Читать книгу Нина. Книга 3. Среди монстров - Айя Сафина - Страница 3

3. Настало время сеять хаос

Оглавление

Запах лавандового крема разнесся по спальне, и с каждым движением Мии, втирающей крем в руки, мягкие цветочные волны все больше заполняли пространство.

Нина лежала на расписанной индийскими узорами кушетке и смотрела в потолок. Из белоснежного он то и дело превращался в розовый с лепнинами по периметру, широкая кровать с тяжелым гобеленовым балдахином, украшенным золотой вышивкой, исчезала, а на ее месте возникала совсем другая – та, что была далеко от этого места и времени. Там, куда Нину отправляли волны лавандового запаха, была детская комната в мягких розовых тонах с тоннами плюшевых медведей и подушек с рюшами. Широкий гардероб содержал лишь девчачью одежду и школьную форму, а не секс-игрушки и костюмы для ролевой игры. Там не было ничего, что намекало бы на этот дикий извращенный дипломный проект, которому предалась та девочка в толстых очках, поившая невидимым чаем кукольный отряд.

Родители предопределили карьеру Мии за нее. Никаких вопросов о том, что ей нравится, или кем бы она хотела быть. Ребенку, рожденному в семье потомственных юристов, не из чего выбирать, он обязан идти по стопам предков. Но, как говорят, нашла коса на камень. И даже в столь интеллигентном роду с правильными понятиями о жизни и строгими убеждениями появился бунтарь, разрушающий многолетнюю безупречность фамилии. Неизвестно, каким образом Мии удалось вырваться из зацикленной петли, ведь ни ее брат, ни двоюродные братья и сестры не восстали против устоявшегося порядка, хотя юриспруденция была далеко не их мечтами. Наверное, здесь сработала та характерная особенность, что закладывается на генном уровне, и которую изучала Мия в рамках своей научной концепции. Мы не рождаемся пустышками, подобно бездушным куклам, мы уже в утробе снабжены работающим мозгом, а значит, и думать сами начинаем еще до того, как научимся осознавать происходящее в мире вокруг. Система ценностей и мировоззрения, что закладывают нам в мозг в раннем детстве, разумеется, формирует в нас ту личность, которой мы останемся до конца своих дней. Но если не брать в расчет то, что нам дано изначально, можно очень сильно ошибиться в этих ценностях. Видимо, Мия получила ген бунтаря, который доминировал над геном повиновения, и тем самым предопределил ее выбор профессии.

Мия грезила научной деятельностью и экспериментами над человеческой психикой, пусть и жестокими и даже сомнительными методами. Но она верила в свой успех, и его скорой реализации были подтверждения. Ее недавняя статья о влиянии порядка рождения детей на различия в родительском отношении к ним настолько понравилась научному руководителю профессору Богарту, что он немедленно опубликовал ее в университетском вестнике, а третьекурсники с кафедры детской психологии даже взялись провести эксперимент в доказательство ее выводов. И лишь научному руководителю Мии были известны источники этих прекрасных мыслей, что посещали голову студентки. Она откровенно рассказывала ему о том, что именно натолкнуло ее на ту или иную гипотезу, а профессор Богарт, если поначалу и был настроен достаточно скептически насчет ее затеи работать в борделе, все же быстро изменил свою точку зрения, после того, как Мия буквально завалила его своими неординарными теориями. Благодаря им профессор Богарт вышел в научных кругах из разряда закулисных менторов в лидирующие.

Многие исследователи да и просто психологи хотели познакомиться с Мией, имя которой стало мелькать столь часто, но она сама отказывалась от любезных приглашений Богарта посетить тот или иной симпозиум. Она чувствовала, что еще не все вычерпала из этого колодца разврата, чтобы идти дальше. А если она засверкает своим прелестным личиком в газетах и журналах, она потеряет своих клиентов и место в борделе. Никто не захочет встречаться с психиатром-проституткой, использующей клиентов для написания исследований. У клиентов борделя уже есть собственный психиатр и сюда они приходят не за очередным устранением дефектов в мозгу.

Нина к ним не относилась.

Она, вообще, мало походила на клиента, хотя Эрик и оплачивал все ее часы, проведенные у Мии. А таковых за последние две недели накопилось несколько десятков, и все потому, что с той заключительной сокрушительной победы над врагами, когда был отслежена и взорвана лаборатория, где варился Жгучий Карлик, компания, не вылезая из «Геенны», праздновала свой триумф.

Зачинщиком буйных гулянок, разумеется, был Дэсмонд. Он пристыдил друзей за их размеренные скучные жизни стариков и заставил после праздничного ужина завалиться в бордель вспомнить старые добрые времена. Всеобщее торжественное настроение от долгожданной победы не обошло стороной даже ярого консерватора Рудольфа, который не устоял перед юным очаровательным соблазном с ненастоящим именем Моник. Всю ночь компания проводила в разных частях «Геены»: в клубе, в казино, в сауне, в борделе, а на утро расходились по домам, чтобы выспаться, прийти в себя и следующей ночью продолжить кутеж. Мужчины признались, что скучали по этому чувству грандиозного праздника. Они ощущали себя вновь молодыми и полными сил, словно впитали в себя жизнь уничтоженной банды.

И хотя Нина присоединилась ко всеобщему празднованию гораздо позже из-за восстановления после болезни, она быстро влилась. Вот только единственное место, где дозволялось да и хотелось быть – была комната Мии, где она проводила все то время, в течение которого мужчины развлекались отдельно от нее. Не пристало молодой девушке сидеть в компании выпивших мужчин, к тому же под воздействием наркотиков и в окружении шлюх. Даже издалека за этим наблюдать не стоит, и Нина не сопротивлялась, ее вовсе не прельщало смущать всех своим присутствием. Они заслужили празднования победы, а веселиться они умели лишь одним способом – по-мужски.

Мия встретила Нину чрезвычайно радушно и приняла с огромным удовольствием. Разумеется! Ведь к ней пришла невероятно интересная особа с точки зрения психоанализа! Сколько проблем можно накопать в ней, сколько секретов раскрыть! К сожалению ли к счастью, Мия быстро поняла, что имеет дело с чем-то очень странным мистическим и даже опасным. И спустя неделю уже подвергала анализу не сложный юный организм, а самого настоящего убийцу.

– Был у меня один парень, с которым надо было изображать мертвеца. Я наполняла ванну льдом и лежала в ней минут десять, чтобы охладить кожу. А потом лежала с закрытыми глазами, не шевелясь и едва дыша, пока он работал надо мной. Когда я сказала ему, что тут попахивает некрофилией, он бросился убеждать меня в том, что ни разу не видел покойников в действительности. Потом я узнала, что у него даже есть жена и дочь, и он говорил о них очень нежно и трепетно. Он рассказывал, как они втроем кормят уток в городском парке каждое воскресенье, и даже устраивают по вечерам музыкальный оркестр. Он не маньяк и не убийца. Он просто почитает смерть. Он боится ее, но в то же время и любит, как бы демонстрируя тем самым свое подчинение ей, дает добровольное согласие умереть в свой час, в надежде, что она проявит милосердие и не будет жестокой. Даже когда я играла роль покойницы, ты бы слышала, сколько ласковых слов он шептал мне, как деликатно целовал и трогал! Он не ненавидел меня, как основная часть некрофилов, которые поедают мертвецов в знак протеста смерти. Он любил меня.

Нина повернула голову набок. Мия сидела за туалетным столиком и подправляла макияж.

– Хочешь сказать, я – некрофил? – удивилась Нина.

Мия засмеялась.

– Нет, разумеется! Я хочу сказать, что смерть всегда завораживала людей. Древние египтяне, например. Они, вообще, каждый день проживали плотно, вплетая в него свою грядущую смерть. Всю жизнь откладывали золото, посуду, одежду, детские игрушки, благовония для того, чтобы пользоваться всем этим в загробной жизни, потому что та потусторонняя жизнь была не менее важна нынешней реальной. Но в то же время невозможно относиться к ней ровно так же, как к настоящей. Потому что смерть, как бы ее ни приукрашали, остается смертью, и всякому существу присущ страх перед ней на бессознательном уровне, потому что она противоестественна нам, ведь мы живые.

Мия накладывала румяна и рассуждала.

