Читать книгу Лорд и леди Шервуда. Том 5 - Айлин Вульф - Страница 5

Победа, одержанная вольным воинством над королевскими ратниками, сильно воодушевила простых обывателей Ноттингемшира. На следующий же день в Шервуд вновь устремился поток тех, кто желал примкнуть к победителю. Но Робин, едва Джон рассказал ему о первых добровольцах, пришедших пополнить ряды вольных стрелков, решительно и жестко ответил:

– Нет. Отправляй их по домам, и немедленно. И передай мой приказ дозорным заворачивать всех, кто вознамерился поиграть в войну.

– Почему? – удивился Джон. – Ведь мы тоже понесли потери, их восполнение не будет лишним!

– Наши потери эти люди не восполнят. Они не умеют воевать.

– Обучим! – с энтузиазмом возразил Джон, пытаясь переубедить друга.

– Обучим чему? – усмехнулся Робин. – Твердости и бесстрашию? Воспитаем в них воинский дух? Не смеши меня, Джон! Они разбегутся раньше, чем постигнут азы этой науки.

– Напрасно ты так, Робин, – угрюмо сказал Джон, – они полны решимости помочь нам. Весь Ноттингемшир бурлит, обсуждая нашу победу у Трента. Все ждут, что ты со дня на день двинешься на Лондон, и рвутся идти вместе с тобой, с нами!

– На Лондон?! – и Робин расхохотался. – Ну конечно, куда же мне еще идти! Пройти военным маршем половину Англии, захватить Лондон, сбросить Иоанна с престола и занять его трон!

Джон тоже невольно расхохотался, но не удержался, чтобы не сказать:

– А что? Ты был бы лучшим королем, чем Иоанн! Твой род ведет начало от королевского дома Мерсии², через браки Рочестеры породнились и с династией Вильгельма Нормандского, и с королями Шотландии, а благодаря матери ты доводишься родней и герцогине Аквитании – королеве-матери Алиеноре, упокой Господь ее душу! Право же, Робин, если вдуматься, у тебя не меньше прав на английскую корону, чем у Иоанна!

Не обращая внимания на слова Джона, Робин повторил:

– Пройти половину Англии, – и, помедлив, он тихо сказал: – По дороге они начнут грабить города и селения, такие же, в которых живут сами. Ради того чтобы добыть еду и просто для забавы. Не имеющие уважения к себе, они с таким же неуважением отнесутся к другим, кто отличается от них только одним: тем, что живет не в Ноттингемшире. Мародерство, насилие, грабежи, поджоги – вот чем они отметят свой путь. А когда им преградят дорогу королевские войска, они разбегутся.

Его глаза сузились в жестком прищуре, словно он видел перед собой все, о чем говорил.

– И что же делать? – растерянно спросил Джон, придя в замешательство от картины хаоса и разрушений, нарисованной Робином.

– То, что я тебе сказал: отправлять всех по домам. Но слухи о походе на Лондон нам на руку. Не стоит их разжигать еще больше, чем они уже есть, но и отрицать ничего не надо. Молчание, Джон, просто молчание.

Джон внимательно посмотрел на Робина. Либо ему стала изменять его обычная проницательность, либо лорд Шервуда со дня битвы изменился настолько, что его намерения перестали быть понятными. Во всяком случае Джон потерял способность угадывать мысли Робина, прежде чем тот облекал их в слова. Джон передал ему просьбу Кэтрин разрешить ей и Мартине вернуться из Фледстана в Шервуд, но Робин ответил отказом. На довод о том, что Марианне и Эллен вдвоем тяжело вести хозяйство, он сказал, что они справятся. Деликатный намек Джона, что Мартине легче было бы совладать с горем среди своих, Робин понял, но, помедлив, отрицательно покачал головой. «Я сочувствую ей, – сказал он так, словно его сердце оставалось спокойным, – но раз уж она и Кэтрин оказались во Фледстане, пусть там и останутся, в безопасности». – «Значит, в Шервуде, отстоявшем свободу от власти Иоанна, все равно опасно?» – спросил Джон. В ответ – негромкий смех, быстрый взгляд невозмутимых глаз, глухая, непреодолимая стена… И вот теперь отказ принять пополнение, которое пришлось бы кстати. Отказ, сопровожденный к тому же жестким, нелицеприятным суждением о тех, кто страстно желал надеть зеленую куртку вольного стрелка, кто боготворил лорда Шервуда. Но слухами о походе на Лондон он в то же время доволен!

– Чего ты ждешь, Робин?! – не выдержал Джон, устав созерцать непроницаемое лицо лорда Шервуда, глубоко ушедшего в мысли, в которые Джон тщетно пытался проникнуть. – Что, по твоему мнению, должно произойти?

Робин очнулся от размышлений, повернул голову к Джону и улыбнулся. Улыбка, как всегда, преобразила его лицо, и Джон увидел перед собой прежнего Робина.

– Переговоры, – ответил Робин. – Наша победа дает мне полное право ожидать их. Немного времени – и король окончательно лишится спокойствия, испугается мятежа, который может полыхнуть огнем на половину страны. И тогда он пойдет на переговоры.

– И это все? – разочарованно протянул Джон, у которого по жилам еще гулял огненный азарт недавней битвы.

– А ты чего ожидал? – усмехнулся Робин. – Войну важно не только вовремя начать, но и вовремя закончить.

Джон прищурился, неотрывно глядя на Робина:

– Но ради чего мы воевали?!

– Ради того, чтобы Иоанн опомнился и положил конец произволу, учиненному в Средних землях с его попустительства. Если я прав и он вступит с нами в переговоры – цель достигнута, и победа нами одержана.

– А если вспомнить то, что я тебе говорил? То, что ты предпочел не услышать?

Под настойчивым взглядом Джона Робин невольно подумал о том, что ни Виллу, ни Реджинальду не понадобилось бы ничего объяснять, да они никогда и не задали бы подобный вопрос. Джон не был искушен ни в политике, ни в тонкостях смены династий, и рассуждал так же, как те люди, которые сейчас пытались примкнуть к вольным стрелкам, свято веря, что лорд Шервуда действительно двинет свое войско на Лондон, ради того чтобы сместить короля Иоанна. Наивные мысли этих людей Робина не занимали, но Джон был его другом, и Робин ответил:

– О королевской крови, родстве и правах? Я услышал все, что ты мне сказал, Джон. Королевский дом Мерсии давно прекратил свое существование вместе с самим королевством. Родством с правящими династиями могу похвалиться не я один из английских графов, чтобы серьезно говорить о больших претензиях. Смена династии требует общей поддержки не только изнутри, но и извне, в том числе и благословения Святого престола. Герцог Вильгельм, о котором ты упоминал, чтобы утвердиться на троне Англии, изнасиловал всю страну в буквальном и переносном смысле. А ведь он считался наследником короля Эдуарда, заручился поддержкой святейшего папы против Гарольда Годвинсона! И все равно страну сотрясали мятежи и восстания, смута и ненависть все время правления Вильгельма и его преемников. Не о чем говорить, Джон. Потомки династий, ушедших в небытие, должны позабыть о своих притязаниях, если не хотят пролить реки крови и запятнать свое имя бесчестьем и позором. Я, знаешь ли, Джон, дорожу своим именем. От меня отступился край, ради защиты которого я был рожден, край, который оберегал весь мой род из поколения в поколение. А ты пытаешься соблазнить меня миражами, порожденными твоим воображением из-за одной выигранной битвы? Тебе самому не смешно?

Он устремил на Джона тяжелый ироничный взгляд, и Джон глубоко вздохнул и склонил голову, нехотя признавая правоту Робина. У Джона оставался еще один вопрос, который было необходимо разрешить, но он не знал, как приступить к разговору. После нескольких его вздохов Робин спросил сам:

– Чего ты мнешься, Малютка? Говори уже!

– Робин, мы все понимаем, что ты должен сейчас чувствовать. Вилла любил весь Шервуд, – осторожно заговорил Джон и опять замолчал, пытаясь найти правильные слова.

– Перейди к делу, – посоветовал Робин, подбодрив Джона бесстрастным взглядом.

– Мы ведь вчера победили, – сказал Джон.

Робин, поняв недосказанное, кивнул:

– И теперь все хотят отпраздновать победу. Что ж, давай созывать всех на праздничный ужин. Отправь кого-нибудь на охоту. Вино у нас закончилось.

– Вино мы раздобудем! – заверил Джон и отправился обрадовать стрелков известием о назначенном на вечер празднике.

