Читать книгу Скучающий жених - Барбара Картленд - Страница 2

1804

– Останься, прошу тебя!

Голос был полон мольбы, но маркиз все же освободился от рук, крепко обнимавших его, и поднялся с постели.

Переступив через прозрачное газовое неглиже, лежавшее на полу, он поднял свой белый шейный платок и подошел к туалетному столику.

Обернув платок вокруг шеи, маркиз завязал его с ловкостью, которая восхитила бы многих его современников.

Женщина, неотрывно смотревшая на него, и не пыталась прикрыть свою наготу.

Леди Эстер Стэндиш прекрасно знала – она слышала это бессчетное число раз, что ее тело – верх совершенства.

Она лежала, откинувшись на обрамленные кружевом шелковые подушки, обнаженная – лишь две нитки черного жемчуга на прелестной шее – и действительно была великолепна.

Белокурые волосы, голубые глаза, белая кожа – вот атрибуты красоты «несравненных», за которые поднимались тосты в клубах Сент-Джеймса, – и Эстер Стэндиш затмевала всех своих соперниц.

Но в эту минуту она думала не о себе, что было для нее необычно, а о маркизе Мерлине, стоявшем перед ее туалетным столиком спиной к ней, так что его лицо отражалось в зеркале.

Она наблюдала за ним в том ракурсе, который позволял ей оценить ширину его плеч и мускулистый торс, тонкую талию и узкие бедра.

Хотя у него было тело атлета без единой лишней унции, его движения и манеры производили впечатление ленивой небрежности, и окружающие часто удивлялись, как ему удается сохранять такую форму.

«В маркизе есть нечто, делающее его неотразимым для женщин, – говорила себе Эстер Стэндиш. – Может быть, этот его равнодушный взгляд, которым он их оценивает?»

Его полуопущенные веки, привычка растягивать слова и более всего нотка насмешки в голосе, мешавшая понять, серьезен он или шутит, покоряли дам.

«Эти черты маркиза и привлекают женщин, и они начинают упорно его преследовать», – подумала леди Эстер.

Полюбовавшись тем, как маркиз приводит в порядок свои ухоженные волосы (по моде того времени, заданной принцем Уэльским, они должны были выглядеть так, будто их взлохматил ветер), она спросила:

– Когда я увижу вас снова?

– Мы, несомненно, встретимся сегодня вечером в Карлтон-хаусе, – ответил маркиз. – Представляю, как там будет нестерпимо жарко! И почему это Принни вздумалось навлекать на себя критику таким показным гостеприимством?

Принни было светское прозвище принца.

– Его королевскому высочеству наскучила война, – усмехнулась леди Эстер, – и мне тоже.

– Я могу в это поверить, – согласился с ней маркиз. – Однако эта страна ввергнута в отчаянную борьбу за выживание, и много лет пройдет, прежде чем мы снова познаем радости мирной жизни.

Он говорил серьезно, но леди Эстер лишь презрительно пожала плечами.

Годом раньше, в 1803 году, когда перемирие с Наполеоном закончилось, Англия объявила войну тирану. Леди Эстер не могла смириться с тем, что мужчины, которые склонялись перед ней в восхищении и готовы были служить ей, теперь были озабочены служением своей стране.

Перемирие 1801 года, которое дало Наполеону время собрать армию и спланировать свое вторжение, рассматривалось англичанами как возможность распустить пол-армии и сократить численность кораблей во флоте.

Возобновление военных действий, наступившее прежде, чем Франция успела должным образом к ним подготовиться, вызвало национальный подъем.

Свыше трехсот тысяч человек стали добровольцами, в числе которых были представители всех слоев общества. От герцога Кларенского[1], командовавшего корпусом Буши, до наемного сельскохозяйственного рабочего с самым жалким жалованьем, – все они были полны решимости дать отпор французам, если те высадятся на южном побережье.

– Я тебе говорила, что вся эта прошлогодняя ребяческая истерия была совершенно необязательна, – сказала леди Эстер.

