Читать книгу Умрут не все - Айгуль Малахова - Страница 7

Надо было сходить в магазин, в доме из продуктов: только пучки засушенных трав, развешанные по стенам, да конфеты с пирожными. Ночные страхи растаяли с утренними лучами сентябрьского солнца. Я быстро привела себя в порядок и вышла во двор. Высокая трава напомнила о том, что её надо скосить. Лениво потягиваясь под нежащими лучами солнца, я постояла во дворе, привыкая к слепящему свету. Потом неспешно отправилась в центр села.

Деревенский покой изредка нарушался детским смехом, квохтаньем кур и гордым петушиным криком. Я накинула модный жакет, надела туфли на каблуках и теперь жалела: здесь эта одежда смотрелась неуместно и даже нелепо. Надо было надеть куртку и кроссовки, которые привезла с собой. Неясная тревога вкрадчиво вползала в душу, предчувствие неприятных событий мешало наслаждаться роскошными видами, окружающими меня. Непонятно было, откуда взялись эти ощущения, и я старалась убедить себя, что все странности гнездятся лишь в моей голове.

Подойдя к магазину, я заметила черного пса, одиноко лежащего в пыли у дороги. Он понуро опустил голову на лапы и смотрел безрадостными глазами, которые оказались светло-голубого цвета, совсем как у хаски. Такая расцветка показалась негармоничной: я всегда считала, что черная шерсть предполагает темный цвет радужной оболочки. Собака привлекла внимание, и я решила обязательно купить колбасы, накормить бедолагу.

Войдя в типичный сельский магазин, где в одном углу гнездились прозрачные целлофановые пакеты с крупами, а в другом – живописно были развешаны платья гигантских размеров и кофты весёлых расцветок, я сразу наткнулась на тяжелый взгляд продавщицы, стоявшей за прилавком – дородной смуглой женщины.

– Здравствуйте! – я поздоровалась по-башкирски.

Я ощущала себя неловко, не понимая в чем кроется причина недружелюбия. Продавщица молча кивнула, продолжая сверлить меня глазами. Я невольно быстро осмотрела жакет: нет ли новых дырок от взгляда-дрели.

– Мне пожалуйста вот эту колбасу, масло, сыр, – я показывала на требуемое, не обращая внимание на неприветливость женщины. В конце концов, это могла быть банальная зависть к моему внешнему виду. Набрав полный пакет продуктов, я потянулась за кошельком и замерла, прикипев к деревянному полу каблуками туфель.

– Понаехали тут! – рявкнул недалеко хриплый голос, полный ненависти.

Я медленно повернулась к источнику шума, который до этого не заметила. Рядом со стендом, на котором крепились рулоны с клеёнкой, стоял мужик. Небритый, опухший и страшный, он смотрел на меня налитыми кровью глазами и слегка покачивался.

– Не обращайте внимания, – затараторила продавщица, вмиг растеряв свою колючесть, – Азат недавно в Москве был, на заработках. Обидели его там, денег не заплатили, – она засуетилась, быстро щелкая клавишами большого калькулятора.

Оплатив озвученную сумму, я торопливо подхватила пакет и направилась к выходу.

– Уезжай отсюда! – вновь прогремел зычный выкрик, заставив меня подпрыгнуть на ходу.

Выскочив за дверь, едва не бегом, я кинулась прочь. С таким ускорением, что по инерции едва не пронеслась мимо пса, который даже не поднял глаз. Что-то остановило меня. Я оглянулась. Собака лежала, безучастно глядя перед собой. Сердце защемило от жалости. Я медленно вернулась, присела на корточки рядом с бедным животным. Он посмотрел на меня, и я увидела в слезящихся голубых глазах такую пронзительную тоску, что на минуту потеряла дар речи. Дрогнувшей рукой достала из пакета колбасу, с трудом отломила большой кусок и положила рядом с псом. Он понюхал без интереса, равнодушно отвёл глаза в сторону, вновь положил голову на вытянутые лапы.

– Ну что же ты? – мой голос прозвучал хрипло, – или тебя колбасой закормили? Это хорошая, только понюхай.

Я понимала, что дело не в голоде. Животное выглядело исхудавшим, но еду игнорировало. Так бывает, когда…

– Хозяин у него умер с неделю тому назад. Одинокий старик. С тех пор пёс здесь дежурит каждый день. Как будто ждёт. Они всегда вместе в магазин приходили. Пса Кара Дус зовут, – я обернулась. На крыльце, скрестив руки, стояла продавщица из магазина. Страшного мужика не было видно.

– Послушайте, – я подошла ближе, – почему-то у меня такое ощущение, что людям здесь не нравится моё присутствие. Может быть, расскажете, что знаете? Мою бабушку здесь не любили?

Женщина вдруг смутилась, отвела глаза:

– Если вы про Азата, то он сегодня перепил с утра. Вот и бесится.

Сказать на это было нечего. Не начнешь же объяснять про свои неприятные ощущения и смутные предчувствия. Я кивнула и вернулась обратно. Присев на корточки, погладила пса по голове. Он поднял слезящиеся глаза. Я поднялась:

– Ну что, Кара Дус, чёрный друг, значит. Жаль, что не хочешь поесть, – я медленно пошла по направлению к дому.

Что-то ткнуло меня в ногу сбоку. Испуганно опустив глаза вниз, я удивленно остановилась. Это был Кара Дус. Он стоял рядом, в умных глазах светился немой вопрос.

– Хочешь ко мне? Пошли, если так, – я развела руками, поняв его взгляд по-своему.

Зашагала вперёд, но пёс не тронулся с места. Пожав плечами, я нерешительно двинулась дальше. Мне вдруг показалось, что обитатели улицы, по которой я шла, дружно прильнули к окнам и следят за мной десятками пар глаз. Невидимые мне взоры были полны напряжения и злобы, а иногда откровенной ненависти.

«Плохо дело, Хамитова. Похоже на паранойю», – я пыталась посмеяться над собой, но чем дальше шла, тем более явственным и жутким становилось ощущение слежки. Стараясь убедить себя, что всё происходящее – лишь плод моего возбужденного воображения, я всмотрелась в дом, мимо которого проходила. И едва не вскрикнула в голос, потому что занавеска на одном окне совершенно отчетливо дёрнулась, задетая неосторожной рукой. В следующий момент я отпрыгнула в сторону, почувствовав сильный толчок в ногу. Открыв рот, чтобы громко закричать, я взглянула вниз. Передо мной стоял пёс Кара Дус, с зажатым в пасти куском той колбасы, что я дала ему возле магазина. Хвост его чуть заметно вилял.

К дому я подходила быстрым шагом, больше не вглядываясь в окна окружающих строений. Ощущение слежки не исчезло с появлением Карика, так я тут же стала называть бедного пса. Войдя в дом, я оглянулась на остановившегося гостя:

– Карик, заходи! – сначала не поняла, почему пёс мнётся, как будто не решаясь переступить порог жилища.

Потом осознала. Деревенские собаки обычно живут на улице и в дом их пускают редко, если только на дворе сильный мороз. Так было и у бабушки, когда у неё жили четвероногие друзья. Но я решила забрать Карика в Москву, если придётся возвращаться, а в том, что это событие не за горами, уже не приходилось сомневаться. Казалось, глухая неприязнь буквально выпирала в мою сторону из каждого двора, и я никак не могла понять, что такого натворила наша семья? Конечно, если это не игра моего воображения. Решив выяснить при удобном случае, почему моя персона вызывает такой негатив, я нетерпеливо махнула Кара Дусу:

– Заходи, не стесняйся! Привыкай жить в комфорте!

Карик вошёл, да так и остался стоять возле двери. Я не стала настаивать. Первым делом, разобрала продукты из пакета, поставила на зажженную конфорку плиты чайник. Потом устроила спальное место для нового друга: у бабушки было полно разных подстилок.

– Будешь спать здесь, Карик! – я показала на пару объёмных ковриков, которые были безжалостно изъяты у кресла и идеально подошли на роль собачьего места.