Весть, которую Джон огласил в трапезной, действительно всех обрадовала. Дань скорби по друзьям, погибшим в битве, стрелки отдали накануне вечером, похоронив павших товарищей. И хотя печаль по ним еще не улеглась, ликование от одержанной победы требовало выхода, и праздника хотел весь Шервуд. Марианна и Эллен взялись за приготовления, Эдгар, Айвен и Бранд уехали на охоту, сам Джон отправился к отцу Туку, запасы вина которого казались неистощимыми. И только Дэнис поспешил к Робину с просьбой разрешить ему отсутствовать за праздничным столом. Выслушав юношу, Робин отрицательно покачал головой.

– Крестный, как ты можешь?! – воскликнул Дэнис, ожидавший понимания, а не отказа. – Ведь только вчера!..

– Могу, – жестко ответил Робин, не дав ему договорить. – И ты сможешь, если хочешь быть достойным памяти Вилла. Поэтому не только сядешь за стол, но будешь улыбаться и даже петь, если тебя попросят.

Дэнис низко склонил голову. Робин ухватил его за подбородок и заставил поднять голову. Посмотрев в упрямое лицо Дэниса, в глаза, полные слез, Робин, смягчившись, тихо сказал:

– Дэн, запомни то, что я сейчас тебе скажу. Как бы ни было тебе тяжело, какая бы острая боль ни терзала тебя, никто не должен видеть на твоем лице того, что происходит в твоей душе. Радостью можешь делиться, горе оставь себе одному. Ты понял меня?

Глядя в его темные, как ночное небо, глаза, Дэнис едва заметно кивнул. Оглушенный собственной болью, он только сейчас до конца осознал, насколько был не одинок в своем горе. Но лорд Шервуда не допускал и мысли о том, чтобы не выйти к праздничному столу, не разделить со своим воинством радость и гордость минувшей битвы. Дэнис знал, что Робин будет весел, станет смеяться со всеми, знал, что от него обязательно попросят песен и он не откажет. И ни при каких условиях лорд Шервуда не позволит себе омрачить праздник своих стрелков. И Дэнис расправил плечи, гордо вскинул голову и попытался улыбнуться. Получилось не очень весело, но все-таки получилось.

– Я понял, крестный. Я не подведу ни тебя, ни отца, – сказал он, упрямо сверкнув глазами, только на этот раз упрямство было обращено против собственной слабости, которой он едва не поддался.

Хотя угощение было еще более простым, чем в день прощания с летом, – только мясо, хлеб и вино, – праздник удался на славу. Осушив первый кубок в молчании в память погибших друзей, стрелки понемногу развеселились. Через час над столами уже не смолкали голоса, раздавались взрывы смеха, наперебой рассказывались истории о том, что и как случалось во время сражения. То, что в битве казалось страшным, сейчас преображалось в забавное, рождая шутки и смех.

Отец Тук не только снабдил Джона бочонками с вином, но и сам приехал. Сидя за столом и слушая рассказы стрелков, он украдкой наблюдал за Робином. Лорд Шервуда был ровно таким, каким его хотели видеть стрелки. Расслабленно положив руку на плечо Марианны, он пил вино, шутил и смеялся вместе со всеми, пел, когда настал его черед взять лютню. Но если умение Робина владеть собой не слишком удивило отца Тука – все-таки он давно знал лорда Шервуда, то когда рассмеялся Дэнис, а потом, не чинясь, принял лютню и запел веселую песню, отец Тук одобрительно вскинул брови.

Праздник закончился только глубокой ночью. Придя к себе, Марианна увидела, что Робин еще не спит. Он медленно расхаживал по комнате, баюкая раненую руку. Она подошла к нему, перехватила его руку и посмотрела ему в глаза:

– Болит?

– Ноет. Наверное, к дождю, – улыбнулся он, мельком глянув на Марианну, и хотел высвободиться, но она удержала его.

– Робин, заклинаю тебя, перестань! – сказала Марианна, все так же глядя ему в глаза.

– Перестать что? – спросил он, отразив ее взгляд непроницаемой синью.

– Перестань все время думать о том, что это ты, а не Вилл, должен был погибнуть во вчерашней битве, – ответила Марианна, не желая замечать его намеренной холодности.

Минуту они молча смотрели друг другу в глаза, и он уступил ее настойчивому взгляду. Его лицо утратило застывшую жесткость последних суток, смягчилось, глаза оттаяли. Он положил ладони на ее плечи и тихо сказал:

– Помоги мне, Моруэнн!

По имени, которым он назвал ее, Марианна поняла, что он просит об очищении. Она прикрыла глаза в знак согласия. Отстранившись от Робина, она развела в камине огонь, сбросила платье. Повернувшись лицом к постели, в которую он уже лег и ждал ее, закрыв глаза, она раскинула руки в стороны, соединила пальцы в магических знаках, преграждающих путь опасностям и тревогам, сказала положенные ритуальные фразы и легла рядом с ним. Второй раз она проводила его через обряд очищения, но этот второй раз не шел ни в какое сравнение с первым. Она забирала и забирала у него боль, а боль не кончалась, даже не уменьшалась, продолжая переливаться в нее губительным отравляющим потоком.

Когда он наконец уснул, она почувствовала себя настолько плохо, что немедленно отправилась в купальню, чтобы очистить саму себя, не дожидаясь утра, потому что была не уверена, что доживет до рассвета. Только когда она омылась водой, смешанной с травяными настоями, ей стало немного легче. Но она еще долго просидела возле очага, не в силах подняться на ноги. Вспоминая, с каким непринужденным весельем Робин вел себя за столом, она вообще не могла понять, как ему удалось продержаться весь праздник с такой бездной боли в душе, а не то что смеяться и даже петь.

Пользуясь тем, что ее никто не видит, Марианна сама наконец оплакала Вилла. Слезы текли и текли из ее глаз, сочились сквозь пальцы, закрывавшие лицо, а сердце изнемогало от горя. Вилл как наяву предстал в ее памяти. Его ироничный веселый голос, его высокий стройный силуэт, его лицо… Лицо, почти всегда отчужденное, иной раз казавшееся враждебным, когда она еще не подозревала об истинных чувствах Вилла. Потом, когда его тайна открылась, сдержанное и бесстрастное, озорное и веселое, но всегда в янтарных глазах светилась неизбывная, окрашенная печалью нежность к ней. И минувшим, последним, днем – искаженное болью, а потом светлое и спокойное, когда Робин бережно прикрыл его полой плаща, прежде чем с помощью Джона опустить брата в могилу.

– Вилл, Вилл! Почему ты ушел? – шептала она. – Ведь ты обещал, прощаясь перед битвой, что вернешься!

Дверь тихо скрипнула, и Марианна, отняв ладони от лица, увидела на пороге купальни мужчину. Сквозь пелену слез ей показалось, что она видит Вилла, словно он пришел на ее зов. Сморгнув и вытерев слезы, она поняла, что ошиблась. Это был Дэнис. Он держал в руке кувшин и молча смотрел на Марианну янтарными глазами Вилла.

– Дэн? Зачем ты пришел сюда?

Дэнис подошел к очагу и опустился на пол напротив Марианны, поставив кувшин между ней и собой.

– Голос крови, наверное, – тихо ответил он. – Отец находил уединение именно здесь, когда ему надо было побыть одному. Правда, не всегда его уединение было полным, и так появилась на свет моя сестра Вильямина. А что ты делаешь здесь в такой поздний час, леди Мэри?

Он повел взглядом в сторону лохани, оставшейся полной воды после купания Марианны, сделал шумный вдох, втянув в себя запах трав, и улыбнулся понимающей невеселой улыбкой:

– Обряд очищения? У крестного было столько боли в душе, что ты поспешила сама избавиться от того, что забрала у него?

Марианна промолчала, и Дэнис протянул ей кувшин:

– Вино легкое, леди Мэри. Тебе от него не станет хуже.

Приняв кувшин, Марианна сделала глоток, чувствуя, как вино на губах смешалось с соленой влагой слез. Не сводя с нее глаз, Дэнис медленно провел ладонью по щеке Марианны, собирая слезы.

– Отец был бы сейчас признателен тебе за каждую из них. Ты ведь плачешь о нем, леди Мэри? – сказал он севшим голосом и нашел в себе силы улыбнуться. – Я никогда не видел Заокраинные земли, но если все, что о них говорили мне отец и крестный, правда, – не плачь. Он сейчас вместе с моей матерью. Они оба долго ждали встречи.

– Мне жаль, Дэнис, что я не знала ее. Возможно, мы бы стали подругами, – тихо ответила Марианна.

Пальцы Дэниса нашли ее руку и сжали запястье Марианны:

– Не сомневаюсь в этом, леди Мэри. Вы с ней очень похожи! Не обликом и не нравом, но силой духа.