– Возьми другой пример – инфекционная гангрена. Мелкие вредные вонючие бактерии пожирают плоть и тем самым распространяют некроз. Это такие же бактерии, что населяют мир вокруг, и прав у них ровно столько же, сколько и у других организмов. Но они же просто омерзительны! Как представишь, что какая-то непонятная дрянь поедает тебя заживо, мурашки пробирают от отвращения! Так же и со смертью. Это столь же нормальное явление, как и рождение человека. Но сколько не храбрись, страх перед ней никогда не исчезнет. На самом дне сознания всегда будет лежать понимание того факта, что ты никогда не сможешь с ней смириться, никогда не сможешь ее принять, ровно, как и этих плотоядных бактерий.

Мия поежилась, словно отмахиваясь от образов мерзких бактерий, и снова надушилась.

– И почему же я вижу мертвых? – спросила Нина, до сих пор не догоняя мысль Мии.

Та, наконец, развернулась на стуле и взглянула на девушку.

– Не этот вопрос важен, – начала она. – Никто никогда не даст тебе на него ответ, потому что это – паранормально. Но вопрос, который должен тебя волновать это – почему ты их боишься?

– Но я не боюсь мертвых!

– Ты боишься Монстров. Судя по твоим описаниям, они сами – ползающие трупы, что дает мне сделать такой вывод: в твоем сознании Монстры олицетворяют смерть.

Нина снова бросила озадаченный взгляд. Эта любительница науки говорила слишком много непонятных слов.

– Так ты видишь смерть, – объясняла Мия. – Ты видишь ее в образе Монстров. Если бы смерть была не явлением, а физически ощутимым объектом, то я бы сказала, что она приходит к тебе под видом Монстров. А уж почему именно в таком виде, а не в образе веселого гнома или единорога, думаю, ты и сама понимаешь.

Но по глазам собеседницы, не выражающим ничего, кроме полного замешательства, Мия поняла, что та ничего не поняла.

– Да ты взгляни на себя! Ты же просто символ горя, боли, несчастья! Ты видела смерть родителей, ты сидела в их луже крови! Ты провела в психбольнице почти всю свою жизнь!

– Но я и до смерти родителей видела Монстров! – возразила Нина.

Мия задумалась на секунду, но очередная гениальная догадка быстро зажгла лампочку в мозгу.

– Просто потому что твоя ненависть к смерти огромна, – ответила Мия.

– Я не боюсь смерти! – смело заявила Нина.

И это была правда. Уж в ее ли состоянии бояться смерти? Она видит ее каждый день, чует ее запах, слышит ее крадущиеся шаги. Она наблюдает иной раз по сотне картин умирающих людей на дню. Уж чего Нина боится, так это точно не смерть!

– А я не говорю про страх. Смерть тебя не пугает. Но ты ненавидишь ее. Ты видела огромное количество ее ужасных проявлений, аморальных, извращенных. Ты была свидетелем бесчисленного множества болезненных предсмертных агоний и жестоких убийств. Разумеется, тут любой человек наполнится омерзением к ней!

– И что же мне делать с этой ненавистью?

– Все исходит из тебя, Нина. Из твоего отношения к смерти. Да, эти образы кошмарны, чудовищны и невыносимы. Но только потому, что ты их такими видишь.

Нина бросила на Мию скептический взгляд.

– Я вижу, как мужчину расчленяют заживо! Разве ты не находишь это чудовищным? – прошипела Нина обиженно.

Мия закусила губу. Она еще не до конца изучила феномен Нины, но из того, что она уже знала, она сделала вывод, что Нина и вправду видела иной раз чересчур жестокие образы.

– Да. Это омерзительно и просто непостижимо, – согласилась Мия, понизив голос, неуверенная в том, а смогла бы она сама выносить подобные картины каждый день.

– Но вместе с тем сколько бы боли он не испытывал, сколько бы не вылил слез и не пережил страданий, мужчина умер. Он освободился от бренного тела, и его душа воспарила к богу, в небеса и в райские кущи и во все остальное. Он получил избавление, он стал свободным и теперь покоится на волнах безмятежности в блаженном мире, недоступном нам. Не его надо жалеть и оплакивать, Нина, а нас – живых, пребывающих в мире, переполненном насилием и бессмысленной жестокости.

Мия была ученым, она всегда находила конец загадкам, но поиск ее был беспристрастным и бескомпромиссным, не терпящим слабостей в виде сомнений «а что, если?». Ее ответ всегда был точным и неоспоримым, и не важно, что достигнув его в реальности, тебя искромсают, изувечат, ты потеряешь по пути всякое желание идти дальше, и, вообще, веру во все хорошее. Мия была безжалостна: ответ есть – иди к нему и не ной.

Почувствовав излишнюю суровость к человеку со столь хрупким внутренним миром, Мия встала с табурета и прошагала к Нине. Она жестом потребовала уступить ей место и легла рядом с Ниной на кушетку.

– Я думаю, если ты изменишь свой взгляд на смерть, перестанешь ненавидеть ее и примешь, как должное, Монстры перестанут иметь над тобой силу. Ведь, в конечном счете, Монстры – это не что-то отвлеченное и чужеродное тебе. Монстры – это и есть ты. Это та часть, которая отчаянно желает запугать тебя до чертиков и затащить на свою сторону.

Мия шептала, словно они лежали и секретничали где-нибудь под кроватью, пока снаружи их разыскивают родители.

– А что на той стороне? – также шептала Нина. – На стороне Монстров? Что будет, если я перейду на нее?

Мия тяжело вздохнула.

– Ты станешь одним из них.

– Но что это значит?

– Ты полюбишь смерть так же, как и они.

– Разве это плохо?

Мия завела за ухо локон волос с лица Нины.

– Вспомни, что я сказала тебе раньше. Ты живая, смерть для тебя противоестественна. Ты не можешь ее любить. Живое существо не может любить смерть. Это противоречит закону природы. Живой человек может полюбить смерть только в одном случае – когда сам ею становится.

– Имеешь в виду, когда человек умирает?

– Не совсем. Когда человек сходит с пути всего живущего, с пути созидания, и переходит на путь смерти – на путь разрушения.

Нина в очередной раз нахмурила брови, не понимая суть сказанного. Мия снова тяжело вздохнула.

– Убийцы любят смерть, Нина.

А через секунду добавила:

– Я думаю, если ты перейдешь на сторону Монстров, тебя охватит их жажда крови, и ты сама начнешь убивать.

***

В сумраках задымленного от кальяна и десятков выкуренных сигарет с травой небольшого приватного зала разноцветные лучи от стробоскопов и шаров едва пробивали плотные белесые клубы. Здесь отсутствовал трезвый разум и твердый взгляд. Здесь правили балом алкоголь, гашиш и кокаин. Они заглушали стеснение, заставляли забыться в меланхоличном бреду, отключали все защитные инстинкты и позволяли напряженным мускулам и отяжеленным от раздумий головам расслабиться.

На диванах раскинулись мужчины. Расстегнутые рубашки, ослабленные пояса, стеклянный взгляд и глупые смешки. Девушки в эротических нарядах, стремящихся открыть, как можно больше соблазнительных частей тела, танцевали посреди зала, возбуждая пьяных мужчин. Некоторые награждали приватным танцем или танцем на коленях, неизбежно перерастающими в секс.

Здесь нет реальности, все это – лишь сон наяву. Нет страхов, забот, терзаний, неловкости или смущения, а лишь туман в голове и тяжесть в конечностях, из-за которых ощущаешь себя всесильным и могущественным, точно самим богом, сотворившим собственную вселенную.

Наркотический угар продолжался уже две недели – настолько компания была измотана погоней за Пастаргаями. И казалось, конец пьяных вечеринок еще далеко за горами, а рак до сих пор не родился, чтобы свистнуть.

Воспользовавшись появившейся уже в сотый раз тошнотой, Эрик устроил себе перерыв и сидел в самом дальнем углу зала, покуривая обычную сигарету и распивая стакан воды, точно это был самый дорогой бурбон на свете. Ценность вещей – относительна, и Эрик снова удивился тому, как быстро стакан воды может стать дороже человеческой жизни.

К уединенному уголку прошагал Роберт: не более здоровый на вид. Кажется, он тоже достиг своего предела на сегодня.

Роберт плюхнулся в соседнее кресло. Эрик искоса оглядел друга: криво застегнутая рубашка, в паре мест прожженная пеплом, взъерошенные волосы, точно он проехал сотню миль на мотоцикле без шлема где-нибудь в тропиках, концы пояса на брюках свободно мотались при ходьбе, и, кажется, на нем был всего один ботинок.

– У тебя на шее пояс для чулок, – пробубнил Роберт, едва связывая слова друг с другом.

Эрик посмотрел на грудь и, действительно, на его шее болтался черный кружевной пояс от чулок. Наверное, его оставила африканка Элита. А может, та молоденькая Роксана. Она принята совсем недавно, но уже приобрела популярность в борделе.

