Читать книгу Монастырь - Баян Ширянов - Страница 7

Короткие волосы на затылке Николая зашевелились. Куль кожей чувствовал, что вслед ему обращены десятки взглядов из отъезжающего автобуса. Ему неистово захотелось обернуться, выкинуть какой-нибудь фортель, послать это раздолбанное транспортное средство, вместе со всеми пассажирами, на детопроизводный орган, но Кулин сдержался, продолжая мерно вышагивать в обществе Мотыля и Главной Скотины.

Место их назначения было известно заранее и по пути в гараж никто из них не проронил ни слова. Лишь Мотыльков насвистывал себе под нос что-то блатное. Леонид Степанович неодобрительно косился на зека, но замечания делать не стал. Мотыль на голову возвышался над Покрышкиным и, Николай видел это собственными глазами, мог почти без усилий разорвать подкову. На бесконвойку Сергей Мотыльков перешел из ремонтников, где занимался токарными работами и прославился тем, что голыми руками останавливал шпиндель станка. Ни с кем особо Мотыль не кентовался, ничего про себя не рассказывал и Куль так до сих пор и не знал за что этот богатырь поимел срок. Статья, конечно, была известна всем – 206-я, хулиганка, но что конкретно нахулиганил Мотыльков знали лишь отрядник да кум.

С Кулиным Сергей держался ровно, впрочем, как и со всеми. Николай же ценил такие отношения и не лез, что называется, в душу, зато, если требовалась физическая сила, сразу звал Мотыля и тот, без гнилых зековских подколов «А чо я за это наварю?» шел и помогал.

Свернув с асфальта на грунтовый проход между магазином и почтой, троица вышла к стене колхозного гаража. Полсотни метров по глине, поворот, и Покрышкин, даже не проверяя идут ли за ним зеки, вошел на двор, где стояли полуразобранные грузовики и, в дальнем углу, валялась груда металлолома, которая когда то была черной «Волгой» председателя колхоза. Теперь председатель рассекал на джипе. Двор был тих. Все колхозные водители уже разъехались по заданиям и лишь откуда-то слева доносились мерные удары металла о металл.

– Эй, Мирон! – что было мочи заорал Леонид Степанович.

– Чего? – донеслось откуда-то снизу.

Мирон, которого звал Главная Скотина, был начальником гаража, но не гнушался и сам залезть в ремонтную яму, откуда и подал голос.

– Бросай свою дохлятину! – уже потише крикнул Покрышкин, – Я те дармоедов привел!

– Дармоедов, говоришь… – начальник гаража появился из-за заляпанного грязью «ЗИЛа». Мирон, Петр Андреевич Миронов, сколько его помнил Кулин, всегда выглядел одинаково: кепка, прикрывающая лысину, гладко выбритый подбородок, засаленная телогрейка, заскорузлые руки, на пальцах которых, сквозь пятна солидола и мазута просвечивали несколько наколотых перстней. Петр Андреевич сам отсидел в сталинских лагерях и, в отличие от большинства заносчивых колхозников, относился к зекам с пониманием.

– Вот, – Покрышкин указал на Мотылькова и Кулина, словно без его помощи начальник гаража сам не смог бы их разглядеть, – прими и распишись.

– Ну, мужики, – подмигнул Мирон, расписываясь в поданных Леонидом Степановичем бумагах, – будем бычить или блатовать?

– Да, как обычно… – без тени улыбки пожал плечами Мотыль.

– Ты, Мирон, с ними тут не панибратствуй. – сурово предупредил Главная Скотина.

– Да ладно, – отмахнулся Петр Андреевич, – Они ж нормальные мужики, только судьба не подфартила…

Но сказано это было уже в спину Покрышкину. Главный скотник, не прощаясь, быстро улепетывал к воротам, словно его на буксире притягивал запах свинарника, а вонь бензина и машинного масла являлась для него отталкивающим концом магнита.

– Как на счет чихнуть перед работой? – теперь Мирон уже говорил совершенно серьезно.

– Положительно. – кивнул Николай. Мотыль присоединился к этому мнению.

Банка с чифирем прикрытая фольгой уже стояла на ящике прямо за воротиной гаража. Николай никак не мог понять, как Мирону удается запарить чай в точности к приходу бесконвойников так, что тот успевал настояться и при этом не простыть.