Отпив вина, Дэнис посмотрел вглубь огня и печально усмехнулся:

– Они были достойны друг друга – отец и мать. Помню, в день нападения Гисборна на Локсли многие женщины плакали, цепляясь за мужей, пытаясь отговорить их, склонить к бегству. А моя мать не пролила ни единой слезинки. Когда отец взял оружие и приказал ей укрыться в лесу, она благословила его, сказав, что будет молиться о нем и о моем крестном. Отец поцеловал ее и ответил: «Я горжусь тобой, моя супруга Элизабет!» Потом, через много лет, он как-то признался мне, что воспоминание о прощании с ней причиняло ему постоянную боль. «Я должен был сказать твоей матери, что не только горжусь ею, но и люблю ее, люблю всем сердцем!» – так он сказал мне, и теперь, несомненно, повторил ей самой.

Марианна коснулась ладонью лица юноши, впервые увидев в нем черты не только Вилла, но и Элизабет, с которой ей не довелось встретиться, ощутив сплав силы духа отца и матери в сыне, и сказала:

– Они оба сейчас гордятся тобой, Дэнис, тем, с какой выдержкой их сын вел себя сегодня, не позволив себе омрачить праздник.

Дэнис криво усмехнулся и, поцеловав ладонь Марианны, ответил:

– В том не моя заслуга, леди Мэри, а крестного. Если бы не он, не его слова и строгость, в первый миг показавшаяся мне жестокостью, я бы утонул в горе и утопил бы в нем остальных.

Посмотрев Марианне в глаза, Дэнис, не выдержав, склонил голову ей на колени.

– Ах, леди Мэри! Как же я сейчас завидую крестному! У него есть ты. Если бы я повстречал свою Деву, она так же помогла бы мне умерить боль, как ты помогла крестному.

Он потерся щекой, уколов ее сквозь сорочку щетиной, и обжег через ткань жаром невольных скупых слезинок. Положив ладони на голову Дэниса, Марианна поцеловала его в затылок и шепнула:

– Всему свое время, мой мальчик. Час встречи с твоей избранницей однажды придет, а пока терпи, Дэн.

Дэнис выпрямился и с грустной усмешкой посмотрел на Марианну:

– Не тревожься обо мне, леди Мэри! Ведь у меня остались крестный и ты.

Они выпили еще по глотку вина, и Дэнис спросил:

– Мне проводить тебя?

Марианна, угадав сердцем, что юноша хочет побыть один, отрицательно покачала головой.

– Нет, Дэн, со мной все хорошо. Твое присутствие вернуло мне силы.

С этими словами она поцеловала Дэниса в щеку, поднялась на ноги и, провожаемая его одновременно и восхищенным, и недоверчивым взглядом, вышла из купальни. Но стоило ей закрыть за собой дверь, как Марианна была вынуждена прижаться спиной к стене, чтобы отдышаться. Как она и сказала Дэнису, силы вернулись к ней, но ровно настолько, чтобы Марианна смогла, держась рукой за стену, дойти от купальни до комнаты, радуясь, что ей никто не повстречался и не обнаружил ее в таком состоянии. Она – леди Шервуда – не может позволить себе быть беспомощной и слабой, так же, как не позволяет себе этого Робин.

Остаток ночи она провела без сна, но утром почувствовала себя почти так же хорошо, как всегда. Пусть у нее и кружилась голова от слабости, главное, что обряд помог Робину, который спал спокойно, не так, как прошлой ночью, когда он стонал и метался по постели, несмотря на все усыпляющие снадобья, которыми она его напоила. Когда он открыл глаза, Марианна улыбнулась ему, но ее бледное лицо выдало правду.

– Бедная моя! – прошептал Робин, целуя Марианну в лоб. – Я, наверное, почти до смерти тебя отравил!

– Ты же видишь, что нет, – ответила Марианна, лаская его сиянием светлых глаз. – Я здесь, с тобой, и со мной все хорошо.

****

Несколько дней пролетели в странных событиях. В Шервуде царил покой. Обычная служба дозорных, обычный объезд леса патрулями. А за границами Шервуда бурлили Средние земли, и даже в самых глухих и отдаленных уголках не смолкали разговоры о предстоящем походе на Лондон. И на седьмой день со дня битвы в Шервуд прибыл очередной парламентер – на этот раз от графа Солсбери. Он с поклоном вручил Робину послание и сказал, что должен вернуться с ответом – устным или письменным, не имеет значения.

Робин развернул письмо, прочитал и вдруг просиял улыбкой. Джон, все это время не сводивший тревожных глаз с лорда Шервуда, даже оторопел: со дня гибели Вилла Робин впервые настолько просветлел лицом!

– Такие добрые вести? – осторожно спросил Джон.

– Более чем! – с той же улыбкой ответил Робин.

– Он предлагает от имени короля переговоры? – догадался Джон. – То, о чем ты и говорил?

– Да, и на самых выгодных для нас условиях. Король испугался.

– Может быть, дашь и мне прочитать, о чем пишет граф Солсбери? – не вытерпел Джон.

– Не только тебе одному, – ответил Робин. – Вести, которые прислал граф Уильям, стоят того, чтобы о них узнали все. Объявляй сбор всех стрелков, Джон!

Так и не заполучив письмо, Джон кивнул и вышел из трапезной, созывая к себе стрелков, которых собирался отправить гонцами с призывом на сбор. Робин сделал Марианне незаметный знак и ушел. Выждав несколько минут, она поспешила следом за ним.

Когда она пришла в комнату, Робин сидел за столом, прислонившись затылком к стене и закрыв глаза. Его лицо разительно отличалось от того, каким оно только что было в трапезной. Сдержанное, замкнутое, без самой слабой тени улыбки – снова такое, каким стало со дня битвы на берегу Трента. Письмо лежало перед Робином на столе, и он, услышав шаги Марианны, подтолкнул его к ней. Она прочитала и медленно опустилась на стул напротив Робина.

– Поэтому ты и не отдал его Джону? – тихо спросила она.

Робин открыл глаза, устало посмотрел на Марианну и молча кивнул.

– Почему ты объявляешь сбор и что скажешь стрелкам, я догадываюсь, – медленно произнесла Марианна, внимательно глядя на Робина, – но что ты собираешься делать сам?

Он глубоко вздохнул и слегка пожал плечами.

– Тебе надо возвращаться, милая, к детям, в Веардрун. Долг перед Фрейей оплачен, и твое дальнейшее пребывание в Шервуде уже ничем не оправдано. Тем более при таких обстоятельствах, – он выразительно указал подбородком на письмо.

– Я не могу оставить Шервуд, – просто ответила Марианна.

– Почему?

– По ряду причин. Во-первых, ты сам сказал: будь что будет, останемся вместе. Во-вторых, я обещала Гвен, что мы вернемся оба – и ты, и я.

По его взгляду она поняла, что он не находит в ее словах действительно веских причин, по которым она должна оставаться в Шервуде. И его слова только подтвердили ее мысли:

– Глупо, Мэри! Брайану де Бэллону нечем оправдаться перед Иоанном за поражение в битве у Трента, кроме как убить меня или захватить в плен. Оставаться рядом со мной опаснее, чем разгуливать по Ноттингему в ярмарочный день в зеленой куртке со знаком Шервуда. С меня довольно гибели Вилла. Я не хочу потерять и тебя.

– Но именно так и выйдет, если ты настоишь на том, чтобы я покинула Шервуд, – спокойно ответила Марианна.

– Почему? Ты же прочитала, что граф Уильям выражает отдельную и особую заботу о твоей безопасности. Он сам заберет тебя из убежища, в котором ты укроешься, и даст тебе большую охрану, чтобы ты добралась до Веардруна без малейшей угрозы для себя.

– Да, но сначала ты должен будешь назвать графу Уильяму мое убежище. Сделаешь ли ты это на словах или в письме, у тебя не может быть полной уверенности, что гонца не перехватит Бэллон. И тогда он, а не граф Уильям узнает, где меня надо искать. В лучшем случае он просто убьет меня, в худшем – поступит так, как поступил его дядя Роджер Лончем, и потом убьет. Если, конечно, я еще буду жива, – сказала Марианна, глядя на Робина бесстрастными серебристыми глазами.

Он грустно улыбнулся:

– Шантаж, милая?

– Нет. Ты и сам понимаешь мою правоту. Риск укрыться в убежище и надеяться, что граф Солсбери найдет меня первым, больше риска остаться с тобой. Там я окажусь пленницей в четырех стенах, с тобой я буду на свободе и под твоей защитой. А ты сумеешь меня защитить лучше, чем сотня ратников Солсбери!