Она вспомнила, как была взбешена тем, что ее тогдашний любовник поступил вместе с герцогом Бедфордом рядовым в местный корпус, где капралом служил сам лорд-канцлер.

– Во всяком случае, мы показали Бонапарту, что настроены серьезно, – возразил маркиз, – и не исключено, что мы еще сможем показать характер, если только какие-нибудь идиоты не будут нам препятствовать.

Его голос был полон презрения. Леди Эстер помнила: как ни просил маркиз разрешения вернуться в свой полк, откуда он уволился вскоре после подписания перемирия, когда умер его отец, принц Уэльский ему в этом отказал.

Однако, полагала леди Эстер, существовали и иные способы помогать своей воюющей державе, и ее удивляло, почему маркиз, при его состоянии и разнообразии интересов, так жаждет попасть в армию.

– Неужели ты никогда не бываешь удовлетворен, Алексис? – неожиданно спросила она.

– Удовлетворен – чем? – уточнил маркиз.

– Хотя бы мной? – тихо произнесла леди Эстер.

Стоя у изножья ее кровати, он посмотрел на нее сверху вниз. Трудно было вообразить, что может существовать более прелестная или более соблазнительная женщина.

– Подойди, поцелуй меня, – нежно прошептала она.

Покачав головой, он взял со стула, обитого парчой, сюртук и, слегка приподняв плечи, надел его.

Элегантный сюртук сидел на нем без единой морщинки, и теперь, одетым, маркиз выглядел столь красивым, что леди Эстер снова произнесла с разгорающейся страстью в голосе:

– Я хочу, чтобы ты меня поцеловал, Алексис.

– Раньше мне случалось попадаться в эту ловушку, – весело улыбнувшись, парировал маркиз.

По прошлому опыту ему было известно: когда мужчина наклонится к лежащей на кровати женщине, та обовьет его шею руками и неминуемо притянет к себе! Избежать этого бывает просто невозможно!

– До свидания, Эстер, – сказал он.

Она воскликнула: «Ах!» – и продолжала:

– Ну почему ты должен меня покинуть? Джордж целый вечер проведет в Уотерз. Когда он оставил меня за ланчем, видно было, как у него руки чешутся скорее засесть за карты.

Чуть помолчав, она добавила самым соблазнительным тоном:

– Я хочу, чтобы ты остался.

– Вы весьма настойчивы, – заметил маркиз, – но у меня назначена встреча, и я должен идти.

– Встреча? – воскликнула леди Эстер и с этими словами приподнялась на постели. – И с кем же? Если это другая женщина, клянусь, я ей глаза выцарапаю!

– Ваша ревность неуместна, если только вы всерьез говорите о ревности, – произнес маркиз. – Речь идет о моей сестре, и именно с ней я должен встретиться.

– Что же так безотлагательно понадобилось Каролине? – раздраженно спросила леди Эстер.

– Именно это я и намерен выяснить, – ответил маркиз. – Так что теперь я должен распрощаться с вами, Эстер, и поблагодарить за вашу любезность.

Маркиз направился к двери. Леди Эстер стремительно спрыгнула с кровати и бросилась за ним.

Солнечные лучи, проникая через окно, выходившее на Беркли-сквер, рисовали золотистые пятна на ее молочно-белом теле и мерцали в тусклом золоте ее волос.

Она едва касалась пола, устланного мягким ковром, устремившись вслед за маркизом и простирая к нему руки, – и была необычайно обольстительна.

Леди Эстер заключила маркиза в объятия.

– Я люблю вас, Алексис! – воскликнула она. – Люблю! А вы всегда от меня как будто ускользаете. Неужели вы не испытываете ко мне нежности?

– Я уже говорил вам, что вы самая привлекательная женщина из всех, кого я знаю, – ответил маркиз.

Не такого ответа она ждала. Однако, слишком хорошо зная, что не сможет добиться от него столь желанных для нее заверений в любви, леди Эстер была вынуждена довольствоваться тем, что он был готов ей дать.

