? Я уже не понимал ничего? Сон ли это был? Или не был, а всё ещё продолжается? Или не было никакого сна, а музыка, и была, и есть наяву. Тогда и девушка тоже была наяву, сейчас ведь я не сплю. Ведь дом, его великодушный хозяин, ужин, виски и всё остальное были на самом деле. Были? Почему были? Есть.… Или нет? Может всё это тоже какая-нибудь иллюзия, мистификация? На всякий случай, я ущипнул себя за мягкое место и тут же убедился в адекватности своих восприятий. Было ли всё это галлюцинациями, или просто розыгрышем какого-то шутника, но точно не было сном. В данный момент я не спал.

А музыка продолжала звучать, только откуда-то из вне. Она блуждала, то усиливаясь, то затихая, так что невозможно было определить место нахождения её источника. Я понял, что непременно, во что бы то ни стало должен найти таинственного музыканта, вернее музыкантшу, если так можно выразиться, ведь она спасла мне жизнь. Наяву ли, во сне ли я слышал звук скрипки и видел звездочку, но холодный массив чугунных кованых ворот я помню отчетливо. Тут ошибки быть не могло. Смерть играет с нами в прятки, пока мы ещё в спасительном отдалении от неё. Но стоит ей приблизиться вплотную и занести над головой свои ледяные костлявые лапы, как надобность прятаться исчезает, и она предстаёт во всей своей мертвенной «красе». Трудно, практически невозможно тогда улизнуть, освободиться от её железных объятий. Мне сегодня удалось, и причиной тому моя таинственная скрипачка, пожертвовавшая ради моего спасения своей жизнью. И хотя её мёртвого тела мне найти не удалось, быть может, удастся найти её живую, скрипка ведь поёт, я это отчётливо слышу.

Я потихоньку, чтобы не спугнуть завораживающий голос скрипки спустился вниз, в холл, где возле камина оставил моего гостеприимного хозяина. Он оказался на месте, но мелодия вдруг пропала. Я поискал её, она не заставила себя долго ждать, но, зазвучав снова, вскоре опять спряталась. Это повторилось ещё раз, и ещё, и когда в очередной раз я потерял её, руки мои опустились, и я рухнул в случайно подвернувшееся кресло. Но это был ещё не конец, она дразнила меня, играла со мной в прятки. Мой великодушный благодетель краем глаза наблюдал за мной – должно быть смешно и нелепо я выглядел, но это обстоятельство меня нисколько не смущало. Я был целиком поглощён своими поисками, и когда музыка снова зазвучала, откуда-то сверху, должно быть со второго этажа дома, где находилась моя комната, я, прихватив бутылку виски, и ничего не объясняя заинтригованному моим поведением хозяину, молча направился к лестнице, по которой спустился несколько минут назад.

Я буквально влетел в свою комнату, но там было пусто. А мелодия всё звучала и звучала, сводя с ума, вытесняя из сознания все ощущения и чувства, кроме восприятия её завораживающей песни. Я искал источник музыки, скрипичного плача, запомнившегося мне, запавшего в душу. Невозможно было определить местонахождение музыканта, мелодия лилась отовсюду, вернее, она звучала везде с одинаковой силой. Пели стены, мебель, которой была обставлена моя комната, зеркала и оконные стёкла, пол и потолок, сам воздух, наполнявший помещение, каждой своей молекулой вибрировал, создавая звуковые колебания, так что мелодия казалась живой, существующей, сущей сама по себе, независимо от инструмента, её производящего. Я вдыхал её вместе с воздухом, впитывал вместе с лунным светом, отраженным от предметов интерьера, ощущал кожей, с ног до головы покрытой мурашками, чувствовал её ритм сердцем, бившимся с ней в унисон, осознавал разумом её неотъемлемое единство с моей личностью, с моим сокровенным «Я». Мелодия иногда прерывалась, совершенно неожиданно, и в эти секунды, а может минуты, я метался по комнате, как сумасшедший, ища её снова, пытаясь поймать кончик, которым она прервалась, вытянуть за него её плач из тёмного угла, из-за шкафа, может быть, из-под кровати, отовсюду, где она могла бы спрятаться. Но её скрипичный голос, так же неожиданно, как и исчезал, появлялся вновь, заставая меня врасплох, и заставляя замирать в застигнутой позе, из опасения, или даже страха спугнуть, неосторожным движением прервать хрупкую жизнь музыки.