Робин смотрел на Марианну и думал о том, что есть самое надежное для нее убежище, которое к тому же находилось не так далеко, – Фледстан. Его охраняли ратники Реджинальда, и, отправив туда Марианну, не было необходимости и в помощи графа Солсбери. Там уже нашли приют Мартина и Кэтрин, но Марианна добровольно во Фледстан не пойдет.

Не из пустой прихоти Реджинальд покинул Фледстан и перенес свою резиденцию в другой замок, а ради сестры. Когда через год после рождения Гвендолен Робин и Марианна приехали к Реджинальду во Фледстан, Марианна, лишь бросив случайный взгляд на караульную, потеряла сознание прямо в седле и не расшиблась только потому, что Робин успел подхватить ее. Едва придя в себя и обнаружив, что все еще находится во Фледстане, она снова лишилась чувств. В кратком промежутке между двумя обмороками в ее застывших глазах отразился такой ужас, что Робин немедленно увез Марианну на ближайший постоялый двор, где она еще сутки не могла совладать с собой, справиться с рыданиями и ознобом, который сотрясал ее тело.

Больше она никогда не была во Фледстане. Реджинальд перебрался в Стэйндроп, Фледстан оставался пустым, хотя содержался в порядке и охранялся. Но Марианну не заставить подойти к нему ближе ворот, и то вряд ли. Если только…

– Не поступай так со мной, Робин! – тихо сказала Марианна.

– Как именно, Мэри?

– Ты думаешь, как вынудить меня укрыться во Фледстане, и понимаешь, что я не смогу переломить себя. Конечно, в твоей власти силой опоить меня маковым соком и переправить во Фледстан, пока я буду спать. Но что со мной будет, когда я проснусь и пойму, где я? Ты не можешь желать для меня провести остаток жизни в безумии!

Даже сейчас по ее лицу пробежала волна холодного ужаса, а в глазах отразилось отчаяние. Не удивившись тому, как точно она угадала его мысли, Робин накрыл ладонями ее пальцы и крепко сжал, прогоняя страх.

– Не бойся, милая. Я не сделаю этого. Мы останемся вместе, как я и обещал тебе.

Марианна улыбнулась бесконечно счастливой улыбкой и на миг прижалась щекой к его рукам, продолжавшим сжимать ее пальцы. Робин рассмеялся и отпустил ее:

– Пора давать ответ гонцу графа Уильяма и самим отправляться на место сбора. Сожги письмо, чтобы оно не попалось никому на глаза.

Гонец Солсбери ждал ответа, сидя в трапезной. Увидев лорда Шервуда, он тут же поднялся и вопросительно посмотрел на Робина.

– Ответ будет устным. Запомни его слово в слово, – сказал Робин.

Гонец склонил голову в подтверждение, что исполнит поручение в точности.

– Я принимаю все условия, предложенные графом Уильямом, – продолжил говорить Робин, понизив голос. – За одним исключением: о леди Марианне я позабочусь сам. Передай графу Уильяму мою глубочайшую признательность за хлопоты, о которых он упомянул. Это все.

Джон, подобравшись как можно ближе к Робину, с досадой поморщился: ему не удалось разобрать ни слова из того, что Робин сказал гонцу. Поймав хмурый и настороженный взгляд друга, Робин ответил Джону веселой улыбкой и распорядился проводить гонца до границы Шервуда. Джон отправил с ним пятерых стрелков, а сам поехал вместе с Робином на сбор всего вольного леса, решив держаться к другу поближе и не спускать с него глаз. Ему решительно не нравилась скрытность, с которой Робин разговаривал с гонцом. И письмо графа Солсбери он так и не показал.

На поляне, окружавшей дуб, уже собралось вольное воинство, громкими криками приветствующее лорда Шервуда. Робин провел коня между расступавшимися перед ним стрелками и, оставшись в седле, чтобы его могли видеть и слышать все, сказал, повысив голос во всю его мощь:

– Друзья! Победа, которую мы с вами одержали в битве с королевскими ратниками, вынудила короля передать нам через своего брата графа Солсбери предложение о мире. Если мы сегодня покинем лес, то завтра еще до полудня во всем Ноттингемшире будет объявлено о королевском помиловании всех, кто был со мной в Шервуде.

– Не только победа, но и слухи о том, что мы вот-вот двинемся походом на Лондон! – крикнул один из стрелков под громкий хохот остальных. – Иоанн испугался нас, Робин!

– Да можно ли верить ему? – раздался голос с другой стороны. – Мы покинем Шервуд, а он тут же забудет о помиловании! Это же не покойный король Ричард, а Иоанн!

Робин вскинул руку, и стрелки снова умолкли.

– Ручательством того, что Иоанн не изменит данное обещание, является его брат. Никогда Уильям Лонгспи не взялся бы за выполнение королевского поручения, если бы знал, что оно таит в себе обман. Потому Иоанн и поручил именно ему вступить с нами в переговоры о мире и, если мы примем предложение короля, объявить о помиловании от имени самого Иоанна.

– Какое же решение принял ты, Робин?!

Лорд Шервуда улыбнулся, обвел взглядом свое верное воинство и ответил:

– Мир, друзья! Наша война закончилась, больше сражений не будет. Тот, кто вынудил вступить нас в эту войну, мертв. Сам Иоанн получил урок, и, думаю, он запомнит его! Я благодарен всем вам за то, что вернулись со мной в Шервуд, за то, что не дрогнули под натиском королевских ратников. Сражаться с вами плечом к плечу – большая честь для меня. Но теперь ваша служба окончена. Пора возвращаться домой!

Марианна слушала Робина, не сводя с него глаз, и думала о том, насколько все-таки несокрушим его дух. С каким умением он нашел слова, которые заставили все его воинство в целом и каждого из стрелков в отдельности почувствовать себя победителями, и не просто над Гаем Гисборном, но над самим королем! Марианна знала, что в смерти Гая Робин не усматривал никакой победы, но все стрелки считали иначе, и лорд Шервуда не стал их разочаровывать, а свои мысли предпочел оставить при себе.

– А если мы откажемся от щедрого предложения Иоанна? – спросил Джон, внимательно глядя на Робина.

– Тогда в Ноттингемшир сразу же придут новые войска, командовать которыми Иоанн поручил все тому же Уильяму Лонгспи. Больше не стоит искушать судьбу – это последнее помилование, и тех, кто не воспользуется королевским великодушием, Иоанн будет беспощадно преследовать, пока не убьет каждого.

Стрелки выслушали его в полном молчании, и потом, когда Робин закончил говорить, они еще долго молчали.

– Почему ты отказываешься от нового боя? – наконец подал голос Кенрик. – Потому что граф Солсбери – твой друг?

– Если бы дело касалось меня одного, то я ответил бы тебе – да, Кенрик. Но речь идет обо всех стрелках, и причина в другом. Это будет не битва, а истребление всех нас, до последнего человека. Мы сильно встревожили Иоанна победой, одержанной над его ратниками, которыми командовал Бэллон. И теперь численное превосходство королевского войска будет настолько велико, что они в силах вести сражение до тех пор, пока не погибнет последний из нас. Уильям Лонгспи умен, он не повторит ошибку Брайана де Бэллона и не поведет ратников цепью в лес. Он разделит Шервуд на части по дорогам и будет держать в кольце осады каждую из частей. Мы сможем долго выдерживать осаду, но не бесконечно, и я не вижу в этом смысла. Граф Уильям хочет избежать кровопролития, поскольку он действительно друг мне. Но если мы откажемся, у него не будет выхода: он связан королевским приказом. Что мы найдем в этой войне, я вам уже сказал.

– Значит, мы можем прямо сейчас возвращаться по домам?

– Да, и лучше не мешкать.

– А ты? – и в Робина впились взгляды всех, кто собрался сейчас на поляне.

Он улыбнулся и, спрыгнув с коня, ответил:

– И я, конечно.

Успокоенные его ответом, стрелки зашумели, стали переговариваться между собой. Поляна пришла в оживление, к Робину пытался пробраться каждый из стрелков, чтобы обнять своего лорда перед расставанием, пожать ему руку, увериться в новой встрече. Очень нескоро вольное воинство покинуло место сбора, и на поляне остались только те, кто пришел в Шервуд из Веардруна. Джон вопросительно посмотрел на Робина.

– Мы укроемся во Фледстане, – ответил Робин на его безмолвный вопрос. – Когда указ о помиловании будет оглашен, отправимся из Фледстана в Веардрун.

– Да неужели все закончилось, Робин? – не в силах поверить в то, что он скоро обнимет жену и детей, спросил Алан. – Вот так просто: из Шервуда во Фледстан, завтра, ну в крайнем случае послезавтра – в Веардрун, и еще через полтора дня мы будем дома?!

– Ну а ты как бы хотел? – хмыкнул Эдгар. – Совершить сначала паломничество в Святую землю?!