Ее разомкнутые губы, жаждавшие его поцелуев, были очень близко. Ее веки были полуприкрыты, длинные ресницы отбрасывали тень на фарфоровые щеки.

– Поцелуй меня, – молила она, – поцелуй!

Ее голубые глаза вспыхнули огнем, и она подалась к нему всем телом.

Маркиз поцеловал ее холодно, без страсти, а затем, когда она была готова прижаться к нему еще теснее, поднял ее на руки и отнес обратно на кровать.

Опустив ее на подушки, он со смехом сказал:

– Постарайтесь вести себя пристойно, Эстер! Если я не смогу навестить вас завтра вечером, то постараюсь прийти в четверг, если только Джордж не останется дома.

– Я так долго не выдержу, – произнесла леди Эстер трагическим тоном.

Но маркиз лишь рассмеялся в ответ и вышел из комнаты, решительно затворив за собой дверь.

Оставшись одна, леди Эстер со злостью резким движением отшвырнула подушку.

«Каждый раз – одно и то же!» – подумала она. Когда маркиз покидал ее, леди Эстер всегда охватывал страх – ей казалось, что больше она его не увидит.

Она никогда не могла быть в нем уверена, никогда не знала, действительно ли он находит ее неотразимой, вернется ли снова.

Леди Эстер была бы, вероятно, обрадована, если бы знала, что мысли маркиза, ехавшего в фаэтоне с Беркли-сквер в направлении Мерлин-хаус на Парк-лейн, – были о ней.

Он находил ее занятной, и ему приятно было сознавать, что он на самом деле был тем единственным мужчиной, ради которого она бросила остальных своих любовников.

Эстер Стэндиш стала изменять своему мужу на третий год их брака.

Как только закончилось ее домашнее образование, ее почти сразу выдали замуж за добродушного богатого пэра, который вскоре понял, что взлеты и падения, случающиеся в игре, более предсказуемы, нежели капризы его жены.

К двадцати пяти годам Эстер Стэндиш расцвела и превратилась в великолепную красавицу. Теперь, в свои двадцать восемь, она, несомненно, была восхитительна и в то же время – ненасытна в любви.

Сначала своим поведением она неизменно вызывала многочисленные скандалы. Но потом она пришла к здравому выводу, что благоразумнее не выставлять своих любовников слишком явно, так как общество, в котором она блистала, посчитало бы это непростительным, а женщины стали бы ее избегать.

Несомненно, именно соблюдение внешней благопристойности позволило ей увлечь маркиза, на которого она охотилась больше трех лет, расставляя всевозможные ловушки.

С тех пор как наступил мир и маркиз уволился из армии, он стал бывать в свете, где все двери с готовностью открывались перед ним.

Неудивительно, что многие искали его общества.

Маркиз был одним из самых импозантных мужчин высшего общества, происходил из знатного рода и имел титул. Ему принадлежали обширные поместья, и даже после выплаты долгов, оставленных ему отцом, он мог стать владельцем весьма значительного состояния.

Прежний маркиз был игрок. Он был завсегдатаем клубов в Сент-Джеймсе, где предавался азарту в компании Чарльза Джеймса Фокса[2] и других завзятых картежников. В конце концов, родные стали опасаться, что им ничего не останется из огромного богатства, накопленного их предками.

Но умер он рано – и его сыну посчастливилось унаследовать титул и большую часть семейных сокровищ, которые вследствие этого были сохранены.

Но и без гроша в кармане маркиз не был бы лишен внимания женщин, которые все равно преследовали его. И он был бы глупцом, если бы не сознавал собственной привлекательности, – а глупцом он определенно не был.

Маркиз быстро понял, что Эстер Стэндиш охотится на него, и избегал ее так ловко и умело, что довел почти до неистовства.

В конце концов, он все же поддался на ее уловки, потому что и она возбуждала в нем неподдельную страсть, а также потому, что и сам хотел узнать, преувеличены или нет ее расхваливаемые достоинства.