– А на тебе два галстука, – Эрик бросил в ответ.

Роберт потрогал шею и, убедившись в правоте друга, тяжело вздохнул.

– Кажется, я сегодня чересчур сблизился с Рудольфом, – ответил он.

На секунду оба замолчали, а потом разразились хохотом. Уже много лет они не веселились так, как в эти дни, и, кажется, оба соскучились по такому веселью.

Эрик заботливо разделил другу дорожки, и тот принялся за процедуру возвращения рассудка из задворок мозга. Через пару минут глаза Роберта оживились, и он, наконец, более менее вернулся к реальности.

– Надо бы завтра связаться с Локком. Что-то он не очень доволен нагрузкой на коридор, – сказал Роберт и осушил стакан Эрика с водой.

– Да, пора бы нам как-то исправить уже эту проблему, – согласился Эрик.

– Тем более с Пастаргаями разобрались. Больше нас не потревожат.

Эрик промолчал. У него было свое мнение на этот счет.

– Как там Нина? – спросил вдруг Роберт.

Этот вопрос прозвучал странно из его уст, Роберт не питал к ней нежных чувств, но после всего произошедшего стал частенько его задавать. Казалось, Нина растопила его разгневанное сердце.

– В порядке. Вроде как, – ответил Эрик.

И не лукавил. Он и сам не знал подробностей. После того, как она пришла в себя, он вдруг поймал себя на мысли, что ему стало невыносимо находиться рядом с ней. Он переступил грань в тот вечер, и даже, несмотря на то, что это было сделано ради них обоих, сути это особо не меняло. Нина словно стала смотреть на него по-другому. Осуждающе, с укоризной. Хотя, может он все это сам себе надумал.

Как бы то ни было, последние две недели, он мало пересекался с ней, взгромоздив заботу о Нине на плечи Учтивого Карла и Фидо. Они крепкие, выдержат. Разумеется, они отчитывались Эрику о каждом ее действии, будь то завтрак или поход по нужде. Эрик стал своеобразным всевидящим оком незаметным для объекта слежки. Хотя в случае с Ниной нельзя с полной уверенностью утверждать, что она ничего не знала.

Роберт тяжело вздохнул.

–Все хотел с тобой поговорить, – произнес он.

– О чем?

– Ей нужна помощь.

Эрик даже подавился от удивления.

– Я рад, что ты, наконец, это понял, – сказал он, откашливаясь и постукивая по груди.

– Я серьезно! Она ведь сама по себе нормальная девчонка. Что за гадость в ней сидит?

Роберт был искренен, и каждая скула на его лице говорила о том, что он на самом деле переживает за Нину. И тут до Эрика дошло.

– А-а-а, ты тоже пообщался с Ними?

Роберт молча отвел глаза. Детали этого общения он оставит при себе. Уж слишком откровенное оно получилось, Эрик явно не поймет.

– Она как будто была не она. Словно ее заменили, – говорил Роберт, вспоминая хищнический блеск в ее глазах в ту ночь. – Но в то же время, это ведь была она… Что это такое?

Эрик откинулся на спинку кресла и уставился в никуда.

– Она называет это проклятьем, – ответил он.

– Может так оно и есть? – ухмыльнулся Роберт.

Эрик грустно улыбнулся.

– Не знаю. Но таблетки и уколы ей не помогли. Так что, может, самое время обратиться за помощью к вуду?

Дэсмонд разбил о голову очередную бутылку пива, чем вызвал фальшивые стоны восхищения от девушек, а потом схватил двоих и уволок на дальний диван. Вообще, больше всего шума всегда было от Дэсмонда, и эта его варварская неудержимость часто играла роль спасателя в неудобных беседах. Всегда можно было отвлечься на его выходки и перевести разговор в другое русло.

Вот только настойчивость Роберта была неизменна, и снова у Эрика закрались подозрения.

– Думаешь, от Них можно избавиться? – спросил Роберт.

Эрик тяжело вздохнул.

– Думаю, нет. Я думаю, Их можно только сдерживать. И я думаю, что Нина об этом знает, – тихо ответил он.

***

Фидо шел впереди, учтивый Карл замыкал троицу. Нина шла между двумя мускулистыми широкоплечими бойцами, изредка поглядывая вокруг. Ей встречались женщины разных возрастов, у каждого мужчины были свои предпочтения, и практически все их притязания удовлетворялись в этом месте. За последние дни работницы уже привыкли к странному завсегдатаю Мии, но странной она казалась не из-за своего пола, ведь гомосексуальные наклонности уже давно не редкость, а сам ее вид и факт того, что за ней стоял Эрик, вызывали вопросы и слухи. Нина была слишком юна замкнута и скрыта, и на роль новой пассии Эрика едва ли подходила. Нина старалась пропускать мимо чужие проносившиеся мысли.

Клиенты часто обращали на нее внимание и осматривали с ног до головы, словно она тоже была товаром. Но потом видели мощные груди телохранителей, обтянутые в черные футболки, и сразу теряли к ней интерес. Они забывали о ней за одну секунду, а вот образы, посетившие их при виде Нины, оставались с ней надолго, и от этих образов становилось тошно. Она участвовала в невероятно извращенных фантазиях, и эти картины трудно стереть из памяти по щелчку. Все эти низости, что она наблюдала в их головах, подкармливали Монстров, открывших еще один рычаг управления по мере взросления Нины. Секс и убийства – вот их основные инструменты, вот, что тащит Нину на их сторону, и ей предстояло научиться владеть собой, преодолевать скребущиеся желания пустить чью-то кровь и поддаться развращенным формам соития.

– Здорово! – поприветствовал Фидо бойцов, стоявших на стреме у дверей закрытой зоны для важных персон.

Двое бойцов окинули взглядом Нину и сразу поняли, в чем дело.

– Эрик внутри, – сказали они и расступились.

– Нина, жди здесь, – приказал Фидо.

По требованию Эрика Нину пускать за двери было запрещено. Уж слишком много там того, чего она видеть не должна. Пусть читает мысли, смотрит картинки в своей голове, но не видит этого в реальности. Почему-то Эрику тяжело было открыто демонстрировать свои пороки, несмотря на то, что Нина все равно знала о них из своих видений.

Фидо вошел внутрь. Фиксатор заставлял дверь закрываться очень медленно, и Нина все же уловила детали происходящего внутри.

Приглушенный свет, громкая музыка, клубы дыма от сигарет, громкий смех Дэсмонда где-то в глубине, и девушка с убранными в ракушку светлыми волосами и в одних лишь черных чулках в сетку с подтяжками. Стройная и загорелая, ее ногти сверкали стразами, а руки обвивали шею Эрика, на котором она сидела и недвусмысленно двигалась.

У Нины сперло дыхание, а в горле встал ком. Теперь она поняла, почему реальная картинка имела совсем другое влияние на нее чем та, что она видит в своей голове. Потому что как бы ты ни была уверена в реальности своих образов, для тебя они не перешли черту миров, они по-прежнему лишь там, в твоей голове в виде картинок и образов. Да, они происходят сейчас где-то в другом месте, но ты просто знаешь о них, но не наблюдаешь собственными глазами. Все равно, что знать, на пересечении центральной и второй улиц в булочной продаются свежие шоколадные круассаны. Ты просто знаешь об этом, представляешь круассаны в горячем бумажном пакете, пропитанном маслом. Ты знаешь, как они выглядят, какие они на вкус. Но если ты придешь в булочную и увидишь их собственными глазами, пусть даже в десятый раз, все равно круассан, что ты держишь в руке, отличается от того, что ты представляешь в голове. Просто потому что он – настоящий.

Также и с этой прелестной блондинкой, что сидела на Эрике и целовала его шею. В видениях Нины она была куда менее яркой и соблазнительной, чем сейчас воочию. И Эрик был менее реален в тех образах.

Перед самым закрытием двери и громким металлическим щелчком глаза Нины встретились с его взглядом.

И все.

Мир, открывшийся всего на пять секунд, снова закрыл свою дверь. Через минуту Нина поняла, что до сих пор не дышит. Она прижалась к стене и закрыла глаза, рисуя в воображении картину, которая по какой-то непонятной причине наполнила сердце грустью да так, что захотелось расплакаться и убежать.

Наконец, появился Фидо.

– Эрик разрешил подняться в паб, – сказал он.