Стрелки расхохотались. Вскочив на коней, они помчались к своим лагерям собирать нехитрые пожитки, условившись встретиться возле Фледстана. Заметив, что Робин и Марианна не торопятся садиться в седла, Джон опять насторожился.

– Я обещал Марианне последнюю прогулку по Шервуду, – ответил Робин. – Веди остальных во Фледстан, а мы с ней приедем туда позже.

– Мы не торопимся, – медленно протянул Джон, не спуская глаз с лорда Шервуда. – Можем вас подождать.

– Ты еще с нами напросись погулять! – рассердилась Марианна. – Кэтти, наверное, выплакала все глаза, не зная, что о тебе думать, а ты, оказывается, к ней не торопишься!

Имя жены подействовала на Джона так, как и ожидала Марианна. Он оживился, начал поторапливать остальных и, потребовав от Робина не затягивать прощальную прогулку, помчался во главе стрелков в лагерь.

– Ты у меня умница, Мэри! – улыбнулся Робин, провожая взглядом друзей. – Я уже отчаялся спровадить его – нашу бдительную няньку!

Марианна рассмеялась и, заметив, что Джон обернулся, весело помахала ему рукой. Когда стрелки скрылись в лесу и они остались вдвоем возле старого дуба, Марианна подошла к Робину и, склонив голову, молча прислонилась лбом к его плечу. Так же молча он обнял ее одной рукой, второй рукой нащупал ее руку, и их пальцы крепко сплелись.

После недавнего гула многочисленных голосов, конского ржания, стука копыт стало особенно тихо. Хотя в лесу еще бурлила жизнь, но казалось, что в Шервуде уже никого не осталось, кроме Робина и Марианны. Даже птичий гомон умолк, и только старый дуб высоко над головами еле слышно шелестел тяжелой листвой. Но нет! Они не остались одни: Марианна почувствовала, как кроме руки Робина ей на плечи легла еще одна рука – почти невесомая, теплая, как ласковый летний ветер, – и едва слышный голос так же ласково напевал на ухо: «Куда? Зачем? Останьтесь со мной. Здесь вам не грозит никакая опасность! Мои луга, рощи, озера и реки – все это ваше. Останьтесь! Никто не сможет укрыть вас, сберечь так, как сумею я».

Зачарованная нашептыванием, Марианна услышала тихий смешок Робина:

– Вот так заслушаешься и не заметишь, как уснешь! Нет, добрый дух Шервуда, не удерживай нас. Теперь твои границы открыты всем и каждому.

В ответ раздался разочарованный вздох, за которым последовало воздушное прикосновение то ли губ, то ли ладоней к головам лорда и леди Шервуда, и песнь старого леса умолкла, сменившись щебетанием птиц.

– Куда мы с тобой направимся? – спросила Марианна и, не услышав ответа, подняла голову и посмотрела в глаза Робина.

– В Пограничье, – ответил Робин. – Там проще укрыться на первое время. Потом решим, что делать дальше. В любом случае нам надо до наступления ночи покинуть Шервуд и как можно скорее оказаться за пределами Ноттингемшира.

– Ты думаешь, что Бэллон отважится уже сегодня прочесывать лес? – тревожно спросила Марианна.

– Сегодня вряд ли, но завтра, когда узнает, что Шервуд обезлюдел, не сомневаюсь, – задумчиво сказал Робин.

Чтобы успокоить ее тревогу, Робин улыбнулся, поцеловал Марианну и свистом подозвал лошадей. Поддержав Марианне стремя, Робин вскочил на вороного и окинул взглядом опустевшую поляну, высившийся над головами дуб, яркое небо в просвете листвы.

– Поехали проведаем Вилла, – тихо сказал он. – Джону как раз хватит времени увести всех во Фледстан.

Марианна молча кивнула, они пришпорили лошадей и помчались в направлении березовой рощи, где было кладбище вольного Шервуда. По дороге Марианна попросила Робина остановиться на одной из полян и нарвала охапку цветов. Приехав к роще и оставив лошадей, они медленно пошли вдоль берез и увидели возле могилы Вилла, еще не отмеченной надгробным камнем, Дэниса. Он сидел на траве, склонив голову, и постукивал пальцами по рукояти убранного в ножны меча, словно терпеливо ждал. Услышав шелест травы, Дэнис оглянулся и, не спуская глаз с Робина и Марианны, медленно поднялся на ноги.

– Я знал, что встречу вас здесь, – сказал он, когда они подошли и встали рядом.

Марианна положила цветы в изголовье могилы и, опустившись на колени, дотронулась кончиками пальцев до еще не слежавшихся комьев земли.

– Иди, Дэн, – произнес Робин. – Джон, наверное, устал ждать тебя. А мы немного побудем с Виллом.

– Я предупредил Джона, чтобы он не ждал меня, что я приеду вместе с вами! – ответил Дэнис.

Робин обжег юношу гневным взглядом:

– Делай то, что я тебе приказал! Отправляйся немедленно!

– Нет, – спокойно и твердо заявил Дэнис, выдержав взгляд Робина. – Я оглянулся, увидел, как ты с леди Мэри стоял там, возле дуба, и все понял. Как только ты сказал про Фледстан, я заподозрил неладное: я же знаю, что леди Мэри никогда не ступит даже на подъемный мост Фледстана, не то что зайдет внутрь!

Робин тяжело вздохнул и, посмотрев на могилу брата, невесело усмехнулся:

– Вилл, ты не знаешь, в кого он уродился таким упрямым?

– В вас обоих, – с тихой яростью ответил Дэнис, – и в отца, и в тебя, крестный. Я – такой же Рочестер, как и вы.

– Ну и что мне с тобой делать? – устало спросил Робин.

– Взять меня с собой, – тут же отозвался Дэнис и крепко сжал руку Робина. – Ты ведь дал слово отцу, что позаботишься обо мне!

– И держу его, – ответил Робин, – поэтому и отправил тебя вместе со всеми во Фледстан, где ты будешь в полной безопасности и сможешь вернуться в Веардрун.

– А оставшись с тобой, я подвергну себя опасности, – понимающе усмехнулся Дэнис.

Робин молча повернул к нему голову, и синие глаза лорда Шервуда встретились с янтарными глазами Дэниса.

– Милость короля имеет пределы? И на тебя она не распространяется? – еле слышно спросил Дэнис.

– Да, малыш, – помедлив, ответил Робин, – но только на меня.

– А к леди Мэри имеет личный счет Брайан де Бэллон, – продолжил за него Дэнис, бросив взгляд на Марианну, – и единственное место, в котором она могла бы укрыться от него вблизи Шервуда, это Фледстан. Но ты пожалел ее и разрешил остаться с тобой. А еще ты только ей одной сказал всю правду. Крестный!

И Дэнис взглянул на Робина с бесконечным укором. Робин молча смотрел на него, и Дэнис уже просительным тоном сказал:

– Крестный, я не буду тебе в тягость!

– Конечно, не будешь, – вздохнул Робин и, отвернувшись от Дэниса, протянул руку Марианне, помогая ей подняться с колен, – потому что я при первой же возможности отправлю тебя в Веардрун!

Дэнис с безмолвной благодарностью порывисто обнял Робина.

– Пора собираться, – сказал Робин, – иначе не успеем покинуть лес до заката.

Бросив прощальные взгляды на могилу Вилла, они втроем пошли к лошадям. Дэнис оставил рыжего Эмбера в другой стороне, и Робину с Марианной пришлось подождать, пока он присоединится к ним.

****

Старый монастырь встретил их тишиной, которая становилась привычной. Сборы не заняли много времени. Марианна хотела сменить платье на мужскую одежду, но Робин остановил ее.

– Нет, милая, так тебя сразу узнают даже те, кто никогда не видел. Женщину в мужском наряде, с оружием в Средних землях знают только одну – тебя. Поэтому одевайся в одежду, удобную для долгой дороги в седле, но женскую.

Подумав, Марианна остановилась на длинной широкой юбке, не сковывавшей движений, белой рубашке и замшевой куртке. Меч она все равно решила взять, но прикрепить его к седлу, а не к поясу. Пока Марианна переодевалась, Робин и Дэнис поровну поделили на три колчана оставшиеся стрелы, взяли к лукам запас тетивы, наполнили фляги вином и сложили в одну из сумок сыр, сухари и вяленую оленину. Марианна уложила аптечную сумку, собрала несколько смен чистой одежды и мелочи, необходимые в дороге.

Они втроем вышли в трапезную с сумками и наброшенными на плечи плащами, как вдруг снаружи послышался топот копыт. Робин безмолвным жестом остановил Дэниса и Марианну, одновременно указав им укрыться в тени, и, не спуская глаз с дверей, бесшумно вынул из ножен Элбион.