И теперь, управляя лошадьми с тем мастерством, благодаря которому он по праву снискал славу признанного сердцееда и светского льва, маркиз подумал, что Эстер, наверное, самая страстная женщина из тех, кого он встречал.

Она была ненасытна, и хотя маркиз слыл столь опытным любовником, что мог вознести почти любую женщину на пик страсти, он подчас признавал, что леди Эстер, пожалуй, превосходит его.

«Она очень красива», – говорил он себе, при этом зная, что ни в малейшей степени не был влюблен в нее.

Она привлекала его, он ее желал, но в то же время он отчетливо понимал, что в их самых пылких и эротичных ласках никогда не присутствует сердце.

– Чего же я ищу? – спросил он себя вслух.

Он вспомнил другую женщину, почти такую же красивую, как леди Эстер, которая задавала ему почти тот же вопрос.

Она лежала в его объятиях в таинственном мерцании теней, отбрасываемых затухающим огнем. В наводящем сон благоухании тубероз маркиз размышлял, как уютно и легко он чувствует себя в этом мире.

И тогда женщина, приподняв голову, лежавшую у него на плече, произнесла:

– Чего мы ищем, Алексис?

– Что ты имеешь в виду? – удивился он этому вопросу.

– Я знаю: как бы я тебя ни любила, есть часть тебя, которая остается для меня недоступной, – ответила она. – Я постоянно чувствую, что недотягиваю до идеала – если именно этот идеал таится в глубине твоего сердца.

– Глупышка! – нежно сказал маркиз. – Ты – все, что мне нужно, все, что я хотел найти в женщине.

Однако, говоря это, он в душе сознавал, что лжет.

Та женщина была милой, очаровательной, желанной, ее ласки – совершенными, – и при всем том она была права, полагая, что чего-то ей недостает.

С Эстер Стэндиш было то же самое. Ни одна женщина не хотела отдавать себя больше, чем она, и ему было известно: он волновал ее так, как прежде не смог взволновать ни один мужчина.

Стоило их взглядам встретиться в комнате, полной людей, – и они ощущали друг к другу магнетическое притяжение.

Пламя желания вспыхивало и, разгоревшись от их прикосновений, поглощало и испепеляло их обоих.

А как она была прекрасна!

Маркиз улыбнулся, припоминая все мелкие уловки, которые она продолжала использовать, чтобы привлечь его внимание к своему телу.

Черные жемчуга на белой коже, голубые подвязки с его инициалами, вышитыми бриллиантами.

Ее манера встречать его, не имея на себе никакой одежды, лишь в ярких домашних туфлях, или в другой раз – с огромными, почти до плеч серьгами в ушах.

В мире не существовало ни одной соблазнительной затеи, которую леди Эстер не была готова употребить, чтобы привлечь внимание мужчины и заставить его ощутить, как она ему нужна.

Несомненно, когда страсть к мужчине, как у леди Эстер к нему, перерастает в одержимость, это весьма приятно и льстит мужскому самолюбию.

Так, за всеми этими мыслями, он подъехал к своему дому на Парк-лейн и, остановив лошадей перед портиком с колоннами, окончательно решил, что назавтра к ней не поедет.

Войдя в мраморный зал, он с удовлетворением отметил, как восхитительны были освещенные солнцем картины Ван Дейка, которые продал его отец, а он недавно смог вернуть, выкупив их.

– Дома ее светлость? – спросил он у дворецкого.

– Да, милорд. Ее светлость ждет вашу светлость в голубой гостиной.

Маркиз поднялся на второй этаж и вошел в великолепный зал с бело-золотыми стенами, служившими идеальным фоном для целой коллекции картин французских мастеров.

Правда, несколько панелей зияли пустотой, – всякий раз при виде их маркиз мрачнел. Но теперь он хотел видеть только свою сестру, которая стояла у окна, глядя на сад.

– Алексис! – воскликнула она, когда он вошел в гостиную. – Я уж думала, что ты совсем забыл меня.

