Читать книгу Ход слоном - Бахтиар Ахмедханов - Страница 3

Как сейчас помню, это был март. Или апрель. Ну, короче говоря, начало весны, которое я терпеть не могу. Все какое-то серое, размазанное, неопределенное, все какое-то нечистое, словно прыщавое. Сезон-подросток.

Мы сидели на третьем этаже кавказского ресторана возле метро «Новокузнецкая». Пока готовили основной заказ, Бунин попросил белую лепешку и по бокалу красного вина. Обмакнутый в вино хлеб приобретает какой-то терпкий вкус. Необычно, но здорово. Начинает щипать язык и даже слегка дает в голову – если на голодный желудок. У меня же он был как раз голодный: к походу в ресторан я готовился основательно и с самого утра специально ничего не ел.

– Скажи, вкусно? Это меня на Кавказе научили, я же три года в Грузии служил. Какую страну развалили!

Бунин сокрушенно покачал головой. Я тоже горестно поднял брови и развел руками, в одной из которых уже держал обмакнутый в вино хлеб, с которого падали драгоценные капли: да, мол, развалили сволочи…

Я не испытывал по временам СССР никакой ностальгии. Аргументы вроде «тогда мы свободно ездили, куда хотели» – бред сивой кобылы. По стране – да, ездили, хотя и с большим трудом. Попробуй-ка съезди, когда билетов в сезон не достать, а свободный номер в гостинице – это из области фантастики! А сейчас? Куда нельзя поехать сейчас? Хоть по стране, хоть в бывшую республику, хоть на другой конец света. Весь мир открыт, были бы деньги.

А рестораны? Я-то помню километровые очереди у входа и советских официантов, с презрительным достоинством принимавших наши трояки и пятерки, которые им платили только за то, чтобы войти. Я уж молчу про хамский сервис, манеру подсаживать клиентов до полного укомплектования столиков и разбавленную водку в графинах. И чего, спрашивается, ностальгировать?

Вот полковник – другое дело. У военных тогда оклады были раза в четыре выше, чем у инженеров и раз в шесть – чем у врачей. И квартиры им давали как из пушки. И женщины их любили за все за это – любой дуболом с одной единственной извилиной ходил в завидных женихах. Конечно, им теперь обидно. Хотя на обиженного судьбой мой бывший зам совсем не походил. Вон какой стол накрыл, чтоб я каждый день так жил!

Шашлыки были трех видов: из баранины на косточке, из бараньих же почек, печени и сердца и из овощей. Баклажан на шампуре, а внутри кусочек нутряного ягнячьего сала – сама нежность – под водку ничего лучше не придумано. Ну и всякие закуски вроде давленных с чесноком и перцем помидоров (настоящих, прошу заметить, а не из-под пленки), зеленой фасоли со специями и еще много чего.

Помню, выпили мы в тот день-вечер изрядно. Сначала повспоминали наше беззаботное житье-бытье на мебельном гиганте, после чего полковник перешел к рассказу о своей нынешней жизни.

– Алик, мне крупно повезло. Сам посуди: случайно встретил одного мужика, он особистом у нас был. Ни за что бы не узнал, он сам меня окликнул. Упакован от и до, машина дороже твоей квартиры, ты, Алик, только не обижайся. И сразу к делу перешел: мне, говорит, надежные люди нужны в охранную фирму. Чувствую, Алик, это мой последний шанс, нас с тобой как раз тогда с комбината шуганули… Ну вот, а сейчас я, представляешь, старший смены – ну ни хрена не делаю, целый день в интернете с бабами переписываюсь, а зарплата… Ну вот скажи, сколько, ты думаешь, мне платят?

– Ну, тысячи полторы, – промямлил я и подумал, что мир устроен несправедливо и что охранник из Аркаши как из дерьма пуля, даром что целый полковник.

– Полторы! – не произнес, а презрительно выплюнул он. И добавил, перегнувшись через остывающий стол:

– А пять не хочешь?

– Что, долларов? – упавшим голосом прошелестел я.

– Их самых, – устало сказал Аркаша и выпрямился на стуле, глядя на меня своими бледно-голубыми в красных прожилках глазами.

Наверное, в этот момент мне полагалось показать свое восхищение, а еще лучше – изобразить плохо скрытую зависть. Но вместо этого одной рукой я судорожно схватил очередной кусок шашлыка, а другой принялся разливать по рюмкам водку. Рука при этом дрожала противной мелкой дрожью – надо полагать от нереализованной жадности. Да и зависть изображать необходимости не было: думаю, она была написана – нет, грубо намалевана – на моей роже, тоже в красных прожилках, но, в отличие от довольной аркашиной, нищей и очень несчастной.

– Здорово! – каркнул я наконец со всей искренностью, на которую был способен. – Серьезная, наверное, фирма. Как называется?

– Да, фирма…Да так, ничего, конечно… – Аркадий на секунду замялся. – Да черт с ней с фирмой, давай за везенье выпьем!

– И за встречу твою с тем особистом, – с неестественным энтузиазмом поддержал я. – Вот правильно говорят, что ничего случайного в жизни не бывает!

– Да, кажется, особист. – Бунин отчего-то замялся еще больше. – А может, и нет. Я его несколько раз в штабе встречал, может, штабная крыса обычная. Знаешь, как они умеют устраиваться!

Уж это-то я знал! Видел перед собой воочию. И тут мне стало немного стыдно. Разве можно так злобствовать и завидовать? Ну повезло кому-то больше, чем тебе, ну и что? Разве это повод для скверных мыслей? «Неужели возрастное?» – с ужасом подумал я и принялся давить в себе старого завистника, изо всех сил пытаясь вспомнить все хорошие Аркашины качества.

Если честно, вспомнить удалось немного. Ну, вроде не подсиживал (хотя чего там было подсиживать?), не стучал (а кому я нужен, чтобы на меня стучать?), заметки про передовиков мебельного производства строчил как из пулемета (такой бредятины, имея медную, как у Аркаши, задницу, можно хоть по роману в день выдавать) – вот, кажется, и все. На деньги, правда, всегда был жадноват (хотя ему с его полковничьей пенсией хватало выше крыши), но это про каждого второго можно сказать. Ничего страшного. Для комфортного сосуществования в рамках одной конторы личность вполне подходящая.

И тут я сделал стойку. Весь бубнеж про умеющих устраиваться сволочей-штабистов доходил до меня как сквозь туман собственных мыслей, но в какой-то момент туман вдруг рассеялся, потому что Аркаша сказал, продолжая свою мысль:

– Так вот, я и говорю: чего тебе дома сидеть? Нам как раз доверенный человек нужен. Сам знаешь, кто сейчас в охрану идет – приезжие или бывшие менты. Как им можно доверять? А ты у нас москвич, интеллигент, ты и поговорить с человеком можешь, и доверие к себе внушить. Так как, пойдешь?

– В смысле охранником?

– Ну да, о чем я тебе уже полчаса толкую!

Честно говоря, образ охранника у меня ассоциируется с оснащенным дубинкой дегенератом в дурно сшитой униформе. И себя в этой роли я никак не рассматривал. Не потому, что считал себя выше такой работы (хотя и не без этого, конечно), просто людей за 60 в охрану не берут, я уже интересовался. Обо всем этом я и сказал Аркаше. Но он только презрительно фыркнул.

– Еще чего! Тебе и не надо на складе крыс гонять или стройку охранять, для этого другие есть. Ты нужен для другой работы. Творческой, так сказать. И с соответствующей зарплатой.

Высокооплачиваемый охранник-интеллектуал! Мне почему-то сразу представился загородный дом какого-нибудь утонченного олигарха, смертельно уставшего от общения с богатыми кретинами и потому остро нуждающегося в интеллигентном стороже. На случай, если вдруг захочется в тиши аллей перекинуться парой слов о только что прочитанной книге.

Стараясь не выдать своего волнения, я взял еще один кусок мяса и освежил рюмки с водкой.

– Соответствующая зарплата – это сколько? – спросил я как можно равнодушнее.

– Две тысячи долларов, – с интересом глядя на меня ответил Аркаша.

Кровь ударила мне в голову с такой силой, что я испугался, что меня от радости хватит инсульт. «Вот это была бы окончательная несправедливость», – подумал я и осторожно поставил рюмку на стол.

– Две тысячи? – переспросил я, избегая смотреть Аркаше в глаза. – А что, нормально.

– Ну вот и хорошо, – засмеялся охранников начальник. – Тогда будем считать, что с завтрашнего дня ты на работе.

– То есть как на работе? – опешил я. – А как же отдел кадров, бухгалтерия, договор или что там у вас…

– Ага, и отпечатки пальцев! Твоими бухгалтерией, отделом кадров и начальством в одном лице буду я. На работу будешь приходить по адресу, который я тебе дам, там же все формальности вроде зарплаты. Что-то не устраивает?

– Да нет, все устраивает, – неуверенно начал было я, – только как-то странно это…

– Послушай, – уже тоном раздраженного начальника сказал Бунин. – Тебе работа нужна, чтобы на проходной отмечаться или чтобы деньги платили? Я, между прочим, твою кандидатуру долго продавливал, потому что тебя знаю, а знаешь, сколько блатных хотели бы на это место? Работенка-то, между нами, не пыльная, но доходная, сам скоро оценишь.

– Уже оценил, Аркаша, – примирительно заметил я. – А чего охранять-то?