– Приготовился к встрече с друзьями?! – раздался знакомый бас, и могучая фигура Джона заслонила собой дневной свет, заполнив почти целиком дверной проем.

– Ты почему до сих пор еще не уехал?! – в сердцах воскликнул Робин, бросая меч обратно в ножны.

– Как же не уехал? – хмыкнул Джон, заходя в трапезную. – Я не просто уехал, а уже побывал там и вернулся обратно. Да не один. Алан, Мэт и Эдгар ждут снаружи, а Бранда я оставил во Фледстане за старшего.

– И что все это значит?! – рассердился Робин.

– Вот и я хотел тебя спросить о том же! Что все это значит, Робин?

Уперев кулаки в бока, Джон медленным взглядом обвел Марианну, Дэниса и в упор посмотрел на Робина:

– Даже Кэтрин знает от ратников Фледстана, что король помиловал всех, кроме тебя! А ты меня обманул. Стыдись, Робин! Я всегда считал себя твоим другом, таким же, каким был для тебя Вилл. Но, видно, я ошибался. Ему бы ты сказал правду, а от меня предпочел утаить. А ты, Марианна? Тебе было не совестно торопить меня во Фледстан, зная, что вы с Робином вовсе не собираетесь вслед за нами? А ты, Дэнис? Решил быть умнее всех? Если сам обо всем догадался, то почему промолчал?

– Довольно упреков, Джон, – ответил Робин.

– Да, довольно, – согласно кивнул Джон. – Я еще в дороге успею высказать тебе все, что у меня накопилось в сердце! Поехали, пока солнце не закатилось!

Он отобрал у Марианны седельные сумки, оставив ей только ту, в которой была аптека, и вышел из трапезной, по-прежнему хмурый. Алан, Эдгар и Мэт, ждавшие верхом на лошадях, пока Джон объяснится с лордом Шервуда, встретили Робина укоризненными взглядами, в ответ на которые он лишь устало махнул рукой.

– Если вам нравится глотать дорожную пыль, не смею мешать.

– Нравится, но только в компании с тобой, – ответил Алан и посмотрел по сторонам: – А где Эллен запропастилась? До сих пор не собралась?

– Эллен? – переспросил Робин, уже вскочив на коня, и обернулся к Джону: – Разве ты не увез ее во Фледстан?

– Ее не было в лагере, когда мы собирались. И во Фледстане ее нет, – растерянно ответил Джон. – Я и не беспокоился о ней, решив, что она приедет позже, с вами, а потом мы так торопились вернуться, что я попросту забыл о ней.

Робин шумно вздохнул и крепко выругался сквозь стиснутые зубы.

– Где ее теперь искать? Хорошо, если она в церкви у отца Тука, – подумал он вслух, но Эдгар отрицательно покрутил головой.

– Отец Тук тоже во Фледстане!

– А день начинался так славно! – вздохнул Робин и, пришпорив коня, погнал его галопом по тропинке, которая вела к дому Эллен.

Но и в доме Эллен не оказалось. Дэнис сбегал внутрь и, показавшись на пороге, покачал головой. Помедлив, Робин решительно спрыгнул с коня.

– Будем ждать? – спросил Джон, последовав его примеру.

– Придется. Не оставлять же ее одну в безлюдном лесу! – ответил Робин.

– А я тебе еще тогда говорил, когда она попросила построить ей этот дом: не дело женщине одной жить в лесной глуши! – проворчал Джон. – Даже неподалеку от нас. Но ты не послушал меня, вечно потакал ей.

Не отвечая на ворчание Джона, Робин велел не расседлывать лошадей, только ослабить подпруги и не оставлять коней на поляне рядом с домом, а отвести их в рощу за ручей. Стрелки зашли в дом и устроились кто где, не зная, сколько им придется ждать.

Солнце почти опустилось за деревья, когда наконец вернулась Эллен. Открыв дверь и увидев столько нежданных гостей, да еще с такими хмурыми лицами и сердитыми глазами, она слегка оторопела.

– Ты где была? – вместо приветствия спросил ее Робин.

– А что случилось-то? – в ответ спросила Эллен, обводя всех непонимающим, удивленным взглядом.

Когда Робин кратко изложил ей все события дня, Эллен всплеснула руками:

– А я-то не могла понять, куда все подевались! Лес словно вымер! Не сердись, Робин, пожалуйста! Я быстренько соберусь!

– Да куда уже торопиться! – вздохнул Джон, открыв дверь и посмотрев на небо. – Как затянуло тучами! Хоть бы один просвет! В такой темноте сможем ехать только шагом. Лишь лошадей измотаем, а далеко все равно не уедем.

– Хорошо, – помедлив, ответил Робин и оглянулся на друзей: – Ложитесь спать. Нести охрану будем, сменяясь через час. Я первый, потом Алан.

Стрелки быстро поужинали и улеглись прямо на полу, застланном оленьими шкурами. Робин поискал глазами Дэниса, но не нашел. Угадав его беспокойство, Эллен тихо ответила:

– Вышел из дома. Давно уже.

Робин молча кивнул и направился к двери. У порога он оглянулся на Эллен и Марианну, которые все еще сидели за столом, и повторил:

– Ложитесь. Только не снимайте одежду.

– Чего он опасается? – спросила Эллен, когда дверь за Робином закрылась.

– Брайана де Бэллона, – ответила Марианна.

– Ну, так быстро он в Шервуд забраться не отважится! – уверенно сказала Эллен и сокрушенно покачала головой: – Как все нескладно получилось! Ведь я же днем видела вас, но решила не подходить и не окликать. Думала, что помешаю. И вот из-за меня вы не смогли уехать днем! Это все полнолуние, Мэриан! Когда луна набирает полную силу, она любит играть такие злые шутки!

– Где же ты была, что видела нас и решила, что будешь лишней? – спросила Марианна.

– У Вилла, – пригорюнилась Эллен. – Затосковала я по нему, пошла навестить. А там вы, все трое. Вот и подумала: подожду в сторонке. Что Робин, что Дэнис – оба все дни только что не звенят, как перетянутые струны. Все время на людях, приходится держаться, особенно Робину. А тут наконец-то остались вдали от посторонних глаз, смогут хоть немного погоревать открыто. Все им полегче станет. Вот и ждала, пока вы не ушли, а потом сама засиделась, потеряла счет времени.

Марианна глубоко вздохнула, ничего не ответив. В доме было тепло и душно, и она сняла куртку, положив ее на скамью и оставшись в рубашке и юбке.

– Ах, Вилл! – печально покачивая головой, прошептала Эллен, глядя перед собой невидящими глазами. – Никак не могу поверить, что его больше нет! Так и слышу его голос! Вот вы приехали, без него, а я все жду, что сейчас откроется дверь и он войдет в дом. Раздразнит какой-нибудь шуткой по своему обыкновению, а потом рассмеется, обнимет – и обиды как ни бывало. Никогда не могла устоять перед его смехом! А уж гордый! Скажешь что не по нем – так и полоснет тебя взглядом. Какой колючий нрав – и какая светлая душа! Он мало кого подпускал к себе, но уж если решит открыть свое сердце, то просто дивишься, сколько в нем доброты, великодушия, нежности!

Эллен нащупала руку Марианны и сжала ее:

– Ты знаешь, что он любил тебя? Мне кажется, что он и на Тиль-то женился потому, что она немного на тебя похожа. Такая же светловолосая и ясноглазая.

Марианна, которой приходилось держаться с не меньшей силой духа, чем Робину или Дэнису, сейчас задохнулась от горячего комка, вспухшего в груди.

– А ведь и ты любила его, – вдруг сказала Эллен, проницательно глядя на Марианну. – Не так, как Робина, но любила.

После этих слов боль стала совсем нестерпимой, и Марианна, подавив гордость, впервые в жизни попросила о пощаде.

– Не надо, Нелли, – сказала она почти беззвучно, одними губами, высвобождая руку, и призналась: – Мне очень больно.

– Прости, Мэриан, – тихо ответила Эллен.

Робин вышел из дома и увидел Дэниса. Юноша сидел, привалившись к стене, сгорбившись и уронив голову на сомкнутые руки, и рыдал – отчаянно, безудержно, стараясь приглушить рыдания. Робин молча сел рядом и обнял Дэниса за плечи. Дэнис затих, медленно повернул к нему голову, и Робин даже в темноте увидел, что лицо Дэниса мокро от слез.

– Сейчас, крестный, – глухо сказал Дэнис и, проведя ладонью по лицу, отвернулся. – Сейчас я возьму себя в руки.

Робин сильнее сжал его плечи.