Поставила на кухне две глубокие металлические миски, благо этого добра в бабушкином доме хватало. В одну налила воды. Пес тут же подошёл, положил в пустую посудину колбасу и стал есть неспешно, часто останавливаясь. Я не стала смущать его, ушла в комнату, в задумчивости встала у окна, выходившего на улицу.

Мой мозг, как автомобиль, привыкший к чёткому движению по ровной дороге аналитики, сейчас забуксовал в глубокой колее недоумения. Поведение продавщицы – раз, орущий пьяный мужик – два, и самое главное – стойкое ощущение провожающих меня десятков пар внимательных глаз. Все эти странности никак не хотели складываться в единую картину, точнее, какая-то непонятная мазня получалась вместо четкого рисунка.

Я попыталась убедить себя, что почудившаяся мне неприязнь окружающих – всего лишь плод моего утомлённого воображения. Продавщица банально облилась завистью при виде моего столичного гардероба. Мужик по имени Азат явно болел с перепоя. А взгляды… Так это деревня, милочка моя, здесь каждого провожают глазами. Особенно, если это женщина в костюмчике от французского кутюрье и туфлях на каблуках. Почти убедила себя. Но… Гнетущее ощущение неприязни, льющейся буквально из каждой щели забора, встречающегося на моём пути по дороге домой, не отпускало. Возможно, на самом деле пришло время посетить психолога, что и решила сделать после приезда домой.

Громкий свист, сопровождаемый лаем, вывел меня из задумчивости. Чайник надрывался, исходя паром, а Карик весело гавкал, призывая меня. Закрыв краник газовой конфорки, я залила в прозрачный заварочный чайник кипяток. Чайные листья набухали, разрастались в объёме, окрашивая воду в густой тёмно-коричневый цвет. Я устало встряхнула головой, отгоняя внезапно возникшую дурноту. День только начался, а меня уже одолевала тягучая сонливость.

Я решила присмотреться повнимательнее к жителям деревни. Уж очень не нравилось мне такое отношение. Надо будет расспросить продавщицу в следующее посещение магазина. Покончив таким образом с насущными проблемами, я постаралась отрезать напрочь тяжёлые мысли, и отправилась пить вкусный чай с аппетитными бутербродами.

После завтрака, взяв себя в руки, я вышла во двор. Настроила газонокосилку, которой в основном пользовалась я, когда приезжала в гости. Бабушка говорила, что у неё не хватает сил справиться с этой громадиной. Возможно, так и было. Даже мне приходилось прилагать усилия, чтобы косить траву с помощью газонокосилки.

Пока я воевала с высокой травой, приняла решение. Меня заинтересовало, что за тайны окружают умершую бабушку, из-за чего мне мерещится, что окружающие испытывают неприязнь, поэтому не уеду, пока не узнаю, в чём дело.

Приведя в порядок двор, я с удовлетворением оглядела результаты своей работы. Замечательно. Ровно подстриженная трава теперь могла посоперничать с ухоженным газоном какого-нибудь сноба в Англии.

Потом уютно подогнув ноги, я бездумно смотрела на экран телевизора, где шёл слезливый сериал. Карик пристроился внизу, положив морду на лапы. После плотного обеда, состоящего всё из тех же бутербродов, меня сморило. Свернувшись калачиком, я натянула на себя плед и погрузилась в сладкую дрему.

Звонок в дверь заливистой птичьей трелью ворвался в мой сон. Взметнувшись с дивана, я перепуганной птицей порхнула к выходу. На пороге топталась высокая сутулая фигура. Я невольно вздрогнула, потому что узнала соседа, живущего через пару домов, Ильдара-агая. Стало не по себе, в памяти вдруг отчётливо всплыл кошмарный сон, который явился накануне отъезда в деревню. Встряхнув головой, я отогнала видение и улыбнулась:

– Салям, Ильдар-агай!

– Привет, Эльвирка! – искренне обрадовался он. – Слушай, я зашёл тебя повидать… Ты же пару дней, как приехала?

С каждым словом из его рта вырывался стойкий, ничем не перешибаемый аромат принятого вчера внутрь, и я невольно поморщилась, отступая в глубину дома. Потом в голове моей забрезжила мысль. Успев ухватить её за кончик, я вспыхнула от радости и кивнула соседу:

– Да буквально позавчера. Проходите, что в дверях стоять? – мысленно пообещав себе, что впредь буду закрывать входную дверь днём. Жутью повеяло от неожиданного визита.

Сняв у порога резиновые галоши (самая универсальная обувь в деревне), Ильдар-агай тяжело протопал сразу на кухню. Неловко присел на край табурета, приглаживая крепкой ладонью с узловатыми пальцами непослушные каштановые волосы, с многочисленными неряшливыми вкраплениями седины:

– Да вот услышал, как у тебя тут тарахтелка работает, думаю, дай зайду, поздороваюсь, – откашлявшись, хрипло заговорил он, источая вокруг тяжёлый дух.

Я поняла тонкий намёк. Стараясь держаться на расстоянии, полезла в шкафчик, где у бабушки всегда на такой случай была припасена бутылка. Да не какой-то там водки – коньяка. Достав рюмку, я щедро налила пахучую жидкость.

– Лимона нет, – рассеянно проронила я, двигая поближе к нему вазу с конфетами и тарелку с бутербродами. Сосед сверкнул глазами, оценивая обстановку, пробормотал:

– На хрен лимон…

Мгновенно опрокинув порцию алкоголя, Ильдар-агай довольно крякнул.

– Чего сказала? Не расслышал, – он невинно посмотрел ожившим взглядом. Я засмеялась и налила ещё. Осторожно присела напротив:

– Спросить хотела…

– Хотела – спрашивай! – охотно согласился Ильдар-агай, раздевая конфету и хитро косясь на бутылку. Взглядом он очертил уровень оставшегося напитка и повеселел ещё больше.

– Как вы тут вообще? – я не нашла спросить ничего умнее, не забыв налить третью.

– А нормально! Работы здесь нет, но почти в каждой семье мужики ездят на вахту. Выкручиваются. Уезжать никто не хочет, любим наши края. И не пьёт теперь народ, прямо скукота. А я вчера помогал картошку выкапывать, да вот переусердствовал, – совсем радостно воскликнул сосед, откусив от конфеты, как птичка клюнула.

– Хорошо, – я задумалась ненадолго, ничего не придумала и спросила в лоб. – Не знаете, что случилось? Все на меня косятся, прямо такое ощущение, жаждут, чтобы я поскорей уехала.

Посмотрев на сияющее секунду назад блаженством лицо, я поразилась мгновенной перемене. Сосед стал абсолютно серьёзным, опухшее лицо вытянулось, обрело строгие очертания. Желваки взбугрились. Он поднялся, выдохнул, омыв меня влажной волной перегара и с сожалением покосился на бутылку:

– Эльвир, ты эт… Плесни напоследок, да пойду я. А то жена прибежит ещё, ревнивая она у меня.

– А как же? – я не договорила, прикусив губу. Наполнила рюмку, так что перелилось через край. Раздражённо стукнув донышком, убрала посудину обратно в шкаф.

– Ты не обижайся на людей, не злые они, просто… – Ильдар-агай запнулся, влил в глотку финальную дозу и спиной попятился к выходу.

Я не стала даже провожать мужчину. На глазах закипали жгучие слёзы обиды. За что?

– Эльвира, ты лучше уезжай! – вместе со звуком хлопнувшей двери, донеслись слова соседа.

Сквозь мутную пелену слёз я увидела темное приближающее пятно и в тот же момент обнаружила в ладонях мокрый холодный нос. Подойдя ко мне, Карик доверчиво уткнулся мордой в мои руки. Смахнув слёзы, я почесала за ухом чёрного друга. В душе, подавляя обиду, росла злость. Теперь я точно ни за что не уеду, пока не разберусь, в чём дело!