Вот и попытка убежать от неизвестно откуда возникшей печали. Нина быстрым шагом пересекла коридор и главный холл борделя, и уже бежала прочь от этой раздражающей ванильной музыки, от полураздетых женских тел и изнывающих от похоти мужчин. Ей было неважно, поспевали ли за ней ее два верных пса, она хотела скорее вырваться из этого тошнотворного мира, который совсем недавно представлялся ей большой загадкой.

Нет тут загадок. Все достаточно прозаично и закономерно: порок во всех формах имеет под собой одну причину – тяга к власти. Будь то власть над деньгами или власть над людьми: все приведет в одни и те же места, подобно этой «Геенне». И с течением времени она не будет вызывать ничего кроме омерзения и чувства тошноты.

Преодолев бессчетное количество коридоров и лестничных пролетов, Нина, наконец, оказалась в задымленном пабе. Но и здесь она не нашла спокойствия. А как его найти, если все эти люди учувствуют в едином круговороте, перемещаясь из одного помещения с развлечениями в другое?

Голова пошла кругом, и Нина почувствовала, как задыхается.

– Мне нужно выйти, – выдохнула она.

Фидо оглянулся.

– Вон там за дверью есть балкон, – предложил он.

Нина тут же направилась к нему, назойливые телохранители не отставали.

– Я выйду одна, – сказала она.

– Эрик не разрешает тебе быть одной, – возразил Фидо.

– А мне наплевать на это правило! Я хочу побыть одна! Мне это нужно! – выпалила Нина.

– Мы не будем тебе мешать, просто постоим рядом, – поддержал товарища Учтивый Карл.

Нина злостно выдохнула.

– Я хочу выйти одна! – пыталась Нина достучаться до бойцов.

– Эрик приказал не отходить от тебя ни на шаг! – Фидо тоже был их упертых.

– Черт возьми, Фидо, ты понимаешь, что мне нужно тихое место! Место, где я не буду слышать ваши мысли! Я устала от этого нескончаемого гомона в голове!

Фидо молчал.

– Не заставляй меня лезть к тебе в голову и внушать делать то, что ты делать не хочешь, – пригрозила Нина.

Фидо переглянулся с напарником. Тот кивнул.

– Хорошо. Но мы будет стоять у двери.

Нина не ответила, резко распахнула стеклянную дверь балкона и вышла наружу.

Зимний воздух тут же обдал ледяной остротой и сдавил легкие. Голоса в голове моментально смолкли, и Нина впервые за несколько дней ощутила эту желанную пустоту в голове, которая приносила неописуемое наслаждение.

Легкие постепенно пришли в норму, и Нина сделала глубокий вдох, из-за которого в носу тут же заныли сосуды. Да и к черту вас! Нине необходимо побыть на свежем воздухе, вне стен этой порочной обители. Если честно больше она не находила в ней ничего увлекательного и захватывающего. Сплошные извращенцы с толстыми карманами, не знающие массу других способов развлечь свое тело и дух.

Нина почувствовала себя такой несчастной, что исказилась в лице и готова была разрыдаться.

Но даже здесь ей помешали сделать то, что она хочет.

– Слишком спертый воздух от сигар.

Мужской голос раздался так внезапно, что Нина чуть не вскрикнула.

Она была уверена, что находится здесь одна. Но оказалось, что этот узкий балкон был невероятно длинным и проходил вдоль нескольких залов, из которых на него вело шесть разных дверей. Мужчина, стоявший у перил, и с интересом наблюдающий за Ниной, вышел на балкон как раз из соседней.

– Простите? – растерянно произнесла Нина.

– Сигар слишком много, говорю. Даже глаза щиплет. Не понимаю, как это может нравиться, – пояснил незнакомец.

Нина пришла в себя и стала разглядывать мужчину. Он был чуть старше Эрика, приближался к пятидесяти годам, его аккуратно уложенные черные волнистые волосы перемежались с седыми локонами, отчего казалось, что на голове у него черно-белая радуга. Низкие брови домиком и губы, сложенные в легкую улыбку, изначально располагали к себе. Легкая щетина испещрена белыми островками седины в тон волосам на голове. Черный выглаженный костюм и туго завязанный черный галстук под самым подбородком были не к месту, ведь сюда люди приходят, чтобы расслабиться, или обсудить вопросы, расслабляясь. Но столь официозный вид здесь был непопулярен. Мужчина стоял возле самых перил и поглядывал на Нину искоса, слегка улыбаясь.

Но не его внешность привлекла Нину. Она даже поначалу не поверила своим ощущениям, но чем больше она вглядывалась в незнакомца, тем явственнее она чувствовала некую связь со своими снами. Такое часто бывало с Ниной, она много раз встречала людей, которые, так или иначе, присутствовали в ее вещих снах. Но этот случай был особенным, потому что от незнакомца веяло той непонятной тоской, что она ощущала от северных бойцов в армии Пастаргаев.

– Вы с севера, – произнесла Нина то ли вопросом, то ли утверждением.

Незнакомец ухмыльнулся, опустил голову и издал смешок.

– Вы услышали мой акцент, – произнес он хриплым вкрадчивым голосом. – Последний раз, когда кому-либо удалось расслышать мой северный акцент, было пятнадцать лет назад. Кажется, пора возобновить визиты к логопеду.

Мужчина говорил, посмеиваясь над самим собой, а потом развернулся к Нине и уже в открытую проявлял интерес.

От его взгляда, медленно оценивающего с головы до ног, вдруг стало так стыдно. Словно Нина стояла не в платье с пышной юбкой до колен и практически нулевым декольте, а в одних чулках с подтяжками, какие она только что видела на той девушке, что сидела на Эрике. Нина неосознанно скрестила ноги и поймала себя на мысли, что в следующий раз она пошлет Изи подальше и натянет на себя картофельный мешок.

– Город Варде на острове в Варенском заливе. Слышали о таком? – спросил мужчина с сарказмом.

Нина не смогла сопротивляться желанию узнать, что это за далекий город, который пахнет влажными опилками и тоннами морской рыбы, и на мгновение заглянула в его воспоминания.

Бескрайнее синее море и яркое солнце на изрезанном белоснежными пышными облаками голубом небе. Несмотря на солнечную погоду, ему холодно из-за сильного северного ветра, пробирает аж под куртку и толстый вязаный свитер. Он едет внутри тоннеля, ведущего на материк, его охватывает панический страх детства – быть затопленным в тоннеле, ведь он проходит точно под заливом. Морской порт на два десятка суденышек, в котором всегда пахнет свежей рыбой – здесь ее добывают немало. Узкие мощеные улицы со старинными одноэтажными домами, которым насчитывается не одно столетие. Холмы ближе к центру острова становятся совсем высокими, и зимой гулять там опасно из-за риска провалиться в глубокий овраг. И все это так явственно пахло ее снами, словно она когда-то гуляла в них по этим самым улочкам и набережной вдоль гавани, вдыхала соленый воздух с острым запахом сгнивших водорослей и поедала щедро сдобренную розмарином и чесноком копченую рыбу, выловленную всего пару часов назад.

Нину так увлекла эта картинка далекой отсюда загадочной холодной страны, что захотелось оказаться там в сию же секунду.

– Паб «Глобус» с бесплатной засушенной рыбой на закуску, церквушка со шпилем на побережье, в ясную погоду ее увидишь раньше, чем маяк, – тихо проговорила Нина, любуясь треугольной крышей белоснежной церкви с ровными рядами скамеек и скромным алтарем.

Незнакомец задержал дыхание, а через секунду на его лице растянулась такая широкая улыбка, которой он не одаривал никого уже много лет.

– Поверить не могу! – выпалил он в ошеломлении. – Здесь трудно встретить людей с севера, а мне повезло встретить того, кто был в моем родном городе! Невероятно!

Нина вдруг поняла, что сболтнула лишнего. Но искренняя радость одинокого человека от встречи с тем, кто побывал в его родных краях, благодатно улеглась на груди ответной радостью дающего человека.

– Виктор Хаммель, – мужчина протянул руку.

Нина опешила. Ни знакомиться, ни тем более дотрагиваться до кого-либо она не планировала.

– Я… Эрик Манн…, – Нина сглотнула, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить, кто она такая.

Мужчина нахмурил брови.

– Вы не Эрик Манн, – произнес он, хихикая.

Нина стала смотреть по сторонам в поисках чего-либо или кого-либо, кто мог бы вытащить ее из этой неловкой ситуации. Она не хотела обнадеживать человека дальше и врать о том, что она посчитала его городок с населением в две тысячи человек важным для визита и знакомства, а судя по его реакции, именно это его и обрадовало. Надо заканчивать этот фарс и возвращаться в бордель, уж лучше сидеть посреди извращенцев и пьянчуг, чем вот так жестоко пользоваться наивностью людей.