– Ну что ты, малыш! – сказал он и печально улыбнулся. – От меня можешь не таить ни слез, ни горя.

– Мужчина не должен лить слезы, – твердо ответил Дэнис, и его голос задрожал. – А я все время вижу перед собой отца, и слезы сами текут и текут! Мне так одиноко без него!

– Плачь, пока можешь, – с глубоким вздохом ответил Робин, привлекая юношу к себе. – Придет время, и у тебя не окажется слез, как бы ты их сам ни желал!

Дэнис прижался к его плечу и почувствовал успокоение от надежной силы, исходившей от Робина.

– Крестный, – сказал он не сразу, вспомнив слова Алана об ирландских преданиях, – ведь отец был достойным воином?

Из сжатых губ Робина вылетел отрывистый смешок. Дэнис заглянул в его лицо, но Робин не заметил взгляда. Глаза его были устремлены в даль, пока еще закрытую от взора Дэниса. Даль, в которую ушел Вилл. Дэнис увидел лишь глубокую скорбь на лице Робина.

– Твой отец, Дэнис, был лучшим из тех, кого я знал, – наконец сказал Робин. – Никогда и ни с кем не сравнивай его! Я всем сердцем желаю, чтобы ты походил на него.

– Я сам хочу того же, – эхом отозвался Дэнис и вновь помрачнел, – но я огорчил его, крестный, нарушив данное ему слово!

Робин улыбнулся и ободряюще потрепал Дэниса по руке:

– Вилл не сердился на тебя, малыш. Не печалься. Он понял, что впредь ты крепко подумаешь, прежде чем пообещать что-нибудь. А если пообещаешь, то уже не изменишь своему слову. И ему довелось увидеть сына мужчиной. Поверь, такой дар судьбы получает не каждый!

Дэнис благодарно склонил голову и надолго замолчал.

– Я верю в то, что он сейчас жив, просто ушел в иной мир.

– Так и есть, Дэн, – откликнулся Робин.

– Но мне не легче от этого знания! – с отчаянием воскликнул Дэнис. – И тебе тоже. Почему, крестный?!

– Почему?.. – задумчиво протянул Робин. – Потому что он там, а мы здесь, без него. Не знаю, рассказывал ли он тебе, но после гибели твоей матери Вилл виделся с ней во сне. Элизабет обещала ждать его на лугах Одина. И все равно он тосковал по ней непрестанно, помня о том, что однажды встретит ее вновь, чтобы больше не разлучаться. Но знание не умаляло его тоски. Точно так же оно не помогает и нам.

– Но в этом мире он умер? – настойчиво допытывался Дэнис. – Так ведь, крестный?

– Да, – ответил Робин, – но если тебе будет легче, считай, что он всего лишь ушел. Переход через грань миров длится недолго – нет разницы в том, каким словом его называть.

– Нет! Разница есть! – Дэнис невольно передернул плечами, вспомнив последние минуты отца, и с его губ тихим эхом слетело: – Смерть!.. Я раньше не представлял себе, до чего же она неприглядна! Отец уходил так тяжело, словно она пытала его, как заправский палач!

– Смерть… – и по губам Робина пробежала задумчивая улыбка. – Ты и сейчас не знаешь, какая она. Ее никто не видит, малыш, кроме тех, за кем она приходит. Мы с тобой видели, как умирают, но лик смерти при этом не открывался ни мне, ни тебе.

– Что теперь будет, крестный? – еле слышно спросил Дэнис. – Ты оставишь меня рядом с собой?

Услышав в его голосе волнение, Робин улыбнулся и потрепал юношу по волосам.

– Дэн, у меня нет сына. Он должен был родиться, но ты помнишь, что случилось тогда? – Робин посмотрел на Дэниса, и тот едва заметно кивнул головой. – Так вот, я люблю тебя, как любил бы родного сына. И Марианна, и Гвендолен тоже любят тебя, хотя ты порой и доводил Гвен до слез.

– Она плакала? – недоверчиво переспросил Дэнис: он никогда не видел слез маленькой, но безмерно гордой Гвендолен.

– О! Кажется, я выдал тебе ее сокровенную тайну! – протянул Робин и рассмеялся.

– Крестный, я сожалею о том, что дразнил Гвен! – горячо сказал Дэнис. – Обещаю, что больше она никогда не прольет из-за меня ни одной слезинки!

Склонив голову на плечо Робина, Дэнис снова надолго умолк. По его тяжелому вздоху Робин понял, что мысли Дэниса вернулись к отцу.

Дверь скрипнула: на пороге появилась Марианна. Подойдя к Робину и Дэнису, она опустилась на траву, поставила рядом три кубка и наполнила их вином из кувшина. В полном молчании они выпили вино в память о Вилле. На усталого Дэниса вино подействовало мгновенно, сильнее любого усыпляющего снадобья, и Робин отослал его спать. Дэнис пытался возражать, но сам почувствовал, что язык еле ворочается во рту, и ушел в дом. Робин и Марианна остались вдвоем.

Стояла теплая ночь. Неподвижный и влажный воздух предвещал перемену погоды к дождю. Марианна обвила руками ноги Робина и прильнула лбом к его коленям. Он медленно обнял ее в ответ и прижался лбом к ее макушке.

– Плохо, милый?

Робин с глубоким вздохом выпустил ее из объятий и потер лицо ладонями.

– Да, – ответил он, не стесняясь открыть перед Марианной сердце. – Такое чувство, словно меня рассекли пополам.

Он посмотрел на Марианну черными в ночной темноте глазами и заставил себя улыбнуться:

– Пойдем спать, мое сердце. Надо хоть немного отдохнуть перед дорогой, да и час уже прошел.

Вернувшись в дом, Робин разбудил Алана. Тот вскочил на ноги, натянул куртку и, заломив руки, со стоном потянулся.

– Час, да? – шепотом спросил он. – Потом разбужу Мэта.

Робин тихо ответил и лег на его место. Марианна, которая прилегла на кровать возле спящей Эллен, встала и подошла к Робину. Он приоткрыл глаза и вопросительно посмотрел на нее.

– Можно рядом с тобой? – шепнула Марианна, опускаясь на пол возле Робина.

Он подвинулся, давая ей место. Она легла, положив голову ему на плечо, и последнее, что почувствовала, – как он набросил на нее полу плаща и обнял.

Ей показалось, что она только что закрыла глаза, как ее вдруг сильно тряхнули за плечо. Мгновенно сев, она обвела дом еще сонным взглядом. Схватив Марианну за плечи, Робин рывком поставил ее на ноги.

– Быстро проснись, Мэри! – сказал он негромко и отрывисто.

– Что случилось?! – услышала Марианна недовольное сонное ворчание Эллен, предупредившей ее вопрос.

Но Марианна уже и сама слышала приближавшийся к дому собачий лай. Все-таки они недооценили охотничий азарт и нетерпение Бэллона взять в плен лорда Шервуда!

Все стрелки уже были на ногах. Дэнис бросился к двери, но Робин успел поймать его:

– Куда?! Прямо в руки Бэллона? Быстро все в окно!

И он распахнул ставни окна, которое было прорублено в стене, противоположной двери.

– Что ты мешкаешь?! – прорычал Джон, хватая Марианну за плечо и толкая в сторону окна, где ее подхватили руки Робина.

– Куртка! – прошептала Марианна. – Я не успела надеть куртку!

– Ты в своем уме, девочка?! Какая еще куртка? – с негодованием воскликнул Джон, вылезая следом за Марианной и подавая руку Эллен. – Если продрогнешь, скажи – одолжу тебе свою!

В несколько мгновений оказавшись возле укрытых в роще лошадей, стрелки вскочили в седла. Эллен, чья лошадь осталась на скотном дворе, примыкавшем к дому, взял к себе за спину Алан. Лай собак становился громче, стали различимы и людские голоса.

– За рощей овраг, слишком обрывистый и глубокий для лошадей. Придется ехать через поляну, – сказал Робин, собирая поводья. – Быстро и осторожно!

Теперь сквозь густую листву были отчетливо видны всполохи факелов. Захлебнувшись лаем, псы перешли на злобный визг. Послышался громкий резкий голос, по которому Марианна узнала Бэллона. Тот отдавал команду окружить дом.

Низко пригнувшись к шее коня, Робин пришпорил Воина. Дом был взят в мерцающий полукруг факелов, но ратники Бэллона не решались приблизиться на расстояние, досягаемое для стрел. Появление всадников со стороны леса стало для них полной неожиданностью. Ратники и псари, удерживавшие собак, разбежались в стороны, едва не угодив под копыта лошадей, промчавшихся мимо них широким галопом. За считаные секунды маленький отряд пересек поляну и скрылся в лесу. Зазвенела тетива, и вслед беглецам понеслись стрелы. Под копытами лошадей бросившихся в погоню ратников затрещали сухие ветки, устилавшие тропинку. В уши настойчиво лез хриплый лай спущенных с поводков собак.