– Ты должна простить мне мое опоздание, Каролина, – ответил маркиз. – Мне пришлось задержаться по неотложному делу.

– И я даже могу догадаться, с кем ты задержался, – с улыбкой заметила графиня Брора, направляясь к дивану.

Каролина была на пять лет старше маркиза. Она была привлекательной женщиной, однако ее внешность была не столь незаурядной, как у брата.

Однако, в своем элегантном наряде, с новой весенней шляпкой на голове и огромной муфтой в руках, Каролина Брора вполне могла на равных соперничать с большинством светских красавиц.

– Я вот подумала, что в Мерлинкуре уже распустились нарциссы, – сказала она, садясь на диван. – Ты ведь знаешь, как они чудесны весной, – а сейчас, когда так тепло для этого времени года, они уже цветут так, что кажется, будто весь склон покрыт великолепным золотым ковром.

Маркиз смотрел на сестру внимательным взглядом. Хотя внешне он выглядел лениво-рассеянным, мало что могло укрыться от его внимания. Наконец он произнес:

– Каролина, у меня такое чувство, что ты хочешь поговорить со мной о Мерлинкуре.

– Ты прав, – согласилась она. – Но как ты догадался?

– Твои слова весьма прозрачны, моя дорогая, – улыбнулся маркиз. – Я-то думал, что ты хочешь видеть меня ради меня самого.

– То, что я хочу тебе сказать, связано с тобой, – сказала графиня. – Ты хоть имеешь представление о том, что происходит, Алексис?

– О чем именно? – осведомился он.

– О том, что делает Джереми, – пояснила его сестра.

– Джереми? – Голос маркиза наполнился неприязнью. – Невозможно, чтобы он так быстро спустил все, что я ему дал! Если так, то на этот раз он, черт возьми, может прямиком отравляться в долговую тюрьму.

– Дело не в деньгах, – возразила графиня, – во всяком случае, не только в них.

– Перестань говорить загадками, Каролина, – оборвал ее брат, – и переходи к делу. Что же такого сделал Джереми, что ты так встревожилась?

Подавив вздох, графиня Брора сказала:

– Он заявляет, – и я уверена, не без оснований, – что намерен жениться на Лукреции Хедли.

Маркиз был явно озадачен.

– Хедли? Ты имеешь в виду…

– Я имею в виду, – перебила его сестра, – ту девушку, что живет в Дауэр-хаусе с отцом, который владеет домом, принадлежавшим многим поколениям нашей семьи, и участком земли в пятьсот акров, расположенным в самом центре нашего имения!

Переведя дыхание, она продолжала:

– Ты хоть понимаешь, что это значит, Алексис? Тебе придется терпеть Джереми, который будет практически сидеть у тебя на пороге, хвастаясь, что он хозяин части Мерлинкура. Он уже думает, что это так и есть! Если он женится на этой девушке, то станет постоянной занозой в твоем теле. Надеюсь, ты не можешь этого отрицать?

– Я и не стану отрицать это. Но почему мне раньше об этом ничего не говорили? – спросил маркиз.

– Потому что ты никогда не выказываешь интереса к тому, что делается в графстве, – с укором ответила Каролина. – А мы с Уильямом были на севере.

Глядя на брата умоляющим взглядом, она продолжала:

– Алексис, ты не можешь допустить, чтобы это произошло! Ты знаешь, каким несчастьем обернулось то, что папа вдруг разрешил этому Хедли купить Дауэр-хаус и поселиться прямо у нас под носом! Но чтобы там был еще и Джереми!

В голосе графини слышался ужас, и маркиз понимал сестру.

Они оба не любили кузена Джереми Руки, презумптивного наследника маркизата[3]. На счету этого типа был длинный список всевозможных прегрешений и одиозных проступков, осуждаемых в обществе. При этом он вечно был в долгах.

Маркиз много раз спасал его от тюрьмы, а его сестра открыто заявляла, что, доведись ей случайно встретить Джереми, она не станет с ним даже здороваться.

Пропасть, в которую он скатился, была поистине бездонна, и не было, казалось, ни одного вида финансового мошенничества, который бы он не испробовал.

Маркиз прекрасно сознавал, что его сестра не преувеличивала, говоря, что если Джереми поселится в имении Мерлинкур, то ситуация станет невыносимой.

– Расскажи мне, что именно произошло, – попросил он. Его голос, в отличие от почти истеричного тона Каролины, не выдавал его волнения.

– Как только я вернулась в Лондон, мне об этом рассказала герцогиня Девонширская, – начала она. – Я стала расспрашивать наших друзей – и все они передавали мне одну и ту же историю. Джереми всюду трубит, что он получит в собственность пятьсот акров земли в Мерлинкуре и сказочно разбогатеет.

– Я, конечно, знаю, что сэр Джошуа Хедли – человек состоятельный, – задумчиво проговорил маркиз.

– Он чрезвычайно богат, – воскликнула графиня, – в этом нет сомнений! А его дочь слишком молода. Я думаю, девушка не знает, что представляет собой Джереми, или, возможно, просто хочет закрепить связь с Мерлинкуром.

Маркиз ничего не говорил. Его сестра расплакалась:

– Как отец мог совершить такую глупость, продать Дауэр-хаус! Я никогда не могла этого понять!

– Наверное, поддался уговорам, а цена, которую ему заплатили, сделала эту сделку выгодной, – предположил маркиз.

– Я помню, как огорчилась тогда, – взволнованно продолжала Каролина. – Я написала тебе и, хотя твой ответ был сдержанным, уверена, что ты тоже переживал.

Маркиз ничего не ответил. Он пересек гостиную и подошел к окну. Каролина была права: мерлинкурские нарциссы скоро раскроются навстречу лучам весеннего солнца, и дом, отражающийся в серебряной глади озера, будет сказочно прекрасен.

– Проклятье! – сказал он вслух. – Я не хочу, чтобы Джереми подстерегал меня за каждым деревом, расхаживая по имению так, будто оно ему принадлежит.

– По крайней мере часть будет принадлежать ему, – с горечью заметила его сестра.

– Как можно так увлечь девушку, чтобы она, какая бы ни была, вышла замуж за такого человека, как Джереми? – недоумевал маркиз.

– Я думаю, это не ее воля, – ответила его сестра. – Полагаю, это все устраивает ее отец. Ведь в свое время он сумел убедить отца совершить эту глупость, к тому же в глазах тех, кто не знает Джереми так, как знаем его мы, Джереми – завидный жених. Если ты так и не женишься, он станет пятым маркизом Мерлином.

Последовала секундная пауза, а потом маркиз сказал:

– Уверяю тебя, Каролина, я не допущу, чтобы Джереми унаследовал наши законные владения.

Поднявшись с дивана, графиня горячо воскликнула:

– Алексис, я так надеялась, что ты так и скажешь! Это единственный выход, но я боялась, ты не согласишься на это.

– Не соглашусь на что? – удивился маркиз.

– Жениться на этой девушке! Разве ты не видишь, что это идеальное решение?

– На ком я должен жениться? – уточнил маркиз, хотя ответ был ему известен.

– На Лукреции Хедли! – ответила его сестра. – Я навела справки, и мне сказали, что она весьма привлекательна. И что бы мы ни думали о поведении сэра Джошуа, девушка хорошо воспитана. В конце концов, ее мать – урожденная Ратлин.

– Для дочери герцога это наверняка был мезальянс, – заметил маркиз.

– Отнюдь, – возразила его сестра. – Уверена, что герцог был счастлив заполучить в зятья Джошуа Хедли – по-настоящему состоятельного человека. Ратлины, подобно большинству богатых когда-то семей, всегда были на грани банкротства, и я слышала, что леди Мэри Хедли обожала своего мужа. Как бы там ни было, ее теперь нет в живых. Важно лишь то, что в жилах этой девушки течет благородная кровь.