Внезапно, Нина что-то поймала. Какое-то мимолетное ощущение глубокой печали и горя, глубоко засевшие в душе Виктора, приложившего все силы для того, чтоб забыть, успокоиться и жить дальше. Но Нине было видно гораздо больше, чем ему, и она поняла, что нечто утраченное много лет назад, на самом деле все еще существует, и оно ближе, чем Виктор может себе представить.

– Та золотая брошь… гроздь винограда… с аметистами. Она все еще там. Застряла между половицами напротив удачливого капитана, – произнесла Нина.

Улыбка Виктора начала сползать, брови опустились, а глаза выражали немое замешательство.

– Что Вы сказали? – едва слышно спросил он.

Образы стали мелькать сильнее, голоса вернулись и теперь настойчиво твердили о каких-то непонятных и далеких отсюда вещах, событиях, людях. Голова снова закружилась.

– Простите, что-то мне не хорошо, – Нина сделала шаг назад и оступилась на каблуках.

Виктор хотел подхватить, но тут дверь распахнулась, и на балконе показался Фидо.

– Нина, что с тобой? Господин Хаммель? – Фидо удивился, увидев, что на балконе был кто-то еще. Сквозь стеклянную дверь он видел лишь Нину, и даже не предполагал, что все это время она была не одна.

– Фидо, – Виктор натянуто кивнул.

– Я хочу домой, – выпалила Нина.

Ее голова готова была взорваться от бесконечных картин и звуков, она нуждалась в длительном отдыхе, и не в клубе, не у Мии, и не на этом чертовом балконе.

– Идем вниз, – сказал Фидо.

– Нет! Веди меня домой! Иначе, клянусь, я убью тебя!

Нина говорила не всерьез, но Фидо, прекрасно наслышанный о ее талантах, вдруг замер и начал просчитывать варианты. Через минуту он сдался и сказал учтивому Карлу:

– Сообщи Эрику, что везем ее в апартаменты.

Учтивый Карл кивнул и достал из джинсов телефон.

Виктор Хаммель остался на балконе в полном недоумении, так и не узнав, кто эта девушка, когда она была в его городе, и каким образом узнала о том, что известно лишь ему и давно умершему человеку.

***

В этой стране царствовали холода. Соленые, влажные, снежные. Из-за моря осадков тут выпадало немеренно. Зимой снег покрывал толстым пластом весь полуостров, особенно на холмах, испещренных оврагами, там слой снега мог достигать трех метров, потому и ходить там в это время было опасно. Лето не радовало жарой, и температура едва дотягивала до восемнадцати градусов Цельсия, да и длилось оно не больше месяца. Все остальное время года коммуна находилась под управлением нескончаемого моросящего дождя, переходящего то в ливни, то в град. Климат здесь был малорадушным, а потому и людей жило немного, а гостей из других мест еще меньше, в основном это были рыбаки да геологи.

Нина сидит на огромном валуне диаметром в полтора метра не меньше, и наблюдает с высоты холма, как в бухту заходит гигантский рыболовный траулер. Его приезда ждут все, потому что он везет с собой около пятидесяти, одичавших от моря, и разбогатевших на очередном улове, рыбаков. Они заполонят городские пабы и маленькие гостиницы на целую неделю, выпьют тонны пива, щедро отблагодарят местных гостеприимных девушек, закупят сотни безделушек-сувениров для семей, и потом поплывут дальше своей морской дорогой.

Мимо Нины пролетает стая оголтелых чаек, учуявших навязчивый рыбный запах, и летит точно к траулеру, как на пирушку. Небо сегодня невероятно ясное, и даже солнечное, что для этих мест означает примерно следующее: оно поднялось на сорок пять градусов над горизонтом и едва греет землю. Залив простирается далеко за пределы видимости, зато городок, как на ладони. Вдалеке дымят две трубы алюминиевого завода, который едва ли является опорой промышленности городка. В этих землях, вообще, полная безнадега, нет пути вперед, одно лишь сумеречное выживание и ожидание иностранных моряков.

А еще Нина знает, что этот траулер привез не только рыбу. Зайдя в порт в Германии, он загрузил в свой трюм партию оружия и боеприпасов: американские винтовки, немецкие пистолеты, пулеметы из Ливии и разнообразные взрывчатые вещества. Целый коктейль, собранный со всего мира, который впоследствии переправится на нужды ИРА.

Нина знает это, потому что это известно двум парням, которые сидят перед ней на траве и следят за тем, как пришвартовывают траулер.

Парни – совсем еще юнцы, им не больше шестнадцати, но Нина чувствует огонь в их сердцах, такой мощный и прицельный, он разгорелся уже давно, и до сих пор ни на йоту не затух. Они полны решимости, бесстрашия и жажды мести – главной заводилы в их жизненных приключениях. Эти парни близки гораздо больше, чем друзья, теснее, чем братья, они объединены общей клятвой, которая ведет их вперед к намеченной цели, и они ни на секунду не сомневаются в собственной верности, как и в победе.

– Они перегрузят оружие на склад этой ночью, у нас будет два дня, – говорит черноволосый паренек, его куртка изрядно поношена и протерта от постоянных ночевок в подвалах и сараях, а старая вязаная шапка – явно девчачья.

Нина знает, что через два дня мимо залива будет проплывать контейнеровоз, на борт которого и доставят оружие для дальнейшей транспортировки повстанцам. Капитан корабля рассчитается наличными и на этом сделка будет завершена до следующей партии.

А еще Нина знает, что через два дня, русский командир контейнеровоза очень удивится, когда примет на борт двух подростков, но потом решит, что влезать в местные разборки он не намерен и рассчитается с ними за привезенное оружие. В конце концов, какая разница, кому платить? Товар-то на месте. А драки за обладание этого торгового сектора – правило в криминальных кругах, другого способа отвоевать себе место в ряду элиты нет. Поэтому капитан даже спрашивать не будет, что случилось с предыдущими торговцами.

– Скажи парням, что нападаем завтра рано утром, – произнес второй парень, чьи волосы играли на свету темной карамелью.

Первый с опаской взглянул на друга.

– Ты уверен?

В ответ русоволосый улыбнулся хищной улыбкой.

– Я еще никогда не был так уверен, как сейчас, – ответил он.

Этого ответа было достаточно для того, чтобы его напарник набрался твердой веры в правильности решения.

Он слегка поворачивает голову так, чтобы краем глаза увидеть сидящую позади них Нину.

– Все подслушиваешь? – спрашивает он знакомой интонацией.

Нина кутается в куртку от поднявшегося ветра.

– Ты же сам меня пригласил, – отвечает она.

И практически слышит движение его мышц от растянувшейся улыбки.

– Как тебя зовут? – спрашивает Нина.

– Я не вижу смысла в банальном представлении. Ты ведь не за этим сюда пришла.

– А для чего тогда ты вызвал меня?

– А разве я звал?

– Но я же здесь.

– Да, – задумывается он, – и это странно.

– Кто же тогда пригласил меня, если не ты?

Он поворачивает голову и смотрит на друга, смело взирающего на будущую добычу.

***

– Я хочу познакомить тебя с сыном, – произнес он.

Нина удивилась и даже задержала дыхание. На лице растянулась неконтролируемая улыбка. Наконец-то она становится частью семьи по-настоящему. Эрик доверяет ей настолько, что готов не просто представить ее сыну, а ввести Нину в жизнь маленького мальчика. Он будет знать ее, думать о ней и помнить до конца своей жизни.

Но вместе с тем Нина ощущала нечто совсем иное, отличное от ее скоропалительных выводов и наивных ожиданий. По мере изучения этого чувства, она все яснее осознавала, что причина, по которой Эрик решил познакомить их, не в его желаниях сделать Нину частью семьи. Более того, причина совершенно обыденна и проста, словно он в очередной раз хотел прочертить рамки их взаимоотношений. И как только Нина осознала это, до нее дошло, чем все это утро пах Эрик. Это был запах озлобленности и раздражения на нее – Нину. Ей не следовало заглядывать вчера туда, куда Эрик строго настрого запретил. Она будто нагло ворвалась в его интимное пространство, которое он так тщательно закрывал на сотню замков и тысячу засовов. Можешь хоть сколько копаться в его мыслях и воспоминаниях, в его ошибках и раскаяниях, но не смей лезть в его интимные отношения и тем более наблюдать! В тот момент, когда их глаза встретились всего на долю секунды, Эрик почувствовал себя, чересчур открытым, уязвленным, слабым, словно Нина обнажила его нутро, выставила напоказ его душу и прилюдно высмеяла.

Эрик был зол на Нину, и не собирался этого скрывать. И это казалось странным, потому что раньше его нисколько не смущал тот факт, что обо всех его любовных похождениях Нина уже знала все, что можно. Она могла даже назвать имя каждой однодневной женщины, пересчитать количество часов, что они провели вместе, и расписать целый календарь его жизни с комментариями о том, в какой день, и в какую его часть он был с той или иной женщиной в той или иной позе. И для Эрика это не было секретом, иногда он даже позволял себе обсудить с Ниной его интимные приключения и посмеяться. Но с каких-то пор это стало неуместным.

И Нина знала, с каких.

Чертовы Монстры пересекли черту, которой она страшилась, как раскаленного железа. Тот вечер она помнила смутно, потому что Монстры руководили ее телом, пока она заперлась в каморке сознания. Но очнувшись, Нина ощутила вкус Эрика на своих губах. Он сделал это для того, чтобы спасти ее, и, тем не менее, воспоминания о страстном моменте каждый раз захватывал дух и сжимал желудок в кулак. Нина впервые ощутила столь сильное физическое желание мужчины.

Они так и не поговорили о том, что произошло, и Нина знала, почему. Эрику было стыдно. Потому что он тоже ощутил сильное влечение к ней, и остановил себя неимоверной силой воли. С тех пор он намеренно охладел к Нине, чтобы больше не провоцировать ни ее дружков, ни себя самого.

– Он болен, – констатировала Нина.

Эрик тяжело вздохнул.

– Ретинобластома, – ответил Эрик.

Нина видела этого веселого мальчишку пяти лет в очках с заклеенной правой линзой, но никогда не испытывала по его поводу тревожных ощущений. Сын Эрика проживет долгую жизнь, и самые грозные опасения Эрика были напрасны. Эрик хотел услышать это от Нины, а Нина обязана давать ответы на его вопросы.

Автомобили въехали на парковочную зону возле одного из четырехэтажных домов в загородном жилом комплексе. До города было всего пятнадцать минут езды, а казалось, что они очутились в совершенно другом мире. Комплекс был расположен в окружении ельника, и потому здесь витал мягкий хвойный аромат. Цветастые детские площадки, зоны выгула собак, парковые аллеи и маленькое искусственное озеро. Казалось, этот рай был специально возведен для семей с маленькими детьми. Но насколько все это казалось уютным, благоустроенным и даже немного сказочным, настолько же чужеродным и неприязненным это было для Эрика. Он до сих пор не проникся семейным духом, заставляющим покупать газонокосилку и надувной бассейн.

Телохранители остались снаружи, по привычке подозрительно озираясь по сторонам, словно вон за той детской горкой мог прятаться целый отряд из врагов.

Эрик с Ниной прошли по лестнице на второй этаж и очутились в белоснежном холле, уставленном колясками и детскими велосипедами. Нину охватила легкая зависть от вида всех этих разноцветных железяк с колесами – у нее никогда не было велосипеда. Она даже не уверенна, умеет ли кататься на нем. Но в инвалидной коляске она – настоящий профессионал.

Эрик позвонил в дверь, и через секунду та распахнулась.

– Привет! Заходи скорее, у меня пирог подгорает!

Женщина даже не дождалась, пока гости войдут, и уже исчезла в просторах квартиры.

Эрик пригласил Нину вперед и зашел следом.

Нине квартира показалось уютной, несмотря на огромную площадь в сотню метров, для двоих тут места определенно хватало с излишком. Интерьер был выдержан в ослепляющих белых тонах, что придавало квартире еще больше объема. Разнообразные мягкие игрушки всех размеров, мозаики, фигурки солдатиков, автомобилей, даже длиннющая рельсовая дорога: все было разбросано по периметру квартиры. Кучи одежды, и женской и детской, свалены по углам гостиной. Где-то в глубине разрывалась от работы стиральная машина, на кухне дребезжали тарелки, хозяйка что-то натирала щеткой, а в воздухе раздавался аппетитный ванильный аромат, настолько густой, что даже были открыты форточки.

Эрик снял пальто и помог раздеться Нине.

– Садись в гостиной, – сказал он, а сам стал собирать кучи одежды и относить их к разгневанной стиральной машине, чья брань слышалась во всем доме.

Нина села на кожаный диван и стала оглядываться. Да, женщине представилась непростая задача наведения порядка в этом огромном царстве, ей бы не помешала помощь.

– Почему бы ей не нанять домработницу? – спросил Нина, пока Эрик собирал разбросанные на полу игрушки в большой контейнер.

– Нанимали. Но никто ей не подошел. Она слишком требовательна, любит делать все сама. Правда, не всегда успевает, как видишь, – ухмыльнулся Эрик.

Нина уже поняла, почему. И вопрос по этому поводу Эрик тоже задавал, правда, мысленно. Видимо, боялся собственных предположений. А Нина тем временем уже узнала, что этим утром после сообщения Эрика о предстоящем визите через пару часов, здесь был убран белый ковер с пятнами от красного вина. А широкий журнальный столик так назойливо пах чистящим средством, что казалось, будто Нине его засыпали в нос. Но запах рвотных масс от Нины не скрыть. Да и ванильный аромат выпечки и открытые форточки старались скрыть совсем другой запах. Так пахнет вся жизнь Эрика.

Но Эрик еще не задал этого вопроса, и Нина, играя по его правилам нарочитого соблюдения первоначальной договоренности, молчала, как самый честный партнер.

– Эрик, ты так удивил своим внезапным визитом, что я ничего не успела, – весело говорила женщина и, наконец, появилась из-за угла.

Ее глаза тотчас же наткнулись на сидящую на диване Нину, и фальшивая улыбка сползла с лица.

– Ты не говорил, что будут гости, – сказала она, тщательно скрывая раздражение.

Нина оглядела хозяйку. Это была высокая женщина около тридцати, достаточно фигуристая, с пышными формами. Ее длинные волнистые волосы были выкрашены в платиновый цвет, отчего пушились в разные стороны из-за процедуры обесцвечивания, ведь на самом деле она была брюнеткой, и густые черные брови доказывали это. Она была одета в клетчатую рубашку и джинсы, и это были единственные чистые вещи, что она нашла сегодня в шкафу.

Эрик, наконец, поднялся с пола.

– Нина, это Стелла. Стелла, это Нина, – представил он обеих.

Стелла скрутила недовольную гримасу и уставилась на Эрика.

– Я же просила тебя не приводить сюда своих пассий. Как ты объяснишь ее присутствие сыну? – злость в ее голосе перестала быть скрываемой.

– Нина – мой друг, и не более того, – ответил Эрик.

Недавний поцелуй невольно всплыл в памяти, и Эрик тут же замкнулся.

– Друг, ага, как же, – съязвила женщина.

– Стелла, заткнись. И позови моего сына, – резко оборвал ее Эрик.

Стела немного помедлила, а потом исчезла в глубинах квартиры. Не прошло и минуты, как послышались торопливые детские шаги.

– Папа!

Мальчуган так быстро пересек гостиную, что Нина даже не заметила, как малыш уже воткнулся в ноги отца и крепко обнял.

– А вот и мой супермен! – воскликнул Эрик и с легкостью поднял мальчика в воздух и закружил.

Темноволосый мальчуган звонко смеялся, расставив руки в стороны, изображая самолет. Эрик усадил сына на руках.

– Как себя чувствуешь? Больше не тошнит?

– Тошнит. Я пью другие таблетки. Теперь они желтые. И от них тошнит сильнее, – весело рассказывал мальчик.

– Ничего, потерпи, сынок. Скоро станет легче, – также весело ответил Эрик, хотя нотки грусти все равно не ускользнули от внимания Нины.

– Доктор выписал новый рецепт. Метотрексат больше не действует, – пояснила Стелла.

– Как дела в школе? – спрашивал Эрик, вытирая засохшие следы от шоколада на пухлой щеке мальчика.

– Я могу написать свое имя! – похвастался малыш.

– Уже? – наигранно удивленно спросил Эрик.

– Да! Хочешь, покажу?

– Может, позже? Я хочу познакомить тебя с моим другом.

Эрик опустил сына на пол перед Ниной.

– Бруно, знакомься, это – мой друг. Ее зовут Нина, – сказал Эрик, сев возле сына на одно колено.

– Привет, Нина! – воскликнул мальчик и протянул ей руку.

Нина улыбнулась столь взрослому жесту.

– Привет, Бруно. Рада познакомиться, – Нина не посмела проигнорировать столь смелое и в то же время невинное предложение о рукопожатии. Уж прикосновение ребенка точно не ошеломит ее больше, чем то, что она уже повидала.

Каштановые волосы Бруно достались от отца, это было заметно по тому, как они торчали волнами в разные стороны. Очки с залепленной правой линзой сползли на самый кончик носа, и он смешно задирал голову, не понимая, что надо поднять очки. Футболка с человеком-пауком была заляпана шоколадными пятнами, а флисовые синие трико, как поняла Нина, были выкопаны сегодня на дне корзины для грязного белья.

– Эй, Бруно, Нина хочет немного на тебя посмотреть. Мы же разрешим ей? – играючи спросил Эрик.

Мальчик задумался.

– А что она хочет увидеть? – спросил он в ответ.

Стелла подошла поближе, не понимая замысла Эрика.

– Она хочет посмотреть на твой глаз. Нина не верит, что ты не боишься этой злющей опухоли.

– Я нее нисколько не боюсь! – Бруно обратился к Нине.

– Это здорово, Бруно. А можно я посмотрю, какая она некрасивая и страшная? – подыграла Нина.

Бруно снял очки и продемонстрировал свой недуг. У него, как и у отца, были карие глаза, но из-за опухоли правый глаз приобрел зеленоватый оттенок, а зрачок застыл в одном положении, не расширяясь, не суживаясь, и внутри сверкало бельмо. Это была крайняя стадия ретинобластомы, и вопрос, на который Эрик хотел получить ответ, звучал так: будет ли операция по удалению глаза эффективной, как утверждают врачи?

Нина чуть нахмурилась и стала вглядываться сквозь мальчика.

Взгляд исподлобья, с которым незнакомка пялилась на ее сына, взбесил Стеллу не на шутку. Ее не волновало, кого пялит ее бывший муж, но когда какая-то шлюха трогает ее сына и подвергает непонятному осмотру, раздражало материнский инстинкт защитить своего малыша. Но в то же время Стелла боялась сказать что-то против, потому что Эрик был настроен весьма решительно, и сидел возле сына в полном молчании, пока эта тощая сука рассматривала ее сына.

– Мне жаль, Эрик, но глаз удалят, – произнесла Нина, наконец.

Эрик тяжело выдохнул.

– Но не в глазу причина, – продолжила Нина, – у него что-то здесь в позвоночнике, – Нина ткнула на поясницу. – И оно очень схоже с тем, что я вижу в глазу.

– Еще одна опухоль? – удивился Эрик.

– Да. Но она давнишняя.

– Врачи ничего не говорили про позвоночник, – опешил Эрик.

– Пусть проверят тщательнее.

Уверенных слов Нины было достаточно для Эрика, чтобы взорвать онкологический центр, если вдруг окажется, что его сын потеряет глаз из-за того, что какой-то недоврачишка пропустил один очаг опухоли, взрывчатки у Эрика уж точно хватит. Эрик знал, как быть настойчивым в своих требованиях. Слишком много боли и страданий пришлось пережить его сыну, а ведь ему всего лишь пять лет.

– Черт возьми, Стелла, своди его парикмахеру! – Эрик приглаживал лохматые волосы Бруно.

– Отведу, не переживай, – Стелла закатила глаза и снова направилась в кухню.

Эрик последовал за ней.

– Я переживаю, потому что ты ни черта не справляешься сама! Посмотри, во что превратилось это место!

Вдруг из криминального авторитета Эрик превратился в требовательного папашу с собственными взглядами на воспитание ребенка, хотя и видит его раз в неделю, а то в две, и уж кому и нужны нотации по родительской ответственности, так это ему.

Они скрылись где-то за поворотом, и ссора разведенных родителей продолжилась вроде бы и не перед ребенком, но от этого она не стала менее слышной.

– Я справляюсь! Просто твой визит внезапен! Мог бы хотя бы вчера вечером позвонить! – спорила Стелла.

– Ты прекрасно знаешь о нашей договоренности из-за твоих проблем! Я прихожу, когда захочу!

– Твои нравоучения меня уже достали! Нет у меня больше проблем! Я исправно сдаю для тебя кровь и мочу каждый месяц, несмотря на то, что это унизительно! Тебе всегда было наплевать на мои чувства!

– Надо было раньше думать о своих чувствах, пока была возможность образумиться! Я давал тебе слишком много шансов!

– Да иди ты к черту, Эрик! Я стараюсь изо всех сил! А все, что получаю взамен, это твои упреки! Хоть бы раз оценил мои старания!

Бруно ковырялся в миниатюрном автомобиле, пытаясь оторвать от него колеса, и что-то напевал себе под нос, пока его родители разносили друг друга на кухне. Нина удивилась, насколько легко ей слышать детские мысли и видеть его воспоминания. Нина даже не прикладывала усилий, образы лились сами, словно малыш желал поделиться ими с любым живым существом, которое могло бы исправить все то, что заставляло его грустить. Нина подозревала, что, скорее всего, залезть в голову к любому ребенку гораздо проще, чем к взрослому. Дети – как открытая книга, листай себе да и смотри картинки. Они не скрыты стыдом или смущением, ложью или страхами. Дети расскажут все, что захочешь, просто попроси. Но насколько они открыты для тебя, настолько же они уязвимы всему, что видят и слышат вокруг, и надо быть осторожным с содержанием, которое вливаешь внутрь детского мозга. Ребенок – это не другой вид организмов, дети – это будущие взрослые, и все его внутренне мироустройство будет ровно таким, каким его вылепят окружающие условия и люди. Нина знала больше остальных, каково это – страдать от ошибочных идей, заложенных в мозг в детстве.

– Научи меня писать твое имя, – произнесла Нина.

Бруно обернулся, и в его глазах читался восторг. Он молча схватил Нину за руку и повел в свою комнату.

Очередное пестрящее разными красками игрушечное царство с лилипутами: игрушками, самолетами и мультяшными фигурками. Нина закрыла дверь спальни, и родительская ругань исчезла в мире за дверью. Бруно усадил Нину на маленький игрушечный стул, в котором она еле поместилась, словно она превратилась в его ученицу, а сам встал перед детским мольбертом и начал вырисовывать фломастером кривые буквы.

– Это «Б». Как барабан, – объяснял он Нине.

А Нина слушала с наигранным интересом, параллельно ныряя все глубже в его жизнь, и главное в жизнь его матери.

– Это «Р». Как рак.

Проблемы Стеллы никуда не ушли, более того, они лежали тут в квартире в данную минуту, и будь Эрик настойчивее, он бы смог их найти.

– Это «У». Как…

– Утка, – подсказала Нина.

– Точно! Ты получаешь пятерку!

Нина радостно захлопала в ладоши.

– Это… – Бруно снова призадумался, вспоминая, какая буква идет следом, – «Н»! Как носок.

Если Эрик узнает, что Стелла взялась за старое, он отберет у нее Бруно. Нина это знала наверняка. Но вот чего она не знала – так это имеет ли она право сообщить Эрику о проблемах Стеллы, если он сам не спросит? И опять Нина возвращается к невозможно жестокой дилемме: говорить о проступке или нет? В законодательстве тот, кто наблюдает за злодеянием со стороны, заочно становится соучастником преступления. Ну, и как, скажите на милость, работать в таких условиях? Эрик своим соглашением заставляет Нину становиться пособником зла, а все из-за своего нежелания знать иной раз правду, видишь ли, они может слишком сильно ранить его чуткое сердце убийцы и наркоторговца. Но сколько бы Нина не пыталась найти решение этой дилеммы, все выводы неотступно подходили к одному бесспорному факту: Нина будет делать так, как прикажет Эрик, потому что ей невыносимо больно чувствовать его злобу на нее.

Внезапно Бруно опустил фломастер и потянул носом. Он плакал.

– Не хочу, чтобы маму опять забрали, – прошептал он.

И тут Нина поняла, что Эрик был до невозможности жалок со своим глупым страхом перед правдой. Вот – кто имеет значение, вот – для кого надо стараться изо всех сил, потому что твое решение, кажущееся пустяковым и незначительным, на самом деле, изменит весь мир этого малыша.

– Почему ты думаешь, что ее заберут? – спросила Нина.

Бруно стоял к Нине спиной и вытирал слезы.

– Потому что ее всегда забирают, когда она болеет, – ответил он.

Нина видела в его воспоминаниях, что, несмотря на недуг Стеллы, она всегда старалась быть любящей матерью, и у нее это получалось. Даже сильнейший угар не мог побороть стойкий материнский инстинкт, и если Стелла и давала слабину, то Бруно всегда был под ее контролем. Нина искренне завидовала Бруно, потому что его мать готова была оторвать голову всем, кто хоть пальцем прикоснется к ее сыну. Включая и голову Нины.