Иноходец Марианны внезапно заржал и на полном скаку грянулся оземь.

– Мэриан!

Робин осадил Воина и, вскинув его на дыбы, огромным прыжком послал к Марианне. Она выбралась из-под бока хрипевшего гнедого, в шею и круп которого вонзилось несколько стрел, и, ухватившись за стремя Робина, в один миг взлетела на спину вороного. Горестное предсмертное ржание иноходца, затихавшее вдали, ранило Марианну в самое сердце. Столько лет Колчан был для нее не просто конем, а верным другом!

– Не время горевать о лошади, Мэри! – услышала она отрывистый голос Робина.

Он повернул Воина на тропинку, которая вела в самую глушь Шервуда. Внезапно в тучах, плотно застилавших небо, совсем некстати появился просвет, в котором показалась луна. Яркая, огромная, она залила мертвенным белым светом лес, высвечивая все повороты тропинки, каждое дерево. Нечего было и думать о том, чтобы свернуть в заросли и пропустить погоню мимо себя.

Тропинка неминуемо вела к поляне, где высился дуб-великан. Стрелки понукали лошадей, которые и так черными стремительными тенями стелились над землей. Пересекая поляну, всадники стали отчетливо видны для преследователей, и с луков вновь сорвались стрелы. Одна из них пролетела в дюйме от головы Робина, и он услышал приглушенный возглас Марианны, которая тут же прильнула к нему всем телом.

– Что ты, девочка? Стрелы испугалась? – сказал он, успокаивающе сжимая ее руку, вцепившуюся в его пояс. – Держись крепче!

Руки Марианны в ответ с силой обхватили его стан, и Робин почувствовал, как она прижалась щекой к его плечу.

К счастью, они уже были под защитой высоких деревьев, которые сомкнулись за ними сплошной стеной, надежно укрыв от погони. Лай собак начал понемногу отдаляться. Робин на миг осадил Воина и, бросив быстрый взгляд вокруг, скомандовал:

– В ручей!

Кони зарысили по руслу неширокого ручья, перешли из него во второй, потом в третий. Шум погони наконец стих окончательно, но стрелки еще долго кружили по лесу, запутывая следы, словно дикие звери. Наконец по знаку Робина они выбрались на маленькую лужайку и осадили взмыленных лошадей.

– Как хотите, мальчики, но такие скачки уже не для моих лет! – воскликнула Эллен, сползая на землю по гладкому конскому боку.

– Неужели? – поддразнил ее Алан, спрыгивая с коня. – Помнится мне, ты не любишь, когда о твоих годах кто-нибудь невзначай упоминает при отце Туке!

– Молчи, безобразник! – шутливо замахнулась на него Эллен.

Спешившиеся стрелки громко расхохотались.

– Мэри? – вдруг услышали они негромкий тревожный оклик Робина, и новый оклик, с ужасом в голосе: – Мэриан!

Марианна прилегла головой на шею Воина, словно так устала, что уснула прямо в седле. Робин протянул к ней руки, дотронулся до нее, и она стала медленно соскальзывать по боку вороного и падать Робину на грудь. Подхватив Марианну, Робин осел вместе с ней на землю. Джон, не мешкая, отыскал смолистую ветку и зажег вместо факела. Неровное пламя выхватило из темноты запрокинутую голову Марианны, побледневшее лицо с закрытыми глазами, бессильно упавшие руки и рубашку, сплошь пропитанную кровью. Под лопаткой Марианны чернело древко стрелы.

– Мэриан! – прошептала Эллен и осенила себя крестным знамением.

– Леди Мэри! – с отчаянием крикнул Дэнис, бросаясь к Марианне.

Джон, стиснув зубы и крепко сжав кулаки, не сводил глаз с Марианны, но видел не ее. Перед его глазами в темноте мелькало ослепительно белое пятно, а он сам словно преобразился в одного из лучников Бэллона и неумолимо направлял стрелу в единственно различимую в темноте цель – белую рубашку Марианны.

– Куртка! – прошептал Джон, не сводя глаз с неподвижного лица Марианны. – Ее куртка! Ох, какой же я болван!

– Мэри, нет, нет! Пожалуйста, не оставляй меня! Милая, радость моя, очнись! – шептал Робин, склонившись над Марианной.

Он растирал ее запястья, осыпал поцелуями лицо, дотрагивался губами до длинных ресниц в надежде, что они оживут, отзовутся на его мольбу легким трепетом. Никогда еще друзья не видели Робина в таком отчаянии, которое он сейчас не заботился скрывать.

Значит, тот возглас, принятый им за испуг, на самом деле вырвался у Марианны, когда стрела ударила ее в спину. И она ничего не сказала ему! Боялась, что они остановятся из-за нее и попадут в руки Бэллона. Робин еще не успел посмотреть, куда именно попала стрела, но по рубашке Марианны уже понял, что она потеряла много, очень много крови. Молчит. Не приходит в себя. Робин закрыл глаза и, собрав воедино всю волю, устремился в сознание Марианны.

Вот она! Он окутал ее своим теплом, словно обнял, вскинул на руки, прижал к сердцу и снова позвал по имени.

Марианна слабо вздохнула и открыла глаза. Увидев склонившегося над ней Робина, она улыбнулась и попыталась привстать, но его руки мгновенно сковали ее так, чтобы она не смогла сделать даже самого легкого движения.

– Лежи спокойно, милая! – предупредил ее Робин, заставив себя улыбнуться, и бросил взгляд на Джона: – Посвети ближе!

Веер шипящих искр приблизился, ярко осветив светлую россыпь волос Марианны и окровавленные руки Робина. Как тяжело давался ей каждый вздох! Она закрыла глаза и утомленно уронила голову Робину на плечо, прижавшись щекой к мягкой замше его куртки. Алан, Эдгар и Мэт заметили, насколько спокойным было ее бледное лицо, и переглянулись с одинаковой тревогой. Слишком хорошо они знали, что означает подобное спокойствие! Резкий свет самодельного факела ударил по глазам Марианны, и она слабо поморщилась. Робин заслонил ладонью от света ее лицо, и Марианна улыбнулась почти беспечно, как ребенок, свято веря в защиту обнимавших ее рук.

Робин осторожно приподнял ее, открывая свету факела спину Марианны. Пробежав взглядом по древку стрелы, он потемнел и лицом, и глазами. Робин молча посмотрел на Джона и увидел в его глазах подтверждение собственных опасений. Стрела вонзилась слишком глубоко, чтобы извлечь ее из раны, не погубив при этом Марианну. Сделай он это сразу, она бы осталась жива, но не сейчас, когда потеря каждой капли крови означала для нее неизбежную гибель!

Марианна, спрятавшая лицо на груди Робина, слабо пошевелилась и попросила:

– Извлеки стрелу. Мне больно.

Не услышав ответа, она приподняла голову и заглянула в глаза Робина. Черные, как ночной мрак, – когда она видела у него такие глаза и такой неподвижный взгляд? И она вспомнила: в ночь, когда он увез ее из Фледстана в Шервуд. Робин очнулся и, по-прежнему не отвечая, приложил губы к ее виску, потом к щеке и закрыл глаза, прижавшись лбом к ее волосам.

Марианна все поняла. С усилием приподняв руку, она нежно провела кончиками пальцев по его подбородку. Когда-то он ей сказал: «Я не один – у меня есть ты и Вилл». Теперь рядом с ним не останется никого, и взгляд Марианны выразил безмерное сожаление.

– Извлеки, милый, – услышал Робин ее печальный и настойчивый голос, – а потом проводи.

Робин прерывисто вздохнул и в ответ крепче прижал к себе Марианну. Проводить ее… И она уйдет по сияющей дороге, оставив его одного. Он опять увидит прощальный взмах руки – ее милой, нежной руки. Она растворится в ярких лучах, и перед ней распахнутся безбрежные луга Одина, Заокраинные земли, а для него сомкнется глухой стеной черная печаль, которая останется с ним до конца его дней.

«Кто знает, быть может, придет час, когда и ты поступишь так же, как она!» – вдруг зазвучал в его памяти серебристый голос Фрейи. Сердце Робина пронзила безумная надежда. Путь к Фрейе принадлежал к части знаний, в которую посвящали женщин. Но он сможет найти этот путь, пройдет по нему, и, как когда-то Марианну, его не остановит ни одно из желаний Фрейи, каким бы оно ни оказалось! Робин повернул к себе ладонью лицо Марианны и глухо прошептал: