Читать книгу Дневник странствий - Бабанская Алена - Страница 2

Павелецкое направление

Оглавление

Москва – Кашира


«Ракит зелёные плафоны…»

Ракит зелёные плафоны

Висят над гладью вод.

Выходят дачники с платформы

Уже который год.

Как будто бы обряд свершают

Неведомым богам.

Они и полют, и сажают,

Назло любым врагам.

Они кряхтят по-стариковски,

Кляня свой быт простой,

А с ними Пушкин и Чайковский,

И Чехов, и Толстой.


«Это ливня скорый поезд…»

Это ливня скорый поезд,

Он идет в траве по пояс,

У него во рту свисток

И забитый водосток.

Он стучит, стучит по рельсам,

У него прямые рейсы

От земли и до небес.

По билету или без.

Это наш пожарный случай —

Набежали в небе тучи,

Сядешь в поезд – и пока:

Заклубятся облака.

Небосвод гудит чугунно,

Точно скачут в небе гунны,

И от топота копыт

Крона тополя кипит.


«Дачники снова зимний сжигают хлам…»

Дачники снова зимний сжигают хлам.

Прямо над лесом дыма молочный флёр.

Птицам вдогонку вытянул шеи храм,

А за деревней – поле и косогор,

Всюду следы пожарищ наводят грусть,

Козы мотают мордами у пруда,

Где не свинье товарищ дородный гусь

И отражает вербы вода-слюда.

Что, пассажир дорожный, тыгдым-тыгдым,

Лучше дремать на полке, прикрыв глаза.

Так ли он сладок, горький, весенний дым?

Задница мира. Средняя полоса.


«Наш поезд поехал кукухой…»

Наш поезд поехал кукухой.

Видали бы вы машиниста:

Улыбка от уха до уха,

И бегает взгляд маслянистый.

Наш поезд не может согреться,

Трясёт его, как от озноба.

Казалось, он едет из детства.

А вышло, что едет до гроба.

И что в твоей полке багажной,

И что в твоей сумке сердечной —

Уже совершенно не важно,

Когда ты сойдешь на конечной.


Кашира


«Неуютно, зябко, сыро…»

Неуютно, зябко, сыро.

В непроглядной дымке лес.

Здравствуй, мать моя, Кашира!

Поиграй на трубах ГРЭС!

Что-нибудь такое сбацай

О порядке мировом,

Чтобы сразу разрыдаться,

Утираясь рукавом.

И пока февральский, тощий

День над нами не погас,

Выпьем с горя, что попроще:

Или водку, или квас.


«Где небо расчерчено в клеточку…»

Где небо расчерчено в клеточку,

Тетрадную рабицу-сеточку,

Где в тучу собор упирается,

В небесную сеточку-рабицу,

Какой здесь простор открывается!

Как город, скажи, называется,

Зачем вас сюда принесло,

Какое сегодня число?


«Найдешь ли что великое…»

Найдешь ли что великое

Для поддержанья скреп?

Я здесь одна пиликаю

И ем насущный хлеб.

Здесь небо медным проводом

Ложится на столбы.

То встречи тут, то проводы,

То свадьбы, то гробы.


«Проводами опутана прочно…»

Проводами опутана прочно

(Запятая, а далее точка)

Колокольня, а далее, почта,

Магазин, кинотеатр, тюрьма,

Тишина, тишина, кутерьма

Голубков, голосящих пичужек,

Пешеходов, как я, неуклюжих,

И, куда ни идешь налегке,

Все дороги приводят к реке.


«Там, куда приносят ноги…»

Там, куда приносят ноги,

Беспокойны и бодры,

Начинается обрыв.

Там течёт река большая,

Тишины не нарушая,

До холмов покрыта льдом

И шевелится с трудом.

Там  домишки на подклети,

Там минувшие столетья,

Там небесной красоты

Виды, храмы и коты.


«Идет автобус рейсовый…»

Идет автобус рейсовый,

Прозрачный и пустой,

Кому сегодня весело?

Суббота, день шестой.

Пускай погода хмурится

И тучи вдалеке,

У нас такая улица,

Сходящая к реке:

Слетающие кубарем

Подворья и дома.

Купеческою удалью

Сводящие с ума.


«Покуда иные выходят из тьмы…»

Покуда иные выходят из тьмы,

Иные еще не проснулись,

Пойду прогуляюсь до местной тюрьмы

В окладе купеческих улиц.

Там движется транспорт, пыхтня и звеня,

Там солнце в весенней горячке.

Там вряд ли своею признают меня

Мои земляки и землячки.


«Где-то небо цвета сливы…»

Где-то небо цвета сливы,

Но шаги твои легки.

Где-то с белого налива

Опадают лепестки.

Где-то вешнее дрожанье

Вод, пичужек и души.

Где-то там за гаражами

Матерятся алкаши.

Едет поезд по наклонной

Через пашню и овраг.

И сияют колокольни,

Не рассеивая мрак.


Москва – Зарайск


«Пейзаж, куда ни глянь, не нов: снега, снега, снега…»

Пейзаж, куда ни глянь, не нов: снега, снега, снега.

Бежит дорога меж холмов, как водится, долга.

И время замедляет ход, и даже думать лень,

Какой придумывал удод названья деревень?

Такой фантазии полёт – с какого бодуна?

Но, видимо, каков народ, такая и страна.

Повсюду скудная земля – что поле, что погост.

К дороге жмутся тополя в пушистых кляксах гнёзд.

Последняя метель летит, несутся кони блед.

Церковной маковки фитиль горит, как маков цвет.

Провинциальный город N с кремлёвскою стеной.

Не ожидают перемен в прорехе временнóй.

Провинциальный город N, одно из жутких мест,

Где человеку бизнесмен, конечно, люпус эст.

Но тянет дымом и весной. Вблизи дорожных плит

Наличник светится резной, старуха семенит.

Я ворочусь издалека, неся благую весть:

Пускай лишь теплится слегка, но жизнь за МКАДом есть!

В медвежьих брошенных углах, меж пьяни и жулья,

Из света в тень, из праха в прах течёт сестра моя.


«В Зарайске тихо, как в раю…»

В Зарайске тихо, как в раю,

Сказал нечаянно пиит.

Здесь птицы-Сирины снуют,

И меж ветвей русалка спит.

Он видел смуты времена

Над речкой тихою Осётр.

Его кремлёвская стена

Из головы моей растёт.


Дневник странствий

Подняться наверх