Маркиз не проронил ни слова, и его сестра продолжала:

– Хедли родом с севера, но они были люди знатные, а когда сэр Джошуа получил в наследство обширные плантации на Ямайке, его женитьба на аристократке была делом вполне предсказуемым.

Маркиз подошел к сестре.

– Ты на самом деле полагаешь, что единственный способ помешать Джереми поселиться в Дауэр-хаусе – жениться мне на этой девушке? Что за безумная мысль!

– Такая ли безумная? – возразила Каролина Брора. – Когда-нибудь тебе все равно придется жениться. Ты должен будешь произвести на свет наследника, если, конечно, ты не намерен уступить Джереми свое место! В конце концов, это единственный способ, который даст нам возможность вернуть себе Дауэр-хаус и пятьсот акров.

– В обмен на мою свободу, – сухо заметил маркиз.

– В обмен на то, чтобы вышвырнуть Джереми из нашего имения, – парировала Каролина. – Когда я начинаю думать о том, как этот человек поступал, когда я вспоминаю, что он говорил и что он делал, для меня становится нестерпимой сама мысль, что он, с его мерзким лицом, будет встречать меня в Мерлинкуре!

Маркиз расхохотался, но смех его прозвучал неестественно.

– Ты, я вижу, ненавидишь его, Каролина!

– Он мне отвратителен. Но надо признать, что в данном случае он ведет себя по-умному.

– В чем же это? – осведомился маркиз.

– Ну, во-первых, в том, какую он себе нашел невесту. Не забывай: Лукреция – единственная дочь сэра Хедли, и, как мне приходится слышать от знающих людей, ее отец с каждым годом становится все богаче. – Графиня Брора понизила голос: – Мне также сказали, что, по словам Джереми, приданого будет тысяч пятьсот.

– Боже правый! – Маркиз был поражен настолько, что на секунду оставил свой лениво-небрежный тон.

– Целое состояние, правда, Алексис? – продолжала Каролина. – Ты мог бы превосходно им распорядиться. В собрании до сих пор недостает нескольких бесценных картин, а уникальный серебряный поднос выставлен на продажу на Бонд-стрит. Мне кажется, этот ювелиришка специально держит его в витрине, чтобы досадить мне. Приближаясь к магазину, я всегда перехожу на другую сторону улицы! – раздраженно заметила Каролина.

Взглянув на брата, она вкрадчиво продолжала:

– Я беспокоюсь о тебе, дорогой Алексис, ведь твои конюшни почти пусты, охотничий домик в последние три года сдается в аренду, да я могу назвать еще многое, на что тебе нужны деньги. Пятьсот тысяч могли бы поправить твои дела.

– В твоих словах – все искушения святого Антония, – усмехнулся маркиз.

Его сестра нетерпеливо взмахнула рукой.

– Как еще мне убедить тебя, что это твой долг не только перед самим собой, но и перед всеми нами, твоими родными, которые любят Мерлинкур и не вынесут, если Джереми осквернит в нем хотя бы дюйм.

– Не торопи меня, Каролина! Я должен подумать, – произнес маркиз.

– На раздумья нет времени! – воскликнула сестра. – Джереми трубит на весь Лондон, что о его помолвке будет объявлено со дня на день.

– Послушай, Каролина, ведь нельзя исключить возможность того, что все мои чары, даже если я пущу их в ход, не перевесят обаяния Джереми, – добавил маркиз. – Вероятно, девушка в него влюблена.

Звук, который в ответ издала его сестра, не приличествовал такой благовоспитанной особе.

– Господи, Алексис, о чем ты говоришь! Ты знаешь не хуже меня, что девушка, любая девушка, наверняка предпочтет маркиза, каков бы он ни был, Джереми Руки. И если ты, с твоим хваленым шармом, не сможешь влюбить в себя глупенькую неопытную малышку, у нас не остается никакой надежды! – Улыбнувшись, она добавила: – В конце концов, у тебя была богатая практика в покорении куда более опытных сердец!