– Вроде, нормально запарился… – Петр Андреевич поднял банку и посмотрел на просвет. Стаканы стояли тут же, рядком. Сняв импровизированную крышку, Мирон, почти не глядя, разлил литровую емкость по хапчикам. На дне еще оставалась заварка с нифилями и банка встала на прежнее место.

– Сдвинули. – кивнул сам себе бывший зек и отпил два маленьких глоточка. Мотыль и Кулин последовали его примеру. Несмотря на то, что здесь каждому досталось по целому стакану заварки, все, по укоренившейся привычке или негласной тюремной традиции, пили именно по паре глотков.

Николай с удовольствием глотал горячий терпкий настой, чувствуя, как чифирь постепенно начинает действовать, прогоняя остатки сонной одури, заставляя сердце биться чаще и радостнее. Даже холодный и промозглый утренний воздух стал казаться не таким противным. На Кулина нашла благость. Он, на краткие мгновения примирился с окружающей его действительностью, почувствовал в своем пресном существовании какой-то вкус.

– Теперь о деле. – произнес Мирон когда пришла пора разлить остатки чихнарки. – Тебе, Мотыль, с утра надо сделать несколько ходок на станцию. Там два вагона с удобрениями стоят уж больше суток…

Станция, о которой говорил Петр Андреевич, была сортировочной станцией местной железной дороги. То, что Сергея посылали именно туда говорило о том, что Мирон не сомневается в надежности Мотыля. Кулина это не огорчало, Мотылькову до откидона оставалось не больше трех месяцев, он уже и заяву на волосы подписал у замполита и теперь щеголял короткой, но прической.

– Теперь ты, Куль… – повернулся Петр Андреевич к Николаю. – Разнарядка такая: две ходки со щебнем для твоих приятелей. Потом заскочишь в овощехранилище и забросишь к себе в лагерь картошку и все такое прочее…

Мирон говорил, а Кулин запоминал и прикидывал, где и как во время этих работ можно схалтурить. Так, гоняя за щебнем, обратно можно было захватить навоз и спихнуть его дачникам. А уж ездкой в зону сам Бог велел воспользоваться. ГАЗ Николая давно был оборудован несколькими тайниками в которых могли быть спрятаны как водка, так и чай. И то, и другое за колючкой цену имело выше в два, а то и более раз. Так что сегодняшний день обещал быть удачным.

Бесконвойники допили чифирь, получили от Петра Андреевича маршрутные листы и накладные. Рабочий день начался.

В иные дни, когда Николай не был столь загружен, ему удавалось на полчаса-час съездить и в Хумск. Местные ГАИшники практически не проверяли грузовики и поэтому риск схлопотать нарушение, расконвоированным запрещалось отдаляться от зоны на расстояние более пяти километров, был минимальным. Но все равно, в целях личной безопасности, Куль надевал телогрейку без бирки, которую были обязаны носить на груди все зеки. Риск оправдывался. Лишь в городе можно было приобрести разного рода таблетки, начиная от «теофедрина» и кончая «этаминалом натрия», на которые в среде блатных пользовались постоянным спросом. Да и выбор необходимых зекам продуктов был куда разнообразнее, чем в колхозном магазинчике или лавке при железнодорожной станции. Еще одной роскошью, которую мог себе позволить Кулин тайком наведываясь в Хумск, был обед в столовой. Зеков, что в лагере, что в колхозе, кормили достаточно однообразно. В их меню второе блюдо всегда начиналось со слова «каша». Различия были только в наименовании этой каши, хотя, очень редко, она заменялась слипшимися макаронами. Лишь в «самоволке» Николай мог отведать таких деликатесов, как шницель по-русски, сардельки, свиная отбивная… Вкус у этих произведений кулинарии был далеко не тот, что даже в захудалых московских общепитовских точках, но питаясь в городе, среди толпы вольняков, Куль ностальгически представлял, как он откинется, и не нужно будет каждое утро вставать на проверку, не будет вокруг этих опостылевших за годы отсидки рож, как залезет он в постель к жене…

На этом месте мечтания обычно давали сбой. Его жена, которая ни разу за все годы заключения не приехала к Николаю на свидание, в первом же письме заявила, что ждет его выхода лишь для того чтобы подать на развод и лишь после этого разменять квартиру. Это было весьма благородно с ее стороны. Еще одним проявлением великодушия являлось то, что супруга все-таки посылала передачи и деньги. Ни того ни другого Кулин не просил, хотя и понимал, что без поддержки с воли ему придется весьма туго, но судя по холодно-деловому стилю посланий, решил, что между ними действительно все кончено и поэтому счел, что не связан более никакими моральными обязательствами. Как только случалась такая возможность, Николай пользовался услугами местных опущенных, причем, не «месил говно», как большая часть зеков, а ограничивался лишь тем, что называлось в медицинских терминах, орально-генитальным контактом.

Но, с выходом на бесконвойку, нужда в пидорах отпала.

В одну из ездок Куль познакомился с Ксенией, дачницей, которая, жила в своем пригородном домике почти что круглый год. Николай никогда не интересовался чем она занимается, но было похоже, что здесь, в глубинке, эту достаточно молодую особу прячет от всяких посягательств ее благоверный.

Произошло это достаточно случайно. Кулин зимой, только-только получив возможность шоферить, ехал со станции в колхоз, завершая последнюю на тот день ходку. На железнодорожном переезде шлагбаум был закрыт и стояла очередь из легковушек и грузовых машин. Непонятно почему, но эта женщина выбрала именно ГАЗ Николая. В тот момент он думал лишь о том как бы не опоздать на автобус, который должен был доставить бесконвойников обратно в монастырь. И, когда раздался негромкий стук в окно, Куль не обратил не него внимания, весь погруженный в свои мысли. Стук повторился. Повернув голову, Николай, сквозь запорошенное снегом дверное окошко увидел лишь какой-то светящийся ореол. Через мгновение дверца распахнулась и перед Кулиным возникла она. Фары стоящего за ГАЗом автомобиля подсвечивали наброшенный на голову капюшон ее светлой шубки и казалось, что это светится сам мех, окружая темные волосы женщины сияющим нимбом.

– Вы не подбросите? – спросила она.

Николай, ошалев от чудного видения, дольше, чем требовалось, смотрел на незнакомку, пока наконец порыв холодного воздуха из распахнутой двери не привел его в чувство.

– Залезай… те… – хрипло проговорил Кулин.

Женщина споро забралась в кабину:

– Вы даже не спросили куда мне надо… – с несколько обиженной интонацией проговорила попутчица и лишь теперь Куль понял, что она очень молода.

– И куда вам надо? – послушно осведомился Николай.

– Ой, вы такой смешной! – расхохоталась вдруг девушка.

– Почему это? – опешил Кулин.

– Вы на меня смотрите так, словно никогда женщин не видели…

– Последние годы – да.

– Да как так может быть?! – на лице незнакомки читалось такое искреннее удивление, что Николай и сам не заметил, как рассказал ей про себя почти все. К тому времени Ксения уже разъяснила куда надо ехать, и Куль, несмотря на то, что ему приходилось делать крюк порядка десяти лишних километров, гнал и гнал машину по скользкой зимней дороге. Он не думал, что это случайное знакомство может принести какие-то плоды, однако, когда однажды Кулин закончил работу гораздо раньше, чем обычно, он вдруг поймал себя на мысли, что ему чертовски хочется еще раз увидеть эту странную женщину. Адреса ее он не знал, но зрительная память сработала безотказно и вскоре Николай притормозил у невзрачного двухэтажного домика.

Свет в окнах горел, Куль с минуту потоптался у калитки, вздохнул, и решив «будь что будет», шагнул во двор.

Ксения, к удивлению бесконвойника, узнала разоткровенничавшегося водителя, посадила его в большой комнате, захлопотала на кухне. Потом они пили чай, болтали о каких-то незначащих вещах. Николай пожирал девушку глазами и при этом не забывал постоянно поглядывать на часы.

Наконец, когда пришла пора уходить, хозяйка проводила Николая до машины и шепнув: «Заходи еще, ладно?» – поцеловала, захватив своим лобзанием и щеку, и губы.

От этого женского прикосновения Куль ошалел. Фантазия его разыгралась в полную силу. Он почти наяву видел все эти эротические сцены, при этом умудряясь не врезаться в попутные столбы и сугробы.

Это изменение состояния Кулина увидели все бесконвойники.

– Чего это у тебя глаза так блестят? – спрашивали Николая, – Что, козырный сеанс отхватил?

Не имея возможности, да и желания, рассказывать что действительно произошло, Куль соврал чего-то правдоподобное. Зеки восторженно поцокали языками, и прекратили обращать на Кулина внимание. Но Николай уже не мог забыть эту девушку.