– Об этом не сейчас. Запоминай адрес, а номер моего мобильника ты знаешь. Жду завтра ровно в 10 утра. И убедительная просьба: о нашем разговоре и новой работе – никому. Потом поймешь, что это в твоих же интересах.

Аркаша назвал адрес. Улицу я знал, район «хрущевок» в Кузьминках, то еще местечко. Потом мы заказали еще водки, а потом, когда чувство уверенности в завтрашнем дне достигло апогея, еще. Поэтому первое, что я почувствовал, проснувшись утром, был ритмичный шум в ушах. Неужели давление? А ведь 66 лет, действительно, не шутка, и я в очередной раз дал себе слово поберечься.

Затем я принялся в деталях восстанавливать вчерашний вечер. Как добирался домой забыл начисто. Автопилот. Плохо. Как допивали тоже почти не помнил, так, какие-то обрывки. Вроде приставали к официантке. Тоже некрасиво. Вроде перемигивались с какими-то ужасными, старыми и толстыми бабами, но вроде бы без последствий. А это уже хорошо, что без последствий.

Беда в том, что мне очень не нравилось просыпаться рядом со старыми и толстыми бабами, точно так же, впрочем, как со старыми и худыми. А просыпаться с молодыми не получалось, поскольку сам я тоже давно стал старым и толстым.

Когда мы с Аркашей (интересно, как мне его теперь называть – Аркадий Валерианович?) трудились в нашем деревянном органе, то с получки или премии частенько заказывали девочек по вызову. Когда двух, а когда и одну на двоих – так даже смешнее, не говоря уже про экономию.

Эти оргии мы устраивали в моей квартире, потому что Аркаша, в отличие от меня, был женат. Мадам Бунину я не видел ни разу, о чем нисколько не жалею. Пару раз Аркаша при мне звонил ей и говорил, что задерживается на работе по причине производственного завала – его лицо в эти минуты лучше тысячи слов доказывало, что институт брака давно отжил свое.

Мне же объяснять что-либо было некому. Это было удивительно, и к этому я вот уже много лет все никак не мог привыкнуть. За свою жизнь я так много врал, что когда в этом вдруг отпала необходимость (возможно, именно поэтому и отпала), я оказался в положении человека, всю жизнь прожившего в коммуналке и вдруг на старости лет оказавшегося в собственном особняке. Зачем ему, одному, так много этажей и комнат? Зачем мне, одному, так много свободы?

Девочек мы с Аркашей выбирали самых дешевых. И надо бы хуже, да некуда. В наши годы так выглядели типичные пэтэушницы (ученицы ПТУ, профессионально-технических училищ, кто не помнит), причем двоечницы из неблагополучных семей. Как правило, наши одноразовые партнерши были коренасты, коротконоги, прыщавы, с грязными волосами и, как правило, без коренных зубов.

Они были привычны ко всяким клиентам, и наш возраст их нисколько не смущал. Некоторые, правда, сначала обращались к нам на «вы», но потом все становилось на свои места. Почему-то все они были голодны и прежде набрасывались на еду. Мы с Аркашей терпеливо ждали, стараясь за это время как можно больше выпить. Во-первых, так веселее, во-вторых – не так противно. Как вам наевшаяся всякой дряни сексуальная партнерша, изо рта которой разит купленным у метро копченым окорочком в сочетании с водочно-пепсикольной отрыжкой?

В общем, женщин, судя по всему, вчера не было. Ну и ладно. Думать о еде не хотелось. Вчера от жадности я сожрал столько шашлыков, что ими можно было бы вполне накормить средних размеров африканскую деревню. Жаль, что нельзя наесться впрок- эта мысль в последнее время посещала меня все чаще.

Впрочем, если Аркаша не врет и мне действительно будут платить две тысячи долларов в месяц, то есть шашлыки в ресторане я смогу каждый день. Две тысячи! Только бы все оказалось правдой, думал я, стоя под душем. Начну новую жизнь с первой же получки. Вот только в чем именно будет заключаться новая жизнь, я представлял с трудом.

Помнится, Киса Воробьянинов тоже не очень знал, что будет делать с тещиными бриллиантами, когда их найдет. Ильф и Петров описали представления Кисы о светлом будущем примерно так: покупка новых носков и отъезд за границу. Носков у меня полный шкаф, да и за границу сейчас съездить не так уж сложно. Например, в какую-нибудь Белоруссию.

Можно, конечно, в очередной раз жениться, решив таким образом вопрос быта, но создав себе при этом проблему поглобальнее. Все мои четыре брака распались по той простой причине, что по прошествии какого-то периода времени я и мои жены начинали вдруг раздражать друг друга. Опытным путем я определил первый симптом, ту грань, за которой раздражение начинало нарастать, как выражаются музыканты, crescendo. Первый звоночек – это когда молчать вдвоем становится тягостно, второй – когда больше не о чем говорить за столом, ну а третий – когда хочется отмотать жизнь назад, к моменту первой встречи и все переиграть заново. В общем, женитьба – это плохая идея.