– Не волнуйся, мама останется, – сказала Нина.

– Ты обещаешь убедить папу? – Бруно повернулся к Нине и уставился на нее просящими глазами.

Нина сняла его очки и протерла линзы от влажных капель, а потом надела обратно.

– Обещаю.

– Я знаю, что ты поможешь. Ну… мне так кажется. Мне кажется, ты хорошая.

Бруно улыбнулся, и сердце Нины сжалось от болезненной тоски так, что слезы теперь набежали на ее глаза.

– Ты очень смелый, Бруно. И этим ты мне кое-кого напоминаешь.

– Друга? – с интересом спросил малыш.

Нина кивнула, потому что ком в горле мешал говорить.

– Ты скучаешь по нему?

Слеза скатилась по щеке.

– Очень, – прошептала Нина. – Она тоже верила, что я умею помогать.

Бруно вдруг убежал к угол комнаты и начал ковыряться в большом контейнере, наполненном игрушками, и через минуту возни подбежал к Нине обратно с победным триумфом в руке.

– Вот, возьми. Это тебе, – сказал он и протянул маленькую трубу. Фольга с узорами из блестящих звезд уже местами оторвалась и затерлась, где-то были следы от вездесущего шоколада, и сама труба была очень липкой.

– Что это? – Нина аккуратно рассматривала игрушку.

– Это волшебный глаз. Посмотри в него!

Нина не могла не повиноваться столь настойчивому приказу, не терпящему отказа, и посмотрела в трубу. Это оказался калейдоскоп. И сердце Нины снова защемило от немилостивой скорби. Тори часто носила с собой эту игрушку с разноцветными стеклышками внутри, которые складываются в пестрые радужные узоры, и они никогда не повторяются. Нина держала в руках память о Тори.

– Когда мне грустно, я смотрю в волшебный глаз. Он такой цветной, что грусть пропадает! Правда же? – Бруно все ходил вокруг Нины и выпытывал у нее согласие со своими словами.

Нина вновь не могла отказать, ведь калейдоскоп и впрямь завораживал.

– Твой волшебный глаз и впрямь чудесный! Но я не уверена, что могу его взять. Ведь тогда тебе не во что будет смотреть.

Бруно махнул рукой.

– Это мой старый глаз! Я сейчас смотрю вот в эту волшебную ракету!

Бруно подбежал к столу и указал на еще один калейдоскоп, правда поновее и явно дороже.

Нина улыбнулась мальчику и прижала игрушку к сердцу.

– Я буду беречь твой подарок, Бруно. От него и впрямь мир становится красочнее, – сказала Нина.

Бруно довольный ответом улыбался.

Внезапно дверь в детскую открылась, и в проеме показался Эрик.

– Нина, ну что?

Нина тут же встала со стула как по команде. Эрик был крайне возбужден, видимо перепалка с бывшей супругой прошла по плану.

– Мы тут просто играем, – выпалила Нина, словно убеждая разгневанного отца, что ничего плохого они тут не делали.

– Папа, ты уже уходишь? – грустно спросил мальчик.

– Эй, мой супермен! – Эрик словно вспомнил, что в детской комнате еще был и его сын. – Мне пора идти, но мы увидимся с тобой завтра в больнице, мой боец!

Эрик взял сына на руки и обнял.

Нина тут же поняла команду Эрика и проследовала в прихожую. Видимо, до ванильного пирога дело не дойдет, и живот обиженно заворчал.

– Ты – чертов эгоист, Эрик Манн! Ты всегда им был и так и остаешься и по сей день! – кричала Стелла, выходя из гостиной.

Ее рассвирепевшие глаза снова встретились с глазами Нины, и последняя опустила взгляд, не желая участвовать в их ссоре. Наивно полагать, что если не смотреть врагу в глаза, то становишься невидимым для него.

– Мне насрать, как долго он трахает тебя, дорогуша, но к моему сыну лезть не смей!

Стелла угрожала так убедительно, что от ее напора Нина прижалась к стенке и не двигалась.

– Стелла, заткнись, твою мать! – в коридоре показался Эрик.

– Не затыкай меня в моем доме! Может ты его и купил, но это не дает тебе право появляться здесь раз в месяц и устанавливать правила! Ты понятия не имеешь, каково это – иметь ребенка! Сделал дело, и все – он уже отец! А всю работу обязана делать я!

– Найми помощницу, черт тебя дери! Да хоть десять помощниц! Ты же сама этого не хочешь!

– Они все некомпетентны! Я не доверю каким-то шалавам моего сына!

Эрик гневно вдохнул и выдохнул, эта женщина выводила его из себя похлеще недавних разборок с Пастаргаями, а ведь те имели автоматы и гранаты.

– Нина?

Вопрос Эрика прозвучал так грозно, решительно и так непонятно поначалу, что Нина опешила, не понимая, чего от нее ждут. Но вся остальная часть вопроса читалась в его глазах. Пришлось признать неприятный факт – он его таки задал.

Взвесив все обстоятельства и возможные последствия, Нина вздохнула и ответила:

– Да. Она снова подсела.

– Что? – Стелла была ошарашена.

– Где? – гневно спросил Эрик, сверля Нину глазами.

– В наволочке подушки на кушетке в ее спальне, – ответила Нина.

Глаза Стеллы округлились до безумия.

– Что? Как? Эрик, я…

Но Эрик уже сорвался в спальню, Стелла побежала за ним вслед, окидывая Нину разъяренным взглядом. Имела бы она способности испепелять людей этим взглядом, от Нины бы уже осталась лишь горстка пепла.

– Эрик, постой! Эрик! Подожди! – умоляла Стелла по пути, от ее напыщенного гонора не осталось и следа.

Нина медленно натягивала пальто, намотала шарф, а потом прижалась спиной к стене и тяжело вздохнула. В проеме детской на нее смотрел глаз просящего малыша.

Было слышно, как в спальне Эрик потрошил подушки одну за другой. Стелла все это время причитала и умоляла остановиться, она даже бросалась на Эрика, но он отталкивал ее и продолжал искать. Подушка, про которую говорила Нина, валялась под очередной кучей нестиранной одежды. Эрик, наконец, понял, почему в квартире царил такой хаос – Стелла снова начала колоться.

Разворошив подушку, Эрик достал металлический футляр, внутри гремел многоразовый шприц и несколько доз с героином.

– Ах ты, лживая сука! – взревел Эрик.

– Эрик, пожалуйста! Я объясню!

Стелла вцепилась в рукав рубашки Эрика, но тот схватил их за запястья и грубо оттолкнул женщину так, что та повалилась на пол.

Эрик ворвался в холл полный ярости, казалось, он начнет крушить все, что попадается по пути. За ним бежала Стелла.

– Эрик, пожалуйста, выслушай! Я уже давно не кололась! Я клянусь тебе!

Эрик прижал женщину к стене и заорал прямо в лицо:

– Ах, значит, давно? Хорошо! Мы сейчас же едем в больницу, и ты сдаешь кровь и мочу на анализ! Что они покажут, скажи мне? Покажут, что ты чиста?

Стелла хотела было что-то ответить, но ее лицо снова исказилось в плаче.

– Я сдам через неделю, обещаю! – ответила она.

Но ее слова еще больше взбесили Эрика.

– Какая же ты мразь! Ты все продолжаешь лгать и лгать! Как же я ненавижу тебя!

Эрик снова кинулся в детскую. Стелла бежала за ним и продолжала умолять.

Но для разговоров было уже слишком поздно. Стелла использовала свой шанс показаться благоразумной, не устраивая очередной перепалки, и не обвиняя Эрика в чрезмерной требовательности. Увы, ее обман не сошел с рук.

– Бруно, одевайся! – рявкнул Эрик так, что Бруно дернулся и забился под кровать.

– Что ты собираешься делать, Эрик? Пожалуйста, не надо! Не забирай его! – рыдала Стелла.

– Заткнись! Слышишь? Заткнись, сука! Ты мне все уши прожужжала своим лживым дерьмом! Я устал, понятно? Я устал давать тебе шанс исправиться! Я оплачиваю все твои счета, все твои расходы, и прошу в обмен лишь завязать, а что получаю в итоге? Да я лучше найму целое полчище воспитателей и нянь для Бруно, чем оставлю его с тобой! Ты – не мать! Ты лживая дрянь и наркоманка! Не трогай меня!

Нина. Книга 3. Среди монстров

Подняться наверх