– Гораздо более опытных, – согласился маркиз. – Боже правый, Каролина, ты можешь себе представить, чтобы на меня накинула узду вчерашняя ученица? О чем, черт возьми, мне с ней говорить?

– Может, пока она и юна… – начала Каролина Брора и, слегка помедлив, продолжала: – Вообще-то она провела прошлую зиму в Бате и некоторое время в Лондоне… в минувший сезон.

– Я вижу, у тебя на все есть ответ, – заметил маркиз. – Расскажи-ка мне все, что тебе известно об этой девчонке.

– Да, я навела о ней справки и считаю, что сделала полезное дело, – призналась графиня. – Говорят, она привлекательна, но я тебя огорчу – она брюнетка.

Бросив лукавый взгляд на брата, она добавила:

– Твоя слабость к блондинкам хорошо известна, дорогой Алексис. Дай-ка я припомню твоих возлюбленных за последние десять лет… Леди Джерси, герцогиня Девонширская…

– Довольно, Каролина! – властным тоном перебил маркиз, и его сестра умолкла на полуслове.

– Ты сказала, что она брюнетка, – напомнил Алексис. – Дальше…

– Герцогиня Ратлин, мать леди Мэри и бабушка Лукреции, была француженкой, – продолжала Каролина. – Именно этим объясняется то, что у девушки темные волосы. По-моему, она довольно привлекательна. Она получила хорошее образование, о чем позаботился сэр Джошуа, и потом, я надеюсь, она унаследовала хотя бы толику отцовского ума. Ты можешь не любить его, Алексис, как, впрочем, и я…

– Ты забываешь, что я никогда его не встречал, – перебил сестру маркиз. – Когда отец умер, нами или тобой было принято решение не знаться с Хедли, поскольку мы были в ярости, вполне объяснимой, оттого, что они убедили отца совершить ряд поступков, которые мы однозначно осуждали.

– Я это, конечно, помню, – поспешно проговорила графиня, – но я познакомилась с сэром Джошуа еще при жизни папа́. Это красивый мужчина удивительно высокой культуры. На самом деле, если бы можно было выбирать, я бы скорее предпочла, чтобы в Дауэр-хаусе жил он, а не Джереми.

– Само собой, – согласился маркиз. – Насколько я могу судить, с тех пор как они там поселились, не было никаких неприятностей, конечно, если не считать того, что Хедли готов платить людям более высокое жалованье и нанимать на свои фермы больше работников, чем можем себе позволить мы.

– Все изменится, если ты женишься на Лукреции, – поспешила вставить Каролина.

– Похоже, ты убеждена, что я соглашусь на этот безумный поступок, – неприязненно заметил маркиз.

Каролина всплеснула руками.

– А что еще можно придумать? – спросила она. – Разве что позволить Джереми вторгнуться в Мерлинкур.

– Черт бы его побрал! Я этого не потерплю! – запальчиво воскликнул маркиз.

– Я так и знала – для тебя эта перспектива так же ужасна, как и для меня, – сказала Каролина. – А теперь позволь напомнить тебе, Алексис, что время не ждет. Ты должен решиться и сделать предложение немедленно. Иначе Джереми поведет девушку к алтарю столь быстро, что ты уже никак не сможешь ему помешать.

Каролина, заметив, как сжались губы брата, с удовлетворением заключила, что он преисполнился решимости не допустить, чтобы дерзкий план его кузена оказался успешным.

Она легонько погладила его руку.

– Алексис, мне жаль, что тебе придется жениться без любви, – искренне сказала она. – Но, дорогой брат, тебе лучше моего известно, как мало времени ты проводишь в тех кругах общества, где можно встретить достойных молодых девиц.

– Я прекрасно знаю, что однажды буду должен жениться, – ответил маркиз. – Но, уверяю тебя, Каролина, в данный момент мысль о женитьбе вызывает у меня смертную скуку!