Куда лучше вместо этой глупости заняться зубами. Заменить один из мостов, который вконец расшатался и давно действовал мне на нервы. Зубы – это раз. Потом обязательно купить компьютер. Это – два. Еще хотелось бы съездить в какой-нибудь санаторий – только не лечиться (такой необходимости, тьфу-тьфу-тьфу, пока нет), а просто пожить месяц на всем готовом. А то осточертело каждый день самому готовить себе еду, мыть посуду, застилать постель, убирать квартиру и делать другие скучные дела. А как было бы здорово гулять по тихим аллеям санаторского парка, дремать на скамейке с книгой в руках, сплетничать с соседями по столу, а вечерами резаться в лото!

В общем, перспективы открывались самые радужные – если, опять же, Аркаша не соврал. Все эти мысли одна за другой пронеслись в моей голове, пока я спускался с четвертого этажа нашей убогой, но чистенькой пятиэтажки. Несмотря на относительно раннее время, на скамейке у подъезда уже сидел один из дворовых алкашей. У его ног терлась рыжая Даша, известная всему району, как непревзойденная крысоловка.

– Здорово, Алик, табачком не богат?

Поскольку я уже чувствовал себя если не богачом, то полноценным представителем среднего класса, я не только великодушно отсыпал лишенцу полпачки «Золотой Явы», но и одарил сторублевкой. Правда, подумав при этом, что если Аркаша все-таки соврал, то я очень пожалею об этом широком, почти купеческом, жесте.

Этой мыслью о своей возникшей вдруг принадлежности к среднему классу я забавлялся во время всего пути от «Коломенской» до «Кузьминок». Метро, как известно, давно стало транспортом для бедных, все, у кого появляются хоть какие-то деньги ездят на машинах. Так что неудивительно, что с советских времен публика в метро очень изменилась. Взять хотя бы одежду. Если раньше здесь встречались как очень хорошо и дорого одетые люди, так и те, кто явно с трудом дотягивал до очередной зарплаты, то сейчас почти все пассажиры одеты в шмотки с вещевых рынков. Ну и, конечно, бомжи, которые как были, так и остались.

«Интересно, – думал я, всматриваясь в бледные, невыспавшиеся, словно сырые лица попутчиков, – много ли в вагоне людей, получающих 2 тысячи долларов в месяц? Скорее всего, нет. И вообще, я, наверное, тут один такой в вагоне, из среднего класса затесался!»

«А ведь я теперь тоже машину смогу купить, – продолжал я думать мысли обеспеченного человека. – Но, с другой стороны, зачем мне машина? Лишние проблемы, пробки опять же. На метро гораздо быстрее, а если надо, то всегда можно взять такси. Хорошо все-таки, когда можешь выбирать…»

Хрущевку в Кузьминках я нашел быстро. Двор типовой, похож на наш, летом, наверное, довольно уютный и зеленый. На скамейке на детской площадке несколько аборигенов разминались пивом с водкой под чипсы. Но, в отличие от нашей, в этой компании имелась еще и дама, которая нарочито громко кокетничала с кем-то из сотрапезников. В одной руке у нее дымилась сигарета, в другой она держала белый пластиковый стаканчик с водкой, готовясь опрокинуть его в рот. Мимо компании прошел дворник-киргиз в оранжевой жилетке, напяленной поверх теплой куртки. Перед собой он катил тачку с мусором из которого торчали лопата и скребок. Я набрал номер на домофоне и вошел в подъезд.

Это была обычная съемная квартира с мебелью 70-х годов, вытертыми синтетическими коврами и затоптанным грязным полом. Ничего даже отдаленно напоминающего офис. Тем не менее мой новый начальник, пивший кофе на нежилого вида кухне, немедленно и по-деловому приступил к инструктажу.

То, чем мне предстояло заниматься, было настолько необычно, что поначалу я хотел было послать Аркашу к черту, однако, стоило мне вспомнить все сладостные мысли и ощущения, связанные с принадлежностью к среднему классу, как жадность без труда взяла верх. К тому же неясный внутренний голос нашептывал, что теперь, когда я уже услышал столько интересного, отказаться от работы было бы не только неразумно по экономическим соображениям, но может быть даже и небезопасно.

Но лишь спустя несколько месяцев, обедая в одиночестве в том же самом ресторане и вспоминая аркашино поведение в первый вечер, все его недомолвки, нежелание приглашать меня в офис и давать хоть какую-то информацию о фирме и ее хозяевах, я впервые ощутил явный холодок страха за свою драгоценную – по крайней мере для меня – жизнь.