В один из таких перерывов я выскочил на балкон, выходящий в большой, освещенный серебряным светом полной луны парк. В глубине его я заметил крохотный мерцающий огонёк. В этот момент мелодия возобновилась, и я понял, вернее, ощутил всеми фибрами души, откуда доносится плач скрипки. Несомненно, он лился из глубины парка, оттуда, где еле заметный в лунном сиянии трепетал загадочный свет. Не помню, как я оказался на земле, в окружении дивных, казавшихся, почему-то, добрыми великанами деревьев. Осторожно, стараясь не делать шума, я пробирался сквозь густой кустарник и низкие кроны часто посаженных деревьев туда, откуда лился свет и мелодия скрипки. Вскоре я вышел на поляну. То, что открылось моему взору, привело меня в трепет и заставило содрогнуться. В центре небольшой поляны, одетая в легкое белое платье, стояла удивительной красоты девушка лет восемнадцати. Перед ней, на высокой подставке, освещенные неуверенным светом свечи, были разложены ноты. В руках девушки была скрипка. Она играла. Играла превосходно, выше всякой критики, как никто и никогда не играл, и не сыграет более, должно быть. Это была она, та самая девушка из сна, мой Ангел-спаситель. Она настолько была поглощена игрой, что не обращала никакого внимания на появление непрошенного, незваного свидетеля своего искусства.

Я стоял, не шелохнувшись, заколдованный её игрой и её красотой, не знаю, чем больше. Я боялся пошевелиться, боялся даже дышать, опасаясь неосторожным посторонним звуком испугать её, прервать игру. Мне казалось, что если она остановится, если перестанет плакать скрипка, то наваждение спадёт, чудесный сон прервётся, и я снова окажусь под проливным дождём, на пустой тёмной дороге. А она, это чудное, прекрасное создание, вызвавшее во мне восхищение, и всколыхнувшее то самое чувство, которое я так долго прятал и признаться в котором, боялся даже сам себе, эта девушка в лёгком, почти прозрачном платье окажется лежащей в ужасной, неестественной от переломанных ног позе на чёрном холодном асфальте перед моей машиной. А от её восхитительной головки во все стороны расползётся огромное бурое пятно ещё живой, тёплой крови.

Наверное, я слишком живо представил себе эту картину, потому что не смог сдержать тяжёлого шумного вздоха. Она остановилась, музыка прервалась. Я зажмурился, как в далёком детстве маленький мальчик что есть силы сжимает веки глаз перед лицом пугающей опасности, полагая, что это нехитрое укрытие может надёжно защитить его от посягательств всякого рода плохих и злых страшилищ. Не знаю, как долго я так стоял, время остановилось, прекратило свой отсчёт. Наверное, я стоял бы так вечно. Я ни за что на свете не согласился бы открыть глаз, разбив наивную детскую иллюзию кажущейся защищённости, если бы не…

«Кто Вы? – услышал я нежный девичий голосок. – Откуда Вы? Как тут оказались?»

Медленно, всё ещё опасаясь страшного разочарования, я открыл глаза – наваждение не спало, чудный сон продолжался. Прямо передо мной, сотканная из паутины тончайших лучиков лунного сияния, стояла удивительной красоты и обаяния девушка. Слегка наклонив голову с копной непослушных огненно-рыжих волос, она смотрела на меня большими, голубыми, как небеса глазами и улыбалась очаровательной, простодушной улыбкой.

«Кто Вы? – повторила она вопрос. – Вас что-то напугало?»

Я молчал. Я просто онемел. Звёздочка, моя путеводная звёздочка, покинувшая меня несколько часов назад, вновь явилась мне, обретя плоть, голос, запах, дыхание. Что можно ответить, какие слова подобрать, когда вдруг, неожиданно встречаешь свою мечту, которую не знал, не представлял раньше, о которой даже не догадывался, не мог догадываться, замороченный суетной обыденностью хладнокровного, пресмыкающегося мира. Какую глупость могут вымучить уста в ответ той, которую уже любишь, сразу, с первого взгляда. Нет, не уже, которую любишь очень давно, всегда любил, всю жизнь, только не знал об этом, не догадывался, хранил её образ где-то глубоко-глубоко в душе и любил его, боготворил в тайне от всех, даже от самого себя, и жил этой любовью в тайной надежде отыскать её во плоти, обнять её, прижаться к ней, соединиться с ней в одно целое, раствориться в ней.